Они ехали на восток три дня. На второй день пересекли край Светлой Пустоши, но узнали об этом только от Хубара. Он спешился и некоторое время копался в снегу. Ува и Ирис ждали, прижавшись друг к дружке на второй лошади. Сильных морозов пока не случалось, но поднялся ветер.

– Здесь начинается, – наконец сказал Хубар.

– Нет, – откликнулась Ува. – Уже нет. Ядрышко, самый червячок теперь чуть дальше, не здесь. А здесь раньше был край, а теперь нет. Теперь то, что было здесь, везде.

– Дышать уже не так трудно, – покачал головой Хубар. – Я и раньше справлялся без особого труда, а через месяц этот яд развеется вовсе, к тому же идет снег. Но нужно спешить, наше спасение за рекой. В самой гнусности.

Вечером Ирис повернулась к югу, словно ожидала какой-то напасти с той стороны, Хубар кивнул и повел крохотный отряд в распадок, где укрыл его среди мертвых елей и уже не выбирался наверх, предпочитая неудобья и болотистые низины, в которых кое-где под снегом чавкала сырая земля. Откуда-то издалека послышался бой барабанов, и тогда Ува вновь заплакала.

– Да, – сказал Хубар. – Орда. Идет на север. В Тимор.

– Что там будет? – спросила, побледнев, Ирис.

– Много смертей, – ответил Хубар. – Но все, что случится там, может быть, еще не самое страшное из того, что могло случиться. Что может случиться.

Уже ночью впереди показалась брошенная полуразвалившаяся деревня, но Хубар миновал ее и направил лошадей к усадьбе, которая темнела на самой окраине поселения. Откуда-то донесся запах сырости, потом как будто – тлена, но Хубар уже снимал жердь, перегораживающую вход во двор.

– Давний дом Силентума, – объяснил Хубар. – Здесь он меня и выхаживал. Долго. Очень долго. Но не так долго, как кое-кто замысливал. Повезло. Хотя ничего приятного я не испытывал.

– Нам ничего здесь не грозит? – спросила Ирис, с тревогой вглядываясь в брошенное строение. Кое-где на нем явно просела крыша.

– Пока нет, – успокоил ее Хубар. – Зато сейчас у нас будет тепло. К тому же лошадей придется оставить здесь.

– Как так оставить? – не поняла Ирис.

– Впереди река, – объяснил Хубар. – С лошадьми мы не переправимся. На том берегу нет теплой конюшни и заботливого конюха. А здесь – еще целый сарай, в котором можно перенести даже морозы, да чуть ли не копна сена. Я с утра набросаю внутрь снега, а запирать лошадей не стану. Захотят, уйдут.

– Куда же они уйдут? – надула губы Ува.

– А захотят – не уйдут, – улыбнулся Хубар. – Мы сделаем для них то, что сможем.

Он открыл дом, который, казалось, был пропитан пылью и затхлостью, но вскоре загудела печь, на плите забулькал ягодный отвар, а разбросанный по всему полу снег впитал в себя пыль и затхлость и вместе с ними отправился за порог.

– Может быть, останемся здесь? – высунула сонную голову с печи Ува.

– Нет, – вздохнул Хубар. – Вот если бы лет шесть-семь назад, остались бы непременно, а теперь нам дорога на тот берег. Но в одном я тебя обрадую.

– Это еще в чем? – слегка оживилась Ува.

– Там очень интересно, – успокоил девчушку Хубар, но она уже не услышала его слов. Сон сморил ее.

– Ты не все рассказал, – вдруг проговорила Ирис. – В тот день, когда вернулся с юга и предупредил об орде, ты что-то утаил. Я почувствовала. Я очень неплохо стреляю из лука, но еще и чувствую.

– Я заметил, – кивнул Хубар, – орду-то ты уж точно почувствовала раньше меня. Я видел Сина. Ты слышала о нем?

– Да, – кивнула Ирис. – Игнис рассказывал мне о нем. Я все знаю об Игнисе, значит, я знаю и о Сине. И о тебе Игнис мне тоже рассказывал. Вы сталкивались в Тире. Когда там был белый мор. А Син как раз перед этим спас Игниса из магической башни ордена Воды.

– Да, – усмехнулся Хубар. – Син всегда был странным. И с этой башней. Ну кому еще могло прийти в голову сковырнуть целую магическую башню? Я уж не говорю о том, что мало бы кто это смог… Та же орда, думаю, провозится с ними гораздо дольше.

– И почему ты не привел его к нам? – спросила Ирис. – Может быть, теперь ему грозит опасность?

– Нам всем грозит опасность, – пробормотал Хубар. – Даже мне, как бы я ни кичился собственной неуязвимостью. И привести Сина я не мог. Он появился рядом со мной ночью. У костра, который я развел в старом пустом овине. Сразу после того, как наткнулся на разъезд орды. Нет, мне не пришлось кого-то убивать, достаточно было подслушать. А сделать вывод, что орда собирается штурмовать Тимор, мог бы даже ребенок, если бы он понимал маннский язык, который, конечно, по сути очень упрощенный аккадский, но да не в этом дело. Уже в темноте я расположился на ночлег, наслаждаясь теплом костра, когда увидел рядом Сина.

– Ты не услышал, как он подходил? – удивилась Ирис.

– Он не подходил, – уверенно сказал Хубар. – Подойти ко мне незаметно – невозможно. Тем более что я закрыл дверь изнутри и позаботился, чтобы ни единого отсвета моего костра не проникало наружу. Син появился так, как может появиться мурс. Соткался из воздуха. Из дыма моего костра. Из моего дыхания. Причем появился уже сидящим напротив меня, и если ты скажешь, что он меня околдовал, то я обижусь. Я скорее был готов подумать, что какой-то мурс неведомым образом принял облик моего давнего друга, но и тут меня ждала оторопь. Син протянул мне руку, и я пожал ее. То есть он не был мурсом, но не потому, что он имел твердость, как живой человек, а не призрак. Я почувствовал своего друга по рукопожатию. Ну, словно узнал его в лицо. А теперь послушай меня. Я Хубар, известный под многими именами акс, который уже давно стал человеком, тот, кто стоял за спиной Лучезарного на поле Бараггала. Тот, кто пел поганую песню, помогая Лучезарному вершить ужасное колдовство. Я, который видел столько всего, что нужна не одна жизнь только для того, чтобы все вспомнить, был удивлен.

Ирис молчала, внимательно глядя на маленького человека.

– Так не бывает, – прошептал он. – Понимаешь, так не бывает. Не может обычный человек, а Син был обычным человеком, пусть и с необычными способностями, творить то, что неподвластно даже многим аксам. Все-таки аксы – это не демоны. Полудемоны. Я вот не могу исчезнуть тут и появиться на холме Бараггала. Нет, конечно, если посвящать подобным забавам каждый день на протяжении многих лет, этому можно научиться, но… Син не акс! Кто из нас мог и может такое творить? Рор? Пожалуй. Фабоан? Почти уверен. Момао? Не знаю! Зна – нет. Амади – скорее всего, нет. Я – точно нет. Что не значит, будто те, кто не может делать подобные фокусы, слабее прочих. Это еще вопрос, в чем сила. Вот тот же Зна, который был развоплощен полтора месяца назад. Он ведь был сильнее всех. Чтобы его развоплотить должны были объединиться несколько аксов. И что? Син – не из них. Он сам по себе. И вот он появляется из пустоты и садится рядом со мной у костра, и начинает со мной говорить. Но я же знаю, что он не акс. Акса я разгадал бы сразу!

– А если он демон? – прошептала Ирис.

– Это все объяснило бы, – признался Хубар. – Лучезарный был демоном. Думаю, что и Энки был демоном. И многие из тех, что сожгли себя на поле Бараггала, были демонами. Другой вопрос, что сила их была… несопоставима. Но Син сразу сказал мне, что он не демон. И не акс, и уж тем более не мурс. Он сказал мне, что постоянно думает над этим и что он все-таки человек, хотя и не человек тоже. Вот я так же посмотрел на него и спросил, что это значит? Что такое – все-таки человек, и не человек тоже?

– А он? – словно разбудила застывшего Хубара Ирис.

– А он сам спросил меня, кем бы я счел себя самого, если бы лишился памяти и проблуждал не одну тысячу лет дорогами Анкиды? Что я мог ему сказать? Я сказал, что уже на середине первой тысячи задумался бы, что я не очень похож на человека. Конечно, если я сам по себе не ошибка Создателя.

– Следовало бы задумываться раньше, – покачал головой Син и добавил, что он тоже задумывался раньше, но и теперь, когда он вдруг что-то такое в себе открыл, он не уверен в том, что делает, и больше того, знает о себе еще меньше, чем полгода назад.

– Но кто же он? – спросила Ирис.

– Он говорил разное… – поморщился Хубар. – Что-то совсем непонятное мне и как будто не слишком понятное и ему самому. То, что он и есть тот самый пропавший седьмой камень, но и он, и все остальные камни совсем не то, что мы думаем. То, что вся Ки накрыта невидимой сетью, и тень Лучезарного тянет ее, влечет в центр Светлой Пустоши, чтобы сотворить что-то там. Что-то ужасное. И что эти семь камней – подобны семи узлам на этой сети. Главным узлам, распустив которые, сеть можно уничтожить.

– Уничтожить? – ужаснулась Ирис.

– Уничтожить, – кивнул Хубар. – Не убить тех, кто носит в себе камни, нет. Я тут, правда, уже перестал понимать его слова, но запомнил их. Он говорил, что она была и раньше. Энки и все прочие держались в этом сущем не просто так. И когда они жгли себя, они сжигали то, что удерживало их здесь.

– Так и было? – спросила Ирис.

– Да, – помрачнел Хубар. – Я маленький акс. Слабый. Тогда я был одним из сотен. Стоял где-то в последнем ряду. Может быть, это и спасло меня? Хотя, что такое спасение. Любовь охватывала меня. Вряд ли она похожа на настоящую любовь, но я до сих пор иногда просыпаюсь ночью и вспоминаю то невыразимое счастье, которое чувствовал возле Лучезарного. Я готов был распластаться ради него, обратиться в пыль под его ногами. И все те, кто был рядом со мной, все, кто выходил на поле Бараггала в его войске, все они были наполнены любовью. Теперь же, когда я обращаюсь в прошлое, меня охватывает ужас. Но тогда…

– Разве можно убивать из-за любви? – спросила Ирис.

– Можно, – прошептал Хубар. – Можно, когда тот, кого ты обожаешь, тот, который заменяет тебе солнце, идет туда, куда ему нужно. Делает то, что ему нужно. Призывает к тому, что ему нужно. И вот кто-то встает у него на пути. Препятствует ему. И тут ты начинаешь убивать.

– Не понимаю, – поежилась Ирис.

– Я и сам не понимаю, – признался Хубар. – Ты могла бы убить кого-то ради Игниса?

– Да, – сказала Ирис. – Защищаясь, защищая его. Я и убивала. Но если бы он призвал меня убивать кого-то просто так, тогда нет.

– Потребовала бы объяснений? – усмехнулся Хубар.

– Объяснений? – Ирис задумалась, потом неохотно вымолвила: – Нет. Но это был бы не он. При чем тут моя любовь?

– Вот видишь, – кивнул Хубар, – ты можешь рассуждать, а вот если бы то, что владеет тобой, было столь велико, что для рассуждений не осталось бы места… то однажды ты пришла бы в себя и ужаснулась тому, что натворила. Син говорил и об этом. Главное, что то, что им владеет теперь, это ужас о совершенном.

– А что он совершил? – спросила Ирис.

– Он сказал, что все, совершенное Лучезарным, совершено и им, – ответил Хубар.

– Как же так? – не поняла Ирис.

– Я начал рассказывать тебе, как стоял маленький среди сотен аксов и пел, – пробормотал Хубар. – Я стоял на земле, как самый обычный человек. И чувствовал ее под ногами. На такой земле мог стоять и демон, и, может быть, даже бог. А потом, когда Энки и другие угодники начали себя жечь, мне показалось, что земля расползается у меня под ногами. Лучезарный начал проваливаться сквозь нее, а я стоял как будто на трясине. Все качалось у меня под ногами. Нас таких осталось всего семеро. Я – в последнем ряду, четверо – Момао, Зна, Фабоан и Рор – в первом. И где-то далеко – Амади. Ее не было на поле у Бараггала. Я, правда, едва ее знал, но ее не было. Она никогда не была поглощена любовью к Лучезарному.

– Ты говорил о семи? – напомнила Ирис.

– Да, – кивнул Хубар. – Седьмой мне почудился с другой стороны. Как будто один из факелов, что сжигали себя и землю у меня под ногами, потух. Мне даже показалось, что кто-то катался по земле от боли. Но кто он – я не знаю. Я с ним больше не сталкивался. Хотя почти уверен, что нас осталось семь.

– Семь аксов – семь камней, – задумалась Ирис.

– Может быть, – покачал головой Хубар. – И вот, когда земля перестала быть твердой, когда она обратилась трясиной, не для человека, даже не для мурса, а для меня, я вдруг почувствовал, что стою как будто на натянутой сети. Тогда почувствовал, полторы тысячи лет назад! Понял теперь, но почувствовал тогда! На сети, сплетенной Лучезарным! Он словно раскидывал ее над сущим, срывая с шеи огненный шнур. И если бы не она, ни одного акса не осталось бы на земле. Однако, проваливаясь в бездну, Лучезарный увлекал за собой и эту невидимую сеть. Но она накрепко впиталась в плоть сущего! Кровь приклеила ее! Намертво. И чем глубже погружался он, тем тверже становилась под моими ногами земля.

– Что же ты хочешь сказать? – насторожилась Ирис. – То, что он не упал в бездну? Он не исторгнут из Ки? Разве он болтается где-то под нашим миром, как рыба в сети?

– Мне неведомо, – ответил Хубар. – Может быть, и так. А может, он достиг бездны, но сплетенное им до сих пор связывает его с Ки. Или ты думаешь, просто так земля не залечила за полторы тысячи лет эту рану – Светлую Пустошь? А Пир в ее центре? Но сеть есть. Сейчас она звенит от напряжения. И если она будет достаточно прочной, рыбак начнет вытягивать добычу. Или утопленника, который все еще жив и уже в предвкушении.

– Рыбак? – не поняла Ирис.

– Называй как хочешь, – вздохнул Хубар. – Тот, на кого пала тень Лучезарного.

– Что придает прочность этой сети? – спросила Ирис.

– Кровь, – ответил Хубар. – Боль.

– И она уже достаточно прочна? – приложила ладони к щекам Ирис.

– Не знаю, – вымолвил Хубар. – Но что-то меняется на глазах. К тому же и крови, и боли будет еще много.

– И Син… – начала Ирис.

– Хочет распустить узлы, – продолжил Хубар. – Он считает, что Лучезарный плел эту сеть, начиная с семи узлов. Использовал их силу, вливая собственную и умножая скорбь. Но если их распустить, вся сеть распадется, и тогда он не вернется. Но тогда исчезнут и все аксы, поскольку им нет места в этом сущем. Либо они перестанут быть аксами. Наверное, не станет и мурсов. Или же они будут только призраками и ничем иным. Может быть, не будет и магии. Син что-то сказал о том, что и магия исходит из семи узлов, камней, звезд – как хочешь. Сказал, что магическая сила – мум – происходит от того, что она трется о сущее. И если бы не эта сеть, то мум был бы подобен золоту. Попробуй намой его в реке. Замучаешься нагибаться. Сказал, что магия и так растворена в мире, но играть на ее струнах могут только боги, а вот так, как теперь в Ки, не должно быть.

– Хорошо, – вытерла заблестевшие глаза Ирис и показала на печку, на которой спала Ува. – А что будет с ней? С Игнисом? И как это, распустить камни или узлы? Убить тех, кто их носит в себе?

– Кого-то и убить, – пожал плечами Хубар. – Я думаю, что уж точно два камня не могут быть распущены просто так. Один из них на юге. Скорее всего, им владеет Телох. Если это так, то он мурс, сравнимый силою с аксом. Ужасное существо. Спаявшее свою суть с ужасным телом. Дай такому волю, через тысячи лет он дорастет и до демона. Если отыщет для этого море крови. Или сотворит его. Такое же существо было задумано на севере. Ути. Ее камень сейчас в Уве. Но на севере у врага ничего не вышло. Они не учли главного: Ути могла любить. Думаю, что она была мерзавкой, но место для любви в ее сердце нашлось. Для настоящей любви. И один из камней, скорее всего, там, – Хубар махнул рукой на восток. – В Ардуусе. И пока он там, ничего нельзя будет распустить.

– Но те, у кого они оказались случайно, – снова выкатила слезы на глаза Ирис, – они не умрут?

– А Энки умер? – спросил Хубар.

– Иногда мне кажется, что да, – прошептала Ирис.

– Тогда давай спать, – предложил Хубар.

– А завтра? – она вновь была готова заплакать.

– Завтра мы переправимся через реку, – сказал Хубар. – Придем в Уманни. Син говорил, что мы должны сделать дорогу от Уманни до Бараггала. Лошади не идут в Бараггал, а они там нужны. Еще он сказал, что надо восстановить башни угодников. Битва неминуема.

– Зачем? – всхлипнула Ирис. – Зачем это все, если можно распустить камни. Или узлы. Зачем битва? Зачем смерти? А не умножаем ли мы кровь, которая так нужна Лучезарному?

– Умножаем, – кивнул Хубар, вставая из-за стола. – Но не делая ничего, мы умножаем ее стократ. Я буду трепыхаться даже на сковородке. Я забрызгаю кипящим маслом всю их поганую кухню. И если мне повезет и капля его попадет главному повару в глаз, я погибну не зря.

…Он поднял Ирис и Уву затемно. Из дома они вышли, когда небо на востоке начало светлеть. Хубар вытянул из-за сарая подгнившую узкую лодку и потащил ее за собой. Река была близко. Берег постепенно понижался, и лодка скользила вниз по склону. Ирис даже посадила внутрь Уву, которая, впервые за несколько дней, начала улыбаться и взялась помогать Хубару. Уже почти подойдя к берегу, разглядев парящую на утреннем морозце черную воду, все трое застыли в изумлении. Вверх по течению проплыл белый корабль удивительной красоты. У него были три мачты, но паруса на них были убраны. Зато торчащие из гребных люков весла мерно вздымались.

– Белый! – всхлипнула Ирис. – Это Белый! Тот корабль, о котором мне рассказывал Игнис! Стрелы в моем туле и мои луки – ему сродни! Это хорошая примета! Очень хорошая! А вон тот черный человек у средней мачты, наверное, Моллис. Моллис! – попыталась крикнуть Игнис, но звук ее голоса словно ударился о что-то и рассыпался у ее ног.

– Магия Светлой Пустоши пока еще в силе, – заметил Хубар. – Но она истаивает на глазах. Точнее, стягивается к Пиру. Но примета, может быть, и хорошая.

– Плохих примет пока больше, – вздохнула Ува. – Это и есть Уманни?

За рекой высился город. Он тоже тонул в тумане, но башни, два ряда стен, заснеженные дома выделялись отчетливо. И все же в его облике чего-то не хватало, как могло бы не хватать отрубленной головы на теле казненного, вздумай он прогуливаться после казни.

– Вон там! Видишь? – наклонился к Уве Хубар. – Видишь груду развалин за бастионами? Она даже выше их. Это была башня. Очень большая. Может быть, даже выше башен угодников в Бэдгалдингире.

– И что же с ней случилось? – подняла брови Ува.

– Не буду хвастаться, – гордо сказал Хубар к восторгу девчонки, – но я ее сломал.

Они переплыли реку быстро и без особых трудностей выбрались на заснеженный берег. Ува закашлялась.

– Да, – кивнул Хубар. – Тут не только лошадям, но и людям все еще тяжело. Будь ближе к Ирис, Ува. Рядом с ее луками и стрелами легче дышится даже мне.

– Сейчас, – выдернула из тула странную, зеленоватую стрелу Ирис. – Держи. Пока она у тебя в руках, тебе ничего не страшно.

– И правда, – засмеялась Ува. – Как будто свежий воздух вокруг. И тепло сразу стало.

– Месяца полтора назад я испугалась, – рассказала Ирис. – Стрелы мои засохли, стали кривыми. Луки покрылись трещинами, я была уверена, что переломлю каждый из них, если натяну тетиву. Это случилось за пару дней до того, как твой отец, Ува, попал в беду. Спас нас, но попал в беду. Я даже тогда подумала, что-то случилось с Игнисом. Но потом постепенно все стало восстанавливаться. Может быть, оттого что я плакала над своим тулом? А теперь я увидела корабль и почти успокоилась.

– Идем, – взял за руку Уву Хубар. – Я бывал в этом городе. Какое-то время, до того, как Светлая Пустошь расползлась к прежним границам, в нем еще теплилась жизнь. Даже била ключом, несмотря на то, что вся Анкида превратилась в выжженную пустыню. Здесь праздновали победу. Причем все перемешались, и каламы, и атеры. Людей осталось так мало, что они перестали убивать друг друга. Да и незачем стало. Вместе с Лучезарным из Анкиды ушла и эта ужасная любовь. А я понемногу приходил в себя.

– Теперь она вернулась, – сказала Ува. – Ужасная любовь – вернулась.

…Город виделся городом только издали. Вблизи он оказывался скелетом города. Дерево сгнило, целыми остались только стены. Хубар вел спутниц по узкой улице и показывал гостиницу, в которой он однажды ночевал, трактир, в котором баранина на косточках была такой вкусной, какой не была уже нигде и никогда. Бордель, Ува, заткни уши, женщины из которого готовы были связывать мужчин и тащить их в свои постели насильно. Рынок, заваленный продуктами, потому что, хоть и скуден был урожай в тот год, его некому оказалось есть. А вот и враги.

Из ближних развалин начали медленно выходить воины с горящими глазами. Двое. Трое. Четверо. Не менее десятка их перегородили улицу. В руках у них были мечи, на плечах посверкивали чешуйчатые доспехи. Ирис оглянулась. Еще пятеро отсекли троице путь к отступлению.

– Я справлюсь, – прошептал Хубар, вытаскивая из ножен меч, – береги Уву.

– Тут рядом друзья, – прошептала девчонка. – Их позвать?

– Не кричи на холоде, – посоветовала Уве Ирис и потянула из тула лук. – Отчего-то мне кажется, что подобные твари приходили к Алиусу Алитеру. Я как будто чувствую их запах.

– Запах мертвечины, – кивнул Хубар, оттесняя спутниц к глухой стене дома. – Будьте за моей спиной.

– Я позвала, – прошептала Ува. – Они уже бегут.

– Главное, чтобы не споткнулись, – ответил Хубар, посматривая то вправо, то влево.

– Можно уже убивать или сначала нужно поссориться? – спросила Ирис.

– С этими я уже ссорился, – не успел договорить Хубар, как Ирис сделала шаг из-за его спины и начала выпускать стрелы. Огненноглазые рванулись к назначенным жертвам сразу же, едва первая стрела поразила одного из них, но добежать не успел никто, хотя и до тех, что вышли спереди, и до тех, что были сзади, было не более сотни шагов. Пятнадцать трупов украсили мертвую улицу. И последний упал в пяти шагах от Хубара.

– Вот так вот, – растерянно посмотрел на свой чистый меч коротышка и поспешил убрать его в ножны. – Если бы в нашем войске было сто таких лучниц. Сто умножить на пятнадцать… Это что же получается? Мы бы уменьшали число противника на полторы тысячи в минуту?

– В полминуты, – поправила Хубара Ува. – Только полминуты прошло. А вот и друзья.

Из-за поворота показались силуэты в разноцветных балахонах. Увидев трупы, они замедлили бег, остановились, но трое из них обошли убитых и приблизились к троице спутников. Высоченный великан с сухим, изборожденным морщинами лицом, с посохом в руке, коренастый даку, тоже с посохом, и высокий черноволосый послушник с узким лицом.

– Только одна женщина могла так быстро и так метко выпускать стрелы, – проговорил послушник. – И только у нее были стрелы, покрытые живой корой. Ты Ирис, жена Игниса.

– Кто рассказал тебе обо мне? – спросила Ирис.

– Процелла, двоюродная сестра твоего мужа, – улыбнулся послушник. – А это, как я понимаю, Ува, дочка Алиуса Алитера и Фламмы. Третьим может быть только Пусиллус или…

– Можно и так, – нахмурился Хубар. – Но лучше Хубар. Как ты догадался?

– У Сина был только один друг-угодник и великий воин небольшого роста, – сказал послушник. – А я Литус, кстати, Ирис, твой родственник, потому что моя жена – тоже двоюродная сестра твоего мужа. Ее зовут Лава.

– Как это? – удивилась Ирис. – Разве могут быть послушниками женатые?

– Может быть все, – проворчал даку. – Я очень рад, что все завершилось именно так. Кажется, вы выжгли последнюю пакость в Уманни, которая не давала нам вздохнуть.

– Ты не прав, Фера, – в задумчивости огляделся великан. – Жизни она нам и в самом деле не давала, погибли уже восемь послушников и три лошади, но вздохнуть мы не могли и так. Хотя здесь мне дышится хорошо.

– Меня как раз интересует другое, дорогой Амплус, – нахмурился даку. – Кто из них владеет высшей силой? Кто смог позвать нас, не открывая рта и не видя, где мы?

– Ты удивляешь меня, дорогой Фера, – ответил Амплус. – Очевидно же, что голос был детским. Хотя и вот этот невысокий воин тоже явно что-то таит в себе.

– Много чего, – буркнул Хубар, – но ничего поганого, смею заметить.

– Это я позвала, – пискнула Ува. – А что я сделала не так?

– Все так, – развел руками Литус. – Одно непонятно, как ты это сделала?

– Она не знает, – проговорила Ирис, не спуская глаз с Литуса. – Для нее это как дышать. Где мой Игнис?

– Не знаю, – мотнул головой Литус. – Должен быть в Бэдгалдингире или Тиморе. Но ждать его лучше здесь. Бараггал он не минует. Никто не минует, кто останется жив.

– Как дышать… – повторил Амплус и покосился на Феру. – А ведь это, уважаемый магистр, те самые обещанные строители дороги до Бараггала. Кажется, нам уже не придется сажать на каждую подводу по два послушника, чтобы у них к Бараггалу из ушей и носа шла кровь.

– Из чего же… – начал Фера, но Ува выскочила вперед и протянула стрелу.

– Из этого. И на дороге будет можно так же дышать, как здесь. У нас их много. А если каждую переломить на четыре части – будет еще больше. Далеко отсюда до вашего Бараггала?

– Почти тридцать лиг, – сказал Хубар. – Я вижу, о моих спутницах могут уже побеспокоиться и без меня?

– Никаких сомнений, – кивнул Амплус.

– Тогда я отбываю, – поклонился Хубар.

– Ты куда? – надула губы Ува.

– Вернусь за нашими лошадками и попробую пробраться на северо-запад, – пожал плечами Хубар. – Там у меня много хороших знакомых. Думаю, пора их навестить.