Сколько всего было жителей в маленьком горном королевстве в тот год, когда Кама отправилась вместе со всей семьей на ардуусскую весеннюю ярмарку? Чуть больше семидесяти тысяч? Сколько их стало теперь? С собранными стараниями Пустулы, Дивинуса, Процеллы даку, дакитами, руфами, лаэтами, атерами, каламами – перевалило за триста тысяч. И всем нашлось место. Где-то деревеньки, состоящие из десяти домов, расстроились до тридцати, где-то появились мосты, и труднодоступные горные долинки вдруг дали приют тысяче-другой переселенцев. Небольшой прежде городок вокруг такого же небольшого лаписского замка вырос вдвое, и теперь в нем жило уже не двадцать тысяч искусных кузнецов и ушлых лаписских торговцев, а под пятьдесят тысяч люда всех возможных умений и опыта. Да и вся долина вдоль шустрой Малиту, там, где нельзя было посеять хлеб, развести огороды или посадить плодовые деревья, камень на камне, вся она была теперь заставлена шатрами, палатками, а кое-где уже и домами из дерева и из камня. И все это беспокойное хозяйство жило, росло, множилось и каким-то чудом обходилось без потасовок и ругани. И самое главное – всюду бегали дети – те же атеры, лаэты, руфы, каламы, араманы и во множестве дакиты и даже даку.

С утра у ворот лаписского замка на заледенелой площади под падающим снегом собралось не меньше пятидесяти тысяч человек. Жгли костры, обеспокоенно переглядывались друг с другом, переговаривались. Маленькое королевство – быстрые новости. Только-только, едва ли месяц прошел, донеслись вести о том, что сама Процелла, любимица Лаписа, присягнула неизвестно где пропадавшему долгие годы наследнику короны – принцу Игинсу, и вот домой возвращается и вторая пропащая – принцесса Камаена Тотум. Вернется ли в Лапис вместе с ней прежнее спокойствие и благополучие? Так не бедовали ведь последние годы! Нужно ли искать добра, когда уже есть оно, дает всходы, ветвится и согревает нутро надеждой даже в зимнюю стужу? Или правда то, что только Лапис да Тимор, да может быть, еще и Фидента убереглись от бьющей из Светлой Пустоши дряни? Выходит, на то оно и недолгое счастье, чтобы долго не длиться? Да и возможно ли оно вообще, когда такое творится в Анкиде? Выходит, пришел конец недолгому настороженному успокоению, и принцесса Лаписа несет на родную сторону горестные вести? И что будет делать герцог Дивинус? Передаст хозяйке замка власть или станет ссылаться на повеление правителя великого Ардууса, сделавшего мальчишку герцогом? Мальчишку, обнаружившего и мудрость, и честь, и хитрость. Ведь никакой пакости не допустил в границах прежнего королевства! Или все дело в светловолосой девчонке Процелле? Вот уж на кого нельзя смотреть без улыбки. Может быть, пронесут боги тяжкую беду мимо Лаписа? Может быть, успокоиться? Прикрыться бастионами Ос? Затаиться в горных долинах? Вопросов много, но нет на них ответов. Одно ясно – то, что было, подходит к концу, а то, что подступает – неведомо.

Кама между тем глотала слезы на внутренней галерее крепости Ос. На той самой, на которой были убиты ее родные. Да, Дивинус не терял времени зря – поднял стену, обновил сторожевую башню, укрепил бастионы, приготовился к долгой осаде, но вот они, следы от трезубца, которым была пригвождена к кирпичной стене мать Камы, на месте. И даже как будто темные пятна от крови, пропитавшей камень, сохранились.

– Ваше Высочество, – крикнул снизу Орс, – пора! Отряд уже прошел через крепость, не догоним! А у замка вас вроде бы ждут люди!

– Я сейчас, – отозвалась Кама, кивнула расплывшимся в улыбках стражникам, кажется, кого-то из них она помнила еще мальчишками, сбежала вниз по лестнице, улыбнулась Процелле. Та с утра ждала двоюродную сестру перед крепостью, обняла ее, словно не рассталась с нею несколько дней назад, а не виделась те самые шесть лет.

– Где размещаешь принцесс? – спросила ее Кама.

– В замке, – ответила Процелла. – Весь третий ярус – их. Выше – королевские покои, комнаты принцев и принцесс – неприкосновенны. Хотя их и пришлось привести в порядок. Когда тут хозяйничали свеи, было плохо.

– Плохо еще будет, – пообещала Кама. – Надеюсь, не здесь. Кто охраняет замок?

– Две сотни стражников, – нахмурилась Процелла. – Сто пятьдесят коренных лаписцев и полсотни молодых дакитов. Касасам их натаскивает, так что я спокойна. Или есть чего бояться?

– Есть, – кивнула Кама. – Мы поговорим еще, догоняй отряд. Я задержусь не более чем на полчаса.

Ей было нужно побыть одной. Почувствовать свежий морозный воздух заснеженного королевства. Узнать зубцы горных вершин. Удивиться высоте деревьев, которые она помнила зелеными прутиками. Вздохнуть, не сдерживая всхлипов. Теперь, когда отряд прошел вперед, не отстающий от нее Орс держался чуть позади, двигался так, словно его и вовсе не было рядом. Хотя в этом, конечно же, еще и заслуга чудного коня Филы.

От крепости Ос до замка – не далеко, не близко. Сначала через узкое ущелье, вдоль высокого обрыва, под которым гремит на камнях холодная Малиту. Вот ведь умница Дивинус, и здесь поставил две высоких башни, да еще и стену с воротами устроил между ними. Кажется, придется так и оставить его герцогом. Особенно если смерть подрежет и тех из Тотумов, кто избежал с ней встречи в крепости Ос.

Новые башни, новые ворота, и что дальше? Снег горных склонов, зелень еловых лесов, и крыши, крыши, крыши. Где она? Неужели в Лаписе, а не в Бабу или Раппу? Кажется, села и деревни срослись друг с другом, каменные дома карабкаются по горным склонам, но все устроено ладно – улицы широки, где надо – вырублены ступени, устроены спуски для скота и повозок. Неужели ее не было здесь только шесть лет? На вид так все шестьдесят! И сколько вокруг людей! Вот ведь глупая, думала править лошадью до замка в уединении и в собственных мыслях, а тут приходится отвечать кивками на бесчисленные поклоны и зажигать улыбки на знакомых лицах, обладателей которых она громко приветствует по именам. Вот уж о чем она не могла подумать, что сотни имен будут всплывать в ее памяти.

За пару лиг до крайних домов расстроившейся столицы, которая вместе с замком, устремленным в серое небо шпилями, раскинулась на единственном плоскогорье на левом берегу Малиту, но уже перекинулась и на правый берег, подобралась даже к далеким белым скалам, из припорошенного снегом, словно седого от древности придорожного трактира высунулся пузатый калам и, как шесть или десять лет назад, крикнул на всю улицу:

– Неужели вельможная девица Камаена Тотум проедет мимо заведения доброго старика? А ведь ореховый отвар уже на столе! И медовые тянучки! И лепешки с изюмом! И даже капелька сладкого араманского позапрошлого года!

– Не проедет, – улыбнулась Кама, ловко спрыгнула на присыпанный песком лед, оставила лошадь у коновязи, схватила горсть снега с жердины, чтобы освежить лицо, и вслед за Орсом вошла в заведение. Там ее и ждал Касасам. Обнявшись и глотнув и в самом деле все такого же терпкого напитка, каким он был и в детстве, Кама прошептала улыбающемуся даку:

– Касасам, я вижу тревогу на каждом лице здесь, но не вижу отчаяния.

– Те, кто потерял все, потеряли и отчаяние, – пожал плечами Касасам. – Знаешь, я тут со многими говорил, да и без разговоров вести долетают и кружатся над головой. Если так сложится, что нынешняя беда не сгрызет эти горы вместе со всеми, кого приютил Лапис, то они все здесь так и останутся. Прижились, приросли, припали. Это и в самом деле хорошее место. Одно из лучших в Анкиде. Но и для тревоги тоже есть причина. Ты ведь не просто так об этой встрече просила? Могли бы переговорить и позже. В чем твоя тревога? О чем хочешь предупредить?

– С Сином говорила, – все так же тихо произнесла Кама. – Он предостерег меня. Обратил внимание на две сложности, которые могут стать бедой. Не на то, что я должна тут сделать, это я и сама знаю, а о том, что нужно сделать отдельно от всех прочих забот. Одна из этих сложностей целиком моя, она касается Процеллы и того, что ей удалось оживить после беды, случившейся с Игнисом. Вторая касается тебя, Касасам.

– Слушаю тебя, принцесса! – покосился на Орса даку.

– Мне от Орса скрывать нечего, – улыбнулась Кама. – Он не посланник Энки и не сердечная ломота, а просто друг, на которого я могу положиться.

– Вот ведь как, – скорчил постную гримасу великан. – Вроде бы радоваться должен, на меня могут положиться, а вот сердечную ломоту не обещают. Я, конечно, и так не хотел бы, чтобы из-за меня что-то у кого-то болело…

– Ладно, – остановила разглагольствования великана Кама, положив ладонь на его огромный кулачище. – Времени мало на разговоры. Послушай главное, Касасам. Помнишь, мы были у твоего знакомого южнее Иалпиргаха. Там, где расстались?

– Ты о Кривом сейчас говоришь? – нахмурился Касасам. – Помню. Светлая ему память. Редкой вредности был человек, но вредность – это как скорлупа у ореха. Она ж не для еды, а для вида. Для вида и для защиты.

– Для вида и для защиты, – согласилась Кама. – Мы купили у него четыре горшка, внутри которых оказалось заключено то ли хитрое колдовство, то ли изощренное ремесленное умение. Они нас выручили, эти горшки. Могут выручить и еще раз. А могут принести беду. Кривой сказал, что их делали лучшие атерские колдуны.

– Лучшие или не лучшие, не знаю, – нахмурился Касасам, – но ходил Кривой за этими горшками куда-то к озеру Зумви. Я бы туда теперь не сунулся. Да и далеко это. Очень далеко. Даже для Кривого было далеко, а уж для нас теперь…

– Два горшка сохранилось у нас после того похода, – прошептала Кама. – Но они остались у Эсоксы, и что с нею, я не знаю. Син сказал, что это ремесло не удалось захватить Храму Света. Более того, мастер, который творил подобную ворожбу, должен быть в Лаписе. Возможно, он остался всего один.

– Понятно, – кивнул Касасам. – Думаю, разыщем мы его. Хотя и непросто будет. Об этом, я так понимаю, знать никому не следует? Найдем. Я всех мудрецов знаю, так что… Но ты ведь не только это хотела сказать?

– Да, – понизила голос Кама, – твоя сложность этим мастером не исчерпывается. Есть еще кое-что. И здесь тебе потребуется вся твоя осторожность. Не только мы будем его искать.

– А кто же еще? – насторожился Касасам.

– Кто-то из Эрсет, – ответила Кама. – Или же из нынешнего Ардууса. Надо удвоить, утроить осторожность.

– Удесятерим! – пообещал Касасам.

– Если они есть, они будут следить за мной, – прищурилась Кама.

– Значит, и я буду следить за тобой, – улыбнулся Касасам.

– Вот и славно, – поднялась Кама и, как и в детстве поклонившись трактирщику, вышла на улицу.

…И вот теперь она шла, ведя коня в поводу, через огромную толпу людей, все так же узнавая сотни знакомых, называя их имена и кивая всем прочим. Гул сопровождал ее, хотя большая часть любопытствующих видела не долгожданную принцессу, а только ее спутника, что возвышался над толпой на две головы, и это добавляло в людской говор изрядную толику раздражения, видно, многие помнили великана свея, какое-то время властвовавшего в замке шесть лет назад. Поэтому еще не миновав и половину толпы, Орс довольно громко объявил:

– Араман я, араман! Не свей! Охранник вашей драгоценности! И ничего больше! Ничего и никогда, да продлятся годы ее высочества на благо всего королевства и всех его подданных. А вы хотели, чтобы ее охранял какой-нибудь маленький и голодный атер? Может быть, кто-нибудь из вас? Готов схватиться на поясах с каждым! Или даже сразу с двумя!

То, что голос подал охранник, само по себе вызвало в толпе оторопь и осторожные улыбки, а уж когда великан показал всем язык, а также подергал себя за уши, да еще предложил схватку с любым, кто захочет на его место, по толпе прокатился хохоток, обращаясь в громогласный хохот. Еще бы, а посостязаться с лошадью, кто больше увезет груза, да еще скача галопом, он не хочет? А и правду араман – волос черный, глаз темный, а нос клубнем и улыбка от уха до уха. Араманы, они такие. А вот принцесса не улыбается, кивает, говорит что-то, но глаза блестят. Беда, что ль, какая случилась поперек всех бед, или старые ямы обрушились и углубились?

Тишина воцарилась мгновенно, едва Кама начала подниматься на площадку перед сторожевой башней. Орс, поймав лошадь принцессы под уздцы, замер внизу и даже как будто уменьшился ростом. Стоящие у башни Дивинус и Процелла двинулись Каме навстречу, присели на одно колено, и он, и она склонили головы. Она поднималась к ним, чувствуя спиной тысячи глаз. Подошла, тоже опустилась на одно колено и под дружный выдох толпы обняла двоюродных брата и сестру. Затем заставила их встать, обняла еще раз, развернулась, шагнула к краю площадки, ближе к устремленным на нее охваченным тревогой лицам, опустилась на одно колено уже перед людьми и склонила голову. Восторженный рев прокатился по толпе:

– Кама! Кама! Кама!

Третий ярус замка был пуст. Печи в нем топились, но вряд ли кто поднимался наверх кроме слуг. Даже покои Дивинуса и Процеллы находились ниже. Кама медленно прошлась по главному коридору, но не стала заходить ни в один из покоев, зашла только к себе. Орс остался за дверью. Кама щелкнула пальцами, привычно зажигая лампы. Оглянулась. Ничего как будто не изменилось, разве только исчезли безделушки, которые она приносила и раскладывала в нишах. Нет диковинных камней, раковин, высохших костей какого-то чудного зверья, свитков. Нет корзины, в которую она опускала мечи. Нет ее одежды. Зато широкая постель на месте, подбитые войлоком скамейки, сундуки. Кама посмотрела на охваченное вечерним сумраком высокое окно и вышла в коридор.

– Наверх? – спросил Орс. – Процелла сказала, что покои короля и королевы тоже содержатся в порядке. Но там топят меньше.

– Нет, – мотнула головой Кама. – Пошли на внешнюю галерею. Ви ждет меня там.

Девушка стояла у зубцов обрамления средней стены, опоясывающей здание замка чуть ниже третьего яруса. Такая же стена, в которой были прорезаны бойницы-окна покоев детей короля, а также его братьев и сестер, поднималась к четвертому ярусу, выше его были только шпили и башни.

– Вот здесь, – поклонилась принцессе Ви. – Мать-королева погибла, ударившись головой об этот зубец.

– Процелла сказала, что она упала с верхнего яруса, – нахмурилась Кама.

– Ее сбросили, – покачала головой Ви.

– Но Патина, моя тетка, свидетельствовала об этом, – стиснула зубы Кама.

– Ваше Высочество, вам нужна правда? – спросила Ви.

– Только правда, – кивнула Кама.

– Она ведь была младше вашего отца на три года? – прошептала Ви и бросила взгляд на Орса, который замер в паре десятков шагов. – Ни одного плохого слова я не скажу Вашему Высочеству о Патине Тотум, я слышала, что она тоже умерла страшной смертью, но тут, в Лаписе, недолго, наверное, она была счастлива. Наконец стала счастлива, дожив до пятидесяти лет.

– До пятидесяти двух, – дернула подбородком Кама.

– Он делал с ней все, что хотел, – сказала Ви. – Но только сам, никому не дозволял забавляться с нею. Я думаю, что он был хорошим воином. Безжалостным, холодным, ненавистным, но хорошим. Он ведь и меня спас. Не позволил разорвать меня на куски. Не препятствовал издевательствам, но калечить не давал. Или почти не давал.

– Мне он неинтересен, – холодно проговорила Кама.

– Он был с нею в покоях вашего отца, – твердо произнесла Ви. – Стор Стормур был с Патиной Тотум в покоях ее старшего брата. Это увидела королева-мать, Окка Тотум. Закричала. Стор Стормур как был голым, так и взял ее в руки, вынес из покоев на верхний ярус и бросил вниз. Она упала сюда и ударилась головой. Умерла мгновенно.

– Откуда ты знаешь? – медленно процедила Кама.

– Со мной забавлялись там же, – ответила Ви. – Но не в покоях. На галерее. Вчетвером или впятером. Поставив коленями на лед. Увидев своего вожака с вашей бабкой в руках, они бросили меня и кинулись любоваться мертвым телом. В тот день я сама еле осталась жива, но я все видела.

– И Патина Тотум… – закрыла глаза Кама.

– Стор Стормур вернулся к ней, и они продолжили то, что прервали, – проговорила Ви. – А потом она сказала то, что считается правдой. То, что рассказала Вашему Высочеству Процелла.

– Я должна тебе верить? – спросила Кама.

– Ваше Высочество уже верит мне, – поклонилась принцессе Ви. – Но вы ничего не должны мне. Я должна. Я должна была рассказать это, и я рассказала. Если же моих слов недостаточно и происшедшее не менее важно, чем сама смерть, то спросите бабок, что омывали тело королевы-матери. Ее Величество кричало, когда Стор нес ее: «Оставь меня, ты сломал мне ребро, оставь!» Если даже у нее не были сломаны нижние ребра, огромные синяки там должны были остаться.

– Орс, – позвала Кама. – Подойди.

– Мы наконец отдадим должное ужину? – прищурился великан.

– Я тебя огорчу, – сказала Кама. – Мы пойдем в горы.

– В горы? – удивился Орс. – На ночь глядя?

– Смотри, – Кама встала рядом с Ви, вгляделась во вздымающиеся выше замка вершины, до которых было две или три лиги. – Замок стоит на левом берегу Малиту. На утесе. Весь новый город построен на правом берегу. На этом, кроме крепости и трех сотен домов выше и ниже по течению, ничего нет. Как ты думаешь, почему? Почему дома не забираются на склон? Под этой стеной ущелье шириной в три сотни шагов, в котором нет ничего, кроме острых камней и льда, весной вода шумит в нем, но за ним крутой, но не отвесный склон на целую лигу. И мост в стороне через ущелье имеется, хотя он и подвесной. В чем дело?

– Подожди, – прищурился Орс, – но там же есть какие-то строения? Правда, уже вечереет, но я вижу. Дай угадаю… Это склепы?

– Да, – кивнула Кама. – Усыпальницы всех знатных родов Лаписа. А чуть ниже, у тех темных скал, что стоят особняком, – общее кладбище. Видишь, тропа ведет туда? Там ниши в скалах. Те, кто богаче, долбят нишу, в которой могут поместить мертвое тело. Кто беднее – обходятся нишей для пепла. И, кажется, эта тропа утоптана.

– Так везде, – пожал плечами Орс. – Люди продолжают умирать, независимо от того, война ли вокруг или мир.

– Идем, – решительно произнесла Кама. – Тут недалеко, и сильных морозов не было, тропа не должна заледенеть. И не волнуйся насчет темноты. На пару часов хорошим ночным зрением я тебя одарю. Я должна побыть с отцом, матерью, сестрой, братьями.

– Ты думаешь, принцесса, что я совсем ничего не умею? – с улыбкой вздохнул Орс.

– Я ни о чем не могу думать, пока не прикоснусь к могильным плитам, – прошептала Кама.

– Я могу пойти с вами? – спросила Ви.

– Не стоит, – мотнула головой Кама. – Ты ведь уже не служишь Диа?

– Нет, – ответила валлка. – Жена наследника короны Утиса попала в цепкие лапы служанок и мамок. Кое-кто из них, как мне показалось, растил и воспитывал еще ее мужа.

– Отправляйся к Дивинусу, – сказала Кама. – Скажи, чтобы не ждали нас с Орсом к застолью, мы вернемся через два-три часа.

…Натоптанная дорога оказалась хуже целины. То, что растопило скупое полуденное солнце, уже в сумерках застыло ледяными потоками, поэтому идти пришлось не по тропе, а вдоль нее. Кама щелкнула пальцами, одарив себя и Орса ночным зрением, и теперь все вокруг нее – и горы, и склон, и черные скалы, и замок за спиной – все казалось белесыми тенями на фоне непроглядной бездны. Только на два десятка шагов взгляд различал каждый камешек, каждый след.

– Хвоя, – пробормотал Орс. – Тропа присыпана хвоей.

– Значит, хоронили кого-то с утра, – словно вынырнула из забытья Кама. – Кого-то, для кого выдолбили нишу в скалах. По тропе рассыпают хвою, на следующее утро ее сметают, собирают и сжигают в домашнем очаге, испрашивая покровительства дому умершего. Если человека сжигают на погребальном костре, то вместо хвои рассыпают золу из костра. Поэтому солнце и растопило тропу.

– Сколько поколений твоих предков лежит на этом склоне? – спросил Орс.

– Не знаю точно, – призналась Кама. – Старые склепы выше, совсем древние – тоже выдолблены в скалах. Многие уже обрушились. Мы забирались с Игнисом к последним, но там уже только осыпи. Отец говорил, что здесь лежат семьдесят три поколения Тотумов. С ним получается – семьдесят четыре. С Нуксом, Нигеллой и Лаусом – семьдесят пять. Первый Тотум, который пришел сюда с отрядом, занял крепость Ос через двадцать лет после битвы у Бараггала. Мне стыдно, но я не помню его имени.

– Семьдесят пять поколений – очень много, – согласился Орс. – Я бы и сам не запомнил всех своих предков по именам. Какой из склепов нам нужен?

– Этот, – протянула руку Кама, указывая на уходящее в скалу приземистое темное здание, украшенное четырьмя колоннами и фигурой ворона на коньке двухскатной крыши. – Для каждого короля строится новый склеп. Он сам и все его дети найдут успокоение в нем. Кроме того, кто сам станет королем. Видишь соседний склеп? Он без колонн, но с каменной резьбой на фасаде. Это склеп моего деда, Синума Тотума. В нем должны лежать он сам, королева-мать Окка, его второй сын, отец Дивинуса и Процеллы – Латус, третий сын Малум и внук Палус. Если тело сестры отца Патины было доставлено в Лапис, она тоже должна лежать в том склепе. И даже Тела, жена Малума, если бы не стала потом женой Солитуса, тоже оказалась бы там. Да и мать Лавы. Неизвестно, что стало с ее телом в Ардуусе. И Дивинус, и Процелла, и их дети тоже однажды могут найти здесь свое успокоение. Или поставят склеп поменьше, вон там, в ста шагах достаточно таких склепов. А в этом, – Кама вновь повернулась к крайнему из мрачных сооружений, – не было никого, когда я покидала в последний раз Лапис.

– Пойдем, – сказал Орс. – Я вижу, снег расчищен у входа. Кто тревожит покой правителей Лаписа?

– Никто не должен тревожить, – нахмурилась Кама. – Дверь не запирается, но войти внутрь может только кровный родственник, вернувшийся после долгого отсутствия. Один или в сопровождении… Сейчас…

– Прости, принцесса, но я нарушу это правило, – придержав Каму рукой, потянул из ножен меч великан. – Мне не нравится этот снег, эти следы и этот запах. Очень не нравится.

Ненависть скрутила Каму уже внутри. Чужой запах забил ноздри, перебил даже запах тлена, и прижавшись лбом к плите, под которой, судя по выбитому барельефу на ней, покоилось тело ее матери, прекрасной Фискеллы Тотум, урожденной Этли, той, что одарила ее и сына Игниса толикой крови этлу и дакитов, Кама расплакалась, как маленькая девочка.

– Успокойся, – обнял, прижав принцессу к широкой груди, Орс. – Будь ты мурсом, я разрешил бы тебе сейчас забраться внутрь меня и погоревать там вволю. Но ты должна собраться. Да, в склепе обитали гахи, но они где-то рядом. Во всяком случае, угли костра еще не остыли. И их немало. Лежка на десять человек, тьфу, гахов, конечно. Они следили за Лаписом. А питались свежими трупами. Обглоданные кости здесь же. Соберись. Я один не справлюсь с десятью рослыми гахами, у них обязательно есть оружие, может быть, даже луки. Они не могли уйти далеко, а уйти из Лаписа – не должен никто из них.

– Свежее тело, – отпрянула от Орса Кама. – Хвоя. Свежее тело в скалах, в Лаписе хоронят в день смерти! Богатая семья всегда держит готовую нишу, если есть старики в роду. Быстро!

– Опоздали, – скрипнул зубами Орс, потому что над склоном разнесся крик, а затем раздалось какое-то рычание и звук схватки.

Девять порубленных рослых гахов в кожаных доспехах валялись у развилки троп, тут же лежали два мертвых стражника и Дивинус, который хрипло дышал, зажимая пронзившую его грудь стрелу. Десятого, раненого, но живого гаха скручивала Ви. Она бросила быстрый взгляд на подбегавших Орса и Каму, как будто могла видеть их в темноте, и почти прошипела:

– Герцог не послушался меня, решил идти первым!

– Легкое! – скривился Орс, бросаясь к Дивинусу. В углах рта его вздувались красные пузыри.

– Все? – пнула ногой связанного гаха Ви. – Я не знаю, чтобы от таких ран выхаживали. Герцогу осталось несколько минут.

– Я присягаю тебе, а через тебя Игнису, – прохрипел Дивинус.

– Молчи! – почти зарычал Орс, приложил ладонь к ране Дивинуса и повернулся к Ви. – Сражаешься, как демон. Еще и в магии сильна? Кто учил?

– Аментия, – опустилась на колени Ви. – Как только вырвалась из лап свеев, получила монету вот от его матери, так считай, что на коленях приползла в Утис. Протянула письмо от Пустулы, умоляла разрешить изучать схватку с лучшим воином Утиса Фелисом, магию с лучшей колдуньей Утиса – Аментией. Так и занимались, Фелис, Фестинус, что пропадал, правда, в каком-то фидентском замке частенько, Аментия и Серва. Я была на посылках, но глаз не закрывала и уши тоже. Орс, никакая магия не поможет. Легкое пробито.

– Много ты понимаешь в магии, – сплюнул Орс и повернулся к Каме: – Возьми Ви за руки, встаньте надо мной и Дивинусом. Как хочешь, но ни Светлая Пустошь, ни ее хозяин не должны почувствовать свободного мурса. Прикрывайте меня!

– Как ты будешь его вытаскивать? – прошептала Кама.

– Изнутри, – зарычал Орс, ломая стрелу в ране.