Глава 9
Сорок восемь лет работая кладбищенским сторожем, Бен Хумалу много всего повидал. Друзья и знакомые удивлялись, как он может целый день находиться в окружении мертвых. Однако не мертвые доставляли ему хлопоты, а живые. Сборище шумных подростков в темноте около могил, вдова, царапающая непристойности на новом памятнике над могилой мужа, старик, пытающийся похоронить любимого пуделя рядом с могилой любимой жены. Кладбище притягивает странных людей.
Сегодня снова подъехала та машина.
Каждый день всю последнюю неделю один и тот же серый «форд» с затемненными стеклами въезжал в ворота и стоял подолгу около Арки Вечного Покоя. Если кто-то приезжает навестить могилу, почему он ни разу не вышел из машины и не подошел к ней?
Странные люди.
Бен взял садовые ножницы и начал подстригать куст гибискуса. Ему нравился звук щелкающих ножниц в послеполуденной тишине.
Старенький «шевроле» въехал в ворота и остановился. Оттуда вышел долговязый мужчина и помахал рукой Бену. Бен улыбнулся и помахал в ответ. Мужчина нес в руках букет ромашек, который положил на могилу. Бен наблюдал, как человек проделал весь обычный ритуал: собрал все засохшие цветы, оставшиеся с прошлого посещения, сгреб листья и ветки. Положив на могилу новое приношение, он благоговейно встал на колени. Бен знал, что он пробудет в таком положении долго. Как всегда. Каждый раз одно и то же.
К тому времени, как человек поднялся уходить, Бен закончил с гибискусом и перешел к бугенвиллее. Он видел, как мужчина идет к своему старому «шевроле», отъезжает, потом с некоторой грустью посмотрел вслед. Он не знал его имени, но ясно было, что тот, кто лежит в могиле, все еще любим. Он положил ножницы и подошел к могиле.
В это время раздался звук заведенного двигателя другого автомобиля, и серый «форд» направился следом за «шевроле».
Странно. Что бы это значило?
Он взглянул на надпись на памятнике: «Дженифер Брукс. 28 лет». Засохший лист уже успел упасть на свежеубранную могилу и дрожал на ветру. Бен покачал головой. Такая молодая. Как жаль.
— У тебя сэндвич с ветчиной и майонезом и звонок на четвертой линии. — Сержант Броуфи положил на стол бумажный пакет.
Поки поколебался между сэндвичем и звонком и решил в пользу первого. В конце концов, он имеет право поесть, об этом напоминал его урчащий от голода желудок. Он кивнул на телефон:
— Кто звонит?
— Рэнсом.
— Опять!
— Он требует, чтобы мы провели расследование по делу О'Брайен.
— Чего он привязался к этому делу?
— У него есть причина. — У Броуфи вдруг сморщилось лицо — он собрался чихнуть. Сержант вытащил платок и зажал нос, предотвращая взрыв. — Это леди доктор. Ну, ясно, сердечные дела.
— Дэви? — Поки засмеялся. — Он не такой.
— Он такой, как все, — сказал угрюмо Броуфи.
В дверь постучали, показалась голова полицейского в штатском.
— Лейтенант? Вызывают наверх.
— Шеф?
— У него весь офис набит репортерами. Они спрашивают о пропавшей дочке Сасаки. Ждет вас через десять минут.
Поки с сожалением взглянул на недоеденный сэндвич. В списке неотложных дел на первом месте, безусловно, стоял вызов наверх. Вздохнув, он надел пиджак.
— Что Рэнсому сказать? — напомнил Броуфи, кивнув на телефон.
— Скажи, что я ему перезвоню.
— Когда?
— На следующий год. — Поки пошел к двери, бурча под нос: — В лучшем случае.
Дэвид сел в машину на место водителя и захлопнул дверцу.
— С нами не захотели разговаривать.
— Но они же видели карту Дженнифер Брук. Говорили с Кахану.
— Считают, недостаточно доказательств, чтобы завести дело об убийстве. Они по-прежнему Уверены, что Эллен О'Брайен умерла от преступной ошибки врачей. И кончено.
— Мы остались одни.
— Нас отстранили, — он резко тронул с места, — дело становится опасным.
— Оно было опасным с самого начала. Почему вдруг теперь ты испугался?
— Ладно. Признаюсь, я до сих пор не был уверен в твоих словах.
— Ты думал, что я лгу?
— Видишь ли, в моей голове пряталось в глубине сознания маленькое сомнение. Теперь, когда нам известно о похищении медицинской карты, взломе офиса адвоката, надо понимать, что дело опаснее, чем я думал. Речь идет уже не о неуравновешенном мстителе. Слишком все логично, слишком все продумано, — сдвинув брови, он смотрел перед собой на дорогу, — и все связано с делом Дженнифер Брук. Есть что-то такое в медицинском заключении, что представляет для преступника опасность разоблачения, он хочет спрятать концы в воду.
— Но мы уже много раз это обсуждали, Дэвид!
— Мы что-то упустили. И я рассчитываю, что Чарли Декер скажет нам сам, что именно. Надо подождать, пока полиция его отыщет.
Чарли Декер. Ее рок или ее спасение? Глядя в окно автомобиля, Кейт пыталась вспомнить его лицо. До сих пор ей мешал ужас, который ей внушали те страшные провалы глаз в зеркале. Теперь она попыталась освободиться от наваждения, хотя пульс сразу участился и она почувствовала знакомое волнение. Глаза в зеркале. Глаза убийцы? Она теперь не была уверена. Она взглянула на медицинскую карту Дженнифер Брук, лежавшую у нее на коленях. Действительно ли в ней хранится разгадка?
— Я завтра заеду к Поки, — сказал Дэвид, — попробую его переубедить.
— А если не удастся?
— Я умею быть убедительным.
— Ему понадобится больше доказательств.
— Так пусть сам их и найдет. Мы со своей стороны сделали все, что могли. Теперь нам надо отойти в сторону.
— Не могу, Дэвид. Стоит вопрос о моей карьере.
— А если о твоей жизни?
— Моя работа и есть моя жизнь.
— Нет, здесь есть большая разница.
Она отвернулась.
— Я и не ждала, что ты поймешь. Ведь речь не идет о твоей карьере.
Он все понимал, но его беспокоила упрямая нотка в ее голосе. Ее упорство напоминало о тех воинах древности, которые предпочитали смерть поражению.
— Ты не права. Не забывай, я отстранился от дела, очень, кстати, выгодного.
— Прости, что лишила тебя такого дохода.
— Ты думаешь, дело в деньгах? Да мне на них наплевать. Моя репутация. Я поверил в твою версию убийства на операционном столе! Если это не будет доказано, я сделаю себя посмешищем. Поэтому не говори мне, что я ничем не рискую! — Он почти кричал. Она могла обвинить его в чем угодно, только не в безразличии. — А самое худшее, — добавил он спокойнее, — я еще и отъявленный лжец. Перед О'Брайенами.
— Ты не сказал им правду?
— Что я считаю, что их дочь была убита? Нет. Я нашел более легкий путь. Сослался на некие противоречия правовых норм, на конфликт интересов. Я надеюсь, они не расстроятся, потому что я передал их дело в очень солидную фирму.
— Что ты сделал?
— Я был их адвокатом, Кейт. Я должен был защищать их интересы.
— Естественно.
— Это оказалось нелегко. Я не люблю бросать своих клиентов. Они и так переживают страшную трагедию. И я, по крайней мере, делаю все, что в моих силах, стараясь добиться для них справедливости. И я не смогу пережить, если не удастся. Понимаешь?
— Да, конечно.
Но по ее сдержанному безразличному голосу было ясно, что она не понимает. И это еще больше его расстроило.
Она молчала, когда он подъехал к дому, сидела так, как будто не собиралась выходить. Ее голос показался ему чужим.
— Я тебя поставила в неудобное положение.
— Забудь. — Он вышел и открыл для нее дверцу, но она сидела неподвижно, как статуя. — Ты идешь?
— Я зайду за вещами.
В нем шевельнулось неприятное предчувствие.
— Ты хочешь уйти?
— Я ценю все, что ты для меня сделал. Послушай, вначале мы нуждались друг в друге, но теперь очевидно, что наша дружба не в твоих интересах. И не в моих.
— Понятно. — Он считал, что она ведет себя по-детски, но не стал возражать. — И что ты собираешься делать?
— Я поживу у друзей.
— Хочешь и их жизни подвергнуть опасности?
— Тогда перееду в отель.
— Твоя сумочка украдена, ты помнишь? У тебя нет ни денег, ни кредиток. — Он сделал паузу. — Ничего.
— Сейчас нет, но…
— Ты хочешь занять у меня?
— Мне не надо ничего от тебя. Я никогда ни у кого не просила помощи.
Он подумал о применении силы, но, зная ее характер, понял — это не сработает.
— Как хочешь. — И пошел к дому.
Пока она собирала в спальне вещи, он нетерпеливо расхаживал по кухне, стараясь побороть чувство растущего беспокойства. Достал пакет молока их холодильника и глотнул прямо из пакета. Надо заставить ее остаться. Приняв решение, он бросился в спальню.
Но в коридоре остановился. Плохая идея. Нельзя принуждать такую женщину, как Кейт Чесни, если у тебя хватает ума ее уговорить.
Он встал на пороге, наблюдая, как она аккуратно укладывает платье в чемодан. Вот отбросила непослушную прядь с лица, и сердце его заныло, когда он увидел синяк на щеке.
Как она на самом деле беззащитна! Несмотря на гордость и так называемую независимость, она просто женщина. И ее легко обидеть.
Она замерла с ночной рубашкой в руках, увидев его.
— Почти закончила. — И торопливо положила ночную рубашку сверху.
Он бросил взгляд на персиковый шелк.
— Ты вызвал такси?
— Еще нет.
— Я буду готова через минуту. Не мог бы ты позвонить сейчас?
— И не собираюсь.
Она недоуменно нахмурилась:
— Что ты сказал?
— Я сказал, что не собираюсь вызывать такси.
Она на мгновение растерялась.
— Ну что ж, тогда я вызову сама. — Она направилась к двери, но он схватил ее за руку.
— Кейт, не надо. — Он силой повернул ее к себе. — Я считаю, что ты должна остаться.
— Почему?
— Потому что тебе небезопасно сейчас находиться одной.
— В мире вообще жить опасно. Я справлюсь.
— О да, конечно. Какие мы гордые и независимые. А что, если снова появится Декер?
Она выдернула руку.
— У тебя много других дел, я справлюсь сама. Я не стану посягать на твою репутацию.
— Я сам позабочусь о своей репутации, спасибо.
Она откинула голову и взглянула ему прямо в глаза:
— Кажется, настало время мне позаботиться о своей!
Они находились в опасной близости друг от друга и оба были напряжены. Он видел, что, несмотря на деланое безразличие, ее выдают глаза — откровенное желание вспыхивает и плещется в зеленой глубине. Он с трудом себя сдерживал.
А потом случилось то, что должно было случиться…
— Какого черта, — его голос внезапно охрип, — все равно обе наши репутации горят синим пламенем.
Дэвид дал волю долго сдерживаемым чувствам, схватил ее, прижал к себе и поцеловал. Она слабо протестовала, но уже была прижата спиной к стене, и тут же ее тело мягко подалось, она обвила руками его шею, губы раскрылись навстречу, поцелуй становился все более глубоким, требовательным. Застонав, она повисла на его руках, сжигаемая нетерпением. Неловкими пальцами он уже стягивал с ее плеч платье, кружевной лифчик, как по волшебству, был сдвинут, обнаженная грудь оказалась под его рукой, и они оба знали, что на этот раз никакого отступления не будет, оно уже невозможно. Теперь она принялась расстегивать рубашку на его груди, с ее губ слетали нетерпеливые бессвязные возгласы. Он стал помогать, общими усилиями рубашка была сброшена к тому времени, как они добрались по коридору до его спальни. Ботинки, носки и брюки отправились на пол. Кровать громко скрипнула, принимая тяжесть двух тел. Не было никаких прелюдий, ждать не могли оба. Губы его не покидали ее губ, руки переплелись, и он вошел в нее так сильно и глубоко, что она приглушенно вскрикнула под его губами.
Он остановился, застыв в напряженном ожидании, и прошептал:
— Я тебе сделал больно?
— Нет… О нет…
Одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы понять — она вскрикнула не от боли, а от восторга, потому что, заставляя его продолжать, стала нетерпеливо двигаться под ним, хотя он пытался ее остановить, обрести контроль над собой, чтобы не сразу достичь пика, вершины. Но она торопила, вынуждала к мощным рывкам, и яростный финал оказался неминуемо скор, а потом началось головокружительное падение в бездну. Они лежали без сил, опустошенные. Казалось, прошла целая вечность. В тишине слышалось только шумное дыхание. Капли пота стекали с его спины на ее голый живот. За окнами волны с шумом разбивались о дамбу.
— Теперь я знаю, что такое быть поглощенной без остатка, — прошептала она, когда последний луч заходящего солнца скользнул в комнату.
— Неужели я такое совершил?
Она вздохнула.
— От меня ничего не осталось.
Он тихо рассмеялся и коснулся влажными губами мочки ее уха.
— Нет. Кажется, кое-что съедобное еще осталось.
Она закрыла глаза, отдаваясь ласке и чувствуя, как тепло вновь возвращается и его волны идут по телу.
— Никогда не думала, что ты окажешься таким.
— Каким?
— Таким… захватчиком.
— А что ты ждала?
— Лед и махровый эгоизм, — она рассмеялась, — и, как всегда, ошиблась.
Он пропустил через пальцы каштановую прядь, глядя, как волосы струятся шелковистым потоком.
— Я кажусь неприступным? Это наследство от отца. Суровый отпрыск семьи из Новой Англии. Его лицо многих пугало во время судебных слушаний.
— Он тоже был адвокатом?
— Окружной судья. Умер четыре года назад. Неожиданно упал прямо во время вынесения приговора. Но он и мечтал о таком конце. — Дэвид улыбнулся. — Его уважали и побаивались.
— Закон и порядок?
— Абсолютно. В противоположность матери, которая расцветала на анархии.
Кейт рассмеялась:
— Взрывоопасная смесь.
— О, так и было. — Он провел пальцем по ее губам. — Почти такая же, как у нас с тобой. Я и подумать не мог, что у нас могут возникнуть близкие отношения. Знаешь, я помню, что в доме искрило от напряжения, когда они были вместе.
— Они были счастливы?
— Вполне. Конечно, их изматывали постоянное противостояние и вечные споры, но они все равно были счастливы.
В окна вползал сумрак. Он провел по ее телу рукой, как будто изучая все изгибы, и от этой медленной ласки мурашки пошли по коже.
— Ты прекрасна, — прошептал он, — никогда не думал…
— О чем?
— Что окажусь в постели с женщиной-доктором, ненавидящей законников. Странная пара.
— А я чувствую себя мышкой, с которой играет огромный кот.
— Ты боишься меня?
— Немного. Нет, очень боюсь.
— Но почему?
— Не могу переступить чувство, что передо мной враг.
— Если я враг, — он скользнул губами по ее плечу и зашептал на ухо, — то такой, что сдался на милость победителя.
— Это вы сейчас решили, советник?
— Сразу, как увидел тебя.
— А перед тем как меня встретить, что было?
— Жизнь была очень скучной.
— Верится с трудом.
— Я не говорю, что был все время один. Но я осторожен в связях. Может быть, даже слишком осторожен. Мне трудно привыкать к людям.
— Трудно представить.
— Я имею в виду, что тяжело схожусь с людьми и, если в отношениях наступают сложные моменты, не знаю, как себя вести.
Она взглянула на его белевшее в сумерках лицо.
— Что было не так с твоим браком, Дэвид?
— О, мой брак, — он перекатился на спину и вздохнул, — ничего особенного. Мы все время ссорились, она жаловалась по поводу моей холодности, упрекала, что я такой же, как отец. Я возражал. А теперь думаю, она была права.
— А мне кажется, тебе просто нравится носить ледяную маску, скрывать, какой ты на самом деле. — Она повернулась к нему. — Ты боишься близости.
— Углубляешься в психоанализ?
— Потому что я столкнулась с мужчиной, полным комплексов.
Он убрал с ее щеки прядь волос, взглянул на кровоподтек.
— Кажется, бледнеет. Когда я его вижу, то впадаю в ярость.
— Ты однажды сказал, что это тебя возбуждает.
— Скорее пробуждает древний инстинкт — защищать свой очаг и свою женщину от опасности.
— О, кажется, мы углубились в доисторический период?
— Послушай, — он засмеялся, — а я проголодался, почему бы нам не подогреть спагетти миссис Фридман? Откроем бутылочку вина. А потом… — Он притянул ее к себе, и она с готовностью прильнула к нему.
— А потом?
— А потом я тебя растерзаю, как и должен поступить адвокат с подозреваемым врачом. Но сейчас лучше нам выбраться отсюда, иначе ты снова соблазнишь меня. И так будет длиться бесконечно, а потом они найдут нас распростертыми на постели, обессилевшими и истощенными.
Она взглянула на него искоса.
— Зато какой прекрасный уход из жизни.
Кейт проснулась от шума моря. Еще находясь во власти сна, протянула руку, но вместо Дэвида обнаружила лишь пустую подушку, нагретую солнцем. Она открыла глаза. Оказавшись одна, в пустой спальне, на смятой кровати, она почувствовала подобие паники.
— Дэвид? — позвала она.
Ответа не было. Дом пугал тишиной.
Спустив ноги с кровати, села и оглядела растерянно пустую комнату, потом вдруг покраснела от воспоминаний о прошлой ночи. Сначала ужин, бутылка вина. Все, что последовало потом… Она заметила, что ее одежда, разбросанная накануне по полу, подобрана. Брюки висели на дверце шкафа, белье аккуратно положено на стул. Она вспыхнула от стыда, представив, как он подбирает интимные предметы туалета. Набросила на себя простыню.
— Дэвид?
Встала и прошла в ванную. Она была пуста. Влажное полотенце висело на крючке. В гостиной, залитой утренним солнцем, на столике стояла пустая бутылка, как доказательство ночного безумия. На кухне Дэвида тоже не было. Вернувшись в гостиную, она постояла в теплых солнечных лучах, снова позвала его. Ответило только эхо пустого дома.
Кейт прошлась по дому, открывая все двери подряд. Заглянула в гардеробную, посмотрела на ряд костюмов, вышла в коридор и прошла в кабинет с книжными полками по стенам. Дубовая мебель, настольная лампа из бронзы, все в идеальном порядке.
Она направилась по коридору к последней комнате, которую еще не видела. Было такое чувство, что она подглядывает в чужую жизнь. Просто ей очень хотелось найти ключ к разгадке души этого человека. В комнате стоял спертый воздух надолго закрытого помещения. Это была детская спальня.
Небольшая ветка стеклянных пирамидок дрожала у окна, преломляя свет и рассыпая радуги. Кейт застыла, глядя на обои с лошадками, небольшую кровать, покрытую цветным покрывалом. Подошла к полке и взяла одну из книг. Раскрыла, прочла на внутренней обложке: Ной Рэнсом.
— Господи. — Слезы покатились по ее щекам. — О, прости, прости меня…
Она выбежала из комнаты, закрыв за собой дверь. В кухне налила себе чашку кофе и только тут заметила записку, оставленную вместе со связкой ключей на кухонном прилавке: «Поехал с Гликменом. Машина сегодня в твоем распоряжении. Увидимся вечером». Не похоже на любовное послание. Никаких ласковых словечек, напоминаний о ночи любви, нет даже подписи. Холодно, аккуратным почерком, так похоже на Дэвида. Человек изо льда, хозяин дома без души. Просто позволил себе разделить страсть, от которой она сгорала. Вызывало восхищение, как он обособил свою жизнь, расставил все по полочкам. Наверное, и думать забыл о ней. Зато ей уже не хватало его. Похоже, она влюбилась. Безумно и нелогично, хотя она тоже не привыкла заводить романы. Она вдруг разозлилась на себя, ей есть о чем подумать, особенно сегодня, когда ее будут слушать на высокой комиссии. Ее карьера висит на волоске, а она занята глупыми терзаниями о мужчине, который, по-видимому, не придает особого значения тому, что между ними произошло.
Она взяла карту Дженнифер Брук, лежавшую на кухонном столе. Печальный и загадочный документ. Медленно вновь перелистала ее, не находя ничего особенного в записях. Но ведь той ночью случилась трагедия, мало того, чья-то безжалостная рука уничтожила всех свидетелей той ночи. Все умерли. Мать и ребенок. Доктор и сестры. И почему так произошло, знал лишь один Чарли Декер, который сам по себе был загадкой, головоломкой, которая никак не разгадывалась.
Маньяк, по мнению полиции. Монстр, перерезающий горло жертв.
По словам Кахану — безобидный, убитый горем человек.
Человек с двумя лицами.
Она закрыла карту и задумалась. Человек с двумя лицами. Она вдруг резко выпрямилась. Ее осенило.
Ну конечно!
Джекил и Хайд.
— Раздвоение личности — редкий феномен. Он прекрасно описан в литературе по психиатрии. — Сьюзен Сантини достала с полки книгу. Полистала, находя нужную страницу. Ее ярко-рыжие волосы, вопреки обыкновению, были собраны в аккуратный узел. На стене, за ее спиной, висели дипломы по медицине и психиатрии, подтверждение, что Сьюзен Сантини не просто жена Гая, а сама профессионал и вполне известный специалист в области психиатрии.
— Вот, смотри. Исторические аналогии, от Евы до Сибиллы. Действительно, очень впечатляет.
— У тебя были в практике такие случаи? — спросила Кейт.
— Хотелось бы. О, впрочем, когда я работала в суде, был случай. Но тот человек оказался просто отличным актером и пытался симулировать раздвоение личности, чтобы уйти от ответственности. Это был великолепный спектакль, видела бы ты, как он менялся в мгновение ока.
— Но ведь это возможно.
— Человеческая психология состоит из многих противоречий. В нас идет борьба, импульсивность выступает против контроля над собой, и большинство прячет эмоции в глубине сознания, подавляет в себе дикие инстинкты. А некоторые не могут, и тогда эмоции вырываются наружу. Кто знает причину… Насилие над ними в детстве? Патология строения мозга? Такие люди как бомбы замедленного действия. Подтолкни их какой-нибудь случай, и они потеряют над собой контроль. И самое страшное — они живут среди нас. Мы не знаем, что они прячут внутри себя, пока внутренний барьер не рухнет. И побеждает сторона, склонная к насилию, причем происходит все мгновенно.
— Ты думаешь, что Чарли Декер может быть такой ходячей бомбой?
Сьюзен откинулась на спинку своего кожаного кресла и задумалась.
— Тяжелый вопрос, Кейт. Он был арестован пять лет назад за нападение и нанесение побоев. Но это был единственный случай. И еще — он использовал пистолет один раз, но против себя. — Она колебалась. — Может быть, произошел какой-то сильный стресс, кризис…
— У него и случился кризис.
— Связанный с этим? — Она указала на медицинскую карту Дженнифер Брукс.
— Да. Смерть его возлюбленной. И он начал убивать людей, которых считал виновными в ее смерти.
— Может показаться странным, но в большинстве случаев причиной для насилия служит любовь. Все эти преступления из страсти. Ревности. Обманутые и отвергнутые любовники.
— Любовь и насилие, — задумчиво сказала Кейт, — две стороны одной медали.
— Вот именно. — Сьюзен протянула Кейт карту Дженнифер Брукс. — Но я не могу вынести окончательного заключения, не поговорив с самим Декером. Полиция найдет его?
— Не знаю. Они молчат. Приходится самой доставать информацию.
— Ты шутишь. Разве это не их работа?
Заглянула секретарь:
— Доктор Сантини, у вас на три часа назначена встреча.
Кейт взглянула на часы:
— Ох, извини. Я тебя задерживаю.
— Ты знаешь, я всегда рада тебе помочь. — Сьюзен встала и проводила ее до двери. Прощаясь, дотронулась до ее руки. — Слушай, место, где ты сейчас укрываешься, оно надежно?
Кейт увидела в глазах подруги беспокойство.
— Надеюсь. Почему ты спросила?
Сьюзен заколебалась.
— Не хочу пугать тебя. Но ты должна знать. Если ты права и у Декера действительно раздвоение личности, тогда ты имеешь дело с абсолютно непредсказуемым человеком, который в мгновение ока может превратиться из обычного человека в монстра. Поэтому будь осторожна.
У Кейт пересохло в горле.
— Ты действительно думаешь, что он так опасен?
Сьюзен кивнула:
— Исключительно опасен.