Голова уже кружилась, арена начала клониться и подниматься к небу, но до ратуши Кама дошла сама. Фламма сорвала с шеи шерстяной платок и перехватила ей ногу поверх черного шарфа, но идти было трудно, и все-таки принцесса не дала ни рыжей разбойнице, ни Лаве подхватить себя, а Мурус, который вовсе собирался взять ее на руки, осекся, едва столкнулся со взглядом дочери короля Тотуса Тотума.

– Сейчас, – суетился где-то рядом Софус. – Сейчас прибудет лекарь со снадобьями. Ничего страшного. Главное – сухожилие цело. А все остальное можно зашить.

– Ничего не нужно, – раздался чей-то знакомый голос, но узнавать его не было сил.

Мир начал суживаться. Сначала исчезла арена, затих шум трибун, затем исчезли стены ратуши. Рядом мелькали заплаканные лица Фламмы и Лавы, и Кама пыталась улыбаться, чтобы поддержать их, но губы не слушались ее, а когда ей показалась знакомой рука, поднесшая к ее лицу кубок с теплым араманским живым вином, и, подняв глаза, она узнала строгое лицо Сора Сойга, слезы полились неудержимо. Потом все куда-то опрокинулось, погрузилось во тьму, а когда вновь забрезжил свет, это уже был свет масляной лампы, и, оглянувшись, Кама увидела, что она лежит на ложе Фламмы, а напротив сидит на скамье Катта, вокруг нее суетится со своими мазями Пустула, а Сор Сойга уважительно рассматривает меч Фламмы и что-то негромко говорит ей. Лава, племянница короля, осторожно прилаживает на ногу Катте, служанке, окровавленный черный шарф, а сама Катта, почему-то коротко остриженная и наряженная в доспехи Камы, беспрерывно бормочет что-то:

– Я сама из Змеиной деревни, а сестру мою выдали замуж через ущелье. И там такой узкий мост, что всякий раз, когда я ходила в гости к сестре, у меня ноги дрожали, и иногда я застывала на самой середине моста и не могла двинуться ни туда, ни сюда. А один раз я так испугалась, что на середине моста забыла, иду я к сестре или от сестры, стою и не знаю, куда мне идти. А когда меня взяли на кухню прислуживать в замок, я там прислуживала три года, а потом оказалось, что у меня красивые светлые волосы, почти как у королевы, Ее Величество меня заметила, и меня взяли в коридорные. А теперь волосы вовсе мне все обрезали, на меня теперь никто и не посмотрит, с короткими волосами. А еще на том узком мосту некоторые падали вниз, там острые камни внизу, так что никто живым не оставался, но все равно страшно, потому что долго лететь. Высоко – значит, долго лететь, но я крепко держалась. Зато наверняка. Но я крепко, очень крепко всегда держалась. А когда меня взяли на кухню…

Она говорила и говорила, и никто не пытался ее остановить, видно, надо было, чтобы Катта выговорилась, а Кама посмотрела на себя и поняла, что она одета в одно из платьев Фламмы, даже не платьев, а в ее охотничий костюм, потому что поверх рубахи была натянута куртка с широкими рукавами, и порты были широкими и до колен, а ниже на одной ноге темнел шерстяной чулок, а на другой он был спущен до стопы, а ногу покрывала тряпица. Кама попробовала шевельнуть ногой и охнула от боли.

– Тихо, – шагнул к ней Сор. – Ну, вот и пришла в себя. Уже хорошо. Но дальше будет чуть труднее.

– Где Рубидус? – прошептала она чуть слышно.

– Ну, вспомнила, – усмехнулся Сор. – Наверное, уже скачет в сторону Кирума. Или пьет в каком-нибудь трактире. Может быть, он даже и не знает, что натворил.

– Что он натворил? – спросила Кама.

– Ну, едва не лишил ноги самую прекрасную и самую умелую фехтовальщицу Анкиды, – засмеялся Сор, хотя глаза его были серьезными. – Не волнуйся. Кости, сухожилия не задеты. Мышцу я уже зашил, но похромать придется. Думаю, с месяц.

– Я не чувствую ногу, – призналась Кама.

– Скажи спасибо Фелису Адорири! – улыбнулся Сор. – Передал тебе кисет горной смолы. Со словами восхищения и пожеланиями здоровья. Такое средство на вес стоит дороже золота. Поэтому в том, что через месяц будешь скакать на больной ноге, я уверен. Хотя шрам останется. Эта боль сейчас рассосется, а следующая, настоящая, вернется не скоро. Через пару дней. Но не навсегда. Справимся.

– И это не все! – подскочила к ложу Фламма. – Смотри!

Она развернула тряпицу, и в ее руках засверкал серебряный рог.

– Что это? – не поняла Кама.

– Это? – выпучила глаза Фламма. – Это подарок от одного из самых завидных женихов Анкиды! Адамас Валор передал его тебе! Сказал, что ты по праву должна им владеть!

– По праву? – усмехнулась Кама. – Тогда это не подарок. Подарок – это когда без всякого права. Вот как Вервекс Лаве. Что вы затеяли?

– Так надо, – бросила через плечо Пустула, натирая продолжавшей бормотать что-то Катте голову. – Не все гладко в здешнем королевстве. Так что…

– Вы наряжаете ее под меня, – поняла наконец Кама. – Из-за Рубидуса?

– Помилуй его Энки, – укоризненно покачал головой Сор. – Из-за такой безделицы мы бы не стали обрезать волосы столь симпатичной девчушке. Кстати, вот они! – Сор разгладил светлые пряди, выложенные на низком столе, вздохнул. – Все-таки жаль, что у дакитов не бывает светлых волос.

– Можно покрасить в любой, – хмыкнула Пустула. – И опять же без всякой магии.

– Но будешь знать, что целуешь краску, – неожиданно прошептал Сор, закрыв глаза, но тут же усмехнулся. – Что-то я стал слишком говорлив, даже не для дакита, а для самого себя. Старею. Нет, Кама, не из-за Рубидуса. Но об этом после. Ну что? Готово?

– Как просили, – пробормотала Пустула, вытирая руки полотенцем. Нет, конечно, Катта не стала копией Камы, но короткие волосы ее приобрели черный с медным отливом цвет, а черты лица издали стали напоминать родовые черты Тотумов.

– Отлично, – склонил голову перед Пустулой Сор и повернулся к Лаве. – Камешек в левый башмак опустила?

– Да, – кивнула та, отчего-то с удивлением взглянув на Каму. – И захочет не хромать, а все одно не сумеет.

– Тогда пора, – кивнул Сор и, пробормотав наговор, приложил ладонь к губам Катты. Та мгновенно умолкла.

– Нельзя же! – поморщилась Кама. – На воротах, везде у стражи амулеты. Почувствуют магию, тем более простую, прицепятся. Будут разбираться!

– Ваше Высочество, – укоризненно покачал головой Сор. – Прощаю вашу невнимательность только с учетом воздействия на вас снадобья. Я не наложил наговор, а снял его. Или бедняга Окулус плохо учил вас? После часа наговора на словесное недержание всякий ему подвергнувшийся погружается в молчание на день. Даже попытка произнести слово способна вызвать у него тошноту.

– Точно так, – ухмыльнулась Пустула. – Я, когда выходила замуж за вашего дядюшку, сутки под этим наговором проходила. Язык отваливался! С родными на несколько лет рассорилась. Зато потом неделю скромницу изображала. И бабушке вашей понравилась, и даже Патине Тотум! Да и муженек был очень доволен… первое время. Ну что, пошли, что ли?

Пустула встряхнула за плечи Катту, подняла ее со стула. Кама поймала взгляд служанки, в котором стояли слезы, и вдруг подумала, что вот эта хрупкая и в самом деле очень красивая девчушка-атерка из Змеиного селения, на которую однажды положил взгляд принц Лаписа, обязательно будет раздавлена. И служанка об этом знает. А она, Камаена Тотум, сама уверена в своей неуязвимости?

– Десять стражников во главе с Долиумом ждут вас у ратуши, – сказал Сор. – Отыщете дорогу по коридорам?

– Я? – презрительно усмехнулась Пустула. – Да я знаю тут каждый поворот, это я в новой цитадели ни разу не была, а уж здесь-то…

– Пора, – поклонился Сор.

– Ладно, – кивнула Пустула, накинула умолкшей Катте на голову кружевной платок, скрывший ее лицо, и вдруг повернулась к Каме. – Ты и в самом деле сражалась так, как сражаются настоящие воины, – холодно и непривычно тихо произнесла она. – Дивинус и Процелла передают тебе свое восхищение. Мы не скоро увидимся. Я с детьми хочу погостить у брата в Утисе, провожу эскорт до ворот, и к брату. Он позже отправится. Может быть, и вовсе не увидимся. Удачи тебе.

Сказала и шагнула к выходу, разметав каблуками песочный рисунок под маятником Фламмы. Увела за собой прихрамывающую служанку.

– И я, – вдруг смахнула слезу Лава. – А то матушка уже обыскалась. Я через восточный выход. Ну чтобы… сами знаете.

Сказала, подняла капюшон плаща, накрыла им голову и выбежала из комнаты.

– Что здесь происходит? – повернулась к Сору Кама.

– Происходит? – удивился Сор и посмотрел на Фламму. – Ну что, огненная? Я рассчитываю на тебя!

– Да, – пробормотала странно побледневшая принцесса Ардууса. – А я на тебя.

– Встаньте на ноги, Ваше Высочество, – попросил Сор Каму. – Здесь ничего не происходит, но на разговоры нет времени.

Кама сдернула тряпицу с ноги, пошевелила ею, туго перевязанной льняной лентой, потом опустила ноги на пол, встала, сделала один шаг, другой. Нога словно онемела, но слушалась ее.

– Сильно заболит… через два дня? – спросила наставника.

– Сильно, – кивнул Сор. – Но жить будешь. Ладно. Я выйду через ратушу, Мурус обещал выпустить, ярлык дал, еще увидимся.

Сказал, закутался в плащ, обернулся в дверях и произнес громко:

– Доброй ночи, Ваше Высочество.

– Доброй ночи, любезный Сор! – так же громко ответила рыжеволосая принцесса.

Фламма закрыла глаза, тяжело вздохнула, затем шагнула к двери, прислушалась, задвинула засов. Подбежала к постели, вытащила из-под ложа два туго набитых плоских мешка, две тонких кольчужницы, с трудом набросила одну из них на себя, прихватила ее поясом, начала прилаживать на пояс меч.

– Ты что делаешь? – прошептала Кама.

– Мы уходим, – прошелестела девчонка. – Снаружи думают, что я здесь одна, стражники появились уже после того, как Пустула, Сор, Катта и ты оказались в моей комнате.

– Уходим? – не поняла Кама. – Куда? Не знаю, но…

– Я все знаю, – отрезала Фламма, и Кама разглядела, что ее глаза полны слез.

– На, – Фламма сунула ей в руки бронзовое зеркало. – Только тихо.

Кама взглянула в него и едва не выронила бронзу на пол. Из зеркала на нее смотрела Лава Арундо. Или почти Лава Арундо, если забыть, что волосы у Камы теперь были короткими и темными.

– Поспеши, – Фламма помогла принцессе надеть кольчужницу, бросила плащ. – Жаль, что у меня один меч. Ты так фехтовала, что я бы чувствовала себя рядом с тобой как под охраной десятка стражников. Не стой столбом! Пустула постаралась, но тонкая работа недолго держится. К утру рассеется, значит, к утру ты должна быть далеко от Ардууса.

– Сейчас ночь, – потрясенно прошептала Кама. – Как мы выйдем из города? Нам откроют ворота? Да и зачем…

– Нам нужно только выйти из замка, – строго сказала Фламма. – Лава сейчас бежит домой, там она покажется всем, кому только можно, и, значит, будет вне подозрений. Поэтому твое явление со мной сочтут магией. Или ложью. Но у меня больше нет ярлыков. Их забрал Мурус. Следовательно, все становится хуже, чем я думала. Если стража остановит нас, придется показать лица. Меня знают все. Пока я в Ардуусе – это безопасно. Хотя бы в эту ночь. Надеюсь на это. Лаву тоже знают все, она племянница короля.

– Волосы, – взъерошила мальчишескую прическу Кама.

– Все продумано, – вздохнула Фламма и подняла со столика тряпицу с закрепленными волосами Катты. – Придется надеть вот это. Дай помогу тебе завязать основу под затылком.

Кама снова посмотрела на себя в зеркало. Теперь она точно была копией Лавы.

– Ну, Пустула… – потрясенно прошептала она.

– Мы все играем, – пожала плечами Фламма. – Она играет ярче других. Если она хотела, чтобы ее считали мерзавкой, она этого добилась. Знаешь, если у Лаписа есть враги, то они ее пощадят. Она умная.

– У Лаписа есть враги? – удивилась Кама.

– А почему тогда мы прячемся? – подняла брови Фламма, помогая прихватить Каме мешок под плащом, затягивая ремни на плечах, под грудью, на животе. – Или, скажем так, почему твои отец и мать как раз теперь покидают город через Южные ворота? Отчего они не остались на карнавал?

– Об этом можно было бы спросить… – растерялась Кама.

– Вопросы следует задавать из безопасного места, – отрезала Фламма. – А теперь ни звука. Только жестами. Надеюсь, твоя нога нас не подведет. Руки у тебя сильные, я уже успела заметить. Нам это пригодится.

– Надо будет что-то нести? – спросила Кама.

– Самих себя, – прошипела Фламма и прикрутила фитиль лампы.

Кама замерла. Ей почудилась какая-то обреченность в действиях рыжеволосой принцессы. Казалось, что та затеяла нечто страшное, гораздо страшнее выхода Камы на арену амфитеатра под видом мужчины. Тем более что то испытание миновало. Или почти миновало, осталось только решить для себя, что все-таки сделал Рубидус? Или спросить об этом у него. Или у Фламмы, когда будет такая возможность.

Тем временем Фламма открыла оба окна, впустила в комнату холодный ветер, подняла с лавки веревочную петлю, надела на нее пару двойных железных колец, набросила веревочную петлю на крюк в потолке и скинула два мотка веревки через окно вниз, прислушалась.

– Я готовилась, – прошипела она Каме, показывая на веревку. – Опустишься на площадку для катапульт замкового крыла. Там нет дозоров. У меня в коридоре новые стражники. Никаких не было, а тут незнакомцы. Из цитадели, наверное. Но всю стражу заменить не могли. Да и незачем, ведь я не воин, а глуповатая и взбалмошная девчонка.

– Что им от тебя нужно? – вытаращила глаза Кама.

– Вниз, – повторила Фламма.

Все-таки сила в руках принцессы Лаписа была, потому что даже мешок и кольчужница не сделали ее спуск слишком трудным. Хотя стальное кольцо в руках слегка нагрелось. Через пару секунд внизу была и Фламма. Она сняла с веревок кольца, затем потянула за одну из них. Один конец веревки исчез, а второй заскользил вниз. Фламма сноровисто смотала ее, надела на плечо под плащ, кольца отдала Каме. «Будет еще один спуск», – поняла та.

«Пошли», – махнула рукой Фламма.

В этот раз идти пришлось недолго. Фламма вывела Каму в центральный коридор замкового крыла, затем спустилась на нижнюю галерею и повела по ней через весь замок. Они миновали пять постов стражи, но никто не обратил на девчонок внимания, если не считать вниманием тоскливые взгляды: шум веселья с городских улиц доносился и сюда.

– Ну, – выудила из-под плаща медную фляжку Фламма и сделала глоток вина. – Выпей и ты.

– Зачем? – спросила Кама, но глоток вина сделала. В нос ударил запах трав, меда и горного винограда. Горло обожгло.

– Не квач, конечно, – поморщилась Фламма, – но храбрости придает. Настойка от тети Армиллы. Пошли.

Впереди, в конце широкой лестницы, показались тяжелые двери.

«Выход на Храмовую площадь», – узнала и лестницу, и двери Кама.

У дверей стояли три стражника. Фламма обернулась к подруге, неожиданно осветилась яркой улыбкой и даже засвистела какую-то песенку.

– Ваше Высочество, – один из стражников шагнул навстречу, взглянул на Каму, которая сдвинула назад капюшон, сокрушенно развел руками. – Ваши Высочества! Приказано никого больше не выпускать! Если только через ратушу! Мастер стражи Мурус лично проверяет всех и каждого!

– Он и нас будет проверять? – сокрушенно сдвинула брови Фламма. – А потом матушка, королева Ардууса, меня лично выпорет? Или поручит кому-нибудь? Вряд ли это будешь ты! А кто проводит домой племянницу короля?

– Но Ваше Высочество! – умоляюще воскликнул стражник.

– Сегодня карнавал! – прошептала Фламма. – А значит, можно все!

Она шагнула вперед, схватила стражника за уши и жадно поцеловала его в губы. Два его товарища окаменели.

– Только никому! – прошептала она, прикусив губу, подмигнула двум другим стражникам, которые, в отличие от их приятеля, еще могли хлопать глазами, и потащила за собой Каму через приоткрывшуюся дверь.

Над Ардуусом горели звезды. Карнавал продолжался, музыка и шум доносились с Вирской площади. На Храмовой еще горели костры, но мрачные силуэты зиккуратов не вызывали праздничного настроения. Фламма затащила Каму в тень, плеснула в рот вина, прополоскала горло и сплюнула.

– А это не так приятно, как я предполагала, – призналась она Каме.

– Ему понравилось, – прошептала та.

– Еще бы, – кивнула Фламма. – Будет рассказывать внукам, если его не казнят.

– Не казнят? – не поняла Кама.

– Меня убьют, если я останусь в Ардуусе, – прошептала, глотая слезы, Фламма. – Пока Сор занимался твоей ногой, я была у матери. Она привела Пустулу с Каттой и забрала меня к себе. Я попрощалась с ней. Все идет чуть быстрее, чем я думала. Он хочет убить мою мать, я следующая.

– С чего ты взяла? – удивилась Кама.

– По его приказу добавляют яд в ее пищу! – процедила сквозь стиснутые зубы Фламма. – Долго рассказывать, но она посоветовала мне бежать. Если он решился убить мать своих законных детей, то что для него я? Свидетельство позора?

– Но твоя мать… – осеклась Кама.

– Она остается, – ответила Фламма, стискивая зубы. – Хотя бы потому, что Фосса и Болус тоже ее дети. Она готова к смерти, хотя принимает противоядие. Но вряд ли это будет продолжаться слишком долго! Кроме того, мне нужно предупредить моего отца! Ему тоже грозит смерть!

– Кто он? – замерла Кама.

– Пошли, – потянула ее за руку Фламма. – Нужно спешить.

Они двинулись к празднующим, окунулись в шум, гам, песни, пьяные крики. Пару раз им пришлось браться за руки и участвовать в хороводах, еще пару раз не удалось избежать пьяных объятий и поцелуев, к счастью, не в губы. Несколько минут безудержного безумства выпало каждой, пока Вирская площадь не осталась за спиной и Фламма не затащила Каму в щель между домами.

– Слежки, к счастью, пока нет, – прошептала она, пытаясь побороть бьющую ее дрожь. – Ты понимаешь, принцесса Лаписа, что прошлой жизни уже не будет?

– У тебя, – с испугом прошептала Кама. – У тебя не будет. Я вернусь домой.

– Желаю, чтобы Энки помог тебе, – с сомнением произнесла Фламма и как будто справилась с рыданиями. – Но он не поможет. Один раз он уже помог, полторы тысячи лет назад, дальше мы сами. Идем, в прошлые празднества можно было за мелкую монету подняться на стену севернее цитадели, чтобы посмотреть отсветы Светлой Пустоши. Нам нужно спуститься через бойницу. Но веревки может не хватить.

– В один слой? – предложила Кама.

– В один слой хватит, – задумалась Фламма. – Но мы не сумеем ее забрать!

– А это важно? – не поняла Кама.

– Не знаю, – надула губы Фламма. – Если я теперь не совсем принцесса, нужно считать каждый грош. Веревка стоит денег.

– Не дороже жизни, – отрезала Кама.

Веревки хватило. На стену еще не пускали, но стражники не отказались прибавить звона в собственных кошельках, пока мастер стражи дегустировал вино на площади. Фламма еще ворчала, поднимаясь по узкой лестнице, что так монет не напасешься, пока выберешься из города. Наверху она замолчала. По правую руку от нее в арках крепостного хода длилось празднество, по левую в бойницах стояла ночь. Где-то далеко на горизонте и вправду что-то мерцало, но внизу стоял туман. Фламма остановилась, оперлась о каменный парапет и, всхипывая, пробормотала:

– Радуйтесь, жители Ардууса! Ваша огненная Фламма, ваша радость, ваша почти принцесса вас покидает. Может быть, навсегда!

– Смотри! – протянула руку Кама.

По темной улице к стене двигалась светящаяся змея. Под веселый смех и пищанье свистелок жители Ардууса спешили насладиться величием родного города с высоты крепостной стены.

– А ведь могли бы сберечь несколько монет, – поджала губы Фламма. – Ну что же, не будем затягивать прощание.

Она забрала у Камы кольца, насадила их на конец веревки и прихватила ее узлом на факельном крюке. Звездное небо над головой и луна светили ярко, но в галерее царила темнота, и Кама лишь угадывала очертания сводов и бойниц. Моток веревки скользнул вниз по стене.

– Кажется, хватило, – поежилась от холода Фламма. – Ты первая.

– И куда дальше? – усомнилась Кама.

За стеной царила чернота.

– Давай! – поторопила Фламма. – И не бойся, ров еще только копают. С этой стороны цитадели его нет.

Высота была огромной и без рва. Кама, обмотав руки платком, подхватила кольцо и сползла с основания бойницы. Стена сначала была где-то рядом, потом у нее появился слабый наклон, камень зашуршал по спине принцессы, едва не содрал с нее плащ, но зато и замедлил спуск. Веревка еще не кончилась, а Кама уже утонула в тумане, съевшем звезды у нее над головой, и неожиданно почувствовала под ногами склон. Сдернув кольцо, поняла, что еще с пяток локтей веревки было в запасе, и собралась уже окликнуть подругу, как сверху раздалось шуршание, потом чуть слышная ругань, и рядом с нею рухнула Фламма. Сразу же вслед за этим к ногам беглянок обрушилась и веревка.

– Все в порядке, – простонала Фламма, поднимаясь. – Ноги целы, а задница заживет. Но веревку я оставить не могла. Хотя, как выяснилось, заклинание на развязывание узла помню плохо. Секунды не хватило. Ничего. Веревка, кстати, не с ярмарки, а из королевских кладовых! Это что же получается, с утра еще была принцессой, а к вечеру уже воровка?

Фламма шмыгнула носом.

– И куда же теперь? – спросила Кама.

Наверху уже слышались хмельные голоса горожан, но никакой дороги под ногами не прощупывалось. Склон тонул не только в тумане, но и в прошлогоднем бурьяне.

– Не знаю, – зло бросила Фламма. – Мне на север. Тебе пока на юг. Осталось только выяснить где то, где другое, и разойтись. А еще лучше дождаться Сора Сойга, я ведь вроде понятно ему объяснила, где мы будем спускаться? Он, правда, с сомнением на меня смотрел.

– Он на всех смотрит с сомнением, – вздохнула Кама.

– Я бы тоже теперь на него посмотрела с сомнением, – прошипела Фламма. – Только я не вижу ни демона, не то что твоего дакита.

– Я вовсе не ее дакит, – послышалось совсем рядом, и как по мановению руки тут же раздалось и легкое всхрапывание лошадей, и постукивание копыт. – И, кстати, не демон. А дакит я свой собственный. А ее и, смею надеяться, твой, огненная, не дакит, а друг. Хотя и дакит тоже. Вы бы выбирались из колючек на мой голос, тут дорога в пяти шагах.

– Куда мы теперь? – задыхаясь от радости, прошептала Кама, принимая уздцы лошади.

– На север, – ответил Сор. – Пока на север. Мы ведь не можем оставить в одиночестве твою подружку?

– Ну хоть какая-то радость с того мгновения, как ты ткнула мечом в живот Рубидусу, – выдохнула Фламма.

– Подождите. – Сор спрыгнул с лошади и теперь в темноте ползал по дороге.

– Ну что там? – окликнула его Кама.

– Стражники на воротах смеялись, что я очень хочу застигнуть дома неверную жену, если один скачу на трех лошадях. И что за пару часов до меня на таких же лошадках трое каламов из Бэдгалдингира уже отказались от праздника, и я еще могу их догнать.

– И что? – не поняла Фламма.

– Три каламских лошадки прошли здесь не так давно, – снова запрыгнул на лошадь Сор. – И прошли на юг.

– Но мы же идем на север! – нахмурилась Кама.

– На северо-запад, – поправился Сор. – Возьмем ближе к Светлой Пустоши. Но сначала заглянем кое-куда. Надо отдышаться да присмотреться к тем, кто последует за нами. Или, Фламма, погони за тобой не будет?

– Будет, – прошептала она. – Только вряд ли я понадоблюсь погонщикам живой.

…Вентер, Алиус и Игнис, который ничем не напоминал прежнего Игниса, ушли от стены Ардууса на первом же перекрестке. Стража на Северных воротах встретила покидающих город выходцев из Бэдгалдингира шуточками, но монету взяла без споров, тем более что Алиус, оказывается, знал правила, сказал нужные слова и отсыпал грошик к грошику точно и проездной сбор, и охранную льготу. Отдалившись от ворот на четверть лиги, угодник повернул к западу, потом к югу и уже в кромешной темноте вывел крохотный отряд на кирумский тракт. Огни на гребне ардуусской стены становились все ниже, пока не погасли вовсе, но звездное небо тоже померкло. Откуда-то наползли тучи, недолгий ветер сменился тягостным и холодным безветрием, закончившимся дождем, который настиг путников в чахлом ельнике. Алиус подал коня в сторону, свернул с Кирумской тропы на какую-то совсем уж узкую тропку, где и обнаружил дозорную стоянку с родником, навесом для лошадей, лежаками, устроенными из лапника, и несколькими ветхими войлочными одеялами, которые висели на жердях тут же. Алиус, как он сказал, для порядка, пощелкал пальцами, выжигая из ткани и лапника блох, хотя откуда им там было взяться ранней весной, но костер разводить не стал. Дозорные не против, когда добрые люди останавливаются на их стоянках, да и до Светлой Пустоши еще прилично, редко какая тварь выбирается так далеко, но лучше не дразнить зверя лучиной. Игнис напился холодной воды, завернулся в гнилой войлок и уснул, хотя еще долго слышал тихие вопросы Вентера: почему Алиус пошел в угодники, что это такое, зачем ему это нужно. Утром Игнис проснулся от холода, поскольку одеяло отсырело и даже схватилось по углам ледком, но еще больше от голода, который пришлось утолять черствой лепешкой с волокнами кислого сыра. Алиус посовещался с Вентером и на ближайшей же развилке выбрал опять Кирумскую дорогу, а не тракт, который уходил к Лапису. К вечеру начались кирумские деревни, в третьей или четвертой из них даже нашелся трактир, в котором путникам удалось уже почти ночью сносно перекусить и снять комнату, а наутро Вентер уставился на Игниса с удивлением. Вернувшийся со двора умытый и бодрый Алиус тоже удивленно крякнул:

– А ведь никакой ты, парень, не Вавато. Принц Лаписа ты, вот кто. Конечно, бровей нет, ресницы пока тоже не очень, да и щеки ввалились, но все, что тебе втерла в кожу Пустула, сошло на нет. И я очень сомневаюсь, что она ошиблась в мазях.

– В чем же тогда? – принялся чесать затылок Вентер.

– В подопечном, – хмыкнул Алиус. – Так случается, это я как лекарь говорю. Одна и та же настойка против одной и той же болезни у одного как рукой все снимает, а другому – как мертвому на лоб капать.

– И часто угодникам приходится капать на лоб мертвым? – поинтересовался Вентер.

– В такие времена, как теперь, чаще, чем хотелось бы, – помрачнел Алиус. – Не все ладно в Ардуусе. Сейчас перекинулся словом с трактирщиком, так вот вчера перед нами тут промчался недоброй памяти Рубидус кирумский, а ночью, пока мы спали, через село пролетела сначала кавалькада самого кирумского короля, а потом и племянник короля Эбаббара с охраной. Похоже, сорвались гости Пуруса Арундо при первой возможности.

– А бастард короля Эбаббара был? – спросил Игнис.

– Был, – кивнул Алиус. – Один, без стражи и слуг. Вчера еще.

– Как это один? – вытаращил глаза Вентер. – Да еще без стражи? Дорога ж на Эбаббар, считай, полсотни лиг идет по самому краю Светлой Пустоши! И отступить некуда, река Му по левую руку!

– Торгую тем, что купил, – пожал плечами Алиус. – Куда теперь?

– Идем к Кируму, – хмуро бросил Вентер, – через два дня ночуем на его окраине, утром выходим к реке. Минуем слияние Му и Малиту, минуем Фиденту, которая будет на стрелке. Через пяток лиг от фидентского замка переправляемся с паромом, в селении на той стороне снимаем трактир и ждем королевский кортеж.

– Зачем переправляться? – удивился Игнис. – Лапис же на этом берегу?

– Ждать, Ваше Высочество, будем за рекой, – пробормотал Вентер. – Так велел король. Хотя, кто его знает, может быть, Ее Высочество Камаена Тотум уже догнала кортеж. Тогда мы на том берегу не задержимся. В любом случае, король приказал, чтобы ни одного лишнего дня на землях Ардууса или Кирума не оставаться! Но переправляться на наш берег будем в другом месте. Пройдем по левому берегу Малиту до Гремячего моста, а там уже и Ос на виду.

– И вы дома, – кивнул Алиус.

– И мы дома, – мечтательно вздохнул Вентер.

– И все? – с сомнением спосил Игнис. – Ради чего крюк в сотню лиг? Это же лишние два, а то и три дня пути!

– Вот у их Величества и спросишь, – огрызнулся Вентер. – А пока надо поторопиться, чтобы самим за два дня до Кирума успеть добраться. Не нравятся мне здешние места, совсем не нравятся. Да не брей бороду, Ваше Высочество, надо же хоть как-то личину прикрыть!

Они прибыли в Кирум точно через два дня. Переночевали в грязном окраинном трактире, заставив Игниса с тоской вспомнить строгий уют дома в Ардуусе, выехали ранним утром, разглядели с окраины Кирума в утреннем тумане две сверкающих вечерней сталью ленты – еще узкой в этих краях великой реки Му и ее младшей сестры – Малиту, башни Фиденты на стрелке двух рек и большое утисское село на дальнем берегу. Вентер еще восхищенно крякнул, что от Фиденты до Кирума – всего ширина реки, и если бы Утис стоял не выше по течению, а тут же, то городок случился бы побольше Ардууса. Но мосты тогда пришлось бы строить, мосты. Эта мысль так заняла Вентера, что еще с час он что-то бормотал себе под нос о мостах. Тем временем путники миновали и саму Фиденту, и крепость, подивившись бастионам королевского замка, который единственный во всей Анкиде был обособлен от собственной столицы, и переправились на левый берег на тяжелом пароме, составленном из трех огромных рыбацких лодок, скрепленных между собой и перекрытых досками. Кортежа короля Лаписа на том берегу не оказалось, и троица, вызывая удивление гербами Бэдгалдингира на одежде, сразу же отправилась в трактир, где отдала должное еде и выпивке. На следующий день с самого раннего утра путники уже ждали лаписский кортеж у переправы.

Он появился в полдень. Сначала на берег между сторожкой паромщика и постом мытаря выправил коня Долиум, увидел за рекой знакомые силуэты и приветливо помахал рукой. Затем показался отряд стражников, за ним Игнис разглядел отца, мать, вновь стражников, а уже дальше, глотая слезы, он мог видеть и Нукса, и Нигеллу, и Лауса, и кого-то явно наряженного под него самого, и не слишком уверенно покачивающуюся в седле Каму. За ними двигались наставники, но Сора Сойги среди них не было. Замыкал процессию еще один отряд стражников. Ни Пустулы, ни ее детей Игнис не разглядел. Не было в кортеже и ни одного свея, включая и Малума.

– Пустула, Дивинус и Процелла пройдут днем позже, – объяснил сияющий от радости Вентер. – Может, еще и увидим их, если придется подзадержаться, хотя вряд ли. Им нужна другая переправа. Они отправляются гостить в Утис, на радость Латуса Тотума, кстати. Тела должна закончить дела в Ардуусе, ну и Палус с нею. А малумовским головорезам пошел отсчет дозоров. Теперь мы их увидим не раньше, чем через месяц. Впрочем, я вообще бы на них не смотрел. Правда, Малум не жаждал продолжить труды на благо девяти королевств, может, и подберется тоже. Во всяком случае, я слышал, как он заявлял, что отправится вместе с Пустулой.

Игнис вспомнил прикосновение пальцев Пустулы к своему лицу, потер скулы. Неужели тот ужас, которым обернулась для него ардуусская ярмарка, подходит к концу? Так зачем закладывать лишние лиги? И так крюк получается с переправой. Вот он, паром, возвращайся на тот же берег, три-четыре дня пути, и крепость Ос покажет свои бастионы.

Кортеж начал заходить на паром. Всадники спешивались с лошадей, король и королева тут же получили кресла, прочим пришлось довольствоваться широкими лавками. Впрочем, более половины стражников остались гарцевать на берегу, паром не мог взять слишком большой груз. Нукс, Нигелла, Лаус принялись размахивать руками, словно узнали в незнакомце на другом берегу Игниса, а потом вовсе скинули сапоги, сели на край парома и опустили босые ноги в воду. Вот только Кама словно не хотела садиться, стояла и смотрела на другой берег, как показалось Игнису – на него. Заскрипел ворот, крепкий канат поднялся из воды, натянулся, и паром медленно пополз от кирумского берега к фидентскому.

– Смотри-ка, – обрадовался Вентер. – А ножку-то принцессе уже залечили, я думал, что будет хуже! А ведь стоит, значит, и ходит! А я думал, что все Катта будет ее изображать! Но где же Катта? Может быть, напрямую отправили с обозом в Ос?

– Наверное, – кивнул Игнис, присматриваясь к оставшимся на том берегу стражникам. Они держались у самой воды, махали руками, покрикивали что-то приятелям, попавшим на паром. Катта не осталась и на берегу. Странным это было. Не могли ее отправить с обозом в Ос, если обоз всегда приходил неделей, а то и двумя позже. Выходит, служанка пока осталась с Телой в Ардуусе? Пусть так, главное, чтобы Палус ее не обидел. Но на пароме стояла именно Кама, никаких сомнений в этом не было!

– Ну кто ж так сторожит, – сплюнул Алиус. – Берег крутой, на гребень надо выбираться! На гребень! А если засада какая в сторожке?

– Да чего им бояться-то? – не понял Вентер. – Да и проверяли они сторожку, я видел.

– Всего следует бояться! – не унимался Алиус.

– Лапис близко! – отрезал Вентер. – Принц с нами. Принцесса с королем. Нукс, Нигелла, Лаус – все здесь. Фидента – наш самый добрый сосед! Нечего нам тут бояться!

Сразу же после этих слов на противоположном берегу появился незнакомый всадник. Он был худ и как будто сед, но нижнюю часть его лица закрывал платок. Незнакомец поднял лук, наложил на него стрелу. Игнис замер, крик застрял у него в глотке. Зашевелились стражники на пароме. Начали разворачивать лошадей стражники на берегу. Король оглянулся, шагнул к королеве, чтобы прикрыть ее, но целью оказалась не королева.

– Нет! – заорал на всю округу Вентер.

Стрелок отпустил тетиву, и почти одновременно с этим Кама вздрогнула, потянула руки за спину, как будто для того, чтобы смахнуть надоедливого комара, а затем медленно повалилась ничком. В спине ее торчала стрела. Всадник развернул лошадь и скрылся за гребнем берега. Лошади стражников с трудом преодолевали крутой песчаный спуск.

– Не возьмут! – едва не рыдал Вентер. – Не успеют! Уйдет!

Алиус словно окаменел, а Игнис, на ходу срывая одежду, бежал к воде. Он доплыл до парома меньше чем за минуту, а потом словно оглох, потому что у всех вокруг него открывались рты, а он ничего не слышал. Он бросился к мертвой принцессе, ясно было, что уже мертвой, потому что никто не подходил к ней, и окровавленный наконечник с волокнами плоти выдрался из груди, и приложил ухо к кровяному пятну, едва не оцарапав щеку об острие. Все, – отозвалось в сердце и загудело в голове… Почему же она была без кольчуги? Почему? Игнис ударил себя кулаками в виски и только потом в ужасе посмотрел на лицо несчастной. Это была не Кама. На пароме, мертвой, со стрелой в спине лежала Катта. Но ведь это была Кама? Он знал это точно! Кама? Но лицо Катты…

– Сиди, где сидишь, – услышал он жесткий голос собственного отца. – Не вставай и не задавай вопросов.