Сладкий запах забивал ноздри. Мертвые лежали всюду. У начала пирса, на лодках, на улицах. Некоторые уже почернели и обратились в лужу черной зловонной плоти, сползающей с костей. Некоторые еще напоминали людей. Их тела покрывала пухом белая плесень. Син шел между ними спокойно, не торопясь, и только напряженные скулы угодника и потемневшее лицо говорило, что он не равнодушен ко множеству смертей.

– Живых разве вовсе нет? – с ужасом прошептал Игнис.

– Есть, наверное, – процедил сквозь зубы угодник. – Но уже мало. И ни одного стражника, все разбежались. Впрочем, я их понимаю. Но маги-то должны быть в городе!

– Маги? – не понял Игнис.

– Это наведенная порча, – объяснил угодник. – Мор мору рознь. Чума, холера, оспа – все нам известно. Они страшнее, чем белый мор, потому как могут пожирать целые королевства, но они подчиняются ветру, грязи, воде. Человеческой глупости, наконец! Они как непогода. Их можно избежать. От них можно укрыться. Их можно лечить! Но белый мор…

– Его нельзя лечить? – спросил Игнис.

– Очень сложно, – покачал головой угодник. – Очень мало времени на лечение с того мига, как ты заражен. Но остановить мор можно. Поэтому, дорогой принц, ярлыки пока отодвигаются. Тебе нужно оружие.

– Мор лечат оружием? – поразился Игнис.

– Останавливают, – не согласился Син. – И защищаются от него. Пошли в тот двор. Там раньше была хорошая оружейная лавка.

Во дворе лежали три трупа. Один белый, начинающий проседать, и два черных.

– Не прикасайся к белому, – предупредил угодник, вытаскивая из ножен меч. – Черные уже безопасны. От них не заразишься. Век белого мора недолог. После заражения есть час на излечение. В это время ты становишься горячим, как печь. Но если хоть крупинка белого появится на твоей коже – все. Отсекать руку, ногу бессмысленно. Ты уже мертвец.

– Падаю мертвым? – прошептал Игнис, обходя белый труп.

– Не сразу, – успокоил принца угодник, поднимаясь по лестнице к железной двери. – Будешь бродить по улицам еще пару часов. Но уже мертвым. С того мгновения, как плесень выступит на твоем теле, тебя уже нет. На самом деле нет. То, что останется от тебя, уже не ты. Без памяти, без жалости, без соображения.

– И что же останется? – спросил Игнис, глядя, как Син присел у двери, оказавшейся запертой, и копается в ее замке.

– Твое тело, – проговорил угодник. – Смотри-ка, а оружейник почувствовал опасность, заперся. Ну это мы быстро… Пару часов зараженный бродит по улицам. Бродит живым мертвецом. Иногда дольше, если холодно. Он, как семя, которое жаждет продолжения. Плесень еще не пушится на нем, покрывает его белыми точками, но уже ищет незараженного и бежит за ним с объятиями. Такого можно только убить. Через два часа он падает и сам. И еще часов пять плесень пожирает его. Вместе с одеждой. Когда жратва кончается и труп чернеет, он безопасен.

– Но если так… – Игнис нахмурился. – Ведь тогда час на заражение, два часа на прогулку… Пять часов на гниение… Если в городе толковый правитель, тогда с мором можно управиться за один, ну два дня!

– Может быть, – кивнул угодник, щелкая открывшейся дверью. – Но ты не знаешь, с чего начинается мор.

– С чего же? – спросил Игнис, входя вслед за угодником в темный коридор.

– С того, кого можно остановить только оружием и магией, – ответил угодник. – А ведь оружейнику не повезло. Очень не повезло.

Сразу за второй дверью, в освещенной через зарешетчатое окно лавке на полу лежал в луже черной слизи оружейник. Рядом проваливался в остатках белого пуха ребенок.

– Он привязал себя цепью к стене, – мрачно заметил, перешагивая через маленький скелет, Син. – Наверное, попросил, потребовал, чтобы дочь не подходила к нему. Но ей было семь лет. К кому еще ей было подойти?

Игнис побледнел.

– Иди сюда, – подозвал его к себе угодник, который уже перебрался через стойку к полкам. – Надень.

Он бросил принцу широкий пояс со вшитыми карманами, в каждом из которых торчала стеклянная бутыль.

– Это пояс лекаря, – объяснил угодник. – Он ходит по полю боя, перевязывает раны, затягивает культи. Но прежде, чем рану перевязывать или наносить на нее снадобье, ее нужно промыть. Когда-то это делали кипящим маслом, что не добавляет здоровья раненому. Лучшее средство – самый крепкий квач. Запомни, если белый мертвец коснется тебя, нужно плеснуть на это место квачем.

– А если он коснется тебя там, где ты не заметишь? – вытер взопревший лоб Игнис.

– Когда станешь горячим, как печь, заметишь, – успокоил принца угодник. – Не волнуйся, снадобье у меня есть. Немного, но есть. Какое оружие предпочитаешь?

– Атерский прямой меч с полуторным хватом, – ответил Игнис.

– И конечно же лаписской работы? – усмехнулся угодник.

– Есть выбор? – дрожа, спросил принц.

– Есть, – кивнул угодник, выкладывая на стойку оружие. – Выбирай. Еще потребуется пара самострелов со стрелами и секира. И давай поспешим, парень. Если кто-то в этом городе и борется с мором, то он на главной площади. Отсюда полторы лиги. Запомни еще вот что: не пытайся убить мертвеца. Он уже мертв. Ты можешь отрубить ему голову, он побежит за тобой без головы. Только ноги. Перебьешь колени стрелами – уже хорошо. Он сможет только ползти. Подрубишь секирой или мечом – еще лучше. Ползти не сможет. Руки у него только для объятий.

– А сжечь? – прошептал Игнис.

– Если только сократить те пять часов, которые зараза будет разлагаться на мостовой, – шагнул к выходу угодник. – Если ты подожжешь бодрого мертвеца, то получишь факел на двух ногах и, может быть, пылающий в пламени город.

Чем дальше к центру города, тем больше было трупов. И все-таки покрытые белой плесенью попадались редко. Чаще всего это были скрелеты в черной жиже, а то и на подсохшем черном пятне.

– Дня два уже, – хмуро заметил угодник. – Главное, чтобы он или они были еще в городе, не пошли дальше. Хотя кто их знает, сколько их…

– Ты о ком? – напрягся Игнис, потому что из дверей лавки, над которой висел вырезанный из дерева хлеб, вывалился белой тенью человек и метнулся к угоднику.

– О тех, кто замесил эту погибель, – ответил угодник, за миг до столкновения шагнул в сторону, присел, подрубил заразного и снова выпрямился. – Разное случалось, принц. Бывало, что и чуму, и холеру несли в мешках в осажденные города. Но ни та, ни другая не происходят из пустоты. И поганую водичку надо где-то зачерпнуть. А это – целиком колдовство.

Подрубленный хрипел за спиной.

– Меч можно не вытирать, – сказал угодник, держа сверкающий клинок на сладком ветру. – Пара минут, и плесень гибнет. То же самое и на одежде. Главное, чтобы не попала на кожу.

– Что значит колдовство? – не понял Игнис. – Откуда? Разве не могильцы разносят мор?

– Когда полторы тысячи лет назад армии императора стояли у Бараггала в ожидании войска Лучезарного, а белый мор свирепствовал в их селениях, откуда он появился? Думаешь, могильцы разносили его, подобно крысам?

– А разве нет? – Игнис нахмурился. – Лучезарный послал на запад мурсов, и они разнесли заразу.

– Они ее создавали, – твердо возразил Син. – Не всякий мурс способен на это, но уж если кто-то способен…

– Но сейчас нет Лучезарного! – воскликнул Игнис. – И тогда шла война! Близилась большая беда!

– Может быть, ты скажешь, что и мурсов нет? – удивился Син. – Или уверен, что не близится большая беда?

– Откуда? – поразился Игнис.

– Откуда угодно! – с горестью махнул мечом угодник. – С севера, с юга, с востока, с запада! Изнутри нас самих! Да хоть из тебя! Да, этот камень, эта метка – словно клинок, который может попасть в добрые руки, а может в недобрые! Но ты уверен в собственных руках? Ты уверен, что не сотворишь какую-нибудь мерзость?

– Я… – начал говорить Игнис, но осекся. Осекся, потому что вспомнил, как встает, потирая спину, корчится от боли Литус Тацит.

– Беда в нас, – проговорил Син. – Не в тебе, не во мне, а в нас. Светлая Пустошь, Сухота, мерзость за горами Митуту – это язвы, смертельные язвы. О какой беде ты говоришь? Она всегда была рядом. Она никуда не уходила. Но… – внезапно угодник повеселел, – это не значит, что мы должны бросить оружие и закрыть глаза руками!

Площадь была заполнена народом. Здания расходились в стороны, окружая колоннадой, ступенями и храмами обширное пространство, шириной не менее четверти лиги. В ее центре бил фонтан, и вокруг стояла толпа. Много людей. Несколько тысяч. Но еще больше людей черными скелетами лежало вокруг заграждения, устроенного из утвари, телег, какой-то мебели, сундуков, бочек и прочего барахла. Сразу за ограждением горели костры, на которых стояли котлы. Вдоль ограждения виднелись бледные, измученные лица стражников. На самом ограждении кое-где лежали трупы, покрытые белым пухом. Над площадью стоял тихий плач и слышался треск углей под котлами.

– Син! – раздался радостный вопль, и здоровенный детина, почему-то в балахоне угодника, сдвинул капюшон на затылок и, являя солнцу ослепительную улыбку на чернокожем лице, ринулся навстречу спутнику Игниса. – Вот уж большей радости я и не ждал!

– Аквуилус! – обнял, как старого приятеля, чернокожего Син. – Откуда ты взялся? Один?

– Нет, – замахал руками, смахивая накатившие слезы, Аквуилус. – Нас двое. Я и Пусиллус!

– Пусиллус? – удивленно поднял брови Син. – Так чего ж ты плачешь? Лучшего напарника и не найдешь! Я уж и не думал, что его встречу! Он ведь отправлялся куда-то на северо-запад? Лет пять назад?

– Да, – кивнул Аквуилус. – Мы вместе бродяжничали. И, кстати, были у больших храмов. У лежащего льва. Все, как ты говорил. Все так и оказалось. Мы побывали во всех семи местах. Везде, где упали семь звезд! Но храмы и лежащий лев с человеческим лицом – единственное, что сохранилось.

– Хоть что-то сохранилось, – кивнул Син.

– И нам есть еще что тебе рассказать! – вытаращил глаза Аквуилус.

– Расскажешь, – ударил в плечо черного друга Син. – А мы к вам в помощь. Вот мой спутник…

– Вавато, – быстро назвался Игнис.

– Пусть будет Вавато, – с легкой усмешкой согласился Аквуилус. – Вот, возвращались в Самсум, хотели потом отправиться в Бэдгалдингир к Бенефециуму, чтобы он занес отчет о нашем путешествии в свои свитки, но остановились в Тире, а тут такое…

– И мы, – кивнул Син. – Хотели пойти через Тир на северо-восток. Всевышний с умом прокладывает наши тропы…

– Если бы еще он с умом засевал поля вокруг наших троп, – проговорил вышедший из-за спины Аквуилуса невысокий, но очень крепкий черноволосый угодник с раскосыми глазами. Обняв Сина, он добавил:

– Рад тебе и твоему спутнику. У нас здесь восемь тысяч человек. И двести стражников. Еды мало, но о еде пока никто не думает. Вода есть. Снадобье не остывает. После заражения удалось спасти сотни три человек. Думаю, что во всем городе живых не более чем еще две или три тысячи. Из тех, что заперлись по домам и кому хватает ума не высовывать наружу нос. Допускаю, что кто-то есть и в замке на горе, но его двери заперты. Есть же у местного правителя маг, должен же он посоветовать ему, как быть. Мор идет третий день. Я прикинул, что из десяти человек – восемь погибли. Но мор еще продолжается.

– Сколько их было? – спросил Син.

– Думаю, что трое, – вздохнул Пусиллус. – Мор пошел с трех сторон. С гор, с порта и с равнины. Двоих нам удалось прикончить, да и развоплотить, оба знакомцы, но один еще гадит. И он очень силен. Нам придется нелегко.

– А ведьмины кольца? – не понял Син.

– Не берут, – скрипнул зубами Пусиллус. – А в теле он почти неуязвим. Уже полсотни стражников потеряли мы только с ним! И он уходит от схватки со мной… Он очень умен, Син. И это самая плохая новость. Эх, не ко времени я отправился странствовать! Проглядел! Ладно! Найдем способ, но сколько времени это займет?

– Не знаешь его? – спросил Син.

– Этого – нет, – признался Пусиллус. – Я раскидывал заклинания, рисунок складывается незнакомый. Думаю, что он из новых. Да и кольца поэтому…

– Кто-то сумел призвать новых? – побледнел Син.

– Нет, – улыбнулся Пусиллус. – Если бы это было так, месиво в центре Светлой Пустоши не просто бы волновалось. Из него бы бил фонтан грязи. Нет, думаю, что начали открываться саркофаги в подземелье Донасдогама.

– Значит, ты все-таки был там, – прошептал Син.

– Был, – кивнул Пусиллус и, покосившись на Игниса, добавил: – Тогда, когда это было можно.

– Тогда… – Син улыбнулся и погрозил пальцем угоднику.

– Я не ищу славы, – развел руками тот.

– О чем вы? – удивился Аквуилус.

– Он знает, – усмехнулся Син.

Визг вдруг раздался с другой стороны толпы.

– Опять, – побледнел Пусиллус, выдергивая из ножен меч. – Аквуилус! Держи проход!

– Оставайся здесь! – крикнул Игнису Син.

– Ты, парень, меч-то хоть когда-нибудь в руках держал? – с сомнением спросил Игниса Аквуилус.

– Случалось, – неопределенно ответил Игнис.

– Что у тебя? – поинтересовался Аквуилус. – Секиру давай сюда, с ней умеючи надо. Бутыли пусть висят, но от них толку немного. Мурс сильный, с выдумкой. Гонит на наши ограждения вроде бы здоровых, даже с оружием, но уже без соображения. Прежде, чем отбиваться, вначале скрутили пару. Так они только через полчаса пухом пошли. Еле-еле справились. Изобретательная мерзость пошла.

– Лучезарный вернется? – с замиранием сердца спросил Игнис.

– Я тебе что, Бенефециум? – удивился Аквуилус. – Отправляйся в Бэдгалдингир и спрашивай там. Это он у нас корпит над свитками и манускриптами. Наше дело простое, ходить да смотреть. Или вот как теперь. А ты сам-то кто будешь? Есть у тебя что внутри?

Игнис похолодел. Неужели вновь выдал себя? Ведь затвердил же заклинание Алиуса Алитера. Как молитву его читал, когда приходил в себя на распятии. Да и на палубе с него начал. И теперь. Нет. Не может быть. Спрятано. И еще глубже спрячется. Больше такой удачи не нужно. Син знает, и хватит.

– Внутри? – сделал непонимающее лицо Игнис. – Да нет пока, снаружи, – погладил бутыли принц. – Син вроде сказал, что снаружи погань смывать надо?

– Тьфу, зараза, – усмехнулся Аквуилус. – Поймал! Не о том я, парень. Я про стерженек. Когда вот не можешь, а делаешь. Видишь такую гадость, как здесь, и не бежишь околицей, а лезешь в самое пламя. Если лезешь, значит – ты угодник. А не лезешь, просто человек. Может быть, даже и хороший человек. Ладно. Заряжай самострелы, если что, слушай меня. Ты только чтобы подсобить. Пусиллус и Син справятся там, пусть даже сотня истуканов на них полезут. Нет лучше воинов. Про Пусиллуса так говорят, что он и был тем самым угодником, что срубил камненосцев у Змеиной башни!

– Так это когда было? – оторопел Игнис. – Тысяча лет прошло!

– А вот станешь угодником, может быть, тоже долго проживешь? – подмигнул Игнису Аквуилус. – Я-то как раз рассчитываю посмотреть, чем все это закончится. Интересно!

За их спинами визг сменился воем. Народ начал подаваться ближе к выходу. За толпой шла сеча. Уже все стражники перебежали туда, когда перед проходом появился странный человек. Он был невысокого роста, толстоват, коротконог и лыс. Ни доспехов, ничего на нем не было. Потертый камзол пожилого писца, даже пальцы в чернилах. Нос клубеньком. Щечки. Маленький подбородок. Глазки – смородинки. В руке полуторный фальшион. Легкий, словно пушинка. Или, наоборот, тяжелый меч в еще более тяжелой руке?

– Ну вот, – побледнел Аквуилус. – И под наше нутро нашлась работка. Это ведь он самый, парень. Тот, который все это и устроил. А ну-ка, две стрелки сразу сможешь?

Игнис выставил самострелы. Щелкнули пружины, стрелы пошли точно в грудь, но толстяк сделал неуловимое движение и отбил обе стрелы. Одним движением – обе.

– Бросьте, – скорчил добродушную гримасу толстяк. – Я их все равно возьму. Восемь тысяч кусков мяса. Лакомство.

– Не возьмешь, – отчеканил посеревшими губами Аквуилус.

– Ты, что ли, остановишь? – удивился толстяк.

– Ну, если что, не поминайте черного черным словом, – прошептал Аквуилус и побежал навстречу врагу.

Они сшиблись, как два смерча. Точнее, Аквуилус был смерчем, а его противник остался обычным толстяком, разве только двигался он гораздо быстрее смерча. Полетели в стороны обломки секиры, противники разошлись на мгновение, которого хватило только на то, чтобы Игнис на ладонь выдвинул меч из ножен, который он выхватывал так быстро, как мог, и снова сошлись. На мгновение, после которого Аквуилус рухнул на спину, потому что его грудь была вскрыта от ключиц до печени и сердце выталкивало толчками последние порции крови.

– Это моя война, – выкрикнул срывающимся голосом Игнис, поднимая меч. – Я, Игнис Тотум, принц Лаписа!

Выкрикнул и открылся. Выкатил то, что скрывал. Дал чужому и страшному проникнуть в руки и ноги, раны на которых еще саднили. Пустил холод в тело. Но не в сердце. Так ему казалось, не в сердце. И тот увидел. Повернулся к принцу, с интересом наклонил голову, зажег глаза жадностью и вожделением. Надо же, какая добыча шла ему в руки. Уж куда слаще, чем целый город смертей. Что ж, смотри, несчастный!

Он не был толстяком. Нет, он оставался еще и им, но со временем он бы исправил это тщедушное тело до того, которым мог бы гордиться – высокий, но не слишком высокий рост, стройная, но прочная, подобная стали стать, бледное худое лицо с тонкими чертами, черные глаза, черные волосы, этакий юноша, который не стесняется собственной юности, поскольку ей тысячелетия. Таким он был, и таким он будет. Надо лишь немного времени. Но для того, чтобы справиться с этим сосунком, хвастающимся сокровищем внутри него, с лихвой хватит и того, что есть. Сотой части того, что есть.

– Это моя война, – прошелестел мурс. – Я, Диафанус, дух призванный и уже не спящий, принимаю вызов. Ты и я.

«Вот и все, – подумал Игнис. – Где ты, Кама? Наверное, ты бы станцевала этот танец лучше меня. Где ты, Сор? Ты преподал бы этой мерзости урок».

Три удара. Принять на клинок удар Диафануса, парировать разворот и парировать выверт. Прикидка. Саднит плечо. Кажется, зацепил, но слегка. Смеется. И снова. Три удара. Сверху, снизу и опять сверху. И четвертый, снизу, кажется, пропустил, но не сильно. Бедро, хотя нога стала чуть-чуть тяжелеть. Снова два шага назад, мгновение перед следующей стычкой. Сколько проходит между ними – секунда? Десятая часть секунды? Сколько, если Син, Пусиллус, появившиеся рядом, застыли, замерли каменными истуканами? Шаг вперед, тычок, разворот, удар сбоку, защита, он только защищается и, кажется, не успевает. Засаднила щека, так вся кровь уйдет до конца схватки, удар снизу, скрежет клинка, улыбка на тонких губах, шаг назад? Нет. Удар сверху, снова защита, и вместо того чтобы уйти в привычный разворот, резкое движение в сторону.

Как говорил Сор? Хочешь победить, открывайся. Смерть противника там же, где и твоя смерть. Твоя победа там же, где и его победа. Кто успеет, тот и выиграет. Конечно, если ты будешь быстрее, чем он. Сделай то, чего он не ожидает. И раскланивайся перед восхищенной публикой. К примеру, вот так, нападай. Бей сверху. Игнис напал, наставник подставил меч, но не ушел в разворот, чтобы самому нанести удар или приготовиться к следующей защите, а сбросил меч вправо, перехватил его за лезвие и сплющил навершием Игнису кончик носа.

– Ты понял? – спросил он принца.

– Понял, – зажал тот расквашенный нос.

Он ударил яблоком меча в яблоко противника. Сломал ему гортань, хотя и порезал собственные ладони. И в ту долю секунды, когда Диафанус замешкался, вновь обращаясь в толстяка, правда, уже со сломанной гортанью, развернулся и снес противнику голову.

Загремел упавший фальшион. Тело сделало еще пару шагов и повалилось набок. Легкая тень поползла в небо. Син ударил кинжалом в вычерченный на камнях рисунок, но огненные кольца не поколебали сумрачную дымку. Игнис поймал внимательный взгляд Пусиллуса, который стоял над телом Аквуилуса, и собрался, свернулся, спрятал холод, который так и не коснулся его сердца.

– Хорошо, Вавато, – сказал Пусиллус. – Или как там тебя? Жаль Аквуилуса. Но то, что мы знаем имя этого мурса, очень важно. Однако закончить бой можно было и быстрее.

– Две секунды, – опустился на колени перед телом Аквуилуса Син. – Бой продолжался всего две секунды. Быстрее сражаются только демоны.

Пусиллус не сводил глаз с Игниса.