Тричилла Кертус покоилась на уложенных вперемешку со снопами соломы поленьях. От погребального костра пахло маслом, которым были пролиты дрова и тело королевы Ардууса. Белое покрывало, скрывающее тело Тричиллы Кертус, шевелил по углам ветер.

«Именно так, – думал Пурус Арундо, – Тричилла Кертус. Не Арундо, а Кертус. Не королева великого Ардууса, а королевская подстилка. И нет ничего страшного, что именно она родила Пурусу красавицу дочь Фоссу и сына Болуса. И не из такой грязи поднимались великие деревья. Во всяком случае, в двух своих детях он был уверен. Но ни одного дня он не был уверен в своей жене. Она обманула его даже с собственной смертью. Не захотела ждать, когда яд заморит ее тело, нашла его тайник и приняла яд весь сразу. Выжгла себе нутро. Захлебнулась кровью. И хорошо. Хоть так! Хоть так!»

Пурус закрыл глаза. Все, что он хотел, это сдернуть труп с костра и бросить его на псарню. Обычные псы не будут жрать мертвечину, а калбы как раз ее и любят. Или яд все еще в ее теле? Жалко будет псов. Нелегкое это дело, поймать калба и приручить его.

Пурус оглянулся. На южной стене старого замка было мало народу. Король не стал объявлять траур в предпоследний день ярмарки, объявил его днем позже, мастерам стражи приказал жестко – никаких свидетельств о соболезновании, никаких даров и подношений, все, что нужно королю – холод, спокойствие и отстраненность. Пусть думают, что он не может привыкнуть к ее смерти. Хотя он никак не мог привыкнуть к ее жизни.

Король закрыл глаза, поднял лицо к небу. Солнце понемногу начинало припекать. Все, что он задумал, получится. По-другому не может быть, потому что если не получится, то не будет ничего. Не только для короля Ардууса, – ни для кого.

Он опустил голову, напряг скулы. Все-таки ненависть требовала выхода. Мало было того, что пропала вторая дочь («Дочь – скрипнул зубами Пурус, – свидетельство позора, а не дочь. – Более шестнадцати лет он старательно изображал любящего отца рядом с огненноволосой приблудой»), так и жена умерла на следующий день. Пусть подданные горюют, сочувствуя королю. Пусть горюют и страшатся собственных горестей. Если уж королева сгорела за одну ночь от неизвестной болезни, то что говорить о простых смертных? Никто не может спать спокойно, никто. Все в руках Энки! Все в руках Энки!

«А ведь она знала о бегстве Фламмы, знала. Отчего она покончила с собой? Оттого, что простилась с дочерью, или оттого, что пронюхала его планы? Все ли? Было бы жаль, если она не успела узнать о его планах относительно отца рыжей. Очень жаль. Как бы он хотел сообщить ей об этом! Ведь он только потому и оставлял Тричиллу живой, чтобы однажды явиться в ее комнаты и сообщить, что ее избранник, ее подлинный избранник – мертв. И как жаль, что он, король Ардууса, не может заточить негодяя в темницу, чтобы прикручивать фитиль его жизни медленно и неутомимо. Никаких сомнений, она все поняла, поэтому и приняла яд. И Фламма убежала по той же причине. Один вопрос: кому еще успела рассказать Тричилла о своих подозрениях?»

Пурус снова оглянулся. Дочь Фосса и сын Болус за спиной. Дочь в слезах, как положено женщине. Болус стоит, прикусив губу. Молодец. Из парня будет толк. Главное, чтобы жену подбирал с умом, а не как он, брал старшую из тиморского выводка, где все с юности замешивали свои будущие беды. Ну, с женой сыну придется помочь. А кое-кому уже не поможешь. Чуть в стороне стоит брат Кастор с женой и дочерью. Невысокий, светловолосый, лобастый. Не похожий ни на старого короля, ни на своего брата, ни на свою сестру. Точно ли он его брат? Или, как позднее и Тричилла, королева-мать спуталась с каким-нибудь лаэтом? Не оттого ли отец Пуруса не дожил до глубокой старости? И не он ли ускорил смерть собственной жены? И ведь тоже Арундо. И Кура урожденная Тотум, яйцо из лаписского гнезда, окаменевшая, словно знает, что грозит ее родным, тоже Арундо. И их дочь, белобрысая уродка Лава – тоже Арундо! И позор королевской семьи – Монедула, младшая сестра короля, тоже Арундо! Легла под простого стражника! Опозорила на всю Анкиду! Стражника того уж давно нет, бросили в каменный мешок, заморили, скормили крысам, десять лет потом сочувственно кивали и разводили руками в ответ на слезы мерзавки: пропал бедолага, отбыл и ничего никому не сказал, и что теперь? Вот она стоит, льет слезы. Над кем плачешь? Поплачь над своим сыном, рожденным от простого стражника. Поплачь над Лаурусом, который стоит рядом с тобой. Недовольна, что он всего лишь мастер восточных ворот? А твой король, дрянь, недоволен, что мастер восточных ворот носит его имя – Арундо. Стереть, уничтожить, развеять прах по ветру и забыть навсегда. И семью его, в которой жена – простолюдинка и двое детей – парень и девчонка, и тоже все Арундо! Отбросы, и туда же, Арундо! Уничтожить!

– Мурус! – позвал мастера стражи король.

– Да, Ваше Величество, – шагнул вперед, склонил голову мастер стражи.

Софус, стоявший за спинами проклятой родни, низко поклонился в ответ на королевский взгляд. «Давай», – махнул ему король. Маг согнулся еще ниже, скрестил пальцы, приложил руки ко лбу, зашевелил губами. В глубине устроенного на железной решетке кострища что-то зашипело, затрещало, посыпались искры, и вот побежали по соломе и поленьям языки пламени, затрещало дерево, начало темнеть белое покрывало, и вмиг вспыхнуло, оделось пламенем тело.

– Новости? – коротко бросил король воеводе.

– Ее Высочество принцесса Фламма пока не найдена, – сдавленным голосом произнес Мурус. – Три отряда продолжают искать ее. В Бэдгалдингир она не заходила, тиморскую переправу не пересекала, к Кируму тоже не выбиралась. Наши соглядатаи везде! Как только она появится, сразу же будет препровождена в Ардуус!

– А если она мертва и лежит где-то на краю Пустоши? – отчеканил побледневшему воеводе Пурус. – Ты знаешь, любезный Мурус, что свейские дозоры снялись с охраны ее границ и почти все ушли на север? Ты знаешь, что нахоритские разбойники грабят деревни по правому берегу Азу, захватывают невольников и гонят их в Светлую Пустошь, где продают их слугам Лучезарного? А знаешь, что несколько кирумских деревень уже пожрала нечисть, выбравшаяся из Пустоши? А если кости Фламмы лежат в лесном овраге?

Побледнел Мурус. Стиснул зубы, но устоял. Не мастером стражи тебе быть, воин, а дружинным. В бою цены тебе нет, а в дворцовых коридорах ты дерьмо. Правильно говорил почтенный Флавус Белуа, который не только одаривал советами короля Ардууса, но и первый прислал вассальный договор: не нужен королю верный воевода, потому как никто не должен даже на толику заменять короля. Королю нужны несколько слуг, которые будут вести его королевство к славе и которые будут ненавидеть друг друга и выслуживаться перед королем.

– Калбов высылайте, – процедил сквозь зубы Пурус. – Калбов со стражниками и загонщиками. Пятый день со дня исчезновения Фламмы, почему калбы все еще на псарне? Еще новости есть?

– Гости покинули Ардуус, – с трудом справился с языком и губами Мурус. – Торопятся, чтобы успеть вернуться на коронацию. На той неделе должны прибыть великие мастера магических орденов. Никс Праина отбыла на юг, но обещала тоже успеть. Предстоятели Храмов оповещены, все будут.

– Соглядатай из Фиденты прислал голубя? – спросил Пурус.

– Да, Ваше Величество, – кивнул Мурус.

– И что же ты молчишь? – зловеще прошептал король.

– Король Лаписа устраивает погребальный костер на окраине Фиденты, – отшатнулся от королевского оскала Мурус. – Двое его детей. Принцесса Камаена и принц Игнис. Убиты.

– Как? – нахмурился Пурус.

– Принцесса убита стрелой в спину на пароме. Убийца не пойман. Стрела обычная. Слухи ходят, что убийца мог быть послан Кирумом. Никаких действий против Кирума король Лаписа не предпринимал. Игнис убит утром следующего дня. Убийца – женщина. Проникла в трактир, уложила двух стражников и зарубила принца. Но королева застигла ее и смогла сразить.

– Фискелла могла, – зло усмехнулся Пурус. – Один-единственный воин во всем лаписском королевстве, и тот – баба. И кто убийца?

– Неизвестно, – глухо отчеканил Мурус. – Якобы на руке у нее знак Ордена Слуг Святого Пепла. Но никто уже много лет не слышал об этом ордене. Никто не знает, где он. И есть ли он вообще.

– Значит, скоро узнаем, – помрачнел Пурус. – Калбы, Мурус, калбы!

Сказал и пошел прочь, оставляя за спиной и кострище, на котором прогорало тело постылой королевы, и родственников. Только посмотрел в лицо Монедулы. Поймал взгляд и вложил в собственный взгляд всю ненависть, что копилась в нем последние годы. И кажется, сестра что-то поняла, потому как побледнела еще сильнее, чем Мурус. Ну что же, поиграем и с тобой, мерзость. Теперь не забыть о главном. Напомнить Краксу о похищении Игниса. Если бы убит был принц, а не ряженый, то тело доставили бы в Лапис. А его сожгли в Фиденте. Значит, убит не принц. Тогда почему сожгли тело принцессы? Или король Лаписа почувствовал, что пахнет паленым? Или и принцесса до сих пор жива? И где тогда Фламма, которая не отходила от Камаены Тотум всю ярмарку? А не взять ли и не вздернуть на дыбу их подружку Лаву? Хотя вряд ли дурочка Лава что-то знает, слишком проста, давно бы выболтала. Есть кого подослать к ней, есть… Все они обложены со всех сторон. Все их слуги дрожат от страха перед королем Пурусом, доносят ему каждое слово своих господ. Как же тогда он не уследил за собственной женой? Не помещать ее пепел в королевский склеп. И не развеивать с башни цитадели. Сбросить вместе с углями прямо на Вирскую площадь, пусть люди Ардууса топчут его. Или…

Ненависть скрутила короля так, что он согнулся, зарычал, обернулся с перекошенным от ярости лицом к идущим за ним стражникам:

– Все прочь! С глаз моих!

Загремели доспехами, разбежались, исчезли. За спиной стена старого замка, догорающий погребальный костер. Впереди восточная башня, в которой старая опочивальня, в ней король Пурус был недолго счастлив, пока не родилась Фосса и пока однажды Тричилла, обнимая его своими прекрасными ногами, не назвала его мерзким именем Вигил. Тогда ему хватило сил притвориться, что он не заметил ее оплошности. Потом она родила Фламму. Потом он перестал приходить в опочивальню. Потом изнасиловал ее, и родился Болус. А потом… Потом настало теперь. И у него нет жены. И уже не будет? Там будет видно. Пока что у властителя нового Ардууса, самого могучего царства Анкиды, есть и другие заботы! И самая главная – камни! Вот настоящая причина его бешенства! Вот причина его ненависти, а не эта мразь, что догорает на погребальном пепелище. Былая ненависть давно прошла, сама обратилась в пепел, другая поселилась в его сердце. Недавно. Когда в начале весны этого года камни не нашли своего пристанища в доме короля Ардууса. Должны были найти, но не нашли. И оснований не верить Софусу не было, и Никс Праина ходила с ним в Алу к Змеиной башне не просто так. Будь проклят тот человеческий огрызок, что сумел испортить заклинание хозяина камней. Все шесть камней должны были прийти в королевские дома ардуусского договора. И плевал Пурус и на проклятия, и на ряженых убийц из этого Ордена Слуг Святого Пепла. Ему нужна была сила! И где теперь эти камни? Один у Игниса, это точно, Софус засвидетельствовал без сомнений, а где остальные? Или хватит и одного, и Софус прав, если убить носителя камня, то камень перейдет к тому, кто рядом. Значит, нужно найти Игниса, и все… Хотя тот же Флавус Белуа предостерегал, что камень – это яд, который отравляет носителя по воле хозяина камней, если только носитель не окажется сильнее хозяина. Знать бы еще, кто он, этот хозяин камней? Кто их отправил в дальний полет более тысячи лет назад? Кто их встретил шестнадцать лет назад? Кто затеял эту игру с шестью атерскими королевствами? И кто сломал заклинание? Ведь если бы все шесть камней оказались в пределах великого Ардууса… Но разве король Ардууса слаб? Слабы его гости, которые, как тараканы, побежали во все стороны, едва закончилась ярмарка, вместо того чтобы провести нужное время в Ардуусе, дожидаясь коронации, а он не слаб. И сила ему нужна не для того, чтобы избавиться от слабости, а для того, чтобы умножить силу. Найти Игниса, выгнать всех из главной башни цитадели и убить его там. А потом уже сразиться с этим неизвестным хозяином камней. Конечно, если он еще жив. Надо будет разыскать Кракса и еще раз напомнить ему об Игнисе. И об угодниках, что занимались камнями.

Флавус Белуа, как всегда в начале весны, сидел перед жаровней и попивал сладкое вино с травами, положив ноги на белый мраморный столик. Холод не донимал его, но изысканное питье приносило нежность нутру и умиротворение голове или сердцу, смотря что считать вместилищем сущего. На просителя, который стоял перед ним, он не смотрел. Не хотел разрушать сладостное томление весеннего утра созерцанием обветренной физиономии соглядатая, даже важного. Впрочем, неужели лицо Кракса было способно его расстроить? Неужели он будет позволять кому-то расстраивать себя? Кому-то кроме этого убожества – Литуса Тацита. Вот ведь наказание… Хорошо еще, что Субула прибыла. Лучше бы она прибыла без Лентуса, но уж ладно. Зато разродится под наблюдением лучших лекарей. Да, уломать Регину Нимис было непросто.

– Мой господин? – изогнулся в ожидании Кракс.

– Значит, Пурус настаивает, чтобы ты нашел и доставил к нему принца Лаписа? – продолжил оборванный разговор Флавус.

– И угодников! – напомнил Кракс. – Его интересуют угодник Син, те изыскания, которые проводит некий Бенефециум. Но Бенефециум не выходит из башни в Бэдгалдингире, а Син шляется неизвестно где. У него же нет дома…

– Мне все равно, кто его интересует! – поморщился Флавус. – Иногда нужно сломать зуб, чтобы понять, что камни разгрызать не стоит. Если, конечно, сначала их не сломаешь ты сам. Но ты ведь настроился бросить Пуруса?

– Я? – окаменел Кракс.

– Или ты еще мало монет выгреб из ардуусской кладовой? – удивился Флавус. – Не начинай дело, которое не сможешь закончить. Не клади в рот камень, если не уверен в прочности своих зубов. Что там с принцем Лаписом?

– Пурус хочет, чтобы Кирум и Лапис повздорили, – осторожно пробормотал Кракс. – Но зачем ему принц Игнис, я так и не понял…

– Разве от тебя требуется понимание? – снова удивился Флавус. – Или я не говорил тебе, чтобы ты выполнял указания Пуруса без размышлений? Все, что от тебя требовалось, это сообщать о них мне и не убивать меня, если такое приказание ты получишь от короля Пуруса. Ты помнишь?

– Да, мой господин, – еще сильнее изогнулся Кракс. – Разве я мог бы убить тебя?

– Не мог бы, – отрезал Флавус, – но я не хочу, чтобы ты даже и пытался. Но я рад, что ты пришел. Слушай меня, делай все, что приказывает тебе Пурус. Хотя бы до тех пор, пока не почувствуешь, что тебе пора спасать собственную шкуру. Судьба короля Тимора меня не слишком беспокоит. Ты знаешь о тех персонах, которые имеют для меня значение. Среди названных тобой их нет.

– Слушаюсь, мой господин, – прошептал Кракс.

– И вот еще, вряд ли тебе удастся заполучить этих угодников, но если ты узнаешь что-нибудь важное о камнях Митуту, то в любом случае сначала сообщи об этом мне, – добавил Флавус. – Как делал всегда.

– Слушаюсь, мой господин, – закрыл глаза Кракс.

– Ты еще чего-то хотел? – поморщился Флавус. – Или твою шкуру уже пора спасать?

– Боюсь, что Пурус собирается меня убить, – растянул губы в подобострастной улыбке Кракс.

– Неужели ты перестарался? – удивился Флавус. – Разве я не говорил тебе, что на твоей стезе нельзя поддаваться гордыне? Нельзя давать ответы на вопросы тут же? Нельзя легкость легкостью же и объяснять? Нельзя пугать осведомленностью и настораживать всемогуществом? От тебя должно было пахнуть потом! Мозоли на твоих руках и коленях, вот что обещало тебе незаменимость!

– И что мне делать теперь? – замер Кракс.

– Ничего, – пожал плечами Флавус. – Мне будет жаль тебя, но что ты теряешь? Найдешь новое тело, разве это когда-нибудь тебя затрудняло? Таких, как ты, немало. Я знаю… нескольких.

– Я знаю пятерых, – буркнул Кракс и тут же с досадой замотал головой. – Да, чрезмерность имеет место. Я могу найти новое тело, но время сейчас… бодрое. Новое тело – старые беды. Неизвестность, бедность, слабость. Придется все начинать сначала. Но не этого я боюсь. Виз Винни.

– Ты думаешь, что Пурус может связаться с хозяйкой Ордена Смерти? – удивился Флавус.

– Пять лет назад он купил в Арамане сэнмурва, – прошептал Кракс. – И он искал сэнмурва с черным кольцом на лапе. Это вестник Виз Винни. Зверек из ее зверинца.

– Вот ведь мерзавка! – рассмеялся Флавус. – Торгует своими вестниками, как щенками калбов. И даже не скрывает собственные знаки. И правильно, какая разница, кто кормит зверька, ополоумевший король или чудаковатый богач? Открыть клетку можно где угодно… Но Пурус меня удивил… Не зря я на него поставил. Ну что ты стоишь?

Кракс словно окаменел.

– Я понимаю твои опасения, – кивнул Флавус. – Если кто и может гарантированно отправить кого-то из вас или из нас к нашим далеким праотцам, то прежде всего Виз Винни и ее умельцы. Похоже, Пурус решил расстаться с большой суммой. Ну что же, я перекуплю ее. Не волнуйся.

Кракс выдохнул с облегчением.

– А теперь иди, – отвернулся к огню Флавус и плеснул перед собой на столик остатки напитка из бокала. – У меня нет сэнмурва, мне придется говорить с Виз Винни, как прежде.

Кракс согнулся в пояс и попятился к выходу из покоев короля Эбаббара. Флавус Белуа смотрел на разлитое на белом столе вино. Капли дрожали, соединялись, растекались в стороны, рвались на лоскуты, пока на столике не образовался портрет темноволосой женщины удивительной красоты. Флавус смотрел на нее несколько минут, потом рассмеялся, и портрет расплылся.

– Значит, ты знаешь пятерых? – вспомнил он недавние слова Кракса. – Включая самого себя, разумеется. Да, когда-то вас было девять, потом стало пять. Но теперь я уже не уверен. Что-то мне подсказывает, что саркофаги открыты… Ну да ладно, посмотрим пока на пятерых. А ведь Пурус очень мудр. Я не ошибся в нем. Если бы еще часть его мудрости не была замещена ненавистью… А вот с угодниками он зря… зря… А с Краксом – нет. Чрезмерность тебя и погубила, Кракс. Все складывается как нельзя лучше.

Флавус щелкнул пальцами, и разлитое вино разделилось на пять лужиц, и каждая сложилась в изображение лица.

– О тебе позаботится Виз Винни без моего участия, – хмыкнул Флавус, и лужица с лицом Кракса высохла.

– Эти двое не по зубам нам пока, – уже без улыбки сказал Флавус, и еще два лица, две мутных личины, напоминающие образы мертвецов, забурлили, высохли, изошлись паром, осыпались пеплом. Остались два лица. Флавус наклонился вперед, вгляделся в них. Одно лицо принадлежало красивой молодой женщине, второе – черноволосому мужчине средних лет со змеиным взглядом и усмешкой на губах.

– Нет, – покачал головой Флавус. – Ты, Лимлал, или какое там у тебя теперь имя, слишком осторожна. Да и у Сола Нубилума своя игра, в ней еще надо разобраться. К тому же за последние годы, очень долгие годы, ты славно поработала над своим телом. Пусть оно пока еще тебе послужит. Нет.

Флавус щелкнул пальцами, и портрет женщины осыпался чешуйками подсохшего вина.

– А вот ты… – Флавус смотрел на портрет мужчины. – Ты поднялся слишком высоко. И даже назвался собственным именем. К тому же, как я слышал, устроил ловушку для собственного уязвления? И вроде бы достиг результата? Неужели и в самом деле ходил к Пиру и просил Лучезарного отметить тебя? И что ж ты делал? Обмазывался поганой грязью? Расчерчивал рунами кольцо тьмы? Ну и как? Уязвился? И теперь видишь себя будущим правителем всей Анкиды? А не пора ли тебя навестить? Заодно и испытать одного любопытного слюнтяя. Проверить слова Виз Винни… Или он перестанет быть слюнтяем, или ты его… убьешь. И кара настигнет тебя.

– Литуса ко мне! – закричал Флавус. – Быстро!

Алиус учил Игниса прятаться. Тот сидел в дальнем углу комнаты и бормотал заклинания, а угодник теребил перстень убийцы на собственном мизинце. Закручивал камень внутрь ладони, пытался сделать перстень невидимым. Это вроде бы удавалось, но камень все равно мерцал огненным пламенем, а Игнису никак не удавалось свернуться в клубок, чтобы обмануть амулет, хотя свернуться нужно было не наяву, а в собственной голове. И ведь вроде бы с утра начинало получаться, на несколько секунд камень переставал гореть, но стоило отвлечься на что-то, и вновь заговоренное украшение оживало.

– Редкой работы штучка, – качал головой Алиус. – Не в какой-нибудь лавке слажена, а в одной из магических башен, и как бы не в самом ее оголовке. Вовсе без мума обходится. Тем, кого ищет, тем и питается…

– Так кто меня хотел убить? – рассеянно спрашивал Игнис, глядя в окно, где чернело пятно на месте вчерашнего погребального костра. – Орден этих Слуг Святого Пепла в платьях или кто-то из магических орденов?

– Ну, если бы я знал это, может быть, уже давно и не жил бы, – вздохнул Алиус. – Оставь этих мертвых. Они не оживут от твоего взгляда.

– Оставлю, – хмуро бросил Игнис. – Но не думать пока не могу. Одному из них от меня не нужно было вообще ничего, другой – ничего, кроме меня самого.

– Ты принц, – напомнил Игнису Алиус. – Значит, твоя жизнь всегда будет стоить больше, чем просто жизнь.

– Что это означает? – мотнул подбородком в сторону кольца Игнис. – Где этот камень засел во мне? Где он скрывается? Как он пробрался в меня? Почему я? Как долго он будет со мной? И куда он денется, если меня удастся убить?

Алиус смотрел на принца и ничего ему не отвечал. Он снял колдовство с его лица сразу, как только королевский эскорт отправился в сторону крепости Ос. Нечего было привлекать к трактиру случайных колдунов или храмовников. Для маскировки достаточно было бородки, которая затянула подбородок принца, его ввалившихся щек да щетины на голове. Сейчас Игнис меньше всего напоминал красавчика, который всего несколько дней назад был в одном шаге от победы на главном турнире своей жизни. В шаге, который сделать ему было не суждено. Что ж, там, где не делается один шаг, делаются десять других. Сейчас им следовало дождаться Камы или провести в трактире у второй Фидентской переправы еще три дня и тоже уходить в крепость Ос, и уже там, за высокими стенами Лаписского замка, учиться жить с тем, что поселилось внутри принца. Конечно, можно было рассказать ему о том, что случилось с носителями камней тысячу лет назад, когда на просторах долины Иккибу раскинулась Сухота, но это не добавило бы Игнису легкости. Тем более что многое изменилось, те камни сияли огнем на шеях несчастных, а этот и сам Алиус так и не смог сыскать. Нет, следовало просто ждать.

С самого утра мимо трактира проехал сначала эскорт короля Хонора, и недавний противник Игниса Урсус Рудус восседал на мощном коне с такой довольной рожей, будто не Литус Тацит, а именно он взял в борцовском турнире серебряный рог. Вслед за Урсусом, хонорской стражей и четой их Величеств двигалась чета принца Хонора Урбануса и прекрасной араманки Таркосы, няньки с их двухлетним малышом, снова стражники, непутевый, заспанный и злой принц Алкус и всегда добрая и веселая принцесса Бона, которая увидела в окне трактира небритую рожу Игниса, конечно же, не узнала его, но помахала бедолаге рукой. Алиус тоже высунулся в окно и крикнул замыкающим эскорт стражникам: отчего те заходят на фидентские земли, если ближний путь через Кирум и Утис?

– Плохие дела ниже по течению, – был ему ответ. – Мало того, что в Кируме какая-то нечисть выплеснулась из Светлой Пустоши, так еще свеи появились. И не дозорные вроде, а на ладьях. В нескольких деревнях поуводили парней и девок в рабство. Так что, пока короли Кирума и Утиса не наведут порядок, лучше поостеречься.

– Лучше поостеречься, – повторил Алиус и задумался. Не нравилось ему сидеть на одном месте и ждать. Впрочем, разве он не согласился на условия Фискеллы Тотум? Значит, нечего жаловаться. Хорошо еще, что принц не оказался капризным, только не отрывался от окна, даже от еды отказывался. После хонорского экскорта парому пришлось трудиться, не переставая. Правда, король Фиденты, скорее всего, предпочел главную переправу, зато уж все прочие гости или проезжие его королевства почтили вниманием трактир у парома, но комнат никто не снимал. С обеда Алиус запер Игниса в комнате, накинул балахон угодника и стоял у входа в трактир, расспрашивая проходящих о новостях. Арамана и Аштарак, Бабу и Утис, Раппу и изрядное количество свободных торговцев, которые потянулись вслед за королевой Римой Нимис сплошным потоком, промелькнули перед глазами Игниса, который уже не боялся, что его узнают, а Регина Нимис так и не появилась. Или проехала мимо окна, укрывшись с головой в лаэтскую накидку? Может, и хорошо это? Зато в утисском кортеже прошествовала Пустула Тотум с утомленными Дивинусом и Процеллой и показалась на мгновение Игнису единственным родным человеком.

– Плохо дело, – сказал Алиус, входя в комнату с бутылью легкого вина и блюдом с печеной свининой и овощами. – Королева Ардууса умерла.

– Тричилла Арундо? – поразился Игнис. – Она же была еще молода? Ровесница моей матери!

– Боюсь, что ей меньше повезло с мужем, – мрачно заметил Алиус. – В любом случае, сгорела в один или несколько дней. И еще ходят неясные слухи о великом Ардуусе от Бабу до Обстинара. И о войне.

– С кем? – не понял Игнис.

– Со всеми, – громыхнул блюдом Алиус. – Со свеями, с тирсенами, с нахоритами, со степняками и даже с вирами из-за гор. Последнее, правда, пока в качестве устрашения. Но время такое… Ничему не удивлюсь. Занимайся, принц. Не знаю, уляжется ли все, когда ты вернешься в Лапис, но если ты хочешь жить, учись быть незаметным.

– И долго я смогу быть незаметным? – грустно промолвил Игнис.

– Сколько нужно, столько и сможешь, – кивнул Алиус. – Я все тебе объяснил, ты все понял. Уже сегодня у тебя начало получаться, а дня через два даже для самого изощренного мага ты превратишься в обычного атера, на которого и внимания не стоит обращать.

– И что я тогда буду делать? – спросил Игнис, вновь пытаясь свернуться, закрыться, добиться того, чтобы перстень на пальце Алиуса не мерцал. И, кажется, у него опять получилось. – Что я буду делать?

– Думать, – ответил Алиус. – Все мастера меча учат не думать. Отдаваться пустоте, ветру, Солнцу, чему там еще… Все это правильно. Но до и после схватки нужно очень хорошенько думать…

Последние слова Алиус произносил зевая, словно бессонная ночь была у него за спиной. Однако выспались они с Игнисом неплохо, если можно было считать крепким сном сон в пяти десятках шагов от еще не остывшего погребального костра. Но теперь Алиус вновь хотел спать. И это ему не понравилось.

– Однако наглость… – начал он говорить, хватаясь за рукоять меча, и в это мгновение молния ударила в грудь Игниса. Несколько секунд он ничего не видел и не слышал, с трудом шевелил обожженными пальцами, которыми прикрывал грудь, но потом все-таки открыл глаза и увидел разлетевшееся вдребезги окно, разрушенную стену, упавшую дверь и Алиуса, который стоял, опустившись на одно колено, и держался за вонзенный в пол меч. Рядом с ним лежали трое воинов, двое с мечами, один с самострелом, а перед ним стояла ослепительной красоты женщина в бледно-голубом платье. Светлые локоны спадали на ее плечи, лицо ее горело яростью. Меча у нее не было, только посох, но он сиял пламенем. Вот и меч Алиуса засиял так же, хотя Игнис видел только его часть. Вот угодник отвернулся от женщины, и в мгновение Игнис увидел, что лицо Алиуса обморожено, лед висел на висках, ресницы были заснежены и кожу покрывали белые пятна.

– Да кто же тебя учил, бродяга? – разгневалась женщина и ударила посохом о пол. И ледяные спицы начали расти прямо из воздуха, протыкать плечи, руки, голову угодника, а тот вдруг стиснул обмороженными руками клинок и медленно повел ладони вниз, оставляя кровавые полосы на лезвии. Меч словно раскалился, и в следующее мгновение невидимый удар смел с ног колдунью, разнес вдребезги ее сверкающий посох, ударил незнакомку о стену, прошиб ее телом перегородку и смешал в кучу пыль, утварь, обломки стены и еще что-то.

«Пропал трактир», – подумал Игнис, не в силах шевельнуть даже пальцем.

И тут Алиус словно выдохся, замер, а затем опрокинулся на спину, раскрыв бутонами окровавленные ладони. В животе угодника торчала короткая стальная стрела, одежда его была залита заледенелой кровью. Из клубов пыли появился воин с мечом. Еще двое помогали выбраться из разрушенной комнаты женщине. Она изрыгала проклятия. Подойдя к угоднику, она остановилась, долго смотрела ему в лицо, затем наклонилась и стала медленно вытягивать из его живота стрелу, проворачивая ее время от времени. Руки Алиуса тряслись. Наконец стрела была отброшена в сторону. Женщина выдернула из пола меч, осмотрела его, приставила к горлу угодника и замерла. Потом подняла взгляд и взглянула на Игниса. И в этот миг он сумел овладеть языком, открыл рот и прохрипел:

– Плохая примета – убивать угодника. Очень плохая. Не будет удачи в твоем доме, красавица.

Наверное, она поняла сказанное или что-то увидела в его глазах, потому что отвела меч от поверженного противника, подняла его над собой, быстро прошипела какое-то заклинание, и когда меч оделся ледяным панцирем, разбила его о руины стены. Осколки стали смешались с осколками льда.

– У тебя был неплохой защитник, – сказала она Игнису, поправляя волосы. – Но он испортил мне платье, поэтому смерть была бы слишком легким выбором для него. Эй! – Она повернулась к воинам. – Отнесите этого ублюдка к воде. Там маячила ладья свеев. Отдайте его им и приплатите десять монет серебра, чтобы он познал обратную сторону жизни. А если сдохнет, пусть знает, что ему повезло. Только быстро.

Послушники подхватили Алиуса и с грохотом потащили его по ступеням. Женщина подошла к Игнису ближе, присела, провела рукой по его щеке.

– А ты красавчик. Был красавчиком. Принц! Отличная упаковка для драгоценности. Для страшной драгоценности. В прошлый раз тебя спасла твоя мамочка. А кто в этот раз? Этот бродяга-неуч? Или сам? Неужели сам? Что? Что ты там хрипел минуту назад? И что хочешь сказать теперь? Не получается?

Она щелкнула пальцами, и холод, сковавший уста Игниса, рассеялся. К сожалению, только уста.

– Бродяга-неуч? – с трудом выдавил из непослушной глотки слова Игнис. – Это неуч перемог тебя!

– Я Великий Мастер Ордена Воды Никс Праина! – процедила она сквозь зубы, вновь смыкая уста принца. – А ты – замороженная лягушка. Лаписский уродец, которого судьба наградила древним проклятием. Так что на судьбу и пеняй. Если сможешь. Слуги!

Она выпрямилась. Дождалась, когда к Игнису подбегут воины.

– Несите его к берегу. Мы отправляемся домой. Да не уроните по дороге. Он слегка подморожен. Может разбиться. И быстро. А то тут сейчас все загорится…