Глава двадцатая
последняя

После Девятого мая до сдачи объекта оставались уже не месяцы, а недели. Работа на стройке сворачивалась, с каждым днем на территории «Неваляшки» происходили заметные изменения: вчера разобрали последнюю времянку, в которой уже не осталось никаких материалов, сегодня исчезло несколько бытовок, обитатели которых уже давно были переведены на другой объект, завтра должны были увезти последнюю кучу мусора, а еще через некоторое время – заасфальтировать подъездную дорожку к дому. И каждый раз, когда Марго замечала очередную перемену, ей становилось грустно. Нечто подобное она чувствовала в школе перед последним звонком и выпускным. Лицей свой Маргарита любила, класс у них был хороший, дружный, и расставаться со всем этим было очень жаль. Но тогда вместе со светлой печалью в душе мирно уживалось и радостное волнение, предвкушение еще не очень понятной, но такой привлекательной, волнующе-манящей взрослой жизни… А сейчас была одна лишь печаль. Та жизнь, к которой она уже успела привыкнуть за эти полгода, жизнь, в которой было интересное занятие, смысл и, конечно, человек, которого она полюбила, – эта жизнь заканчивалась. А что предстояло дальше, не знал никто. Во всяком случае, Марго точно не знала. В том, что она сумеет найти себе другое занятие по душе, Маргарита теперь почти не сомневалась. И даже на то, что может наполнить свое существование каким-то иным смыслом, кроме тусовок и шопинга, надежды имелись. Беда в том, что не это представлялось самым главным. А найти замену самому главному, как отлично понимала Марго, будет нелегко. И вряд ли вообще получится…

Однажды в прорабскую, где Марго в гордом одиночестве приводила в порядок последнюю документацию – Боцман, как обычно, был на объекте, доводил до идеала уже практически законченную работу, – заглянула Маричка, одетая уже не в спецовку, а в скромное летнее платье.

– Доброго ранку! – поздоровалась она. – Маргарита Михайловна, я до вас поговорить пришла.

– Конечно, Маричка, садись. – Марго убрала со стула сумочку, чтобы освободить место для визитерши. Но та замахала рукой, мол, не надо, я лучше постою.

– У меня велика просьба до вас, – сообщила она. Помолчала, видимо, собираясь с духом, и добавила после паузы:

– Мы тут с Адъяном подумали и решили Чуню усыновить.

– Удочерить – машинально поправила Марго.

– Нехай буде удочерить, – согласилась девушка. – Но як це сробить, ни я, ни он не знаем. Ходили до Георгия Владимировича, он сказав с вами поговорить. Може, сказав, ее батько поможе, може, сама щось подскажет, чи в Интернете подивиться…

Маргарита задумчиво покачала головой. Слова девушки вызвали в ней целую бурю эмоций. С одной стороны, восхищение – сама она никогда в жизни не решилась бы на такой поступок, несмотря на все свое благополучие. Взять к себе чужого ребенка, неизвестно с какой наследственностью, да еще выросшего на улице, и заменить ему мать – это необыкновенная смелость и ответственность. Маргарита не была на такое способна. А вот Маричка, ее ровесница, у которой не было ни квартиры, ни богатого папы, ни даже более или менее твердой уверенности в своем будущем – отважилась. Так что, с другой стороны, Марго была очень рада за Чуню. А с третьей – тут же начала беспокоиться. А получится ли у ребят то, что они задумали? Разрешат ли им удочерение – в таких-то обстоятельствах?

– Это очень смелый шаг, Маричка, – осторожно проговорила Маргарита. – Вы хотите поступить очень благородно. Я понимаю ваши чувства, но… Ты не обижайся на то, что я сейчас скажу, но ведь у вас с Адъяном пока даже своего дома нет. Куда вы приведете ребенка?

– Будем снимать комнату, – пожала плечами Маричка. – Все краще, чем в бытовке.

– Это да… – не могла не согласиться Марго. – Но с Чуней все так сложно… У нее ведь даже имени нет, она неизвестно из какого детдома сбежала. Да и было это давно, теперь, боюсь, и концов не найти…

– Думаете, не дозволят? – девушка испугалась не на шутку, и Маргарита поспешила ее успокоить, хотя бы временно.

– Я пока ничего не думаю, – заверила она. – Я, честно сказать, вообще ничего не понимаю в процедуре усыновления. Слышала, что это трудно, но ведь справляются же как-то люди… Значит, и у нас получится, будем надеяться. В общем, Маричка, обещаю, что я займусь этим вопросом. И в Интернете информацию посмотрю, и поговорю с па… с юристами.

– Дякую вам, Маргарита Михайловна. – Маричка прижала руки к груди, глаза ее засветились надеждой.

– Да подожди ты благодарить, – улыбнулась Марго, которая, хоть и не знала украинского языка, но поняла все без переводчика. – Я еще пока ничего не сделала.

Едва дверь за Маричкой закрылась, Маргарита тут же потянулась к телефону.

– Папуля, у тебя какие планы на вечер? О, отлично! Тогда я заеду после работы. Жди!

– А где мама? – поинтересовалась Маргарита, едва переступила порог родительской квартиры.

– В Большом театре, – откликнулся из кухни отец. – Иди сюда, я как раз чай пью. Ты будешь?

– Буду, – не заставила себя упрашивать Марго. Ритуально чмокнула отца в щеку, налила себе большую кружку и уселась в углу дивана на том самом месте, которое до сих пор было ее местом – даже несмотря на то, что она уже семь с лишком лет как не жила в этой квартире. С тех пор здесь уже успело смениться минимум три дивана – но ее место в углу, у окна, все равно сохранилось. И только сейчас она поняла, какое это счастье – знать, что на земле есть место, которое всегда остается твоим. Место, где тебя всегда ждут, где тебя любят и будут любить, что бы ни случилось. Далеко не каждый может похвастаться таким подарком судьбы – а те, кто его получил, очень часто его даже не замечают, не понимают его ценности.

– А ты что же с мамой не пошел? – поинтересовалась Марго у папы, с удовольствием прихлебывая ароматный чай. Отец просто отлично заваривал чай, и долгое время Маргарита была уверена, что лучше его это не умеет делать никто. Была уверена до тех пор, пока не познакомилась с Боцманом и его знаменитым китайским методом… Но сегодня вечером Маргарита дала себе слово не думать о Боцмане. Хватит уже себя изводить.

– Но ты же знаешь, как я «люблю» балет, – улыбнулся отец. – Оперу еще так-сяк могу вытерпеть, в ней хоть слова есть – если повезет разобрать. Но балет… Это выше моих сил.

– Все с тобой ясно, – усмехнулась Марго.

– Ладно, дочь, ты мне зубы-то не заговаривай, – подмигнул Еремин, придвигая к себе тарелку с пирожными – он был жутким сластеной, дня не мог прожить, чтобы не слопать минимум полкило сладкого, и никогда не пил чай «без ничего» – всегда с конфетами, печеньем или кусочком торта. – Я ж знаю, что у тебя за такое «важное дело». Давай выкладывай, что ты там придумала.

– Э-э, а мне? А ну дай сюда! – Марго потянулась через стол и стащила самое красивое пирожное.

– Тебе вредно, ты на диете, – шутливо возразил отец.

– Не, я больше не на диете! – махнула рукой Маргарита. – Мне теперь некогда такой ерундой заниматься. За день по стройке так набегаешься, что никаких диет и никакого фитнес-клуба не надо.

– Отрадно слышать, – улыбнулся отец. – Ну, так что же ты от меня хочешь за проигранное пари? Честно тебе скажу – даже мысли не допускал, что ты выдержишь. А ты оказалась молодцом. Вот, даже на несколько дней опоздала, шесть месяцев уже неделю назад прошло.

Маргарита опустила глаза, чтобы не показать своей бурной радости. Вот и настала эта минута, вот она и дождалась похвалы от папы. Всего лишь через… Трудно и сосчитать, сколько лет.

– Ну, так и что я тебе проспорил? – допытывался папуля. – Экскурсию в космос? Личный самолет? Подлинник Ренуара? Роль в голливудском блокбастере? Или ты удовлетворишься чем-нибудь поскромнее, вроде яхты, виллы на Лазурном Берегу или домика в Альпах?

– Нет, целый домик мне не нужен, – Маргарита не поддержала его шутливого тона. – Хватит одной квартиры в «Неваляшке» – том доме, который мы все построили.

– Гм… А зачем она тебе? – искренне удивился отец. – Надоело жить в элитном Юго-Западе, потянуло в пролетарские Вешняки, поближе к народу?

– Видишь ли, папуль… – Маргарита доела последний кусочек пирожного и, не удержавшись, облизала пальцы – как хорошо, что этого не видит мама! – Эта квартира нужна не для меня. А для одной молодой семьи. Они оба приезжие, встретились на нашей стройке, полюбили друг друга и месяц назад поженились. И вот я подумала…

– Да, Ритка… Ну и удивила ты меня, – покачал головой отец. – Чего я только от тебя не ожидал… Но вот того, что ты попросишь что-то не для себя…

Раньше, еще каких-то полгода назад, Маргарита очень обиделась бы на такие слова. Ну почему папа всегда думает о ней хуже, чем она есть? Раньше она бы возмутилась – и дело кончилось бы очередным скандалом. А теперь смиренно промолчала, признавая, что сама и давала отцу повод для подобных высказываний. Как говорится, правдой не задразнишь. Действительно, было время, и не такое уж короткое, когда она заботилась только о себе. Не потому даже, что была махровой эгоисткой. Просто мысль сделать что-то хорошее для другого как-то не приходила ей в голову.

– Но это еще не все, папуль, – проговорила она, наливая себе вторую чашку чая. – Это только половина просьбы. А есть еще и другая половина – гораздо более сложная.

– Ну, слава богу, – усмехнулся Еремин. – А я уж испугался, что мне за это время дочь на стройке подменили. Давай уж, излагай сразу и вторую половину. Чего там твоей душеньке угодно? – Он сделал упор на слово «твоей».

И снова Марго не позволила себе отвлечься на ненужные эмоции.

– Папа, та семья, о которой я говорю, хочет удочерить бездомную девочку, – сообщила она. – Проблема в том, что девочка бездомная от слова «совсем». У нее нет не то что дома, родителей или документов, у нее нет даже имени. Сначала она называла себя Чуней, теперь ее зовут Дашей, но это имя ей придумали мы. Она когда-то давно сбежала из детского дома, неизвестно даже в каком городе… Нужно каким-то образом восстановить ее документы и оформить усыновление, то есть удочерение. Я понимаю, что это потребует очень много времени и хлопот, – торопливо добавила Марго, опасаясь, как бы папа не отказал сразу, – поэтому готова заняться всем сама. У меня сейчас как раз будет на это время, моя работа на стройке практически закончена. Ты только, пожалуйста, порекомендуй мне юриста, с которым я могла бы для начала проконсультироваться. А? Пап? Ты чего молчишь?

– Честно сказать, даже не знаю, что и ответить… – пробормотал отец.

Слушая дочку, Еремин даже о чае с пирожными забыл, удивленно глядел на Маргариту и не верил своим ушам. Неужели и правда за полгода дочь так сильно изменилась? А может, дело не в ней, а в нем? Может быть, она всегда такой была, а он просто этого не замечал? Как часто мы думаем, что знаем людей, но на самом деле знаем лишь тот их образ, который сами придумали для себя – потому что нам так удобнее… Даже если это касается самых близких.

Ни Маргарита, ни тем более Еремин не подозревали, что в это же самое время на другом конце Москвы тоже говорят о Чуне. И разговор этот, надо сказать, далеко не самый простой, ведется на крыльце бара-столовой под названием «Хата».

После работы Боцман, наконец, все-таки решился заглянуть к Мирославе – было необходимо встретиться с ней и кое-что обсудить. Однако разговаривать о важных вещах в шумном зале, где, как обычно, вовсю орала попсовая музыка и развлекалась местная молодежь, было нелегко, и потому Георгий попросил шинкарку выйти на крыльцо. Почему бы не поговорить на улице? Вечер чудесный, теплый, ни ветерка, только листва тихонечко шелестит, солнце садится медленно, времени уже девятый час, а до темноты еще далеко. Одним словом, красота и благодать. Вот только на душе у Боцмана благости не было, он, что греха таить, сильно волновался перед предстоящим разговором, с тревогой ожидая, что ответит ему Мирослава.

– Знаешь… – слегка запинаясь начал он, когда та появилась на крыльце, – я хотел поговорить с тобой… Это очень важно…

И замолчал, не сумев сразу подобрать нужные слова – хотя вроде бы и готовился к этой встрече заранее.

Но Мирослава вдруг пришла ему на помощь.

– Да не надо ничего говорить, Жорик… – ласково ответила она, не глядя в его сторону. – И так все ясно. Чай, я не дура, все сама понимаю. Уж коли мы два месяца не встречаемся – стало быть, между нами все и кончено.

– То есть как это два месяца? – искренне изумился он. – Не может такого быть! Мы же вроде недавно…

– Это «недавно» было в начале апреля, Жорик, – горько рассмеялась Мирослава. – Я даже число помню – третье. А сейчас уже июнь на дворе, и вы не сегодня завтра объект сдадите.

– Ну да, остались считаные дни, – согласился Георгий.

– Вот видишь? – она чуть слышно вздохнула. – Стало быть, ты отсюда уедешь – и больше мы с тобой никогда не увидимся.

– Ну, зачем же так пессимистично… – начал он, но Мирослава не дала ему договорить.

– Ладно, все, что бог ни делает, все к лучшему, – заявила она, махнув полной, по локоть обнаженной рукой. Боцману всегда нравились ее руки, которые могли быть и сильными и одновременно мягкими и ласковыми. – И ты за меня не переживай. Я-то не пропаду! Такие женщины, как я, долго одни не остаются, – гордо добавила Мирослава.

– Что ж, я рад за тебя, – сдержанно проговорил Боцман. – Значит, у вас с Серегой все сладилось?

– А то! – Она кокетливо стрельнула глазами.

– Вот и ладно. У меня прям как гора с плеч, – искренне признался он. – Только знаешь, Слава, ведь я… Я не об этом говорить пришел. Вернее, не только об этом.

Мирослава округлила глаза от удивления: неужели?

– А о чем же? – Она явно была заинтригована.

– Да просьба у меня к тебе. Большая просьба. Понимаю, что это очень нелегко, но уж больно дело-то серьезное… – Он все никак не мог перейти к сути.

– Да говори же ты, не томи! – не выдержала Мирослава.

И Георгий решился.

– Слава, я хочу попросить тебя, чтобы ты на время взяла к себе Чуньку, то есть Дашу, – произнес он наконец. – Это ненадолго, максимум, на пару недель, пока Маричка с Адъяном комнату не снимут. Просто ты пойми – больше-то ее вообще некуда деть, когда стройка закончится. Объект сдадим, бытовки увезут, а она куда? Опять на улицу? Ребята, молодожены наши, готовы ее взять, даже удочерить собираются… Но пока у них у самих крыши над головой нет. Я бы ее к себе взял, но ты ведь знаешь, какое нынче время… Я сейчас живу один, мать на все лето к родне под Суздаль укатила. Соседи увидят, что одинокий мужик неизвестно откуда девчонку домой привел – тут же настучат, куда следует. И Чуньку опять в приют заберут, а меня под это дело в Гумберты Гумберты запишут и на нары отправят… Скажут, что педофил.

Мирослава кивнула и серьезно задумалась.

– Жорик, я даже не знаю, что сказать, честное слово… Я с детьми-то и не умею совсем…

– Но ты ж ее знаешь – не такой уж она ребенок, – заверил Георгий. – Вполне самостоятельная, смышленая, все понимает. Мешать тебе не станет, будет, как и сейчас, целыми днями по улицам носиться, с ребятней играть, к тебе приходить только поспать да поесть. Неужто ты у себя в «Хате» не найдешь, чем девчонку накормить? А если что-то понадобится, ты сразу мне звони.

– Ну, а если меня соседи спросят, откуда девочка взялась, что я им скажу? – в ее голосе звучало сомнение.

– Скажешь, что родственница на каникулы приехала.

– Ну а как полиция документы проверять придет? – все еще колебалась Мирослава.

– У кого, у тебя? – усмехнулся Боцман. – Да не смеши. У тебя же все наше районное отделение вот где, – он показал сжатый кулак.

– Ну ладно, черт с тобой, уболтал, – сдалась, наконец, Мирослава. – Жалко девочку, действительно – деваться-то ей некуда… Только учти: приютить ее могу лишь на время, ненадолго. Сам понимаешь, у меня своя жизнь…

– Конечно-конечно. – Он с благодарностью сжал ее руку. – Спасибо тебе, Слава, хороший ты человек.

– Хороша Маша – да не ваша, – усмехнулась женщина. – Ладно, Жорик, пойду я. Время позднее, а у меня еще дел невпроворот. Прощай, не поминай лихом.

Она развернулась и поспешила обратно в «Хату». Ни к чему ему видеть те слезы, которые вдруг, ни с того ни с сего, навернулись ей на глаза. Хотя чего тут плакать-то? Что было – то прошло, и былого не вернешь. Не о прошлом надо думать, а о будущем. А будущее у нее вполне перспективное. С каждым днем Мирослава все больше убеждалась в том, что Сергей – именно тот человек, который ей нужен. И была уже почти уверена в том, что все у них будет хорошо.

Несколько дней Маргарите не давало покоя странное чувство, будто она забыла, упустила или недопоняла что-то очень важное. Причем, судя по ощущениям, это важное было связано не с будущим Чуни, а почему-то с Маричкой. Ночами Марго долго не могла уснуть, все ворочалась с боку на бок на своей шикарной круглой кровати, думала и думала, но ухватить нечто непонятное за хвост никак не получалось. И лишь как-то утром, когда, приняв душ, укладывала перед зеркалом волосы, вдруг явственно услышала слова, которые прозвучали здесь же, в ее роскошной ванной: «Ходили до Георгия Владимировича, он сказав с вами поговорить. Може, сказав, ее батько поможе…» Батько! Не просто родители – то, что Маргарита не из простой семьи, на ней, конечно, крупными буквами написано, – а именно отец. Как будто Боцман знал, кто ее папуля… С одной стороны, откуда ему об этом знать, но с другой… С другой, такие слухи распространяются быстро. Кто-нибудь один узнал, мало ли как, сболтнул другому – вот и разлетелось по всей стройке… Хотя, в общем-то, какая разница – знали они, не знали… Что от этого изменилось? Важно, что она, Марго, сумела утвердиться на этой первой для нее и такой непростой работе, заставить людей не просто уважать себя, но сменить неприязнь на симпатию – а это было очень нелегко…

Приехав на объект – уже именно на объект, а не на стройку, потому что и строительство, и отделка были полностью закончены, Марго сразу же отправилась на поиски Боцмана. И, наконец, отыскала его в четвертом подъезде – Георгий еще раз проверял лампы дневного света на всех лестничных клетках.

– Мне надо с тобой поговорить! – заявила Маргарита.

Боцман кивнул:

– Хорошо, я уже почти освободился, три этажа осталось. Пойдем со мной, по дороге расскажешь, что тебе нужно.

Спускаясь следом за ним по лестнице, Марго решила не разводить турусы на колесах и спросила прямо в лоб:

– Георгий, по твоему совету Маричка попросила меня обратиться к отцу. Ты что, знаешь, чья я дочь?

Он замедлил шаг, обернулся и поглядел на нее:

– Ну да, знаю. А что в этом такого?

– Но откуда? – удивилась Маргарита. – Я же никогда никому об этом не говорила!

– Но как минимум в полиции ты назвала свою настоящую фамилию, – пожал плечами Георгий. – Мне оставалось всего лишь сложить два и два.

– Ну да, точно… Я и забыла об этом, – пробормотала она. – И ты что же – никому не сказал?

– По-твоему, я должен был, как наши пенсионеры-активисты, выйти и встать посередь стройки с плакатом «Королева Марго – дочь самого Еремина»? – усмехнулся он. – Пойдем дальше, тут вроде все в порядке.

– Нет, конечно, не с плакатом… – бормотала Маргарита, снова следуя за ним. – Но мне все равно странно, что ты меня ни о чем не спросил.

– А зачем спрашивать? Захотела бы – сама рассказала.

– Ну да, в этом ты прав, – вынуждена была согласиться Марго. – Знаешь, все получилось как-то очень смешно и нелепо. Мы с папой поспорили, что я не сумею полгода проработать на стройке. И мне очень хотелось доказать ему, что он во мне ошибается. Он думал, что я не выдержу, сдамся… Но, видишь, – оказался неправ. Я выдержала.

– Да ты просто герой, старпом Ершова… – рассмеялся Боцман. – Ну-ка вот, запиши где-нибудь, что в первом подъезде на втором этаже левую лампу нужно заменить.

Маргарита удивленно посмотрела вверх.

– Да? А почему?

– А ты приглядись. Не замечешь разве, что она мигает?

– Ну да, есть чуть-чуть, – вынуждена была признать Марго.

– Вот видишь! А через день-два это «чуть-чуть» сначала превратиться в «очень-очень», а потом лампа и вовсе сдохнет, – снисходительно объяснил он. – Пошли на первый этаж.

На первом этаже, к счастью, все тоже оказалось в порядке. Они вышли во двор, который уже изменился до неузнаваемости – только что цветы на клумбах еще не посадили. И тогда Марго, наконец, решилась сказать нечто очень важное, то, о чем она уже давно собиралась поговорить с Боцманом, да все не отваживалась.

– Знаешь, Георгий… Мне понравилось быть твоим старпомом, – она улыбнулась, пытаясь за шутливой формой спрятать свое волнение. – Я обсудила этот вопрос с отцом, и он сказал, что мне можно и дальше продолжить стажировку, на следующем объекте… где будешь работать ты. Скажу тебе по секрету – руководство тобой очень довольно, они хотят сотрудничать с тобой и дальше, вроде бы даже зарплату собираются поднять. Так что, как только «Неваляшку» примут, тебе сразу предложат выйти на другой объект. А я бы пошла туда с тобой, бесплатным приложением. Как ты на это смотришь, Боцман? Продолжим плавание в одном экипаже?

Маргарита не сомневалась, что Георгий ответит ей в столь же шутливой форме, но он, как ни странно, не поддержал игру.

– Рита, мне, конечно, очень приятно это слышать, – серьезно ответил Боцман. – Я и сам был бы рад и дальше работать с тобой… Но, думаю, эта стройка будет для меня не только первой, но и последней. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Я подал запрос в мореходство, прошел все комиссии, и мне дали понять, что у меня есть реальный шанс вернуться в море.

Марго показалось, что после этих слов ясный летний день тут же померк. Но она нашла в себе силы и не подала виду, каким тяжелым грузом упали эти слова на ее сердце, и улыбнулась.

– Что ж, я рада за тебя! – как можно более беззаботно прощебетала она. – Поздравляю! Ты всегда так хотел вернуться в море…

– Ну, поздравлять рано, – покачал головой Боцман. – Никакой определенности еще нет. Пока только надежда.

И оба надолго замолчали. Не потому, что им нечего было друг другу сказать, совсем напротив. Но каждый был уверен, что это совершенно не нужно, каждый считал, что если он сейчас раскроет душу, то от этого будет только хуже.

– Ну что ж… – пробормотала, наконец, Маргарита. – Я, пожалуй, поеду…

– Да, конечно, – кивнул Георгий. – Ступай. Тебе тут больше нечего делать. Про лампу я сам помню. Послезавтра заедешь – поприсутствовать, когда комиссия нашу «Неваляшку» принимать будет?

– Не знаю… – Она неопределенно пожала плечами. – Еще не решила. Ладно, Боцман, пока!

– Счастливо, старпом Ершова! Попутного тебе ветра и семь футов воды под килем!

Шум отъезжающего красного «Вольво» давно уже растворился в общем гуле московских улиц, а Боцман все еще стоял посреди двора и смотрел вслед навсегда скрывшейся с его горизонта Маргарите. Да, похоже, чутье его не обмануло, Марго и впрямь ему симпатизировала. Оказывается, даже настолько, что попросилась работать с ним. И так огорчилась, услышав его ответ… «Эх, славная ты девчонка, Маргарита, чертовски жаль, что у нас с тобой ничего не получилось. Да и получиться не могло. Но что поделаешь – мы плаваем в разных океанах…»

Узнав, что у отца есть новости по поводу Чуни, Марго сразу примчалась в офис «БилдСтроя». Ожидание лифта показалось ей вечностью. Поднявшись, наконец, на двенадцатый этаж, она пулей влетела в приемную и осведомилась у секретарши Тани:

– Папа не занят? Можно к нему?

– Да-да, конечно, Маргарита Михайловна! – закивала та. – Михаил Викторович вас ждет, он велел никого не принимать и даже ни с кем его не соединять, пока вы будете беседовать.

– Это здорово! – сказала Марго и исчезла за дверью кабинета.

В тот момент, когда она вошла, отец говорил по мобильному, но, увидев дочь, сразу закончил разговор.

– Ну что ж, красотка Маргарита, – начал он, указав дочке на кресло рядом со своим столом, – у меня для тебя аж три новости.

– И сколько из них плохих? – с улыбкой осведомилась Марго, которой на самом деле было совсем не до смеха, очень уж она волновалась.

– Только одна, – утешил Еремин. – И то – не то чтобы совсем плохая, а так себе.

– Вот давай с нее и начнем, – кивнула Маргарита.

– Тогда вынужден сообщить тебе, что снова поработать с прорабом Капитоновым, как тебе хотелось, у тебя не получится. Георгий возвращается в море, это уже окончательно решено.

– Значит, у него все-таки получилось… – сдержанно проговорила Марго. – Что ж, я рада за него.

– А я вот – нет! – неожиданно признался отец. – То есть за него рад, конечно, он всегда рвался в море – но не рад за себя. Работник он отличный, такие на дороге не валяются. Так что расставаться реально жаль. Уж как мы его ни уговаривали, каких только золотых гор ни сулили, готовы были зарплату чуть не вдвое повысить – Капитонов ни в какую.

– Узнаю Боцмана, – горько усмехнулась Маргарита. – Если уж он вбил себе что-то в башку, то его ни за что не переубедить… Ладно, а хорошие новости какие?

– Хорошая новость – это то, что у твоих молодоженов, о которых ты хлопочешь, таки будет квартира в «Неваляшке», – с улыбкой сообщил Еремин. Похоже, он и сам был рад, что дочкина затея удалась. – Мы готовы сделать им такой подарок от фирмы.

– Вот это здорово, папуль! – Марго просияла и даже отвлеклась на время от своих печальных дум о Боцмане. – А квартира хорошая? – тут же забеспокоилась она. – В «Неваляшке», конечно, планировка неплохая, там и однушки приличные, но, думаю, однокомнатной квартиры им на семью все же будет мало…

– Хорошая, хорошая, – заверил отец. – Большая, с эркером, на двадцать четвертом этаже. Пусть видом на всю Москву из окна любуются.

– Что ж, это замечательно! Огромное тебе спасибо, папуль! – просияла дочь. – Но ты говорил, что есть и третья новость… Она какая – хорошая или плохая?

– Она сложная, – покачал головой отец. – Но все же ближе к хорошей. Это касается девочки Даши…

– И что же? – Марго аж в струнку вытянулась от нетерпения.

– Как ты и просила, я сразу напряг своих юристов, – начал Еремин. – Кому-то из них пришла идея, чтобы с девочкой поработал психолог. Это заняло немало времени, она долго не шла на контакт, но потом все-таки удалось ее разговорить. И девочка вспомнила свою фамилию, а также рассказала, как добиралась до Москвы из своего детского дома. И по ее рассказу удалось примерно определить возможное место, откуда она сбежала. Ну а дальше уже было дело техники. Юристы – ты же знаешь, что среди моих юристов есть парочка бывших милиционеров? – задействовали свои связи, сделали запросы, проверили по базам пропавших без вести, и нашли-таки твою протеже. И ты будешь очень удивлена – оказалось, что ее и на самом деле зовут Дашей.

– Да неужели? – Марго от изумления даже рассмеялась. – Вот как Боцман угадал… Но что же теперь с ней будет? Надеюсь, ее не вернут в детский дом?

– Нет, – помотал головой отец. – Этого удалось избежать. Только не спрашивай меня, каким образом, потому что это нарушение всех возможных правил и законов… Но нам важен результат. И он будет, я в этом уверен. Хотя оформление удочерения займет какое-то время, поскольку для начала нужно будет восстановить документы Даши, а ее родителям – получить московскую прописку…

– А они это могут? – удивилась Маргарита.

– Конечно, имеют право, они же теперь собственники жилья, – объяснил Еремин. – К тому же они молоды, у них есть постоянная работа. А раз так – им, конечно, обязательно разрешат удочерить ребенка.

– Ой, папуля, – всплеснула руками Марго, – ты просто гений! Я даже не знаю, как тебя благодарить!

– Знаешь, я и сам рад, что удалось решить этот вопрос, – поделился Михаил Викторович. – Должен тебе признаться, что настороженно отношусь к тому, что сейчас принято называть благотворительностью. Все эти мутные фонды, созданные на самом деле только для прикрытия и отмывания денег, загадочные счета, средства с которых неизвестно куда идут, благотворительные вечера, на которые приходят показать свои меха и бриллианты… Денег там собирают сотни, а шампанского выпивают на тысячи. Не люблю я этого всего, честно говорю. Но помочь конкретным людям, которым действительно нужна помощь, – это же совсем другое дело.

– Ты самый лучший на свете папуля! – горячо заверила Маргарита.

– Хотелось бы верить, – усмехнулся Еремин. – Но хватит на сегодня разговоров о посторонних людях, позволь мне немного поговорить и о собственной дочке. Скажи, красотка Маргарита, ты уже надумала, что будешь делать в этой жизни дальше.

– Ох, папочка… – вздохнула Марго. – Лучше не спрашивай…

– А что так? – ласково поинтересовался отец.

– Понимаешь, папуля, – осторожно начала она, – я наконец-то поняла, чего я хочу. Причем хочу всей душой, по-настоящему…

– Так это же прекрасно! – просиял Еремин. – Значит – вперед, навстречу своей цели!

– Да, тебе легко говорить… – снова вздохнула дочь. – А если для этого понадобится перевернуть всю свою жизнь? Отказаться от всего, к чему привыкла, все перечеркнуть – и начать все сначала, с нуля, с чистого листа… Мне страшно, папа. Это огромный риск…

– Не бойся рисковать, дочка, – отвечал Еремин. – Лучше пожалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано. Вот слушай, что я тебе сейчас расскажу. Был у нас тут недавно корпоратив, катались по Москве-реке на теплоходе. Выпили, разговорились с моим замом, Семиным, а он вдруг и говорит: «Знаете, Михал Викторович, а я ведь кинорежиссером хотел стать. Всю юность мечтал, все книжки, какие мог достать, прочел, даже кинокамеру у родителей выпросил, пытался сам кино снимать. Но подать документы во ВГИК так и не решился, думал, там таких, как я, вагон и маленькая тележка, только время потеряю. В строительный пошел, отучился, сколько уж лет работаю, а не поверите – до сих пор жалею, что не попробовал тогда. Простить себе не могу!» Вот ты как думаешь – правильно он тогда поступил? Я считаю, что нет. Ну, пробовал бы, ну не удалось – что бы потерял? Да ничего! А вдруг и получилось бы?

– Но его можно понять, – покачала головой Марго. – Он боялся отказа, удара по самолюбию. Для некоторых людей это очень болезненно. Ты вот так пойдешь ва-банк, поставишь на кон все, что у тебя есть, – а тебя обломают, скажут, что этот твой порыв никому и не нужен…

Она замолчала, запоздало поняв, что говорит совсем не о папином заме, а о себе.

– И все-таки – а вдруг? – не согласился отец. – Понимаю, что шанс был мизерный, но ведь он все равно был! Семин до сих пор считает, что совершил ошибку… Знаешь, есть такое хорошее выражение: все учатся на ошибках, только дураки на своих, а умные на чужих. Так что будь умницей, красотка Маргарита.

– Я попробую, папуль, – не слишком уверенно отвечала Марго. – Давно уже надо было браться за ум. А то мне уже четвертак, а я еще ничего не достигла в жизни. Ни в профессиональной, ни в личной.

– Ничего, дочка, не грусти, – услышала она в ответ. – Все еще впереди. Двадцать пять – это не так уж много, жизнь только начинается. Придет время – и ты дождешься своего Капитонова…

– Что-что? – вскинулась Марго.

– Я говорю: придет время – и ты дождешься своего капитана, – повторил отец. – Помнишь, когда ты была маленькой, я пел тебе песню о красотке Маргарите, которая ждет на берегу капитана фрегата?

– Конечно, помню, папочка, – Марго встала с кресла, подошла к отцу, обняла его за шею и прижалась к нему. Сколько раз психолог советовал ей это сделать! Но она очень долго не могла, мешал какой-то внутренний барьер. А теперь получилось так естественно и легко, будто той стены отчуждения, которая разделяла их долгие годы, никогда и не существовало. – Я помню все-все…

– Я тоже, Ритусь, – отчего-то дрогнувшим голосом признался Еремин и поцеловал ее в лоб. Точно так же, как тогда, в детстве.

Выйдя от отца, Марго села в свою машину и, отъезжая от офиса «БилдСтроя», первым делом включила магнитолу, нашла песню, которую давным-давно записала, и внимательно вслушивалась в слова, пока не дослушала все до конца.

А, черт с ним, была не была! В конце концов, папа прав: лучше пожалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано! Решительным движением красотка Маргарита вынула из сумочки айфон и отыскала в памяти телефон своего капитана… То есть Боцмана.