23

Джонатан едва лишь взглянул на Тилли, как тут же понял, что эта женщина обладала огромным терпением, покладистым характером и добрым сердцем. Идеальная жена для человека, который выбрал для жизни такое место, как Кертин-Спрингс. Единственное, что мешало, – так это ее непрестанная болтовня. К счастью, она говорила много интересного и не приукрашивала лишения, присущие жизни в таком заброшенном месте. Джонатан был рад услышать ее восхищенные рассказы о здешних животных, но больше всего его обрадовало, что она хорошо знала местных аборигенов. Именно это ему и требовалось.

– Теперь к нам на бензозаправку заглядывают люди, но так было не всегда, – рассказывала она Джонатану. – В первый год мы видели лишь шесть человек, не считая нас двоих. Верно, Берни?

– Шесть человек? Неужели так много? – засмеялся он.

– Наша супружеская жизнь начиналась в автофургоне, мы жили тут практически одни, никого не видя. Тем более непривычно это было для молодой женщины из Манчестера, выросшей в многодетной семье (у меня десять братьев и сестер). Мне казалось, будто меня забросили на луну. Честно признаюсь, тогда я даже не знала, надолго ли хватит моего терпения. Но Берни решил проблему. – Тилли хихикнула. – Через пару месяцев после нашего приезда я родила девочку. Ее мучили колики, и бедняжка кричала день и ночь. Господи, тогда я была готова отдать что угодно за тишину, какая была у нас прежде. Разбежались даже все звери. Едва маленькая Сьюзен успокоилась, как родился следующий ребенок. К счастью, Чарльз был спокойным. За ним последовали еще двое. Но тут так много места, и дети никогда нам не мешали. Они появлялись дома, лишь когда хотели есть, и были такие грязные, что я не могла их отличить от детей аборигенов. Словом, я ко всему привыкла. Теперь я даже не знаю, как бы я жила в большом городе – с соседями и необходимостью делать покупки в многолюдных магазинах.

– Я понимаю, что вы хотите сказать. Я и сам не знаю, как буду реагировать на лондонские толпы, когда вернусь домой, – продолжал Джонатан. Иногда он ужасно скучал по Лондону. Но в другие дни, глядя в бездонную синеву неба, он не мог даже представить, как он будет снова привыкать к серенькому небу Англии. – Нет, конечно, я рано или поздно привыкну к своей прежней жизни, но многое наверняка покажется мне там чужим.

Берни не преувеличивал, расхваливая кулинарное искусство супруги. Сочный гамбургер, который она приготовила для Джонатана, очень ему понравился. Тем более что к нему было подано первоклассное пиво. А Марли отдала дань жареному картофелю и бутылке красного лимонада.

– Вот уж никогда бы не подумал, что холодное пиво станет для меня деликатесом, – сказал Джонатан.

– Я приехала сюда с Берни при условии, что он купит мне новый холодильник, – сказала Тилли. – Честное слово, это единственное, на чем я настаивала. И наш «Фриджидаер» 1937 года до сих пор работает исправно, словно в первый день после покупки.

– Шесть месяцев мы ждали его тут, – добавил Берни.

– До этого мне пришлось пользоваться старомодным ледяным шкафом, который весь был выложен пробкой, потому что льда тут и в помине не было. Теперь страшно даже вспоминать об этом. В тот первый год лето было самым жарким из всех, какие я видела, – сказала Тилли. – Продукты портились буквально на второй день.

– У вас тогда уже было электричество для холодильника? – спросил Джонатан.

– Мы использовали генератор, – ответил Берни. – Я подсоединил его к ветряку. Потом к нам провели электричество, и теперь я использую генератор лишь при перебоях. Он работает на бензине.

– А тот холодильник? Как его сюда доставили? – спросил Джонатан.

– Его везли поездом из Аделаиды, – ответил Берни.

– Но ведь тут поблизости нет железной дороги?

– Нет. И я не мог привезти сюда холодильник на грузовике, потому что водители отказывались съезжать с шоссе, которое тогда тоже было обычной грунтовкой. Так что «Афганский экспресс» сделал дополнительную остановку в тридцати милях от Эрлдунды, там выгрузили холодильник и погрузили на телегу, запряженную верблюдом. Двадцать лет назад тут практически все перевозилось на верблюдах. Конечно, все тянулось страшно долго, Тилли даже пригрозила мне разводом. Так что этот холодильник, пожалуй, спас нашу семью.

– Ах, зато какой был волнующий день, когда прибыл мой «Фриджидаер», – с нежностью проворковала Тилли.

– Можно было подумать, что среди лета пролился дождь, – улыбнулся Берни.

Тилли подмигнула девочке.

– Ну как, вкусно тебе, моя милая?

Марли кивнула и просияла.

– Я люблю лимонад.

Обычно девчушка была робкой и замкнутой, особенно с незнакомыми белыми людьми. Но с Тилли она смеялась и болтала, словно со старой знакомой.

– А вы знаете, есть ли среди аборигенов, живущих вокруг Айерс-Рок, люди из племени Анангу? – спросил у Эдвардсов Джонатан.

– Рок – земля племени Анангу Питьянтьятьяра, – сообщила Тилли.

– Я предполагаю, что в клане Анангу живут бабушка, тетки и дяди Марли, – сказал Джонатан, когда Марли вышла из дома и стала играть со старым псом. – К сожалению, я не знаю, известно ли им о смерти ее матери. Если у меня получится с ними объясниться, для них это будет настоящий шок.

– Я уверена, что они уже все знают, – заверила его Тилли. – Такие новости очень быстро распространяются среди аборигенов. Родственники узнают об этом, даже если живут за сотни миль. Они обрадуются, когда вы привезете им Марли.

– Хотелось бы надеяться, – сказал Джонатан.

– Кажется, вы не очень уверены в этом? – спросила Тилли. – Вы беспокоитесь, правильно ли вы поступаете?

– Да, я действительно ужасно беспокоюсь. Я даже не представляю, как я смогу с ней расстаться. И не знаю, как она отнесется к тому, что я оставлю ее у чужих людей. Мне хотелось бы убедиться, что родные будут заботиться о ней, хоть я и не знаю, как это сделать. Я обещал ее отцу, что не оставлю малышку. Я дал ему слово. В общем, честно говоря, у меня нет ощущения, что я действую правильно.

– Привязанность, которую вы испытываете к девочке, явно обоюдная. В общем, совершенно нормально, что вы оба очень близки. Поначалу Марли будет непривычно жить в племени. Вы должны как-то оценить ту ситуацию, больше вы все равно не сможете ничего сделать. Дайте девочке возможность познакомиться с ее семьей. Понаблюдайте, как родственники отнесутся к Марли. Если увидите, что она чувствует себя там хорошо, вам будет легче с ней расстаться. В долгой перспективе малышка в любом случае будет лучше себя чувствовать среди своих. К такому выводу я пришла после многих ошибок.

Джонатан знал, что Тилли права. Если уж на то пошло, он должен импровизировать, посмотреть, что произойдет, когда Марли встретится со своими родственниками.

– Мне становится смешно, когда я думаю о том, как я стану объясняться с аборигенами, – сказал он. – Можно ли рассчитывать, что кто-то из них говорит по-английски?

– Маловероятно, хотя кто-то из них одно время работал на ферме. Впрочем, кажется, я вижу один выход, – сказал Берни. – Сейчас я погляжу, тут ли старый Бурнум. Он должен быть где-то за домом. – Он встал и вышел.

– Старый Бурнум? – Джонатан вопросительно поднял брови.

– В это время он обычно бывает где-то рядом, – сообщила Тилли, словно Джонатан знал, о ком речь.

Берни вошел в заднюю дверь, загороженную от мух полосками ткани. За ним следовал старый абориген, босой, в бесформенной шляпе и такой выгоревшей рубахе, что невозможно было определить ее изначальный цвет. Длинные штаны были в таком же состоянии. Его левая половина лица и левая половина тела были покрыты пылью – вероятно, старик где-то спал и только что проснулся.

– После полудня Бурнум всегда проходит мимо нас, – объяснил Берни. – Он живет с семьей в поселке в пяти милях отсюда. В Кертин-Спрингс он приходит пешком, ложится вздремнуть под своим любимым деревом, потом мы с ним пьем пиво, и он идет домой. – Берни усмехнулся. – Так у нас с ним заведено. Бурнум уже согласился поехать с вами в Рок и стать переводчиком. Если вы подарите ему на дорогу бутылку пива.

Бурнум что-то сказал, но Джонатан ничего не понял, хотя старик, казалось бы, говорил по-английски. Берни расхохотался и перевел:

– Бурнум уточнил свои условия – бутылка пива на дорогу туда и бутылка на обратную дорогу.

– Без проблем, я куплю ему пиво, – ответил Джонатан, радуясь, что ему кто-то поможет. – Вот только мне хочется остаться в Айерс-Рок на пару дней. – Ведь не мог же он просто так оставить Марли одну.

– Бурнум не против этого, верно, Бурнум? – спросил Берни.

– Не-е, вы возьмете больше пива, мы останемся, – сказал старик.

На этот раз Джонатан его понял.

– Вот только… пиво нагреется на такой жаре, – возразил он. Одно дело пить теплое пиво в холодную английскую зиму, другое дело – в австралийскую жару.

– Бурнум охладит пиво в природном холодильнике, – пояснил Берни.

– В природном холодильнике?

– В роднике, – пояснила Тилли.

Джонатан купил для Бурнума несколько бутылок пива, и они отправились в Айерс-Рок. Им предстояло проехать добрых пятьдесят миль.

– Видишь вон тот дом? – спросил с заднего сиденья Бурнум, когда они ехали по пыльной дороге.

Джонатан поглядел на запад.

– Да, – ответил он.

– Ферма «Земля Коннора». Я там работать. Долго. Десять лет, – сообщил Бурнум. – Босс не очень хороший.

– Никогда бы не подумал, что там ферма. – Джонатан не увидел там ни загона, ни скота – только кусок голой земли.

– Земля Коннора – это миллион гектар. Я много работать. Босс, мистер Лукас, он платить белые много. Я получать только еда. Мало-мало сахар. Мало-мало чай и мясо. Не деньги, как белый человек. Я ушел. И не вернулся.

– Вот и правильно, – одобрил Джонатан. Он считал позором такой обман аборигенов.

– Теперь молодые черные красть скот у босс, – продолжал Бурнум и засмеялся. – Я старый. Но ничего не делать. Босс плохо платить черные работники. Теперь он платить им свой скот. Так велеть совесть.

Они ехали дальше. Бурнум пил пиво, смеялся и распевал песни на своем языке. Вид у него был довольный и непринужденный. Марли хихикала. Джонатан улыбался и качал головой.

Они миновали подковообразную гору Коннор с плоской вершиной; вдали уже виднелась красная гора Айерс-Рок. Так ее назвал в 1873 году некий землемер – в честь сэра Генри Айерса, губернатора Южной Австралии.

– Бурнум, сколько миль идти пешком вокруг горы? – спросил Джонатан, когда они подъехали к Айерс-Рок.

– Белый человек говорить шесть миль. Черные говорить два часа пешком.

– Тилли говорит, там есть питьевая вода? Родник?

Местность вокруг горы была плоская, покрытая красной пылью. Лишь кое-где виднелись пятна низкорослой акации мульга. Суровый пейзаж.

– Родник под горой, – сообщил Бурнум.

По-прежнему было невыносимо жарко. Джонатану ужасно хотелось освежиться. Он остановил машину под горой.

– Может, мы сначала устроимся тут на ночлег, а потом пойдем искать племя Анангу? – предложил Джонатан.

Бурнум вылез из машины и, застыв на месте, уставился куда-то в даль. То ли впал в транс, то ли прислушивался к чему-то. Джонатан и Марли молча, с уважением смотрели на него. Через какое-то время старик, не говоря ни слова, зашагал к горе. Неужели он знал, где находился лагерь Анангу?

Джонатан дотронулся ладонью до каменной стены и с благоговением глядел на Айерс-Рок. По словам Берни, подземная часть горы была еще больше, чем наземная. В тех местах, где низкое солнце падало на песчаник, гора казалась красной, а у тех поверхностей, которые находились в тени, цвет был совсем другой. Джонатан запрокинул голову, взглянул наверх и почти физически ощутил присутствие неких духов. Он перевел взгляд на Марли – интересно, чувствовала ли она, что здесь находится родина ее предков? Но девочка уже бегала вокруг, ловила ящериц, как делала это всегда. Джонатан не знал, разочарован он или испытывает облегчение.

У подножия горы росли деревья. Возле них Джонатан обнаружил прудик, совсем небольшой, но такой чистый и приятный. Над ним в скалах виднелись трещины, из которых сочилась дождевая вода. Марли оживилась при виде пруда и уже хотела опустить в него ноги, но Бурнум ее удержал. Он что-то сказал на своем языке, и в его глазах светился страх. Потом покачал головой.

– Это место особенное для аборигенов? – спросил Джонатан.

– Священное место, – подтвердил Бурнум.

– И в этом пруду нельзя плавать? – разочарованно спросил Джонатан.

– Нельзя.

Знаками Бурнум велел им следовать за ним и повел Джонатана и Марли вокруг горы. Они прошли мимо маленьких пещер, и Бурнум показал им рисунки аборигенов, процарапанные на скале, – ящерицы, огонь, солнце, люди, копья и нулла-нулла, дубинки, служившие оружием. Бурнум пытался объяснить им, что значили те рисунки, но Джонатан ничего не понимал. Зато его поразило, с каким благоговением аборигены относились к вере другого племени. Он уже говорил им, что сам принадлежал к племени, чьи земли простирались до озера Эйр.

Наконец они пришли к другому прудику, он был глубже и шире. В первой половине дня, когда палящее солнце было на востоке, ветвистые деревья бросали на него тень. В этот час солнце клонилось к горизонту на западе, и пруд лежал в тени горы. Бурнум захватил с собой две бутылки пива и теперь поставил их в прохладную воду.

– Вы тут пить вода и плавать, – сказал он Джонатану и Марли.

– Превосходное место для лагеря, – воскликнул Джонатан. Он купил у Тилли парочку колбасок глубокой заморозки, чтобы поджарить их на сковородке. – Но прежде Марли, конечно, искупается. – Девочка уже сидела на берегу пруда и со счастливой улыбкой болтала ногами в воде.

Пока Бурнум собирал хворост, Джонатан и Марли залезли в воду. Прудик был не очень глубокий, девочка доставала ногами до дна. Но она совсем не умела плавать, и Джонатан зорко следил за ней. Бурнум разжег костер, Джонатан вылез на берег, а за Марли теперь присматривал старик. В кронах деревьев щебетали птицы, вероятно, ожидая, когда смогут попить из пруда. Близко к берегу подошли и кенгуру. Джонатан, жаривший колбаски, обнаружил парочку собак динго, не иначе как учуявших запах мяса.

Поужинав, они пошли к машине за спальными принадлежностями, потом вернулись к пруду. Марли была в восторге от предложения Джонатана спать в эту ночь у костра.

Когда совсем стемнело, у девочки стали слипаться глаза, ведь день выдался тяжелый. Она свернулась в калачик под одеялом и тут же заснула. Джонатан и Бурнум еще сидели какое-то время у костра, смотрели в огонь и думали каждый о своем. Отныне каждый день будет для Марли таким, как этот, сказал себе Джонатан.

– Когда мы встретимся с людьми Анангу? – спросил он у Бурнума.

– Они скоро придут.

– Как они узнают, что мы здесь? – удивился Джонатан.

Старик взглянул на него своими темными глазами, в которых поблескивали огоньки от костра, и Джонатан сообразил, что задал глупый вопрос.

– Пошли, – сказал он и встал. – Мы искать хворост, чтобы на всю ночь.

В нескольких шагах от костра начиналась непроглядная тьма. Джонатан осторожно шел, стараясь не споткнуться. С ним был карманный фонарик, но батарейки были на исходе, и его света еле хватало на то, чтобы светить себе под ноги.

Внезапно он услышал вой и тут же остановился. Динго, подумал он, я должен вернуться к Марли. Он побежал назад, и тут раздался крик девочки.

– Марли!

Джонатан не знал, куда бежать; в темноте он не мог ориентироваться. Наткнулся на акацию, остановился. Господи, повторял он про себя, укажи мне дорогу, чтобы я не опоздал.

– Марли! – в панике закричал он. – Я иду.

Наконец он увидел впереди костер. Невесть откуда появившийся Бурнум бросил палку в ту сторону, где была Марли. Раздался собачий визг.

Девочка сидела на одеяле, спрятав лицо в ладонях, и рыдала. Джонатан сел рядом и обнял ее.

– Он… он меня укусил, – проговорила Марли. – Этот… динго меня укусил.

В этот момент Джонатан почувствовал под ладонью что-то липкое. Кровь? При слабом свете костра он осмотрел заплаканное личико девочки, потом увидел кровь на ее плече.

– Динго укусил тебя за плечо? – с ужасом спросил Джонатан.

Он до смерти испугался. Неужели динго хотел … хотел ее сожрать? Он прогнал от себя такую жуткую мысль. Быть такого не может.

– Динго теперь ушли, – сообщил Бурнум. – Они голод.

Джонатан похолодел от страха. Он был прав. Маленькая Марли была легкой добычей для диких собак, когда лежала тут одна и неподвижно под одеялом. Зачем он оставил ее без присмотра? К счастью, ранка была небольшая, и Джонатан перевязал ее чистым лоскутом. В это время Бурнум снова разжег костер. Потом все легли спать.

В эту ночь Джонатан крепко держал в руках Марли и не отпускал ее до утра.