Глава 12
Абанаскуппату
Бетула шла за Игнисом, словно тень. Ни камни не шуршали у нее под ногами, ни дыхание не напоминало о ней. Но всякий раз, когда Игнис оборачивался, чтобы проверить, не отстала ли от него спутница, он сталкивался с ней взглядом. Так, словно и не ночь стояла вокруг. Хотя звездное небо и выкатившая из-за облаков луна и в самом деле благоволили к путникам, уберегали от беды – дорога была узкой, ямы, обрывы, уступы, а то и пропасти то и дело заставляли ее изгибаться или истончаться так, что не то что два путника не могли разойтись, один был вынужден пробираться бочком. Впрочем, Бетулы это не касалось. Там, где Игнис невольно искал опору, она держалась, как тонкий, но прочный росток. Принц даже косил взглядом на ее ноги, не вылезли ли из сапог корни, чтобы удержать колдунью на скальных уступах.
Ашамшу, стесненный скальными отрогами, канул во мрак, только удивительно спокойная черная вода еще какое-то время отсвечивала звездами и искрилась живой пылью вслед уходящему в открытое море «Белому». Из темноты еще доносились пьяные крики разгулявшихся моряков, а Игнис с Бетулой уже миновали дозорную сторожку, отделяющую город от диких скал. На храпе дозорных он и закончился. А потом море исчезло, и начались пять часов опасного для жизни пешего хода, пока лучи поднимающегося светила не окрасили неожиданным багровым цветом темные пики.
– Неплохо, – сказала Бетула, когда Игнис остановился, чтобы отдышаться. Вместе с утренним просветом и дорога стала шире, хотя и продолжала забираться вверх.
– Неплохо, – повторила Бетула и посмотрела на Игниса с насмешкой. – Но легче надо идти, легче! И десяти лиг не отмерили, а ты уже запыхался. А между тем до верхнего перевала две сотни лиг. И почти столько же, чтобы спуститься в леса Галаты. Но дальше идти будет легче. Правда, дышать труднее.
– Это почему же? – постарался улыбнуться Игнис.
– Наверху воздух реже, – показала Бетула на багровые вершины. – Пройдем еще немного или здесь будешь падать?
– А есть где упасть помягче? – спросил Игнис, оглядываясь. Серые камни с малой толикой зеленого мха не привлекали в качестве лежака даже на недолгое время.
– Есть, – кивнула Бетула. – Тут рядом. Приют. Постель. Родник. Все как бывает у добрых людей.
– Тогда дотерпим до приюта! – приободрился Игнис.
До приюта пришлось шагать еще часов семь, да и то лишь потому, что дорога, пусть и продолжала забирать вверх, не издевалась над путниками сверх меры. Хотя еще полсотни лиг отмерить пришлось. Хороший хозяин и лошади не дает хода больше пятидесяти лиг в день, но человек не лошадь, идет столько, сколько надо идти. Правда, звезды, которые не видны в дневном небе, начинаются зажигаться у него в глазах, и ночь застилает веки до времени, тогда отчего же Бетула не утомилась, разве только стала еще тоньше, чем была, да глаза ее заблестели сильнее, чем ранним утром. Особенно при виде приюта, оказавшегося прочным каменным сараем, когда-то крытым соломой, от которой теперь не осталось ничего. Ничего не осталось и внутри убежища. Лежаки, двери, окна, стропила, крыша, судя по следам на стенах, полки – все пошло в топку. К тому же откуда-то ощутимо тянуло гнилью. Во всяком случае, ночевки под крышей не предвиделось. К счастью, теперь стояло лето, к несчастью, на такой высоте ночь обещала быть холодной и летом.
– Да, – с болью оглянулась Бетула. – Вижу, что не только горцы ходили по этой дороге. Горцы всегда думают о том, как будут возвращаться, и о тех, кто идет за ними. И уж во всяком случае, не гадят там, где спят. Наверное, кто-то из тех морячков, что заливает свою печаль в Ашамшу, не успел выбежать с неотложной нуждой наружу, зато облегчался и согревался у костра одновременно. А вот и те, кто не дошел до желанного порта.
Бетула вышла через второй дверной проем, что смотрел в сторону грохочущего горного ручья, и остановилась. На каменной площадке выше дома, за полсотни шагов до воды, среди следов кострищ лежали вздувшиеся трупы. Их было не меньше десятка. Но падали они на камень в разное время. Какие-то уже были полуразложившимися, а некоторые пролежали не более двух или трех дней. Лигурры и галаты, прайды и нахориты. Игнис с трудом угадывал родство несчастных по разодранной одежде и изуродованным лицам. Потрудилось над мертвыми мелкое зверье. Наверное, разбежались хищники, заслышав шаги спутников. Игнис невольно потянулся к рукояти меча. Жаль, что Бетула отказалась брать с собой оружие. Да и мешок взваливать на столь тонкое существо Игнис не мог.
– Горные лисы трусливы, – присела над трупами Бетула. – Но если их много, теряют страх. Хотя в горах есть хищники и опаснее лис. Но нет никого опаснее людей. Видишь, – она показала на культи вместо ног у некоторых мертвецов. – Среди морячков, пьющих вино в Ашамшу, есть и людоеды. Но ты не волнуйся, на корабль они не попали. Он не принял их… – добавила она мрачно. – Пойдем.
– Куда? – не понял Игнис.
– К воде, – ответила Бетула. – Вода все очищает. И здесь станет чисто со временем. Но много дождей должно будет пройти, много.
Вода в речушке, гремевшей среди камней, была ледяной. И это казалось тем более странным, что камни на ее берегу успели раскалиться на солнце, а плечи и глотки путников тоже прихватывало зноем. Зато у самой воды, которая сумела доставить в царство камня немного земли, кое-где зеленела трава.
– Пошли, – Бетула сбросила сапоги и вошла в воду. – Хорошо…
– Ты хочешь, чтобы я сделал то же самое? – удивился Игнис.
– Да, – просто сказала она. – Течение здесь не слишком быстрое, чтобы сбить с ног. Нам нужно на ту сторону. Конечно, ты можешь перепрыгнуть ручей по камням, что тут – и десятка локтей не будет. Но я советую войти в воду.
– Только потому, что пока все твои советы оказались полезными! – пробормотал Игнис, наклонился, подхватил пригоршню воды, плеснул в лицо, поежился от ледяных капель, но принялся разуваться.
– А зачем нам на ту сторону? – с подозрением спросил он, перед тем как шагнуть в воду. Берег за потоком воды был узким, через десяток шагов поднимался ввысь скальной стеной, и ни тропы на нем, ни места для стоянки не имелось. Да и трупный запах пробивался от приюта даже к воде.
– Вода защитит нас, – улыбнулась Бетула и пошла навстречу горному потоку.
– Подожди, – корча гримасы, Игнис все-таки вошел в воду, почти добрался до противоположного берега, но, заметив, что Бетула продолжает идти по воде, опешил. – Ты куда? Выше, что ли, надо было переходить? Зачем же я тогда…
Махнув рукой, принц секунду переводил взгляд с одного берега на другой, решая, куда выбираться, чтобы догонять проводницу, потом скрипнул зубами и двинулся вслед за Бетулой по воде. Она шла медленно, высматривала что-то под ногами, и принц то и дело останавливался, чтобы дождаться, когда она вновь двинется с места. Наконец, когда за спиной осталось едва ли не полсотни шагов и Игнис начал ощутимо замерзать, Бетула наклонилась и опустила руки в воду. Секунда, и у нее в руках забились две толстых пятнистых форели.
– Держи, – она обернулась к нему, протянула рыб. – Только бери под жабры. Как я.
– Ты не перестаешь меня удивлять, – только и смог сказать Игнис. – Вот уж не думал, что в этом ручейке что-то водится, но чтобы так… Еще что-то?
– Да, – она снова изогнулась над водой. – Мне нужен меч.
– Присмотри там еще пару мягких постелей, крышу от дождя и охапку дров для костра, – начал поднимать поочередно замерзшие ноги из воды Игнис. – Почему ты не взяла меч на судне?
– Я не люблю железо, – проговорила Бетула, переступая понемногу вверх по течению.
– Попросила бы, Шупа или Шиару вырезали бы тебе меч из тика или сосны, – с досадой произнес Игнис.
– Нет, – вовсе приблизилась к воде Бетула. – Тут нужна особая деревяшка. Горная. Не живая и не мертвая. Спящая. Вымоченная в ледяной воде. Вот такая, думаю, подойдет.
Теперь ее движение не было резким, она изогнулась над водой словно прибрежная ива, обмакнула в холодные струи руки-ветви и вытащила на свет гнилушку длиной в половину локтя.
– Не коротковата для меча? – спрятал усмешку Игнис. – И на кинжал не хватит. По длине.
– В самый раз, – выпрямилась Бетула. – Корень горного можжевельника, да еще окрепший не в сырости земли, а на воздухе и потом попавший в воду, – то, что надо. Не менее ста лет он ловил не предназначенные ему солнечные лучи, сосал из скудного камня влагу, затем лет десять его промывало ледяной водой. И не срублен, а выдран и отброшен прочь камнепадом. Если сравнивать с кузнечными сказками – лучшее самородное железо. Или даже небесное. Больше ста лет! Много ли есть кузнецов в Лаписе, которые столь терпеливы в пестовании своих клинков?
– Таких нет, – признался Игнис. – Но результат, – он толкнул коленом висевший на его поясе клинок, – меня устраивает. Жаль, что ножен я не отыскал для него, но закажу, как только доберусь до приличного поселения с кузнецом и скорняком.
– Деревянный меч тоже нуждается в ножнах, – согласилась Бетула. – Чтобы не подсыхал. Хотя скорняк или кузнец ему не нужен. Но сначала нужно вырастить сам меч.
– Пока что я предпочел бы выбраться на берег, – беспомощно поднял перед собой все еще трепещущихся рыб Игнис.
– Так вот уже, – показала Бетула на узкую расщелину, уходящую в глубь скалы. – Тут можно упрятать десяток принцев!
– Конечно, – буркнул, выпрыгивая из потока, Игнис. – Если положить их друг на друга. Или составить из них букет.
– Букет? – задумалась Бетула. – Нет, букеты я не люблю. В букете цветы без корней. Букет из принцев – это букет из умирающих принцев. Не хочу. Но одному принцу здесь будет хорошо. У меня есть семена травы и сушеный терн.
– А сосновых шишек у тебя нет? – поинтересовался Игнис. – Сейчас бы посадили сосны, вырастили, наломали веток, устроили костер, закоптили рыбу, согрелись бы?
– Нет, – с сожалением прикусила губу Бетула. – Шишек нет. Я помню голос сосны, могла бы ее вызвать, но у нас слишком мало времени для этого. Сосна не растет быстро. И зачем столько стараний, чтобы сжечь живое? Нет. Мы обойдемся без огня. Но рыбу будем есть завтра. У нас имеется соль, Моллис дал нам немного меда. Завтра рыба будет очень вкусна.
– А что мы будем есть сегодня? – оглянулся Игнис.
Скалы вокруг него были сухи, даже мох не прижился на них, зато дно расщелины заполняла мелкая галька, на которой хватало и мха, и разной гнили.
– Сегодня уже ничего, – вздохнула Бетула. – Клади рыбу на гальку, я займусь ею чуть позже. Сегодня мы будем спать. Ты будешь спать.
– Это с чего еще? – не понял Игнис. – Едва перевалило за полдень. Ноги, конечно, гудят, но рановато для сна. Или ты думаешь, что нам лучше по ночам ломать ноги на этих камнях? Тут же ни души! Да и не привык я спать на голодный желудок. Нет, разное, конечно, случалось в последние месяцы. Кое-чего я бы и врагу не пожелал, но все-таки…
Тягучий, непреодолимый сон уже наваливался на него.
– Что это? – он протяжно зевнул. – Вот только вроде бы набрался бодрости от твоей речки, и в сон потянуло. Ты что? Ворожбу раскинула?
– Нет, просто бросила семена травы, а среди них есть и сонная, – пожала плечами Бетула. Игнис посмотрел на ноги и увидел, что их до щиколоток окутывает мягкая зеленая трава. И какие-то колючие кусты шевелились, курчавились в устье расщелины.
– Что это? Ты же сказала, что река защитит нас? – старался говорить быстро, но говорил медленно, нараспев Игнис.
– И река, и я, – ответила Бетула. – Ты ложись.
– От кого же защищать? – все еще пытался что-то выяснить Игнис, но уже приседал, ложился на мягкое, и трава поглощала его так же, как сон.
– Те пятеро идут за нами, – сказала Бетула.
– Ерунда, – уже шептал Игнис. – Я возьму их всех пятерых.
– Мы их пропустим, – сказала Бетула. – На корабле они не показали и десятой части того, что могут. Но неплохо разглядели, что можешь ты.
– Я тоже скромничал, – уже почти спал Игнис, и последнее, что он услышал, было:
– Их пятеро. Спи…
…Он открыл глаза почти сразу. Во всяком случае, ему так показалось. Рядом точно так же шумела вода, трава, щекочущая его лицо, сплетала под ним ложе. Терн, поднявшийся стеной у выхода из расщелины, сомкнулся ветвями и над головой принца. Свежесть, которую он успел почувствовать только ногами, теперь наполняла все тело. Кроме желудка. Есть хотелось страшно.
– Ты проснулся?
Бетула раздвинула колючие ветви, проскользнула через них, не получив ни единой царапины на обнаженном теле, смахнула с себя капли холодной воды, стала натягивать платье.
– Пойдешь купаться?
– Купаться? – не понял Игнис.
– Конечно, – она укоризненно чмокнула. – С утра лучше всего искупаться. Конечно, неплохо искупаться и в полдень, и перед сном, но с утра – обязательно. По возможности.
– С утра? – вскочил на ноги Игнис, рванулся через терн, ободрал руки, едва не порвал рубаху, но все-таки вывалился на камни у самого водного потока. День едва начинался. Над ручьем крупицами мглы стоял холод. Скалы, отдаленный приют, трупы, тени лис, бросившихся прочь от мертвечины, дорога… все было подернуто туманом, словно накрыто ветхой тканью. И лучи солнца только-только начинали ощупывать их.
– Вот так, значит? – вздохнул Игнис и тут же вдохнул снова, потому что внутрь него поместилось все то, что он видел вокруг себя. Все, кроме мертвецов. Наполнило свежестью. Он наклонился, плеснул в лицо холодной воды, пробормотал горному потоку: – И ладно, – и тут же начал стягивать с себя рубаху.
– Они прошли ночью, – вышла из укрытия Бетула, когда он, уже освежившийся, одевался вновь. – Вот рыба, ешь.
– А ты?
Она выложила на плоский камень розовые, пряные пласты форели, пошевелила пальцами, осыпая кушанье какой-то пыльцой.
– И я. Ешь. Ничего подобного ты никогда не пробовал. Я покажу тебе потом травку, которая поет в этой рыбе. Но с утра я поймала еще четыре штучки, так что твои лепешки и сушеное мясо пока подождут.
Бетула отправила в рот полоску розовой мякоти, кивнула, словно почувствовала именно то, что хотела, а после этого только говорила негромко, улыбаясь тому, что ее спутник не может оторваться от угощения.
– Я слушала тебя ночью. Пристально слушала. Слушала ночь, шаги той пятерки, шум воды, их дыхание, заодно и тебя. А потом только тебя. Ты был рядом. И я услышала многое. Ты и в самом деле был на краю. На краю мерзости. Уже давно. Еще весной. Я не спрашиваю, что случилось, но судьба всякого переламывает или перемалывает, кого как. И тебя. После такого случаются раны, которые не заживают никогда. Их нельзя залечить, потому что они внутри. Они не цепляются к одному месту. Они то в сердце, то в памяти, то в коленях, то в чреслах, то в печени. Это твое прошлое живет в тебе и мучит тебя. Но то, что я услышала после… То, что ты пережил после… И после того, как великая сила приняла тебя… И после того, как великая низость поцеловала тебя в темечко… Это было как две страшных зимы подряд. Две зимы, которые вымораживают корни и рвут холодом семена в пыль. Как ты пережил это? Я даже думаю, что не твоя ли низость дала тебе силы? Не из-за того ли, что ты выбирался из собственной бездны, ты выбрался и из тех пропастей, в которые тебя сбросила судьба?
– Ты считаешь, что я уже выбрался? – поднял брови Игнис, омыл пальцы и губы в речной воде.
– Это на всю жизнь, – улыбнулась Бетула одними уголками губ. – Но я не подсчитываю твои пропасти, потому как не знаю, куда ты пойдешь. Но одно знаю точно: тебя ждет великое горе. Думаю, что оно уже свершилось, но ты о нем еще не знаешь.
– А ты знаешь? – выпрямился Игнис.
– Не хочу знать, – рассмеялась Бетула, взмахнула как мечом вынутой еще вчера из воды щепкой, перебежала по камням на другой берег реки. – Торопись. Нам пора идти. Теперь мы пойдем по следам твоих убийц.
– Почему ты считаешь их убийцами? – спросил Игнис.
– Твоя еще не пролитая кровь каплями висит у них на языках! – ответила Бетула, которая теперь шла рядом, дорога позволяла. – Да и других смертей достаточно за каждым из них.
– Зачем им моя жизнь? – удивился Игнис. – Я не сделал им ничего дурного. Видел их впервые. А если кто-то послал их за моей жизнью, как он мог знать, что я сойду на берег в Ашамшу? Как он мог знать, что я в море?
– А как мог знать корабль того волчьеголового даку, где искать корабль Моллиса? – улыбнулась Бетула.
– Ты хочешь сказать, что то столкновение не было случайным? – остановился Игнис.
– Случайностей не бывает, – ответила Бетула, продолжая идти. И когда Игнис догнал ее, добавила: – Этих убийц отправила за тобой красивая женщина с большой силой. С белыми волосами. С огнем в сердце. Но не с тем огнем, что отметил тебя. В ее сердце огонь ненависти. Она владеет силами воды, но не живой воды, а мертвой.
– Никс Праина, – прошептал Игнис. – Она убила моего друга! Это ее люди опускали меня в бездны боли! И ей все мало?
– Только тот, кто обладает великой силой, может предвидеть, где ждать свою жертву, – усмехнулась Бетула. – Хотя она ведь могла и навести справки? И отправить убийц в два или три места? Сейчас в море Апсу кроме Ашамшу и, быть может, еще пары портов пристать негде. Да и прочие порты на другом берегу. Хотя с тем, что собираются сделать эти пятеро, есть еще какой-то туман…
– Скажи, – Игнис все-таки остановил, схватил за руку Бетулу. – Скажи мне, почему тот огонь, камень, звезда, что бы то ни было, то, что внутри меня. Почему оно во мне? Почему именно во мне?
– Ответ прост, – рассмеялась Бетула. – Если стрела попадает в цель, то либо цель была слишком велика, либо стреле было очень нужно попасть именно в эту цель. Хотя это ведь может быть одно и то же?
– А стрелок? – нахмурился Игнис.
– Надеюсь, что стрелок уже не вернется, – прошептала Бетула, и на мгновение Игнису показалось, что или кожа на ее лице обратилась корой, или рука, которую он удерживал, стала ветвью.
– Ты что? – улыбнулась замершему спутнику Бетула. – Пошли! Вряд ли до перевала, где стоит галатский дозор, мы встретим хоть кого-то. Убийцы торопятся, боятся, что упустили тебя. А местные прайды держатся подальше от этого пути. У них свои тропы.
– А твой дом? – спросил Игнис.
– Его больше нет, – ответила Бетула и добавила: – И он везде.
– Но как же о тебе узнали посланники степняков? – поморщился Игнис. – Как нашли тебя? Как тебя захватили? И почему ты не с прайдами? Я слышал, что они очень сильны! Их жрецы! У них замки, башни, священные рощи! Разве они не признавали тебя?
– Думаю, что они и прислали степняков, – прошептала Бетула, и глаза ее вдруг стали большими и затрепетали, как листья белоствольного дерева. – Они считали меня сумасшедшей. Они запрещали мне петь мои песни. Сбивали палками цветы с деревьев в их рощах, которые распускались, когда я заходила в них… И я ушла. Шла по горам, пока меня не приютили в маленькой деревушке. На свою беду. Наверное, посыльные степняков, которым нужны великие маги для темных дел, были там, где не осталось меня. И их отправили по моим следам. Жрецы были очень злы на меня. Очень. А когда степняки добрались до меня, я пела. Спала и пела. Когда я пою, я ничего не слышу.
– Но как же они нашли тебя! Какие могут быть следы в горах?! – вскричал Игнис.
– Обернись, – прошептала девчонка.
Игнис оглянулся и замер. Дорога, по которой они прошли, была покрыта зелеными ростками.
– У меня много семян, – прошептала Бетула. – Но я берегла их, не хотела бросать под ноги убийц.
Они добрались до перевала к полудню шестого дня. На самой верхней точке, с которой пики Абанаскуппату казались бескрайней мешаниной гор, пропастей и скал, стоял каменный столб с высеченными на нем галатскими рунами, а в распадке сотней шагов ниже – ухоженный приют или дозорная башня, в которой и полутора ярусов не имелось. Наверху застыл дозорный в теплом плаще и галатском колпаке, у коновязи топталась встревоженная лошадь под седлом.
– Смерть, – прошептала и наполнила глаза мраком Бетула, когда спутники поравнялись с башней. – Всюду смерть.
– Убийцы мертвы? – не понял Игнис и почти сразу же потянулся за мечом.
Дозорный на крыше был мертв. С порога приюта стекала тягучая полоса крови. Пятеро появились одновременно. Двое вышли из-за приюта. Еще один уронил с крыши мертвеца и растянул в руках сверкающую сеть. Двое выбрались из-за скал, отрезая путь к бегству.
– Ты их не почувствовала? – спросил, сбрасывая с плеч мешок, Игнис.
– Заметила, – прошелестела Бетула, отчего-то начиная вращаться, закручиваться вокруг себя. – Смотри-ка, вот что я не могла понять. Они хотят одного из нас взять живым. Но не меня. Даже странно, не меня. Тебя! Я их почувствовала. Но нельзя обходить пропасти. Их нужно преодолевать. Рано или поздно… Рано или поздно…
Четверо, которые казались спокойными, словно готовились надеть фартуки мясников и приступить к делу, которым занимались всю жизнь, окружили спутников. Пятый замер в готовности. Один из четверых, который, судя по седым бровям, был старше прочих, медленно вытянул из-за пазухи стеклянный сосуд, в котором что-то дымилось.
– Холод! – деревянным скрипом отозвалась Бетула.
– Холод! – произнес старший и бросил сосуд под ноги Игнису.
Лед сковал его. Только Бетула продолжала кружиться, развеивая в стороны вихрь инея и снега. Заскрипели от стужи скальные уступы под ногами, затрещали покрытые инеем камни приюта. Заблестели льдом клинки убийц. Только их лица остались горячими да губы растянулись в оскале. С великим трудом Игнис повернулся к Бетуле, она уже почти обернулась вихрем. Попытался двинуться, и ему удалось сделать один шаг, другой. Принц посмотрел вниз и увидел, что все еще стоит на ледяном камне, но зеленые побеги распускаются прямо из его обуви, одежды и оплетают ноги, руки, туловище…
Схватка была короткой. Стальная тонкая сеть взметнулась в самом начале, но тут же захлестнулась вращением Бетулы и даже на мгновение обратила ее в сверкающий кокон. Но стальные нити стали лопаться и посекли, затянули в вихрь троих убийц. Игнису пришлось схватиться только с двоими. Но и эти двое оказались быстры и умелы. Вдобавок замечательный лаписский меч разлетелся на осколки при первом же соприкосновении с ледяными клинками, и принцу пришлось, уходя от смерти, кувыркаться по камням, метать нож, подхватывать копье мертвого галата и отбиваться от последнего воина, стараясь не попасть под удары ледяного оружия. Старый мастер был очень хорош, очень, но его силы убывали, а к Игнису словно возвращались с каждой секундой. Только холод продолжал донимать его. Но когда принцу удалось сладить с последним убийцей, он выпрямился и похолодел по-настоящему.
Бетулы не было. Вместо нее посреди медленно оттаивающего двора у галатского дозора зеленело белоствольное дерево, в скрученном в узлы стволе которого торчали сразу три истаивающих меча, а на раскинутых ветвях висели пронзенные сучьями и стянутые стальными нитями трое мертвых убийц. Игнис выронил копье, на дрожащих ногах, размазывая по щекам капли воды от тающего льда, слезы и собственную кровь из ран, подошел к дереву, одного за другим снял с его ветвей мертвецов, затем выдернул из древесной плоти мечи и опустился на камень, прижавшись к изуродованному стволу.
– Вот, – прошептал он, кривясь лицом, – ты опять спасла меня, сумасшедшая Бетула. Опять спасла.