Рассказы 

Ларри Хофман так нервничал, что буквально подпрыгивал на месте, пока охранник отпирал дверь из тюремного коридора в комнату для посетителей. Еще бы, ведь его будущее целиком зависело сейчас от человека, ждавшего его по ту сторону толстой металлической двери. Увидит ли он там недавнего выпускника юридической школы, у которого еще молоко на губах не обсохло и который взялся за его дело ради практики, или же встретит хитрющего старого ветерана, точно знающего, как спасти его задницу? Когда все зависит исключительно от везенья, только боги решают, жить тебе или умереть. В случае с Ларри этим богом являлся клерк, назначавший адвокатов из общего составленного судом списка.

Но вот Хофман услышал металлический щелчок, охранник отошел в сторону и впустил его в помещение из бетонных блоков. Ларри на секунду застыл в дверях. Затем содрогнулся всем своим худющим недокормленным телом и с облегчением выдохнул. За круглым столом, занимавшим почти всю комнату, сидел мужчина лет за сорок в сером костюме-тройке, с виду довольно дорогом. Улыбался мужчина уверенно. Светло-песочные волосы, густые аккуратно подстриженные усики прикрывают верхнюю губу. А когда он поднялся с места, Ларри понял, что росту в нем свыше шести футов, и подивился спортивному крепкому телосложению адвоката. Мужчина, в чьих руках находилась теперь жизнь Ларри, выглядел спокойно и расслаблено, как человек, хорошо знавший тюремные порядки, знавший, за какие ниточки следует подергать; как человек, которого не сбить с толку ни воинственному окружному прокурору, ни настроенному против линии защиты судье.

— Мистер Хофман, — приятным баритоном произнес адвокат. — Я Ной Левин, меня назначили представлять ваши интересы в суде.

Ларри прямо-таки вцепился в руку адвоката; так человек, выброшенный в море без спасательного жилета, цепляется за бревно. Рукопожатие у Левина оказалось крепким.

— Присаживайтесь, мистер Хофман, — с улыбкой произнес Левин.

— Спасибо, что пришли так быстро. Они говорили, что я увижусь с адвокатом не раньше, чем сегодня.

— Вы обвиняетесь в убийстве, мистер Хофман. А потому тратить время непозволительно.

Вот и отлично, радостно подумал Ларри. Заполучил настоящего тигра. Всех порвет!

— Ларри… Могу я называть вас просто Ларри?

— Ага. Само собой.

— Так вот, Ларри, прежде чем мы начнем обсуждать все факты вашего дела, хотел бы пояснить, на чем строятся взаимоотношения адвоката со своим подзащитным. Сидели раньше?

— О, да. Это моя… так, дайте-ка подумать… третья ходка.

— И вы имели дело с адвокатами?

— Дважды. Оба конченые придурки. Только об одном и думали — как бы сделать так, чтоб меня признали виновным.

— Речь сейчас идет не о том, Ларри, — уверенно заявил ему Левин. Он носил очки в металлической оправе, и голубые со стальным отливом глаза смотрели сквозь стекла так холодно. — Мы будем называть вещи своими именами, а не заниматься всякой там фигней.

Ларри так и расплылся в улыбке. Нормальный парень, ничего не скажешь!

— И вот еще что, Ларри. Не знаю, что вам там плели другие адвокаты, но со мной будет иначе. Все, о чем мы говорим здесь, должно остаться только между нами. Если скажете, что убили пятьдесят человек и захоронили у себя на заднем дворе, это останется между нами.

— Но я никого не убивал!

— Я не о том. Если даже и убили, мне плевать, потому как я ваш адвокат. И моя задача, Ларри, снять с вас обвинение в убийстве.

— Да вранье все эти обвинения! Я этого клоуна и пальцем не тронул.

— Я пока что не получил отчетов полиции, но, вроде бы, там сказано, что были свидетели?

— Были, но накануне. Это когда я надрал задницу О’Мэлли.

— Да. Была драка.

— Никакая не драка! Просто я взял обрезок железной трубы и наддал этому сукиному сыну. Чтоб знал, что я настроен серьезно. Он и ахнуть не успел.

— И все это на глазах у свидетелей?

— Вот именно. Потому как я преподал хороший урок. Чтоб и остальные выродки знали, что с ними будет, если позарятся на мои бабки.

— Что это были за деньги? — спросил Левин.

Ларри умолк. И немного занервничал.

— Только между нами, да?

— Было бы неэтично с моей стороны разбалтывать конфиденциальную информацию. Даже если бы я сказал об этом своей жене, меня тут же исключили бы из коллегии адвокатов.

Ларри затряс головой.

— Ладно, понял. Так вот, эти деньги… они от продажи наркоты. А эти выродки — мои дилеры. Тайрон, Кауфман и этот сукин сын О’Мэлли. Он прикарманил выручку. А Тайрон мне рассказал. Когда они пришли рассчитаться со мной, я уже знал, что О’Мэлли крысятничает, ну и врезал ему, чтоб неповадно было.

— А что обещали сделать с ним, если он и дальше будет прикарманивать ваши деньги? — спросил Левин.

— Сказал, что убью его.

— Вот этого я и боялся.

— Но я не убивал! Его прикончил кто-то другой.

— Есть догадки, кто именно мог это сделать?

— Нет. О’Мэлли сам напросился. Я не единственный, кого он кинул на бабки.

— Но, к сожалению, вы были единственным, кто угрожал ему расправой при свидетелях. И тот факт, что его до смерти забили каким-то тупым предметом, лишь усугубляет ситуацию.

Ларри пожал плечами.

— Это не я. Больше мне нечего сказать.

— Вот что, Ларри. Нам придется представить присяжным нечто более весомое, чем одни ваши слова. У вас есть алиби на время убийства?

— А когда это было?

— В субботу, между двумя-тремя ночи.

— В субботу! Между двумя и тремя! — возбужденно повторил Ларри.

Левин кивнул.

— Слава тебе Господи, тут все о’кей. У меня отличное алиби…

Тут вдруг Ларри осекся и нервно облизал губы.

— Хотя… есть маленькая проблема.

— Да?

— Что если алиби связано с чем-то незаконным?

— А вот здесь могут возникнуть трудности. Но помните, вас обвиняют в убийстве, и за это, вполне возможно, светит смертная казнь.

— Да, что верно, то верно. И потом, эта сучка никогда не будет свидетельствовать против меня.

Левин насторожился.

— Это вы о ком?

— Да о той сучке, что была в кино. Как ее там, Энджи, что ли… Фамилии не помню. Я подцепил ее на автобусной остановке. Хотела куда-то сбежать.

— Что-то я вас не совсем понимаю.

— Послушайте, я промышляю не только наркотой. Трудно сводить концы с концами, ну и пришлось заключить сделку с парой независимых видеостудий. Короче, я снимаю фильмы для особых клиентов.

— Какие фильмы?

— Ну, для взрослых. Порно. Снимаю у себя в доме, потом делаю копии и рассылаю этим ребятам. Иногда поступают особые заказы. Фантазия у этих ребят порой просто зашкаливает! Ну, и вот я делаю для них видео.

— Но при чем тут ваше алиби?

— О’кей. Короче, в субботу между двумя и тремя я снимал изнасилование для этого парня.

— Изнасилование?

— Ага. У него особые вкусы. Он заказал это видео. И чтоб девушка обязательно должна быть рыжая. Ее заманивают в спальню. Потом избивают и привязывают к кровати. Потом насилуют и снова лупят. Ну и я пошел на автобусную остановку. И девица была в самый раз. Молодая, с большими сиськами. Вот только волосы не подходили. Брюнетка. Но мы ее перекрасили. Я сказал ей, что работаю в кино, ну, оно практически так и есть. Все выложил, как на духу. Обещал заплатить двести баксов. Тупая попалась, ужас до чего! И сразу купилась. Поверила даже, что это настоящее кино и что ей заплатят. — Ларри рассмеялся и покачал головой. — Эта сучка сильно удивилась, когда ей врезали первый раз.

Левин помрачнел, но старался держать себя в руках.

— Если вы избили, а потом изнасиловали эту девушку, то с чего вдруг взяли, что она станет свидетельствовать в вашу пользу?

— А вот это верно. Она нам ни к чему. Я снимал это дерьмо у себя в спальне. Стоял за камерой, а парень по имени Родни лупил ее и насиловал. Мы по очереди. Потом он становился за камеру.

— Но ведь Родни никогда в том не признается.

— Да я на Родни и не рассчитываю. Хоть он там и был. Этот парень бродяга. Не знаю, где он сейчас… Нет, спасти мою задницу может только ТВ. Дело в том, что в комнате был все время включен телевизор. Стоит он у меня прямо рядом с кроватью. Ну и его видно на видео. И я тоже в кадре. Тот парень хотел, чтоб ее трахали двое, ну и настал мой черед. Как раз дрючил ее между двумя и тремя ночи. А по ящику в это время показывали шоу.

— А вас не беспокоит, что полиция, посмотрев это видео, сразу поймет, что это вы? — спросил Левин.

— Не-а. Во-первых, этой сучки давно и след простыл. Мы отвезли ее на заброшенную стоянку и сказали, что разделаем под орех, если только посмеет сунуться к копам. Она так испугалась, небось уже до Аляски добежала. И потом, нельзя понять, настоящее это кино или подделка. Я могу сказать, что она просто дурака валяла, и доказать, что это не так, никто не сможет.

— А как бы мне посмотреть это видео? — спросил Левин.

— Да сих пор у меня дома. Собирался переслать его через своих людей, но тут меня арестовали. За убийство О’Мэлли.

— Всего одна копия?

— Ага.

— Тогда надо действовать, и быстро. Скажите мне, где находится ваша квартира, и я пошлю своего помощника, чтоб забрал. И помещу эту копию в сейф.

— Круто, мать твою! — воскликнул Ларри. — Пардон, конечно, но я должен был это сказать. Я так боялся, что мне снова подсунут не адвоката, а задницу, но вы просто супер!

Левин скромно улыбнулся.

— Не спешите. Будете поздравлять, если мне удастся снять с вас все обвинения. Так где найти эту запись?

— Лежит в спальне, в шкафу. Там целая куча пленок, так что придется поискать.

— Ну, а как мой помощник ее найдет?

— На ней ярлычок. Написано «Радость Энджи». Кажется, с краю, на самой верхней полке.

Левин поднялся.

— Так вы дайте мне знать, что нашли, ладно? — сказал Ларри.

— Я против того, чтоб ни в чем не повинный человек просидел в камере хотя бы одну лишнюю секунду. Если сможем установить, в какое именно время показывали по ТВ это шоу, и что там находились вы, — выйдете на свободу.

Ларри сразу вскочил, как только охранник сказал, что его хочет видеть адвокат. Было четыре часа дня, и Хофман обрадовался, что Левин вернулся так быстро. Когда охранник отворил дверь, Ларри так и ворвался в комнату. И резко остановился, а дверь за ним захлопнулась с металлическим лязгом.

— Кто вы? — спросил он костлявого молодого человека в плохо пошитом коричневом костюме. Тот нервно заулыбался. Коротко подстриженные каштановые волосы, очки в толстой роговой оправе. Ларри заметил на обтрепанных манжетах дешевой белой рубашки пятна от кофе.

— Я Марти Лонг, назначен судом вашим адвокатом. Понимаю, мне следовало бы прийти пораньше, но день выдался просто сумасшедший, — заметил с нервным смешком юнец. — Сперва застрял в кабинете судьи Лурда. Потом уже собирался идти к вам, но тут вызвали в контору, возникло какое-то срочное дело. Ну, как бы там ни было, теперь я здесь. Так что давайте сразу перейдем к делу.

— Нет, погодите, так не пойдет, черт возьми! Где Левин?

— Кто? — спросил Лонг, разглядывая бумаги, вытащенные из потрепанного портфеля.

— Мой адвокат. Ной Левин. Парень, который был здесь утром. Он все знает о моем деле. Сказал, что назначен судом.

Лонг смотрел растерянно.

— Но у нас в коллегии защитников нет никакого Ноя Левина. Наверняка опять чего-то напутали. — Он усмехнулся. − Такое случается сплошь и рядом. Надо бы проверить, не работают ли по этому делу сразу два адвоката. Вообще-то хорошо, если у вас уже есть другой. Потому как у меня работы просто по горло, прямо не знаю, как все успеть. А тут такое серьезное дело. Ведь вас обвиняют в убийстве, верно?

Ларри смотрел на него, разинув рот. Ну и жаба, подумал он. Слава богу, что по его делу уже начал работать Левин.

Том Фаррел помог своей дочери забраться на переднее сиденье взятой напрокат машины. Он немного сдвинул сиденье назад, откинул спинку, в надежде, что так Энджи будет удобней поспать по дороге к аэропорту. В пять часов они должны вылететь домой, в Небраску.

Убедившись, что дочери удобно, Фаррел наклонился и пристегнул ее ремнем безопасности. Он избегал смотреть на лицо Энджи. Всякий раз при виде этих шрамов, сломанного носа, синяков и ссадин ему хотелось плакать. Он так ее любил, что мысль о том, что, возможно, именно из-за него она тогда убежала, просто разбивала ему сердце. Хотя пастор уверял, что детство Энджи разрушили наркотики, сам он считал виноватым себя. Это из-за него она начала принимать дурь, потому что он бесконечно давил на нее, добивался и требовал во всем совершенства. Те несколько месяцев, когда она пропадала неизвестно где, были для Тома и его жены настоящим адом. И он поклялся, что ни за что и никогда больше ее не потеряет.

Застегнув на Энджи ремень безопасности, Фаррел выпрямился на сиденье и включил мотор. Машина тронулась с места. Он уже выезжал со стоянки перед больницей, когда Энджи вдруг произнесла:

— Папа… — таким тихим голоском, что он еле расслышал.

— Что, милая?

— Я… мне страшно жаль.

И Энджи заплакала, а сам Фаррел едва сдержал слезы.

— Не стоит извиняться, принцесса. Что было, то было, оно давно в прошлом. Мы начнем жизнь сначала, о’кей? Знаю, отчасти то моя вина, и я постараюсь исправиться, обещаю.

Плотину прорвало, когда Энджи увидела снимок Ларри Хофмана на первой полосе газеты, которую принес ей в больницу отец, и прочла о том, что Ларри арестован за убийство. Она так рыдала, рассказывая об избиении и изнасиловании, что Фаррел едва разбирал слова.

Поначалу Фаррел хотел просто убить Ларри Хофмана в комнате для свиданий, но затем отказался от этой мысли. Его самого тогда засудили бы. Гораздо проще войти в доверие к этому Хофману. Тогда он представился ему адвокатом, назначенным судом, и имел все основания полагать, что эта грязная тварь, виновная в том, о чем в слезах поведала ему Энджи, печально закончит свои дни в тюрьме. Но план Фаррела изменился, как только Ларри рассказал ему о видеопленке, которая могла стать его алиби.

— Я так люблю тебя, и маму тоже, — сказала Энджи.

— Мы тоже любим тебя, детка. А теперь попробуй поспать. К вечеру уже будем дома. Мама встретит нас в аэропорту.

— Отвези меня домой поскорей, папочка. Не хочу здесь оставаться.

— Отвезу, милая. Только сделаю по дороге одну коротенькую остановку. Всего на секунду.

Энджи закрыла глаза, а Фаррел направился в сторону аэропорта. По дороге он проехал мимо свалки на окраине какого-то маленького городка. Он приметил ее еще по пути в больницу и остановился ненадолго. И вот теперь, проезжая мимо, Фаррел слегка притормозил, мельком оглядел горы мусора, под которыми похоронил свое поддельное удостоверение личности — с его помощью удалось проникнуть в тюрьму, — а также видеопленку, просмотренную всего раз — убедиться, что поступает правильно.