Глава 8
Небесная любовь
Аличе стояла, зажатая в толпе молящихся, в главном храме Каррены – соборе Змееборца Лучезарного. Лучи бледного утреннего солнца, пронзая витражи, словно напитывались их золотым светом. Дрожали огоньки бесчисленных свечей, к сводам, клубясь, поднимались ароматические курения. Кафедральный собор Каррены недаром считался одним из прекраснейших в Пяти Герцогствах. Весь он был как распахнутые врата в Вечный Сад, где не будет ни горя, ни зла, ни огненных драконов. Золоченая статуя Змееборца, поражающего копьем Змея Бездны, как будто висела в воздухе в алтарной части храма, окруженная туманным свечением. Казалось, она не имеет никакого отношения к миру людей. Этот поединок идет не здесь…
Собор был набит битком – не продохнуть. Как Даниэль и предсказывал, в страхе перед драконами люди возлагали остатки надежды на церковь. Близятся последние дни! Теперь об этом не только говорили с кафедр, и не только кричали уличные проповедники. Теперь в этом почти никто не сомневался. Южные города уничтожены, над северными почти ежедневно видят пролетающих драконов. Огненный Шторм не где-то впереди. Он уже идет по земле.
Торжественное пение хора гремело, взмывая к сводам, и приглушенным раскатистым эхом отвечала ему поющая толпа. Звучала литания из Книги Огня, прежде одна из самых любимых у Аличе. Прощание Святой Невесты со Змееборцем, песня о небесной любви.
Небесная любовь подобна острому лезвию.
Кто колеблется, кто сомневается – того рассечет оно
надвое.
Стойкий пройдет по нему невредимым.
Небесная любовь подобна жгучему пламени.
Кто без колебаний бросится в него – получит награду.
Для прочих оно – просто зрелище.
Не бойся сгореть в пожаре небесной любви!
Назови мое имя, и станешь мною. Назову твое имя —
и тобою стану.
Нет больше ни тебя, ни меня – есть только
бессмертное пламя!
Та прежняя Аличе из лореты казалась нынешней Аличе какой-то глупой, восторженной девочкой, которая мечтала о том, о чем и понятия не имела. И в итоге накликала на себя то самое пламя…
Эта небесная любовь. Так ужасна! Так много она требует в жертву и так мало дает взамен!
Ну ладно Святая Невеста! Она совершила подвиг самоотвержения: отправила Змееборца на битву с мировым злом, понимая, что никто, кроме него, не способен это зло одолеть. А что сделала она, Аличе? Зачем спровадила Грега к Вальтеру? Да еще сказала ему: «Лети, может быть, тебя он послушает…» Сама же понимала в глубине души – никого Вальтер слушать не станет. И не слушал никогда. Для него значение имеет только он сам!
«Но пусть Вальтер не услышит твоих слов – по крайней мере, он увидит, что тебе есть до него дело! – мысленно разговаривала она с Грегом, словно пытаясь досказать то, что не успела при расставаниии. – Он не сможет отнестись к этому равнодушно! Ведь никто, кроме тебя, его не любит! Никто не верит в него так, как ты! А меня с детства учили, что любовь и вера творят чудеса… Может, они помогут Вальтеру свернуть с того смертоносного пути, по которому он идет сам и увлекает за собой всех, кого коснется… И конечно, ты полетел, ни мгновения не сомневаясь…»
А она помахала ему в окно, ни слова не сказав о луже черной крови из своего видения… Черная лужа мерцает в свете факелов, она разлилась от стены до стены!
«Я погубила Грега», – с ужасающей ясностью поняла Аличе.
Тело мое – стеклянный светильник, душа как фитиль,
Кровь моя наполняет светильник, словно горючее масло.
Тело и душа сгорают в огне разлуки.
Когда тебя нет со мной, я мертва.
Мертвым не больно, но я чувствую этот огонь…
«И что мне делать теперь? – думала Аличе, чувствуя, как душу охватывает отчаяние. – Я послала любимого на смерть, а сама осталась тут, в безопасности – и дальше что? Помолиться за его успех?»
В сущности, именно за этим Аличе и пришла в храм, но теперь ее намерение показалось ей самой циничным и трусливым лицемерием.
«Полечу к нему, – решила она. – Умереть рядом с ним – это все, на что я гожусь. А кто знает, может, мне удастся его вытащить…»
Она вспомнила Вальтера, и ее решимость сразу увяла. Нет, она ничем не поможет Грегу. Она поможет только Вальтеру. Грег, конечно, рассказал ему все, что узнал через Огненный Глаз, и не надо быть великим стратегом, чтобы предсказать дальнейшие действия главы клана. Как только он увидит Аличе, он схватит ее. Она нужна ему, чтобы подобраться к Мондрагону и убить его одним ударом.
И занять его место.
Уж в этом Аличе совершенно не сомневалась.
Если она и хочет чем-то помочь Грегу, да и вообще людям – она должна немедленно покинуть Каррену и снова спрятаться от Вальтера, чтобы он не сумел воспользоваться ею как приманкой.
Внезапно гнев охватил Аличе. Опять бегать?! Неужели ей в самом деле суждено всю жизнь убегать и прятаться? Она способна на большее! В конце концов, она же дракон!
Когда я умру, ты найдешь меня у двери Вечного Сада.
Выйдешь и спросишь – что это, у моего порога?
Протяни руку и подними меня – я буду твоим
клинком.
Душа моя стала как лезвие – ее отточила разлука,
Ее закалило пламя небесной любви!
«Вот! Так и есть! – дрожа от волнения, подумала Аличе. – Я – как наточенный меч. Мондрагон закалил меня в огне, а Вальтер очень хорошо наточил… Для какой битвы?»
Она посмотрела на статую Змееборца, пронзающего Змея Бездны, и внезапно все поняла.
Фьямма же сказала ей! Той ночью, когда Аличе снились черные сны, и она плакала и жаловалась, что ей вовек не спрятаться от Мондрагона, что он почему-то хочет погубить ее, а она даже не понимает, что ему от нее нужно!
Выход только один, ответила ей тогда вредная и язвительная спросонья Фьямма. Спросить у него самого!
* * *
Путь на юг оказался долгим – даже для дракона. Целый день Аличе летела, держась линии побережья, пока вдалеке не показалась горная цепь с черными вершинами. Аличе устала, но тем лучше – легче было бороться со страхом. Чем ближе становилось логово Мондрагона, тем сильнее становился страх. «Куда ты, зачем? – спрашивал внутренний голос. – На что рассчитываешь, глупая девочка? Не терпится умереть?» Аличе только стискивала зубы и начинала быстрее махать крыльями.
На закате она уже летела над опустевшими, высохшими долинами и острыми хребтами Огненных гор, чьи черно-рыжие склоны лишь изредка оживлялись изумрудными прожилками рек. Небо было ясное, к вечеру жаркая дымка рассеялась, и перед Аличе раскинулось ослепительно-синее море, усеянное бесчисленными островками. Солнце садилось на западе, окрашивая небо золотым и малиновым. Мир был бесконечно прекрасен.
Когда край солнца коснулся моря, на востоке показался огромный вулкан, окутанный черным облаком. Аличе вспомнила название – Монт Эгад. Должно быть, это он. Где-то рядом с ним должна быть разрушенная Мондрагона, столица юга, но пока внизу тянулись только черные лавовые поля…
Внезапно Аличе осознала, что давно уже летит над Мондрагоной. Теперь она замечала торчащие из лавы шпили, остатки крыш и куполов. Сколько их тут! Да этот город был в десять раз больше, чем Вишневая Лорета! Сколько же людей погибло ни за что ни про что – по вине одного кровожадного урода?!
В душе Аличе произошло нечто совершенно новое, не испытанное ранее. Всякий страх пропал. Первый миг потрясения превратился в возмущение, а затем – в ярость. Не ту ярость, которая заставляет топать ногами и сыпать проклятиями, а в ту, которая взывает к действиям, которые человек не совершит для себя. Уничтожить зло! Отомстить за Вишневую Лорету, за всех погибших. И только когда станет ясно, что зло сгинуло и больше не вернется, эта ярость будет утолена.
Теперь Аличе была твердо уверена, что поступила правильно. И знала, зачем летит к Мондрагону. Не задавать ему вопросы, не защищать себя. Она должна покарать зло!
Как сумеет она это сделать, Аличе не задумывалась.
По мере ее приближения к вулкану сумерки сгущались. Пропало море, погас закат. Последние лиги она летела в дымном удушливом облаке. Временами внизу вспыхивали какие-то огни – Аличе было неинтересно. Она искала только Мондрагона.
Вдруг прямо под ней возникло неровное огненное пятно неправильной округлой формы, настолько яркое, что даже густой дым не мог скрыть его. «Ага, – подумала Аличе, – это же кратер Монт Эгада!» Она сложила крылья и спикировала вниз, прямо в кратер. По сторонам потянулись бурые скальные стены, подсвеченные подземным огнем. Озеро лавы приближалось, дыша адским жаром, словно глотка Змея Бездны. Неожиданно Аличе увидела Мондрагона. Он сидел на скальном выступе, торчащем из лавы, будто острие огненного меча. Тут, внизу, все казалось созданным из пламени, даже камни.
Гнев от увиденного в Мондрагоне еще не прошел – Аличе охватил азарт битвы. Она понеслась по спирали, огибая Мондрагона и стараясь подлететь к нему с фланга. Огненный дракон как будто не замечал ее, но она не сомневалась, что это хитрость. Пусть только шевельнется – получит молнию прямо в глаз!
Она описала круг-другой над выступом, но Мондрагон даже головы не поднял. Сидел на своем камне, как пришибленный. «Уж не боится ли он? – изумилась Аличе. – Что ему стоит дохнуть на меня огнем? Он бы меня просто смел, как пушинку! Я рядом с ним, словно комар – что человеком, что драконом! Почему он не шевелится?»
После третьего круга ей надоело, и она опустилась на скальный выступ по соседству, поближе к стенке кратера. Мондрагон высился над нею, как рдеющая гора из огня и обсидиана. То ли от горящего воздуха, дрожащего от жара, то ли от чего другого, он показался Аличе каким-то бесформенным, оплывшим. Струйки лавы стекали, подробно крови, по его крыльям и хребту, чешуйки то вспыхивали четким геометрическим узором, то совершенно исчезали в пляске вспышек. Даже золотые глаза горели тусклее…
Огромная голова медленно повернулась к ней. Аличе напряглась, готовясь в атаке.
– Ты кто?
Рокочущий голос дракона эхом отразился от стен кратера. Откуда-то сверху лавиной посыпались мелкие камешки. Но сам вопрос прозвучал равнодушно, чтоб не сказать – уныло.
– Как это, кто?! Сейчас узнаешь!
Аличе приняла человеческий облик. Жара она не чувствовала ни малейшего, хотя вокруг было красно, как в раскаленной печке, и прямо у ее ног булькала лава. Девушка с вызовом посмотрела на врага, ожидая дикого рева и огненного взрыва. Но Мондрагон только посмотрел на нее с глубочайшим безразличием.
– Я тебя не знаю.
Аличе потеряла дар речи.
– Ты что, не узнал меня?! Это же я! Та, что не горит!
– Нет, – Мондрагон с тяжелым вздохом уронил голову на лапы. – Ты – не она…
* * *
Мондрагон увидел белого дракона издалека – как только тот чайкой выпорхнул из-за кромки кратера. «Надо бы в лаву нырнуть, что ли», – подумал огненный дракон, но его охватила такая усталость – не то что лапой, глазом не пошевелить. Мондрагон отнюдь не забыл своего давнего сна о белом драконе, который стоил Сантории ее существования, но им владела странная безнадежность, похожая на паралич. Если бы Аличе захотела ударить его молнией, он и не ответил бы…
И не то чтобы он боялся… Страх был постоянной тенью Мондрагона и не отпускал его никогда. Страх побеждает только сила. Потому Пожиратель Мира и старался стать как можно сильнее – чтобы наконец перестать бояться. Но сейчас он не чувствовал себя сильным, вовсе нет. Скорее, просто отупел от усталости.
Причиной глубокой, мучительной подавленности Мондрагона были сны. C некоторых пор он перестал их забывать. И теперь каждый раз он засыпал в ужасе перед тем, что еще преподнесет ему память при пробуждении. Он окончательно запутался, кто же он такой. Порой он был убежден в том, что он – Змей Бездны, и почти успокаивался на этом, но внутри его точило чувство, что все это обман. Он жег во сне города, ловил каких-то детей в темных закоулках и бесконечно искал Феличе, но больше она не показывалась ему. В те мгновения, когда Мондрагон еще мог мыслить здраво, разум подсказывал ему, что она никогда не вернется – и эти мгновения были хуже смерти…
– Что значит – не она? – нетерпеливо повторила стоящая перед ним незнакомая девушка. – Я – она и есть! Та, что не горит, Аличе из Вишневой Лореты, которую ты сжег вместе со всеми жителями. Ах да, ты их пожег так много, что куда уж тебе помнить каждый маленький городишко!
– Я тебя вспомнил, – с тяжелым вздохом, поднявшим в кратере целую бурю, отозвался Мондрагон. – Но ты – все равно не она. Что тебе здесь надо?
– Нет – это тебе что от меня надо?! – возмутилась Аличе. – Ты охотился за мной по всей Винделике!
– Я искал Феличе… Мою Феличе…
– Кого? – нахмурилась Аличе.
Имя было знакомое. Уж не этим ли именем красный дракон призывал ее на перевале?
– А кто она тебе?
– Она… – Мондрагон посмотрел на девушку долгим взглядом и еще кое-что вспомнил. – Она похожа на тебя… Она моя невеста.
– Твоя невеста? – Аличе вспомнила рассказ Грега. Точно, он говорил, что Мондрагон, возможно, ищет совсем другую женщину… – Погоди, давай разберемся! Значит, до превращения у тебя была невеста по имени Феличе?
– Да… – прошептал Мондрагон. Покровы памяти разрывались один за другим…
– Так ты просто хотел найти свою невесту? – Аличе внезапно перехватило горло от ярости. – Ты хоть понимаешь, что ради этих поисков сжег тысячи невинных людей?!
– Какое мне дело до смертных? Я бы сжег вдесятеро больше, если бы это хоть на шаг приблизило меня к ней! Пусть хоть все сдохнут, лишь бы Феличе была со мной!
– Ах, вот как ты рассуждаешь!
– Ты не понимаешь – без нее я погиб! Смотри, что со мной творится!
Мондрагон приподнял и расправил крыло, которое вдруг, стремительно теряя форму, начало стекать в лаву. Огненный дракон тряхнул крыло, восстанавливая его, но оно сразу же начало оплывать снова.
– Все хуже и хуже, – пожаловался он. – Да еще эти сны… Ведь правда, что сны – это ложь?
– Значит, Феличе, – произнесла Аличе, стараясь говорить спокойно. – И тоже не горит… Так, давай подумаем вместе! Где она может быть?
– Не знаю! – простонал Мондрагон. – Я искал много лет, повсюду!
– Вот не надо сейчас о том, как ты «искал!» – вспылила Аличе. – Если вы с Грегом жили до превращения в Мондрагоне, значит, и она тоже… О, я, кажется, поняла! Ты сжег Мондрагону – и ее тоже, со всеми? И не хочешь себе в этом признаться?
– Нет! – перебив ее, заревел дракон. – Я ее не сжигал! Она сама…
– Что сама?
– Она сама упала в лаву! Я просто привел ее сюда, на Монт Эгад… Чтобы показать что-то очень красивое… И сказал – подойди к краю и нагнись… Может, я ее и толкнул, но случайно…
– Ты убил ее, – с ужасом произнесла Аличе. – Привел сюда и убил… Еще когда был человеком! Зачем?
– Не знаю, – всхлипнул Мондрагон. – Наверно, Змей Бездны толкнул меня под локоть. Говорю тебе, она упала сама! А меня тем же вечером схватили ОНИ… и следующей ночью… бросили меня сюда… и я…
Мондрагон умолк, не в силах говорить. Прошлое, что раньше приходило к нему только в виде снов, нахлынуло огненным штормом, снося последние барьеры памяти. Он вспомнил ужасную ночь в тюрьме, свои ночные охоты и бесчисленные жертвы, отданные огню с охотой и радостью – и наконец, последнюю жертву, самую ценную – ту, что дала ему всемогущество, но лишила покоя и отняла смысл жизни…
Мондрагон, сломленный натиском этой беспощадной правды, рухнул ничком на уступ и зарыдал. Аличе смотрела на него без всякого сочувствия:
– Знаешь что? – сказала она. – Я думаю, ты стал драконом не тогда, когда вылез из вулкана. Ты стал им, когда столкнул туда Феличе.
– Не сталкивал я! Отстань!
– Но зачем ты это сделал? С ума сошел?
– Я не бросал! Я просто хотел показать ей…
– Не ври! Ну что ты врешь, как ребенок? «Сама упала», тьфу!.. – Аличе вспомнила про Грега: – И братик сам упал, да?
– Ты знаешь, что он мне тогда сказал? – вскинулся Мондрагон. – Он мне сказал… обидные слова! У-у-у, меня все ненавидели…
– И братик?
– Да! – запальчиво ответил дракон.
– И Феличе? – коварно спросила Аличе.
Мондрагон распахнул пасть, явно желая произнести «да», но наглости не хватило, и он снова разразился рыданиями.
– Бедный я, несчастный! – причитал он, мотая головой и всплескивая растекающимися крыльями. – Что я с собой сделал? Это ужасно!
– Какой ты мерзкий! – с презрением проронила Аличе. – И я тебя так долго боялась! А ты… просто ничтожество!
– Никто меня не любит!
– Феличе любила. Знала, какой ты, и все равно любила, иначе никогда бы не пошла за тобой! И что ты с ней сделал?
– Где ты, где ты, моя Феличе?!
– Показать? – мстительно спросила Аличе.
– Да!
Аличе подошла к краю уступа и указала рукой на озеро лавы:
– Она там…
Мондрагон жадно уставился в лаву, словно и впрямь ожидая увидеть там свою невесту. В сущности, так и было – он уцепился за слова Аличе, как за последнюю надежду…
И вдруг ему открылся смысл слов, сказанных ему когда-то, в прошлой жизни: «я в тебе, а ты во мне – вот что такое любовь».
– Феличе, я тебя вижу, ты там! – заревел он. – Сейчас я тебя вытащу, подожди меня…
За мгновение до того, как потерять память навсегда, вместе с сознанием и личностью, Мондрагон ощутил, что впервые в жизни не чувствует ни страха, ни ненависти. Он успокоился – и стал стихией, Огненным Штормом, который убивает, ничего не чувствуя, по самой своей природе. Озеро лавы вскипело, стены кратера содрогнулись, когда огненный дракон полыхнул изнутри, а потом растаял, словно ком снега в солнечный день, миллионом струек стекая в лаву и сливаясь с ней безвозвратно.
Аличе проводила его взглядом, вздохнула и сказала:
– Мне тебя не жалко.
