9
Проснувшись, Роза обнаружила рядом с собой спящую Мегги, услышала кудахтанье, хлопанье птичьих крыльев и шорох соломы. Все эти звуки показались Розе непривычными, и ей пришлось несколько минут подумать, припоминая, где она находится. И вспомнить — Арния умерла.
Горе сжало ее в кулак, да так сильно, что на мгновенье девушка перестала дышать. Впившись взглядом в грубо отесанные балки на потолке сарая, она подумала: «Этой боли мне не вынести».
Раздававшийся поблизости равномерный шорох заставил ее обернуться — на нее смотрела черная собачка, животное махало хвостом, который бился о сноп сена. Пес отряхнулся, разбрасывая в разные стороны соломинки и пыль, а потом подбежал к Розе и принялся вылизывать ей лицо, размазывая по щеке слюну. Девушка оттолкнула его и приняла сидячее положение. Собачонка жалобно заскулила и бросилась вниз по лестнице. Выглянув с сеновала, Роза проследила, как пес целеустремленно, будто бы торопясь на какую-то встречу, промчался мимо стоявшей в стойле лошади, а затем выскочил через открытую дверь амбара. Вдалеке закричал петух.
Роза оглядела сеновал и подумала: куда же подевался Билли?
Вот, значит, где он прячется. Среди снопов сена и ржавеющей утвари тут и там виднелись следы его присутствия. В том месте, где он спал прошлой ночью, солома была примята. На перевернутом ящике стояли треснутая чашка, блюдце и разделочная доска — столовый прибор на одну персону. Мысль о его изобретательности вызвала у Розы улыбку. Прошлой ночью после недолгого отсутствия Билли вернулся с кружкой драгоценного молока, которое наверняка украдкой надоил у чужой коровы или козы. Роза не стала спрашивать, откуда Билли взял его, — Мегги сосала пропитанную молоком тряпицу, а девушка была счастлива, что хоть чем-то утолила голод малютки.
Ребенка-то она сумела накормить, но сама Роза ничего не ела со вчерашнего полудня, и желудок уже начал урчать. Она немного порыскала по сеновалу, разрывая солому, и обнаружила куриное яйцо, еще теплое, видимо, утреннее. Расколов скорлупу, Роза запрокинула голову. Сырое яйцо скользнуло вниз по ее горлу, желток оказался настолько склизким и жирным, что ее внезапно начало мутить. Роза почувствовала приступ тошноты и скрючилась, пытаясь удержать яйцо в желудке. Возможно, другой еды я сегодня не найду, подумала она, нельзя изводить эту. В конце концов тошнота отступила, и, подняв голову, Роза увидела маленький деревянный ящичек, спрятанный в углу сеновала.
Она приподняла крышку.
Внутри лежали красивые кусочки стекла, ракушка, две пуговицы из китового уса — сокровища, собранные
Билли на улицах Вестэнда. Роза не раз замечала, что паренек постоянно смотрит на землю, сутуля плечи, словно старик, и все для того, чтобы подобрать тут пенни, там — какую-нибудь пряжку. Полоумный Билли ежедневно охотился за сокровищами, и красивой пуговицы ему было достаточно, чтобы оказаться на седьмом небе. В этом отношении он был счастливым человечком, наверное, самым счастливым в Бостоне, ведь какая-нибудь там пуговица могла доставить ему истинную радость. По пуговицы не заменят еду, а за похороны нельзя заплатить пустячной стекляшкой.
Захлопнув ящичек. Роза подошла к заляпанному окну и вытянула на улицу. Внизу во дворе копались курицы, а увядший на холоде садик казался сборищем коричневых стволов и лоз.
Ящик с сокровищами Билли напомнил ей о вещице, которую она положила в карман и о которой вспомнила только сейчас. Вытащив медальон на цепочке и вновь увидев украшение Арнии, она вдруг испытала новый приступ печали. Медальон в виде сердечка висел на легкой, почти невесомой цепочке — изысканной ниточке, предназначенной для изящной женской шеи. Роза вспомнила, как блестел он на светло-кремовой коже Арнии. «Моя сестра была такой красавицей, а теперь превратилась в корм для червей», — подумала Роза.
Украшение было золотым. Оно пойдет на оплату приличных похорон.
Услышав голоса, Роза снова посмотрела в окно. Во двор только что вкатила подвода, нагруженная снопами сена, и двое мужчин принялись торговаться, обсуждая цену.
Пора уходить.
Он схватила ребенка в охапку, спустилась по лестнице и тихо выскользнула из сарая.
Когда мужчины наконец договорились о цене, Роза Коннели была уже далеко — стряхивая с платья солому, она несла Мегги в сторону Вестэнда.
* * *
Кладбище Святого Августина покрывал туман, он обволакивал ноги людей, и казалось, что они не соприкасаются с землей, что их туловища просто плывут в белом мареве. Сегодня здесь так людно, подумала Роза, только нот никто из пришедших не оплакивает Арнию. Она наблюдала, как процессия движется за маленьким гробиком, словно скользящим по туману, ей был слышен каждый всхлип, каждый отрывистый вздох — повисая в воздухе, горестные звуки усиливались, и казалось, что плачет все вокруг. Люди, скорбящие о ребенке, прошли мимо, полы их черных юбок и плащей разорвали туман в серебряные клочья. Никто из них не посмотрел на Розу.
Держа на руках Мегги, девушка стояла в заброшенном углу кладбища, рядом с холмиком свежей земли. Для других Роза была просто призраком в тумане — ослепленные собственным горем люди не замечали ее боли.
— Кажется, она уже достаточно глубокая.
Обернувшись, Роза поглядела на двух могильщиков.
Тот, что постарше, провел рукавом по лицу, испачкав землей щеку, которую годы, ветер и солнце испещрили глубокими морщинами. Бедняга, подумала она, ты слишком стар, чтобы, орудуя лопатой, разбрасывать мерзлую землю. Но есть надо всем. А что она будет делать в его возрасте, когда зрение ослабнет и ей не удастся вдеть нитку в иголку?
— А кто-нибудь еще придет проводить ее в последний путь? — спросил землекоп.
— Больше никто, — ответила Роза, глядя на гроб Арнии.
Это ее потеря, только ее, и Розе не хотелось делить свою утрату ни с кем другим. Она поборола внезапное желание сорвать с гроба крышку и снова взглянуть на сестру. А вдруг случилось чудо и Арния ожила? Вдруг она зашевелилась и открыла глаза? Роза потянулась к гробу, но потом все же отдернула руку. Чудес не бывает, решила она. И Арнии больше нет.
— Тогда будем заканчивать? Она кивнула, сдерживая слезы.
Старик повернулся к своему напарнику, бесцветному подростку, копавшему едва-едва, теперь мальчишка стоял сгорбившись, с безразличной миной на лице.
— Помоги мне опустить ее.
Они погружали гроб под скрип веревок, сбивая комки земли, которые с тихим стуком сыпались в яму. Я купила тебе личную могилу, дорогая, думала Роза. Уединенное место отдыха, которое тебе не придется делить ни с вонючим попрошайкой, ни с мужем, который тебя лапал.
Теперь ты будешь спать одна, при жизни ты не могла позволить себе такой роскоши.
Гроб ударился о дно могилы. Погруженный в собственные мысли, мальчишка слишком быстро отпустил веревку. Роза заметила, что старик строго посмотрел на парня, словно говоря: «Ты у меня еще получишь». Но тот не обратил на это никакого внимания, а просто выдернул веревку из ямы. Когда дело было почти сделано и землекопы принялись засыпать могилу, мальчик стал работать проворнее. Возможно, он предвкушал обед у теплого очага, и единственное, что его отделяло от еды, — не засыпанная могила. Он не видел, кто лежит в гробу, да это его и не интересовало. Важно было закопать яму, и он трудился что было силы, — влажная земля порция за порцией падала на гроб.
С другого конца кладбища, где люди прощались с ребенком, послышался громкий плач, в рыдании женщины чувствовалось столько боли, что Роза, обернувшись, поглядела на детскую могилу. И тут вдруг увидела в тумане приближавшийся призрачный силуэт. Когда фигура в плаще прорвалась сквозь белую пелену, Роза узнала лицо, наполовину скрытое под капюшоном. Мэри Робинсон, молодая больничная сестра. Остановившись, Мэри бросила взгляд через плечо, словно ощущала: у нее за спиной кто-то есть, — однако Роза не углядела никого, кроме родственников ребенка, что стояли, словно статуи, вокруг свежей могилы.
Я не знала, где еще можно встретиться с вами, — проговорила Мэри. — Мне жаль вашу сестру. Господь да упокоит ее душу.
Она утерла глаза, размазывая по щеке слезы и изморось.
Вы были добры к ней, мисс Робинсон. Гораздо отзывчивей, чем… — Девушка запнулась, не желая упоминать имя сестры Пул. Негоже говорить дурно о покойнице.
Мэри подошла поближе. Сморгнув слезы, Роза вгляделась в напряженное лицо молодой сестры, в ее измученные глаза. Мэри склонилась к девушке, понизив голос до шепота, так, что ее слова практически потонули в позвякивании лопат, бросавших землю.
— Какие-то люди расспрашивают о ребенке.
Устало вздохнув. Роза поглядела на свою племянницу, которая спокойно лежала у нее на руках. Малышка
Мегги унаследовала добродушный нрав Арнии и умела лежать абсолютно спокойно, изучая мир своими широко распахнутыми глазками.
— Я уже обо всем им сказала. Она останется с родными. Со мной.
— Роза, эти люди не из приюта. Я пообещала мисс Пул, что не стану ничего рассказывать, но молчать я не могу.
В ту ночь, когда родился ребенок, а вы вышли из операционной, ваша сестра сказала нам…
Мэри внезапно запнулась, ее взгляд был обращен не к Розе, она смотрела куда-то вдаль.
— Мисс Робинсон!
— Берегите девочку, — сказала Мэри. — Спрячьте ее где-нибудь.
Роза обернулась, чтобы понять, куда смотрит Мэри, но тут увидела, что из тумана выступил Эбен, и в горле у нее пересохло. Пусть руки у девушки задрожали, но она твердо решила, что будет стоять на своем и не позволит себя запутать. Когда он приблизился, Роза заметила, что он несет ее котомку, ту самую, с которой она прибыла в
Бостон четыре месяца назад. Эбен презрительно бросил ее к ногам девушки.
— Я позволил себе собрать твои вещи, — сообщил он. — Раз уж в заведении госпожи О'Киф тебя больше никто не ждет.
Девушка подняла котомку с сырой земли, при мысли о том, что Эбен рылся в ее одежде, ее личных вещах, лицо
Розы вспыхнуло от возмущения.
— Не вздумай приходить и выпрашивать у меня милостыню — добавил он.
— Так ты называешь давешнее насилие? Милостыней?
Она распрямила спину и смело встретила его взгляд, а при виде распухшей губы зятя испытала чувство удовлетворения. «Неужели это моя работа? Какая я молодец!» Судя по всему, резкий ответ Розы взбесил Эбена, и он приблизился еще на шаг, но потом взглянул на двоих землекопов, которые по-прежнему зарывали могилу. Сжав руку в кулак, Эбен остановился. Ну что же ты, подумала Роза. Ударь меня прямо сейчас, когда я держу на руках твою дочь. Покажи всему свету, какой ты трус.
Он разлепил губы, словно оскалившийся зверь, и проговорил напряженным, угрожающим шепотом:
— Ты не имела права ничего говорить Ночной страже. Они явились сегодня утром, во время завтрака. И теперь нее жильцы судачат об этом.
Я сказала им святую правду. То, что ты сделал со мной.
— Как будто тебе кто-нибудь верит! Знаешь, что я сказал господину Пратту? Я поведал ему, кто ты есть на самом деле. Маленькая потаскушка. Я сказал, что приютил и кормил тебя, только чтобы угодить жене. И вот как ты отплатила за мою щедрость!
— Неужели тебе все равно, что ее больше нет? — Роза устремила взгляд на могилу. — Ты пришел не для того, чтобы проститься. А для того, чтобы запугать меня, вот почему ты пришел. А между тем твоя жена…
— Моя дорогая женушка тоже с трудом выносила тебя. Роза подняла на него взгляд.
— Ты лжешь.
— Не веришь? — Он фыркнул. — Слышала бы ты, что она шептала мне, пока ты спала. Какая ты обуза, просто камень на шее, потому что она знала: без нашего попечения ты помрешь с голоду.
— Я отрабатывала свое пропитание. И делала это каждый день.
— Да я мог бы найти с десяток других девиц, умеющих управляться с иголкой и ниткой, и гораздо дешевле!
Давай же, попробуй, увидишь, к чему ты придешь. Поймешь, что скоро помрешь с голоду. Ты вернешься ко мне и станешь умолять о пощаде.
— К тебе? — На этот раз настал черед Розы — и девушка рассмеялась, несмотря на то, что ее желудок сжался в клубок от голода.
Она надеялась: нынче утром Эбен протрезвеет и почувствует хоть каплю сожаления о том, что натворил накануне. Что после смерти Арнии он наконец поймет, какое сокровище потерял, что горе хоть немного облагородит его. Но Роза повторила глупость Арнии, полагая, что Эбен способен подняться над своей ничтожной гордыней. Прошлой ночью она оскорбила его, и теперь при свете дня с него сошло все напускное. В глазах Эбена
Роза не заметила ни тени горя, только уязвленное тщеславие, а потому она не смогла отказать себе в удовольствии и еще разок полоснула по ране.
— Да, может быть, я стану голодать. Но я могу о себе позаботиться. Я сама устроила похороны сестре. Я выращу ее ребенка. А как тебя станут называть люди, когда узнают, что ты отказался от собственной дочери? Что и ломаного гроша не дал на похороны жены?
Лицо Эбена побагровело. Он бросил взгляд на могильщиков, которые, закончив дело, остановились неподалеку и стали с интересом прислушиваться к разговору. Поджав губы, Эбен полез в карман и вытащил целую пригоршню монет.
— Вот! — рявкнул он, протягивая деньги землекопам. — Берите! Пожилой мужчина с тревогой посмотрел на Розу.
— Но эта дама уже заплатила нам, сэр.
— Проклятье! Возьмите эти чертовы деньги! — Схватив испачканную руку землекопа, Эбен быстро вложил в нее монеты. А затем посмотрел на Розу. — Считай, что я выполнил свой долг. И еще — у тебя осталось кое-что, принадлежащее мне.
— Мегги тебя ничуточки не интересует. Зачем же она тебе?
— Нет, отродье мне без надобности. Я говорю о другом. О вещах Арнии. Я муж, поэтому имею полное право унаследовать ее имущество.
— У нее ничего не было.
— В больнице мне сказали, что прошлой ночью они отдали все ее вещи тебе.
— Это тебе нужно? — Она сняла с пояса небольшой сверток и передала его Эбену. — Тогда бери.
Он развязал узелок — грязная ночная рубашка и лента для волос упали на землю.
— А где все остальное?
— Там ее кольцо.
— Эта оловяшка? — Он поднял талисман Арнии, оловянное колечко с цветными стекляшками вместо драгоценных камней. И, фыркнув, бросил его под ноги Розе.
— Безделка. Такую же носит на пальце почти каждая бостонская дешевка.
— Она оставила обручальное кольцо дома. И ты знаешь об этом.
Я говорю об ожерелье. О золотом медальоне. Она никогда не говорила о том, откуда он у нее, и все это время отказывалась продать его, даже несмотря на то, что мне нужны были деньги для мастерской. За все то, что мне пришлось вытерпеть, я заслуживаю хотя бы его.
— Ты не заслуживаешь даже волоска с ее головы.
— Где он?
— Я его заложила. Как бы я иначе заплатила за похороны?
— Он стоил гораздо больше, чем это, — резко ответил Эбен, указывая на могилу.
— У меня его нет. Эту могилу оплатила я, а тебя сюда никто не звал. Пока моя сестра была жива, ты не давал ей покоя. Позволь ей хотя бы сейчас упокоиться с миром.
Эбен посмотрел на старика могильщика, который ответил ему сердитым взглядом. О, Эбену ничего не стоило ударить женщину, когда кругом не было свидетелей, зато теперь пришлось сдерживаться — прижать кулаки к бокам, прикусить безжалостный язык.
— Мы поговорим об этом позже, Роза, — только и смог процедить он.
А затем отвернулся и двинулся прочь.
— Мисс! Мисс!
Роза обернулась к пожилому землекопу, который бросил на нее сочувственный взгляд.
— Вы уже заплатили нам. Думаю, вам это понадобится. На некоторое время монет хватит, чтобы прокормить и себя, и младенца.
Она посмотрела на деньги, которые старик положил ей в ладонь. И подумала: «Некоторое время мы не будем голодать. Этого хватит, чтобы оплатить кормилицу».
Собрав свои инструменты, землекопы оставили Розу одну возле свежей могилы Арнии. Когда земля уляжется, я куплю тебе каменное надгробие. Возможно, дорогая моя, мне удастся накопить достаточно, чтобы выгравировать не только твое имя, но еще и ангела или несколько стихотворных строк, чтобы показать миру, как пусто стало в нем без тебя.
Тут до нее донеслись приглушенные рыдания — люди с других похорон начали один за другим покидать кладбище. Роза смотрела, как мимо нее в тумане проплывали мертвенно бледные лица, обрамленные черной шерстяной тканью. Как много людей оплакивает ребенка. «А почему никто не плачет по тебе, Арния?»
Только теперь она вспомнила Мэри Робинсон. Роза огляделась, но сестры нигде не было. Возможно, появление жаждавшего драки Эбена заставило ее уйти. Еще одна причина для Розы ненавидеть его.
Капли дождя брызгали ей в лицо. Скорбящие, склонив головы, потянулись с кладбища к ожидавшим их экипажам, предвкушая горячий ужин. Только Роза с Мегги на руках задержалась здесь под размывавшим почву дождем.
— Спи спокойно, дорогая, — прошептала она.
Роза подняла с земли котомку и собрала разбросанные пещи Арнии. А потом они с Мегги покинули кладбище
Святого Августина и направились в сторону трущоб Южного Бостона.