35
Плеск воды Норрис услышал еще с мыса Личмира. Он не смог разглядеть, что именно упало в реку, но заметил экипаж, стоявший впереди, на мосту. А еще до него донесся собачий вой.
Приблизившись, юноша различил тело мальчика, распластавшееся возле экипажа, у заднего колеса. Рядом с ним сидела собака — животное припало к земле, оскалило зубы и, рыча, отгоняло мужчину и женщину, которые пытались подобраться к погибшему. «Это пес Билли!» — с изумлением понял Норрис.
— Мы не смогли вовремя остановить лошадь! — крикнула женщина. — Несчастный случай… Мальчик пробегал прямо перед нами и… — Она осеклась, с удивлением узнав в юноше, который выбрался из коляски, беглого
Норриса. — Господин Маршалл?
Норрис рванул на себя дверцу экипажа, однако Розы внутри не увидел. Он поднял с пола длинный обрывок какой-то ткани. Клочок нижней юбки…
Юноша обернулся к Элизе, та в изумлении смотрела на него и молчала.
— Где Роза? — спросил он и бросил взгляд на Косого Джека — Берк уже пятился, собираясь бежать.
Тот плеск. Они что-то бросили в реку.
Устремившись к перилам, Норрис внимательно посмотрел на воду. Посеребренная лунным светом река покрылась рябью. Вдруг что-то шевельнулось на поверхности, словно бы некий предмет всплыл, а затем снова исчез.
Роза!
Он перелез через перила. Однажды Норрис уже прыгал в реку Чарлз. В тот раз он покорился, вручил свою судьбу в руки провидения. Но теперь — не покорится! Кинувшись с моста, юноша вытянул руки, словно стремился ухватиться за последнюю надежду на счастье. Он прорезал поверхность реки и от неожиданности разинул рот — вода оказалась очень холодной. Закашлявшись, Норрис вынырнул. Он задержался на поверхности всего на мгновение, чтобы несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, затем набрал воздух в легкие и снова нырнул под воду.
Во тьме он без разбору молотил руками, пытаясь нащупать человеческую конечность, кусок ткани или волосы.
Но вокруг была одна лишь вода. Чуть не задохнувшись, Норрис снова выскочил на поверхность. И услышал мужской голос, кричавший с моста:
— Там кто-то есть!
— Я его вижу! Зовите Ночную стражу!
Норрис трижды быстро вдохнул и выдохнул и снова нырнул. Тревога захватила его настолько, что он не замечал ни холода, ни криков наверху. С каждой секундой Роза ускользала от него все дальше. Постоянно двигая руками, юноша с яростью утопающего молотил ими в воде. Роза наверняка где-то очень близко, только ее совсем не видно. «Я могу потерять тебя», — билась в голове мысль.
Норрису сильно не хватало воздуха, и он снова выплыл на поверхность, чтобы отдышаться. На мосту теперь зажглись огни, слышалось больше голосов. Там уже толпились какие-то люди — равнодушные свидетели его отчаяния. «Лучше сам утону, чем оставлю тебя здесь!» — решил он.
Норрис нырнул в последний раз. Отблеск горевших на мосту фонарей бросал в темную реку зыбкие ленты света. Он видел тени своих рук, разгребавших воду, видел облака ила. А чуть ниже плавало что-то еще. Нечто бледное и трепещущее, точно простыня на ветру. Он ринулся туда, и его рука наткнулась на ткань.
На него плыло безвольное тело Розы с облаком темных волос.
Рванув вверх, Норрис потащил ее за собой. Но когда они оказались на поверхности и юноша лихорадочно заполнил легкие воздухом, Роза осталась все такой же безвольной и бездыханной, словно узел с тряпьем. «Я опоздал!» — с ужасом понял Норрис.
Всхлипывая и тяжело дыша, он потянул Розу к берегу, юноша отчаянно шевелил ногами, напрягая их до такой степени, что они почти перестали повиноваться. Когда же его ступни наконец коснулись дна, Норрис не сумел удержать равновесие. Спотыкаясь и падая на четвереньки, он выполз из воды и выволок Розу на берег, на землю.
Ее запястья и лодыжки были связаны, девушка не дышала.
Норрис перевернул ее на живот. «Живи, Роза! Ты должна жить ради меня!» — умолял он.
Положив руки ей на спину, Норрис навалился всем весом, сдавливая ей грудь. Вода хлынула изо рта, покидая легкие девушки. Норрис надавливал снова и снова, пока легкие совсем не освободились от воды, однако девушка по-прежнему не подавала признаков жизни.
Он с яростью сорвал полоски ткани с ее запястий и перевернул Розу на спину. Теперь ее перепачканное землей лицо было обращено к нему. Прижав руки к ее груди, он надавил в попытке вытолкнуть из ее легких последние капли жидкости. Норрис нажимал на грудь девушки снова и снова, а на ее лицо, смешанные с речной водой, струились его слезы.
— Роза, очнись! Прошу тебя, дорогая! Очнись!
Первая судорога, пробежавшая по ее телу, была совсем слабой, доведенный до отчаяния юноша решил, что ему это привиделось. Но потом Роза внезапно вздрогнула и закашлялась, и этот влажный мучительный кашель показался Норрису самым прекрасным звуком на свете. Одновременно смеясь и плача, он перевернул девушку на бок и смахнул мокрые волосы с ее лица. Он слышал шорох приближающихся шагов, но глаз поднимать не стал.
Его взгляд был прикован к Розе, и, когда девушка подняла веки, первым делом она увидела его лицо.
— Я умерла? — прошептала она.
— Нет. — Норрис обхватил руками ее дрожащее тело. — Ты здесь, со мной. И так будет всегда.
Раздался скрип гальки, и шаги замерли. Лишь теперь Норрис поднял глаза и увидел Элизу Лакауэй в развевающемся на ветру плаще. «Словно крылья, — мелькнуло у него в голове. — Крылья огромной птицы». Ее пистолет был нацелен прямо на него.
— Они наблюдают за вами, — напомнил Норрис, взглядом указывая на стоявших наверху людей. — Они увидят, что вы делаете.
— Они увидят, как я убиваю Вестэндского Потрошителя. Господин Пратт! — прокричала Элиза, обернувшись к толпе. — Это Норрис Маршалл!
Взволнованные голоса на мосту стали громче.
— Вы слышали?
— Это Вестэндский Потрошитель! Цепляясь за плечо Норриса, Роза с трудом села.
— Но я-то знаю правду, — проговорила она. — Я знаю, что вы сделали. Вы не сможете убить нас обоих.
Рука Элизы дрогнула. У нее был лишь один выстрел. И даже когда господин Пратт и два ночных стражника осторожно спустились по крутому берегу к воде, она по-прежнему стояла, в нерешительности направляя дуло то на Норриса, то на Розу.
— Матушка!
Элиза замерла. Она посмотрела вверх, на мост, где стояли Венделл и ее сын.
— Матушка, не надо! — взмолился Чарлз.
— Ваш сын рассказал нам, — проговорил Норрис. — Он знает о ваших поступках. Знает о них и Венделл Холмс. Вы можете убить меня теперь, но правда уже стала известна. Выживу я или умру, ваше будущее все равно уже решено.
Элиза медленно опустила руку.
— У меня нет будущего, — тихо ответила она. — Где придет конец — здесь или на виселице, — уже не важно, жизнь кончена. Теперь я могу сделать лишь одно: уберечь сына.
Она снова подняла пистолет, однако на этот раз дуло не было направлено на Норрис а — Элиза целилась в собственную голову.
Норрис ринулся к ней. Ухватив женщину за запястье, он попытался вырвать у нее пистолет, но Элиза не уступила, отбиваясь с яростью раненого зверя. И только когда Норрис вывернул ей руку, госпожа Лакауэй наконец разжала пальцы. Споткнувшись, она с воем отшатнулась. Юноша, стоявший на берегу с пистолетом, выглядел донельзя беззащитно. В мгновение ока он понял, что сейчас произойдет. Норрис увидел, как прицелился стражник Пратт. И услышал страдальческий вопль Розы:
— Нет!
От удара пули в грудь у него перехватило дыхание. Норрис выронил пистолет. Пошатнувшись, юноша упал навзничь. Ночь стала поразительно тихой. Он просто смотрел в небо и ничего не слышал — ни голосов, ни приближавшихся шагов, ни шелеста набегавшей на беper воды. Кругом царили тишь и покой. Сверху на него смотрели звезды — дымка рассеялась, и мерцание стало ярче. Норрис не ощущал ни боли, ни страха, только лишь удивление оттого, что все его усилия и мечты разрушились в одну секунду у кромки воды, под сияющими звездами.
А потом, словно издалека, до него донесся милый, знакомый голос, и он увидел голову Розы в окружении звезд, будто бы девушка смотрела на него прямо с небес.
— Неужели ничего нельзя сделать? — кричала она. — Венделл, прошу тебя, ты должен его спасти!
Затем Норрис услышал голос Венделла и звук разрываемой ткани — это кто-то разодрал его рубашку.
— Поднесите сюда фонарь! Мне нужно взглянуть на рану! Свет пролился на юношу золотым дождем, и, когда рана стала видна, Норрис взглянул в лицо Венделла и по его глазам понял правду.
— Роза! — прошептал Норрис.
— Я здесь. Я рядом. — Она взяла его за руку и, наклонившись ниже, стала гладить его по волосам. — Все будет хорошо, дорогой. Ты поправишься, и мы будем счастливы. Мы будем очень счастливы.
Вздохнув, юноша закрыл глаза. Он видел, что Роза уплывает куда-то — ветер уносил ее так быстро, что догнать было уже невозможно.
— Жди меня, — шепнул он.
Потом послышалось нечто похожее на далекий удар грома — одинокий выстрел эхом огласил сгущавшийся мрак. «Жди меня…»
* * *
Джек Берк рывком поднял половицу в своей спальне и, как сумасшедший, принялся выгребать спрятанные там деньги. Все его накопления, около двух тысяч долларов, с грохотом падали в переметную суму.
— Чего это ты делаешь? Забираешь все деньги? Ума лишился, что ли? — удивилась Фанни.
— Я уезжаю.
— Ты не можешь забрать все! Они и мои тоже!
— Зато над твоей головой не болтается петля. Вздернув подбородок, он внезапно замер. Внизу кто-то громко барабанил в дверь.
— Господин Берк! Господин Джек Берк, это Ночная стража. Сейчас же откройте дверь!
Фанни собралась было спуститься вниз.
— Her! — воскликнул Джек. — Не впускай их! Сузив глаза, она поглядела на мужа:
— Что ты натворил, Джек? Почему они пришли за тобой? Снизу донесся чей-то крик:
— Если вы нас не впустите, мы выломаем дверь!
— Джек! — требовала ответа Фанни.
— Она сама все это натворила! — возмутился Джек. — Она убила мальчонку, а не я!
— Какого еще мальчонку?
— Полоумного Билли.
— Так пусть сама и отправляется на виселицу.
— Она мертва. Взяла пистолет и застрелилась при всем честном народе. — Поднявшись на ноги, Джек перекинул через плечо тяжелую сумку. — Теперь во всем обвинят меня. Во всем, за что она мне заплатила.
Джек направился к лестнице. Выйду через заднюю дверь, решил он. Нужно только оседлать лошадь — и вперед.
Если удастся хорошенько разогнаться за несколько минут, в темноте он сумеет быстро скрыться. А к утру Джек будет уже далеко.
Передняя дверь с грохотом сломалась. Джек замер на нижних ступенях лестницы, когда в дом ворвались трое стражников.
Один из них, выступив вперед, объявил:
— Господин Берк, вы арестованы. За убийство Билли Пиггота и покушение на убийство Розы Коннелли.
— Но я не… это сделал не я! Это все госпожа Лакауэй!
— Джентльмены, заберите его.
Джека так грубо поволокли вперед, что он споткнулся, упал на колени и уронил на пол свою сумку.
Метнувшись следом, Фанни тут же схватила ее. И попятилась, прижав к груди драгоценные денежки. Ночная стража рывком подняла ее супруга на ноги, однако женщина даже не пошевелилась, чтобы помочь ему, не вымолвила ни слова в его защиту. Когда Джека выводили за дверь таверны, он в последний раз посмотрел на жену — с жадностью прижимая к себе его накопления, Фанни казалась невозмутимой и бесстрастной.
Сидя в экипаже, Джек прекрасно представлял, чем все это закончится. Он понимал, что будет дальше — после суда, после виселицы. Он знал, где в конце концов оказываются все без исключения трупы казненных узников.
Джек вспомнил о деньгах, которые так тщательно копил на дорогие его сердцу свинцовый гроб, железную решетку и могильного сторожа — все это лишь для того, чтобы отвадить таких же, как он, гробокрадцев. Однажды, давнымдавно, он дал себе обещание, что ни один анатом не сможет распороть его живот, искромсать его плоть.
Теперь же, бросив взгляд на собственную грудь, Джек всхлипнул. Он уже чувствовал, как в нее вонзается нож.
* * *
Этот дом был в трауре, он был опозорен.
Венделл Холмс понимал, что вторгся во владения Гренвилла в момент личной трагедии доктора, но откланяться даже не попытался, впрочем, его никто и не попросил об этом. Более того, Гренвилл, тихо сидевший в углу гостиной, похоже, вовсе не замечал присутствия Венделла. Юноша с самого начала участвовал в драматичных событиях, и то, что нынче он стал свидетелем развязки, казалось совершенно естественным. Вот что он видел: дрожавший каминный огонь освещал Олдоса Гренвилла — в полном унынии, сгорбившись и скорбно опустив голову, доктор сидел в одном из кресел. Против него расположился констебль Лайонс.
Экономка, госпожа Фербуш, робко вошла в гостиную, неся поднос с бренди, и поставила его на низенький столик.
— Сэр, — тихо сообщила она, — я дала юному господину Лакауэю дозу морфия, как вы велели. Он заснул.
Не промолвив ни слова, Гренвилл кивнул.
— А что мисс Коннелли? — осведомился у экономки констебль Лайонс.
— Она не желает оставлять тело юноши, сэр. Я пыталась увести ее, но она по-прежнему сидит возле гроба. Даже и не знаю, что мы будем делать, когда за ним приедут завтра утром.
— Оставьте ее. У этой девушки есть основания для скорби.
— Как и у всех нас, — тихо добавил Гренвилл, когда госпожа Фербуш удалилась.
Налив бренди в один из бокалов, Лайонс вложил его в руку друга:
— Олдос, нельзя винить себя за то, что натворила Элиза.
— И все же я виню себя. Мне не хотелось знать об этом, но я должен был подозревать. — Вздохнув, Гренвилл залпом осушил бокал. — Я понимал, что ради Чарлза она готова на все. Но убивать ради него?
— У нас нет уверенности в том, что все это она сделала сама. Джек Берк уверяет, что Потрошитель не он, но, возможно, и он приложил руку.
— Тогда, всего вероятней, она спровоцировала его. — Упершись взглядом в пустой бокал, Гренвилл тихо добавил:
— Элиза всегда стремилась к власти, даже когда мы были детьми.
— В самом деле, Олдос, когда у женщин была хоть какая-то власть?
— У бедняжки Арнии ее было меньше всего, — тихо отозвался Гренвилл, понурив голову. — Моему поступку нет оправдания. Только то, что она была очень мила. Очень… А я всего-навсего одинокий старик.
— Ты пытался поступить благородно. Утешься этим. Ты попросил господина Уилсона разыскать ребенка, готов был опекать ее.
— Благородно? — Гренвилл покачал головой. — Благородно было бы позаботиться об Арнии еще несколько месяцев назад, а я лишь вручил ей красивое ожерелье и уехал. — Он поднял глаза, в которых светилась мука: — Клянусь тебе, я не знал, что она носила моего ребенка. До того самого дня, когда увидел ее на столе анатома. И только после того как Эраст указал на ее недавние роды, я понял: у меня есть ребенок.
— Но ты ведь не сказал об этом Элизе?
— Не сказал никому, кроме господина Уилсона. Я намеревался серьезно заняться благополучием ребенка, но мне было ясно, что Элиза воспримет это как угрозу. Ее покойный супруг неудачно обошелся с деньгами. Она жила здесь на моем иждивении.
А новорожденное дитя могло претендовать на все это, понял Венделл. Он вспомнил о наветах на ирландцев, которые слышал от сестер Уэлливер и матушки Эдварда Кингстона, да что там — в гостиных лучших бостонских домов ими не гнушалась ни одна светская матрона. То, что будущее ее дорогого сына, не способного заработать себе на жизнь, оказалось под угрозой из-за отродья какой-то там горничной, наверняка страшно возмущало Элизу.
Однако именно ирландка в конце концов обвела ее вокруг пальца. Розе Коннели удалось защитить ребенка, и Венделл мог представить, какая ярость охватывала Элизу, когда девушке день за днем удавалось избегать ее. Он вспомнил беспощадные раны на теле Агнес Пул, мучения Мэри Робинсон и понял: на самом деле гнев Элизы был направлен на Розу и других подобных ей девушек — на оборванных иностранок, заполонивших улицы Бостона.
Лайонс взял бокал Гренвилла и, снова наполнив его, отдал доктору.
— Олдос, я очень сожалею, что не возглавил это расследование ранее. Когда я вмешался, этот дурак Пратт уже заразил публику кровавым помешательством. — Лайонс покачал головой: — Боюсь, юный господин Маршалл стал несчастной жертвой этой истерии.
— Пратт должен заплатить за это.
— О, он заплатит. Я позабочусь об этом. Я уж расстараюсь, чтобы смешать его репутацию с грязью! И не успокоюсь до тех пор, пока его не изгонят из Бостона.
— Впрочем, сейчас это уже не важно, — тихо проговорил Гренвилл. — Норриса больше нет.
— И это дает нам некоторые возможности. Есть способ уменьшить урон.
— Что ты хочешь сказать?
— Господину Маршаллу уже не нужна наша помощь, никто больше не сможет навредить ему. Он уже выстрадал все, что выпало на его долю. Можно сделать так, чтобы этот скандал просто тихо забылся.
— И не возвращать ему честное имя?
— За счет имени твоей семьи?
До этого момента Венделл хранил молчание. Но последняя фраза так потрясла его, что он не смог удержаться:
— Вы допустите, чтобы Норрис сошел в могилу Вестэндским Потрошителем? Зная, что он невиновен?
Констебль Лайонс взглянул на юношу:
— Господин Холмс, мы должны подумать и о других невиновных. К примеру, о юном Чарлзе. То, что его мать решила закончить свою жизнь таким образом, да еще при свидетелях, и без того тягостно для него. Вы хотите принудить его жить в позоре из-за того, что его мать была убийцей?
— Но это ведь правда, верно?
— Общество не заслуживает правды.
— Зато Норрис ее заслуживает. Его память.
— Он все равно не сможет извлечь пользу из этого оправдания. Мы не станем бросать обвинения в его адрес.
Просто умолчим обо всем этом, и пусть публика придет к собственным выводам.
— Даже если они будут ложными?
— Кому это навредит? Ни одному из ныне живущих. — Лайонс вздохнул. — В любом случае, впереди суд.
Господина Джека Берка почти наверняка повесят за убийство Билли Пиггота, и это лишь самое малое, что может произойти. Тогда же наверняка откроется правда, и мы не будем сдерживать ее. Но и гласности предавать не станем.
Венделл посмотрел на хранившего молчание Гренвилла:
— Сэр, вы позволите, чтобы с Норрисом случилась такая несправедливость? Он заслуживает лучшего.
— Знаю, — тихо ответил Гренвилл.
— Если честь семьи заставляет вас очернить имя невинного человека, то эта честь притворна.
— Нужно подумать о Чарлзе.
— Только это имеет для вас значение?
— Он мой племянник!
— А как же ваш сын, доктор Гренвилл? — внезапно спросил чей-то голос.
Венделл в изумлении обернулся и увидел Розу, стоявшую в дверях гостиной. Горе стерло все краски с ее лица, и теперь юноша с трудом узнавал эту когда-то энергичную девушку. Вместо нее явилась прямая и решительная незнакомка с окаменелым лицом, в упор глядящая на Гренвилла, — уже вовсе не девушка, а женщина.
— Вы наверняка знали, что у вас есть еще один ребенок, — сказала она. — Он был вашим сыном.
Страдальчески застонав, Гренвилл уронил голову на руки.
— Он так и не понял этого, — продолжала Роза. — Зато я поняла. И вы, доктор, тоже наверняка поняли. В тот момент, когда впервые его увидели. Скольких женщин вы использовали, сэр? Сколько у вас внебрачных детей, тех, о ком вы даже не подозреваете? Детей, которым и теперь едва удается выживать?
— Это все, других у меня нет.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю наверняка! — Он поднял взгляд. — То, что было между мной и Софией, случилось много лет назад, и мы оба сожалели об этом. Мы предали мою дорогую жену. Я больше никогда не совершал ничего подобного, пока
Абигейл была жива.
— Вы отвернулись от собственного сына.
— София так и не сказала, что он мой! Все эти годы, пока он рос в Белмонте, я ничего не знал. Но в один прекрасный день он приехал в колледж, и я увидел его. И только тогда понял…
Венделл перевел взгляд с Розы на Гренвилла:
— Неужели вы говорите о Норрисе?
Роза попрежнему не сводила глаз с Гренвилла:
— Пока вы, доктор, жили в этом роскошном особняке и ездили на великолепном экипаже за город, в свой вестонский дом, он вспахивал поля и кормил свиней.
— Говорю же, я не знал! София ни словом не обмолвилась.
— А если бы обмолвилась, вы признали бы его? Не думаю. Бедняжке Софии ничего не оставалось, кроме как выйти замуж за первого же мужчину, который захотел взять ее.
— Я обязательно помог бы мальчику. Обеспечил бы всем необходимым.
— Но вы не сделали этого. Все, чего он достиг, — результат лишь его собственных усилий. Неужели вы не горды тем, что произвели на свет такого замечательного сына? Что за короткую жизнь он сумел так возвыситься над своим положением?
— Я горд, — тихо признался Гренвилл. — Ах, если бы София пришла ко мне несколько лет назад!
— Она пыталась.
— Что вы хотите сказать?
— Спросите у Чарлза. Он слышал, что сказала его мать.
Госпожа Лакауэй говорила, что не потерпит, если в семье появится еще один ваш ублюдок. И добавила: десять лет назад ей пришлось разделаться с вашими безобразиями.
— Десять лет назад? — переспросил Венделл. — Ведь тогда…
— Тогда исчезла мать Норриса, — продолжала Роза. Ее дыхание стало прерывистым, первый признак подступавших слез. — Если бы Норрис только знал! Для него это значило бы так много — знать, что матушка любила его. Что она не покинула его, а была убита.
— Мисс Конелли, мне нечем оправдаться, — признался Гренвилл. — Я много грешил на своем веку и хочу искупить грехи. — Он посмотрел на Розу в упор. — Кажется, и теперь где-то есть маленькая девочка, которой нужен дом. Я клянусь, у этой девочки будут все преимущества, все, что она пожелает.
— Я буду настаивать на исполнении этого обещания, — заверила Роза.
— Где она? Вы отвезете меня к дочке? Роза посмотрела ему в глаза:
— Когда придет время.
Огонь в очаге погас. Небо озарил первый проблеск рассвета. Констебль Лайонс встал со своего кресла:
— А сейчас, Олдос, я тебя покину. Что касается Элизы, это твое семейное дело, и тебе решать, что из этой истории ты признаешь публично. В данный момент общество сосредоточено на господине Джеке Берке. Именно его теперь считают чудовищем. Но я уверен, очень скоро их внимание привлечет кто-нибудь еще. Интерес публики к чудовищам неутолим — это я знаю наверняка.
Кивнув на прощание, он вышел из дома Гренвилла.
Минуту спустя Венделл тоже поднялся, чтобы откланяться. Он слишком долго досаждал этому семейству и слишком резко высказал свое мнение. А потому во время расставания с доктором Гренвиллом, который недвижно сидел в своем кресле и глядел на золу, в голосе юноши сквозило раскаяние.
Вслед за Венделлом в переднюю вышла Роза.
— Ты был настоящим другом, — сказала она. — Спасибо за все, что ты сделал.
Они обнялись, не испытывая никакой неловкости из-за того, что с точки зрения общества их разделяла бездна.
Их объединил Норрис Маршалл, и горечь потери связала их навеки. Собравшись было выйти за дверь, Венделл внезапно обернулся и поглядел на Розу.
— Откуда ты узнала? — спросил он. — Ведь даже Норрис не знал!
— О том, что доктор Гренвилл его отец?
— Да
Она взяла его за руку.
— Пойдем со мной.
Роза повела юношу вверх по лестнице на второй этаж. В полутемном коридоре она остановилась, чтобы зажечь лампу, а затем поднесла ее к висевшим на стене портретам.
— Вот, — проговорила она. — Вот как я узнала.
Венделл изумленно воззрился на картину. Она изображала темноволосого юношу, стоявшего возле письменного стола и опиравшегося рукой на человеческий череп. Его карие глаза в упор смотрели на Венделла, словно бросая ему вызов.
— Это портрет Олдоса Гренвилла в возрасте девятнадцати лет, — сообщила Роза. — Так сказала госпожа Фербуш.
Венделл не мог отвести взгляд от картины:
— Я никогда прежде не видел его.
— Я сразу все поняла. И нисколько не усомнилась. — Роза внимательно посмотрела на портрет юноши, и ее губы изогнула печальная улыбка. — Нельзя не узнать любимого человека.
