Глава 9

Бортпроводница двигалась по проходу двухмоторного «Ила» и отгоняла мух, круживших у ее головы. Сизый дым исходил из отверстий кондиционера и сворачивался кольцами в салоне. Проводница словно плыла в облаках, и через эти облака Вилли с трудом различила надпись на двери выхода: «Спасательная веревка». Что-то новенькое в мире средств безопасности. Она представила самолет, парящий в небе, а с него свешивается веревка в десять тысяч футов с вцепившимися в нее пассажирами.

На колени ей упала горстка леденцов от щедрот замученной тяжелой жизнью проводницы.

– Пристегнуть ремень, – послышался приказ.

Что ж, не придерешься.

– Я уже пристегнулась, – сказала Вилли и поняла, что обращались к Гаю.

Она толкнула его в плечо:

– Гай, ремень.

– Что? А, ну да…

Он пристегнулся и натянуто улыбнулся. Тут она заметила, что он впился руками в подлокотники, и, притронувшись к его руке, спросила:

– Ты в порядке?

– Да, в полном.

– Что-то не похоже.

– Это у меня давно так… ничего страшного.

Он уставился в окошко и тяжко сглотнул. Она не удержалась, и смех вырвался у нее из груди.

– Гай Барнард, только не говорите мне, что вы боитесь летать!

Самолет подался вперед и, подпрыгивая, покатил по трассе. Из динамиков полилась вьетнамская речь, затем заговорили на русском языке и, наконец, на ломанном английском.

– Ну и что, – вызывающе бросил он, – одни боятся высоты, другие закрытого пространства или там змей, а у меня вот страх полетов. С самой войны…

– Что-нибудь случилось тогда?

– Под конец уже…

Он уставился в потолок и усмехнулся.

– Смеху подобно! Прошел через весь Вьетнам целым и невредимым, и тут, понимаешь, садимся мы на эту железную красавицу птицу, летим домой, я и Тоби Вульф, с которым мы тогда и познакомились. Мы оба были поддатые и веселые, когда приземлялись уже, шутили без умолку.

Он покачал головой.

– И тут нам подвезло с нашими местами в самом хвосте… когда самолет сел, хвост у него и отвалился.

Она взяла его руку:

– Не продолжай, Гай, не надо.

Он посмотрел на нее с благодарностью:

– А ты что, вообще не боишься?

– Нет. У меня вся жизнь в полетах, это моя родная стихия.

– Наверное, унаследовала от папки своего. Гены летчика.

– Не только. Еще статистика.

Двигатели «Ильюшина» взревели что было силы. Корпус самолета трясло, когда они делали разбег, но вот земля ушла вниз, и они взмыли в небо.

– Насколько мне известно, самолетом путешествовать безопаснее всего, – закончила она свою мысль.

– Безопасно, ты говоришь?! – перекрикивал Гай рев моторов. – Оно и видно, что ты никогда не летала на «Эйр Вьетнам»!

В Ханое их встретила некая мисс Ху, красивая, неулыбчивая и педантичная до мозга костей дама.

Приветствие ее было строго деловым, рукопожатие – исключительно служебным. В отличие от мистера Айнха, который источал фонтаны прелестной болтовни, она любила молчание. Еще она любила противостояние. По пути в город она позволила себе всего лишь одно замечание. Обратив их внимание на искореженные останки какого-то моста, она произнесла:

– Видите, вон там? Это от американских бомб.

Этим беседа исчерпалась. Вилли смотрела на угловатые плечи женщины и сознавала, что для некоторых и по ту и по эту сторону война не закончится никогда. Ее так раздражило замечание вьетнамки, что она не заметила озабоченного взгляда Гая. Лишь когда тот в третий раз обернулся назад, она, посмотрев туда же, увидела «мерседес» с тонированными стеклами, следующий за ними.

Она обменялась с Гаем взглядом. «Мерседес» ехал за ними до самого города и, лишь когда они остановились напротив своей гостиницы, обошел их и свернул за угол, скрывая за темными стеклами своих пассажиров. Дверь машины открыли, выпуская Вилли, и страшная жара ударила ей в лицо. Мисс Ху стояла снаружи с лицом уже покрытым бисером пота.

– В гостинице работает кондиционер, – сообщила она и добавила с тенью презрения: – Все для иностранных гостей.

Но как выяснилось, кондиционер работал через пень-колоду, а вид самого отеля во французском колониальном стиле обогатился еще большей «стариной». Ковер при входе был замызганным и бесцветным, а роль мебели в фойе играла жалкая смесь разбитого розового дерева и истерзанных валиков. Пока Гай регистрировал их в гостинице, Вилли не отходила от чемоданов и напряженно смотрела на входную дверь.

Ее даже не удивило появление в дверях двух вьетнамцев в темных очках. Они засекли ее и тут же свернули и скрылись за папоротником в одной из ниш в стене. Она видела, как струился вверх, к потолку, дым от их сигарет.

– Готово. Номер 308, с видом на город.

Вилли дотронулась до его локтя.

– Там двое… – шепнула она.

– Я видел.

– И что же нам делать?

– Не обращать внимания.

– Но…

– Мистер Барнард, – позвала мисс Ху.

Они оба обернулись. Женщина помахала им листком бумаги:

– Консьерж сказал, что вам пришла телеграмма.

Гай нахмурился:

– Я не жду никаких телеграмм.

– Она пришла сегодня утром в Сайгон, но вас уже там не было, и ее записали здесь по телефону.

Она передала ему записку и впилась в него глазами, когда он ее читал.

Если там и было что-то важное, то Гай умело скрыл это. Он привычно сунул бумажку в карман и, подхватив чемоданы, подтолкнул Вилли по направлению к открытому лифту.

– Хорошие новости? – раздался голос мисс Ху.

Гай улыбнулся ей.

– Просто записка от друга, – ответил он и ткнул в кнопку своего этажа.

Вилли мельком увидела двоих мужчин, наблюдавших за ними из-за папоротника, и дверь лифта закрылась. Гай схватил ее за руку и молча, одними глазами сказал: «Не говори ни слова!»

В молчании они поднялись на третий этаж. В номере Вилли недоуменно смотрела на то, как Гай крутился по комнате и осторожно водил пальцами под абажурами ламп, ощупывал выдвижные ящики, открывал стенной шкаф, проверял ночники. За изголовьем кровати он нашел то, что искал, – беспроводной микрофон размером с почтовую марку.

Он оставил его на месте и подошел к окну.

– Я польщен, – пробормотал он, глядя на улицу, – в стоимость номера входят нянечки.

Она встала возле него и увидела через окно припаркованный внизу черный «мерседес».

– А что в телеграмме? – спросила она шепотом.

В ответ он вытащил из кармана листок и протянул ей. Она дважды прочла его, тщетно пытаясь уловить смысл написанного.

«Дядюшка Сай спрашивал тебя. Намерен ехать Вьетнам гидом. Счастливых хвостов.

Гай опустил занавеску и забегал по комнате. Было видно, что он судорожно пытался что-то придумать. Вдруг он встал как вкопанный.

– Тебе от живота не надо чего-нибудь?

Она моргнула:

– Как-как ты сказал?

– Пепто-бисмол, например. Тебе надо полежать, все-таки кишечная палочка – с ней лучше не шутить.

– Кишечная палочка? – В полной растерянности она глядела на него.

Он подкрался к столу и, не прекращая говорить, стал рыться в ящике в поисках бумаги из гостиничного письменного набора.

– Уверен, это из-за той рыбы, которую ты ела вчера. Тебе все еще нехорошо?

Он поднял в воздух перед ее глазами бумажку с нацарапанным «Да!».

– Да, – сказала она, – да, очень нехорошо. Я… я, пожалуй, лягу… – Она запнулась – мне прилечь, да?

Он опять что-то написал, и на бумаге появилось: «Тебе надо в больницу!»

Она кивнула и пошла в ванную, оттуда послышались рвотные звуки и плеск воды в унитазе.

– Ты знаешь, я что-то совсем расклеилась… мне бы надо к доктору…

До нее дошло только теперь, пока она стояла у раковины и смотрела на струю воды, что он затеял.

«Да он гений», – подумала она с внезапным благоговением. Повернувшись к нему, она спросила:

– Ты думаешь, мы сможем найти врача, говорящего по-английски?

Ее встретило одобрение в виде поднятых вверх двух больших пальцев.

– Надо попробовать больницу, – сказал он. – Думаю, там отыщется кто-то, кто тебя поймет, пусть это будет и не доктор.

Она подошла к кровати и нарочито тяжело села на нее так, что заскрипели пружины.

– Боже, мне совсем плохо.

Он сел рядом с ней и приложил ладонь ей ко лбу. С игривым огоньком в глазах он сказал:

– Да ты хороша, как я погляжу.

– Знаю, что хороша, – ответила она.

Они оба с трудом удержались от смеха.

– Да она еще час назад была в порядке, – сказала мисс Ху десять минут спустя, когда усаживала их в лимузин.

– Ее совершенно внезапно прихватило, – сказал Гай.

– Я бы сказала, на редкость внезапно, – сухо заметила мисс Ху.

– Я думаю, это все из-за рыбы… – простонала Вилли с заднего сиденья.

– Я смотрю, у вас, у американцев, – мисс Ху презрительно фыркнула, – очень нежные желудки.

В прихожей больницы стояла дикая жара и кишел народ. Как только Гай и Вилли вошли внутрь, в помещении воцарилась тишина. Слышно было только, как ритмично постукивает вентилятор на потолке да плачет малыш на руках у матери. Взгляды всех были прикованы к двум американцам, шагающим к приемной. Вьетнамка за приемной стойкой с изумлением уставилась на посетителей, и, только когда прогремел голос мисс Ху, она, судорожно тряся головой, ответила.

– У нас есть только вьетнамские врачи, – перевела мисс Ху, – европейских нет.

– Неужели нет никого с европейским образованием? – спросил Гай.

– А что, вы считаете, что ваша западная медицина лучше?

– Послушайте, я не собираюсь спорить, кто лучше, а кто хуже, мне просто нужен кто-нибудь, говорящий по-английски. Хотя бы медсестра, у вас же есть англоговорящие сестры?

Мисс Ху повернулась и сердито передала сказанное сестре в приемном отделении, та сделала несколько телефонных звонков. Наконец, Вилли проводили по коридору в отдельный кабинет для осмотров. В кабинете было только самое необходимое: стол, кушетка для осмотров, плевательница и набор инструментов. В пыльных стаканах красовались хлопковые тампоны и палочки для горла. Вокруг единственной в комнате голой лампочки лениво жужжала муха.

Сестра подала Вилли драный халат и жестом приказала раздеться.

В планы Вилли не входило раздеваться перед мисс Ху, наблюдающей из угла кабинета.

– А нельзя ли мне остаться одной? – спросила она.

Но та не пошевелилась.

– А мистер Барнард, значит, остается? – заметила она.

– Нет, – Вилли поглядела на Гая, – мистер Барнард не остается.

– Ну что вы, я как раз собирался уйти, – сказал Гай, направившись к двери.

На ходу он поделился с мисс Ху полезной информацией:

– Знаете ли, товарищ, в Америке это считается грубым, когда смотрят на раздевающихся.

– Мне лишь хотелось увидеть подтверждение тому, что я слышала про нижнее белье западных женщин.

– И что же именно вы слышали?

– То, что оно сделано с единственной целью – пробудить в мужчине похоть.

– Товарищ, – заговорил Гай, ухмыляясь, – я с удовольствием поделюсь с вами своими знаниями в области женского белья…

Дверь захлопнулась, и Вилли осталась в комнате одна. Она переоделась в халат и села ждать на кушетке. Почти тут же в кабинет вошла высокая женщина в белом халате, лет сорока с лишним. На лацкане халата значилось имя: Нора Уокер.

Она кивком поприветствовала Вилли и задержалась у кушетки, проглядывая какие-то записи в больничной книге. В коричневых волосах виднелись седые пряди, темно-зеленые глаза были бездонными как море.

– Так вы американка, – сказала она с британским акцентом, – нечасто американцы здесь попадаются. На что жалуетесь?

– Сильная боль в животе и тошнит.

– Как давно?

– Весь день сегодня.

– Жар есть?

– Нет. Судороги сильные.

Женщина кивнула.

– Распространенное явление среди западных туристов.

Она снова заглянула в записи.

– Это от воды. Другой набор бактерий в воде, чем тот, к которому вы привыкли. Через несколько дней должно пройти. Мне нужно осмотреть вас. Я попрошу вас лечь, мисс… – Она глянула в запись и остолбенела.

– Мэйтленд, – тихо проговорила Вилли, – меня зовут Вилли Мэйтленд.

Нора прокашлялась и ровным голосом попросила:

– Пожалуйста, лягте.

Вилли послушно легла на спину, чтобы врач могла осмотреть живот. Руки, прощупывающие живот, были ледяными.

– Сэм Лэситер сказал нам, что вы можете помочь, – прошептала Вилли.

– Вы говорили с Сэмом?

– В Кантхо. Я встречалась с ним насчет моего отца.

Нора кивнула и спросила деловым тоном как ни в чем не бывало:

– Когда я тут нажимаю, больно?

– Нет.

– А так?

– А так да, немного.

Затем Нора, снова перейдя на шепот, спросила:

– А как там Сэм поживает?

Вилли сделала паузу.

– Он погиб, – проговорила она.

Руки на животе застыли.

– О господи! Как?.. – Нора взяла себя в руки, сглотнула. – Я имею в виду, как… каковы ощущения?

Вилли провела рукой, как ножом, по горлу.

Нора сделала глубокий вдох:

– Ясно.

Руки ее задрожали над животом Вилли. Она постояла молча, опустив голову. Затем развернулась и подошла к шкафу с лекарствами.

– Вам нужно попить антибиотики.

Она достала бутылочку с пилюлями.

– У вас нет аллергии на серосодержащие?

– Думаю, нет.

Нора достала чистую этикетку и стала писать на ней указания по приему.

– Ваше удостоверение личности, пожалуйста, мисс Мэйтленд?

Вилли достала водительские права Калифорнии и протянула ей.

– Этого будет достаточно?

– Вполне.

Нора положила права к себе в карман. Затем она налепила этикетку на бутылку.

– Принимайте по одной четыре раза в день. Улучшения должны наступить к завтрашнему вечеру.

Она протянула Вилли пузырек. Внутри лежало штук двадцать белоснежных таблеток. На этикетке было написано название препарата и обычные указания по приему. Ни скрытых посланий, ни секретных указаний. Вилли вопрошающе взглянула на нее, но Нора уже направилась к двери. По пути она остановилась.

– С вами был мужчина, американец. Он кто, родственник?

– Друг.

– Понятно.

Нора с тревогой посмотрела на нее.

– Я полагаюсь на верность того, что вы мне сказали по поводу аллергических реакций у вас, мисс Мэйтленд. В противном случае это лекарство может иметь очень серьезные последствия.

Она распахнула дверь и увидела за ней мисс Ху.

– В порядке ли мисс Мэйтленд? – спросила она.

– У нее умеренная кишечная инфекция. Я дала ей антибиотиков, и к завтрашнему дню ей полегчает.

– Мне уже немного лучше, – заверила Вилли, поднимаясь с кушетки, – хотелось бы на свежий воздух.

– Прекрасная мысль, – одобрила Нора, – свежий воздух и легкая здоровая пища. Никакого молока. Желаю приятно провести время в Ханое, мисс Мэйтленд, – сказала она, выходя из кабинета.

Мисс Ху гордо улыбнулась Вилли и язвительно произнесла:

– Вот видите, даже у нас, во Вьетнаме, можно найти первоклассных врачей.

Вилли кивнула и потянулась за одеждой.

– Да, пожалуй.

Спустя пятнадцать минут Нора Уокер, покинув больницу, катила на велосипеде в сторону улицы с лавками портных. Она задержалась у уличного торговца лапшой, взяв себе бутылку лимонада и плошку фо, заплатив аккуратно сложенной купюрой в тысячу донгов. Лапшу она съела здесь же, примостившись на тротуаре.

Доев последние капли перченого бульона, она пешком направилась к портному. В лавке никого не было.

Она прошла сквозь штору из бус и вошла в затемненную комнату, где и осталась ждать среди запыленных рулонов шелка, хлопка и парчи. Штора в проходе рассыпчато звякнула, и стало ясно, что ее связной прибыл. Нора повернулась к нему лицом.

– Я только что видела дочь Билла Мэйтленда, – сказала она по-вьетнамски и протянула удостоверение.

Мужчина рассмотрел фотографию и улыбнулся.

– Ну что же, сходство налицо.

– Есть и некоторое затруднение, – сказала Нора, – с ней мужчина.

– Ты говоришь о мистере Барнарде? – Он снова улыбнулся. – Мы осведомлены.

– Он из ЦРУ?

– Нам так не кажется. Очень похоже, что он сам по себе.

– Так вы за ними наблюдаете?

Мужчина пожал плечами:

– Это совсем нетрудно. Среди обычной толпы детей на улице они вряд ли заметят какого-то бродягу-подростка.

Нора сглотнула, силясь задать следующий вопрос:

– Она сказала, что Сэм погиб, это правда?

Улыбка сошла с его лица.

– Нам очень жаль. Похоже, со временем здесь не стало спокойнее.

Отвернувшись, она попыталась проглотить комок в горле, но боль не уходила, и она уткнулась головой в один из рулонов шелка.

– Это так. Ничего не изменилось, черт бы их побрал! Черт бы их…

– Что ты хочешь, чтобы мы сделали, Нора?

– Не знаю.

Она с дрожью вздохнула и повернулась к нему:

– Я думаю… я думаю, надо отправить ему сообщение.

– Я свяжусь с доктором Андерсеном.

– Мне нужен ответ к завтрашнему дню.

Мужчина покачал головой:

– Остается слишком мало времени.

– Весь сегодняшний день, предостаточно!

– Но есть… – он запнулся, – есть кое-какие сложности.

Нора вгляделась в его лицо, в эту маску, лишенную чувств.

– А именно?

– Компания проявляет интерес к этому делу. И ЦРУ тоже. Не исключено, что есть и другие.

«Другие», – подумала Нора. Это значит те, о ком они ничего не знают, те, которых стоило опасаться больше всего. Когда Нора вышла от портного и окунулась в болезненное сияние дня, она ощутила с десяток взглядов, следующих за ней, пока не спеша двигалась по улице Гиа-Нгу. Пестро расшитая блуза, которую она только что приобрела в лавке, казалось, так и светилась в толпе.

Не сказать чтобы до этого было что-то по-другому. В Ханое любой иностранец был предметом повышенного внимания. В каждом магазине, на каждой улице взгляды были обращены на него.

И Вилли Мэйтленд их тоже было не избежать.

– Мы на нее вышли первыми, теперь дело за ней, – сказал Гай.

– А если она не отреагирует?

– Тогда, боюсь, мы окажемся в тупике.

Гай сунул руки в карманы и обратил взгляд на озеро Возвращенного Меча. Как и добрый десяток других пар, прогуливающихся по зеленому берегу озера, они с Вилли нашли здесь уединение, здесь их никто не мог услышать. Деревья склонили к воде огненно-красные ветви.

Впереди на дорожке галдели дети, играя в «мячи и ежики».

– Ты так и не объяснил мне смысл телеграммы. Кто такой Боббо?

Гай засмеялся:

– Да это кличка Тоби Вульфа. После того крушения мы с ним бок о бок прошли через военный госпиталь. Медсестры от нас стонали. Ну, сама понимаешь, постоянные подмигивания, шуточки там всякие наши. В итоге они стали называть нас «плохиши-близняшки Боббзи», а потом он стал Боббо-один, а я – Боббо-два.

– Значит, это Тоби Вульф послал телеграмму?

Гай кивнул.

– Так что это значит все? Кто такой «дядюшка Сай»?

Гай не сразу ответил, внимательно оглядевшись вокруг. Она-то знала, что он не просто так огляделся, он высматривал. И высмотрел: в тени пойнсианового дерева стояло двое мужчин, вьетнамцев. Вернее всего, полицейские, посланные охранять их. А может быть, чтобы изолировать их?

– Дядюшкой Саем мы называем ЦРУ.

Вилли нахмурилась, вспоминая содержание телеграммы.

«Дядюшка Сай спрашивал тебя. Намерен ехать Вьетнам гидом. Счастливых хвостов.

– Это было предупреждение, – пояснил Гай, – контора знает про нас, и ее сотрудники находятся сейчас в стране, возможно, наблюдают за нами прямо сейчас.

Вилли с опаской пробежала взглядом вокруг озера. Проехал велосипед, на котором сидела обычная девчонка в панаме пирамидой. На траве лежала влюбленная парочка и тихо секретничала. До чего это все походило на открытку, думала Вилли. Все, кроме тех двоих за деревьями, что наблюдали за ними.

– Если он прав в своем послании, то как мы распознаем их среди других? – спросила Вилли.

– Вот тут-то и загвоздка… – сказал Гай, и тревога в его глазах насторожила ее, – мы не сможем их распознать.

Соглядатаи их всегда были вблизи и всегда были в недосягаемости!

Сианг сидел, притаившись в коляске рикши, и наблюдал за двумя американцами, гуляющими по ту сторону озера. Они шли не спеша, останавливаясь наподобие туристов, чтобы полюбоваться цветами или умилиться ребенком, играющим на траве. Они шли и не подозревали, как легко их можно было взять на мушку и в мгновение ока забрать их жизнь. Он переключился на тех двоих, что следовали за ними на некотором расстоянии. Полицейские, предположил он, охраняют их. Это была помеха, но Сианг мог обойти ее. Рано или поздно возможность представится.

Как легко было бы просто убрать, не труднее, чем навести прицел через открытые занавески. И как жаль, что задание на сей раз было другим.

Американцы вернулись к машине. Сианг вылез из коляски и, встряхнув затекшие ноги, влез на велосипед. Транспорт невзрачный, но зато какой юркий и неприметный. Ну кто будет обращать внимание на захудалого велорикшу в обносках, каких в Ханое тысячи?!

Сианг проследовал за машиной до самого отеля. Одним домом дальше по улице он слез с велосипеда и осторожно проследил за тем, как они скрылись в дверях отеля. Спустя несколько секунд у обочины встал черный «мерседес», из его недр вылезли два агента и последовали за американцами в отель.

Настало время развернуть торговлю. Сианг достал из велосипедной корзины замотанную в тряпку кучку предметов, выбрал на тратуаре местечко потенистее и разложил свое скромное богатство: сигареты, мыло и поздравительные открытки. Затем он, как всякий бродячий торговец, сидя на корточках на соломенном коврике, стал жестами зазывать прохожих. За два часа такого сидения он продал один-единственный кусок мыла, но это было не важно. Его главная задача была – наблюдать. Наблюдать и выжидать. А как всякий хороший охотник, ждать Сианг умел.