Глава 12

Через двадцать минут я оставил свой «Фольксваген» на верхнем этаже общественного гаража на Коммерс-стрит, через один ряд от темно-зеленого «Инфинити Джей-30», принадлежавшего Ги Уайту и стоявшего на зарезервированной за ним стоянке в той части, где парковочные места сдавались на постоянной основе.

Я не сомневался, что он ставит свою машину здесь, поскольку это самое логичное место, если ты собираешься в «Шилос». Кроме того, я узнал, что Уайт арендует тут стоянку, потому что десять минут назад очень славный служащий парковки показал мне список клиентов, которые вносят ежемесячную плату за место в гараже. На самом деле он буквально сунул мне список в нос, потеряв терпение и пытаясь убедить, что моего имени, Эд Бивис, в нем нет. При обычных обстоятельствах я бы просто заплатил ему, чтобы получить нужную информацию, однако нищета пробуждает к жизни творческий потенциал и помогает находить альтернативные решения.

Я прождал всего несколько минут, когда дверь лифта содрогнулась и открылась. Тощий приятель мистера Уайта, все в том же мешковатом костюме, вышел первым, подбрасывая на правой ладони ключи от машины. Спереди он не показался мне привлекательнее, чем сзади. Его лицо пропеклось на солнце, как обычно бывает у фермеров: темная, в мелких отметинах, рябая кожа, постоянно прищуренные глаза, черты, износившиеся до такой степени, что остались только прямые углы. Мистер Уайт шел в нескольких шагах позади него и читал сложенную газету которую держал в одной руке, и с довольным видом улыбался, как будто там были только хорошие новости.

Мы завели наши машины. Даже не стараясь хотя бы чуть-чуть задержаться, я сразу поехал вслед за «Инфинити» из гаража, потом на Коммерс и целую милю на восток до автострады. Я ничего не видел сквозь посеребренное заднее стекло машины Ги Уайта, но время от времени мой приятель, его водитель, поглядывал на меня в зеркало бокового обзора.

Следить за кем-то как следует довольно трудно. Очень редко удается найти правильное соотношение между тем, чтобы находиться достаточно далеко и не привлекать внимания, и одновременно не потерять свою цель. В девяноста процентов случаев вы ее упускаете из-за движения или светофоров, иными словами, по причинам, от вас не зависящим. И тогда приходится предпринимать все новые и новые попытки, порой семь или восемь дней подряд.

Разумеется, в том случае, если вы не хотите, чтобы вас заметили. Зато следить за кем-то, не соблюдая правил, совсем просто.

Когда на центральном проспекте Макалистера расстояние между мной и «Инфинити» составляло пятнадцать футов, водитель посмотрел в боковое зеркало и нахмурился. Я ему улыбнулся, и он что-то сказал своему боссу, устроившемуся на заднем сиденье.

Если бы они прибавили скорость, они без проблем избавились бы от меня, оставив глотать пыль, но они не стали этого делать. Наверное, одинокий парень в оранжевом «ФВ» не входил в их каталог наводящих ужас вещей. «Иифинити» продолжал катить вперед на скорости пятьдесят миль в час и, наконец, выехал с Гильдебранд на эстакаду. Я последовал за ними в Олмос-Парк.

Постепенно среди холмов и леса начали появляться особняки. Мне то и дело попадались навстречу жены банкиров, вышедшие на пробежку в спортивных костюмах, которые стоили больше моей машины. Местные жители, казалось, принюхивались к моему «Фольксвагену», когда он проезжал мимо, и у меня сложилось впечатление, что их носам его запах совсем не понравился.

Мы миновали бывший дом моего отца. Потом полицейский участок и свернули с Олмос-драйв на Кресент, где «Инфинити» покатил по дорожке из красного кирпича к резиденции, которую я знал только по имени: Белый Дом.

Ее называли так не только из-за человека, там жившего. Фасад здания являлся точной копией своего знаменитого тезки — широкие крылечки, идущие по всей длине, греческие колонны, даже американский флаг. Иными словами, мечта эгоманьяка. Если, конечно, забыть, что дом был примерно в два раза меньше размерами, чем оригинал. И тем не менее он производил впечатление. Впрочем, через некоторое время начинало казаться, что он какой-то жалкий, вроде «Вольво», пытающегося выглядеть как «Мерседес», или если в бутылку от текилы «Эррадура» налить «Хэппи амиго».

Я остановился у противоположной обочины, где кактусы и дикие горные лавры сползали по склону к высохшему ручью. Водитель «Инфинити» выбрался наружу и зашагал в мою сторону. Мистер Уайт вылез из машины вслед за ним, смахнул невидимую пылинку с небесно-голубого костюма, засунул газету под мышку и не спеша направился к двери в дом, даже не оглянувшись на меня.

Тощий парень прошел через президентскую лужайку, затем через дорогу и, положив руку на бок моей машины, наклонился к окошку. Когда его пиджак распахнулся, я сумел без помех рассмотреть пистолет 38-го калибра в подплечной кобуре.

— Проблемы? — спросил тощий тип.

Количество слогов и гласных звуков, которые ему удалось уместить в одном слове, подсказало мне, что он родом из Западного Техаса; возможно, его доставили сюда прямо из Лаббока.

— Никаких проблем, — ответил я и обезоруживающе улыбнулся.

Лаббок провел языком по губам, наклонился еще ближе ко мне и коротко хихикнул.

— Меня не интересует, есть ли у тебя проблемы, мистер, я спросил, хочешь ли ты их получить.

Я изобразил замешательство и показал на свою грудь. Лицо Лаббока превратилось в одну мрачную складку.

— Дерьмо, — выплюнул он слово из двух слогов. — Ты умственно отсталый, мистер? Какого дьявола ты за нами ехал?

Я одарил его еще одной ослепительной улыбкой.

— Как насчет пары минут драгоценного времени мистера Уайта?

— Даже не мечтай.

— Скажи, что его хочет видеть сын шерифа Наварра. Думаю, он согласится со мной поговорить.

Если имя Наварр что-то и значило для Лаббока, он этого не показал.

— Мне плевать, чей ты сын, мистер. Убирайся-ка отсюда, пока я не решил…

— Ты никогда не был патрульным на автостраде?

Он нахмурился и, должен сказать, не стал привлекательнее.

— Что?

Прежде чем он успел понять, что произошло, я схватил рукоять его пистолета и, не вынимая из кобуры, развернул так, что дуло уставилось Лаббоку прямо в грудь. Его руки инстинктивно взлетели вверх, словно он вдруг захотел высушить дезодорант, которым облил подмышки. Все напряженные линии на лице расслабились, и цвет медленно сполз на шею.

— Когда останавливаешь кого-то в машине, — терпеливо начал объяснять я, — никогда не надевай подплечную кобуру. До нее слишком просто добраться.

Лаббок медленно пошевелил руками, уголок его рта равномерно дергался.

— Будь я проклят, — произнес он, но слогов оказалось так много, что я не стал их считать.

Я вытащил из кобуры пистолет и открыл дверцу машины. Лаббок отступил назад, чтобы дать мне дорогу. Он уже широко улыбался, глядя на пистолет, который я направил ему в грудь.

— Такого идиотского, хренового выступления я уже давно не видел, мистер. Ты даже представить не можешь, в какое глубокое дерьмо только что забрался.

— Пойдем, посмотрим, получишь ли ты повышение по службе, — предложил я.

Входная дверь со стеклом посередине размером с ванну и в форме конуса была выкрашена белой краской. Лаббок провел меня через нее в просторную прихожую, затем повернул налево и через двойные дубовые двери мы вошли в личный кабинет Уайта. Где-то по дороге он, видимо, нажал ногой на кнопку сигнализации, но я не заметил, где.

Все шло прекрасно, пока какой-то тип, спрятавшийся за вешалкой, не снял предохранитель со своего пистолета и не приставил его к моей шее.

Лаббок повернулся ко мне и забрал свое оружие, так и не перестав ухмыляться. Тип у меня за спиной не шевелился, но я не стал предпринимать попыток сбежать.

— Добрый день, — поздоровался я. — Мистер Уайт дома?

— Добрый день, — ответил тип, стоявший у меня за спиной. Его голос лился гладко, точно мед по лепешке. — Мистер Уайт дома. Более того, он собирается вас прикончить, если вы не объясните ему, что вам здесь нужно, причем сделаете это без промедления.

Я протянул руку через плечо, предлагая ему ее пожать.

— Джексон Наварр, — представился я. — Третий.

Я досчитал до пяти, решил, что моя жизнь подошла к концу, и уже собрался заключить мир с Иисусом, Тао и агентством, выдавшим мне кредитную карточку, но тут услышал щелчок предохранителя, вернувшегося на место. Ги Уайт пожал мне руку.

— Что ж вы сразу не сказали? — спросил он.