14
Даже по высоким меркам Бикон-Хилл особняк был роскошным — самый большой на улице, состоящей из величественных резиденций бостонской элиты. Габриэль впервые явился в этот дом с визитом и в иных обстоятельствах, возможно, остановился бы на мощеном тротуаре полюбоваться в свете умирающего дня затейливыми оконными рамами, металлическим литьем и причудливым медным кольцом на входной двери. Но сегодня мысли его были далеки от архитектуры, и он, не задерживаясь, взбежал на крыльцо и позвонил в дверь.
Открыла молодая женщина — очки в роговой оправе, холодный оценивающий взгляд. «Мелкая сошка», — подумал он. Он прежде не встречал эту девушку, но она в точности соответствовала требованиям, которые предъявлял к своему аппарату Конвей: сообразительная, хваткая — возможно, выпускница Гарварда. Умники Конвея — так называли в Капитолии его служащих — молодых мужчин и женщин, отличавшихся не только блестящим умом, но и абсолютной преданностью сенатору.
— Я Габриэль Дин, — представился он. — У меня встреча с сенатором Конвеем.
— Они ждут вас в кабинете, агент Дин.
«Они?»
— Следуйте за мной. — Она развернулась и, показывая посетителю дорогу, быстрым шагом проследовала по коридору. Ее невысокие и немодные практичные каблуки глухо стучали по темному дубовому паркету, когда они проходили мимо развешанных по стенам портретов. Среди них был суровый основатель рода, позировавший за письменным столом. Человек в напудренном парике, облаченный в черную судейскую мантию. Еще один представитель семейного клана был увековечен на фоне драпировки из зеленого бархата. В этом коридоре выдающаяся родословная Конвея была представлена во всей красе. Происхождение, которое он предпочитал не выставлять напоказ в своем родном Джорджтауне, где голубая кровь — помеха для политика.
Девушка осторожно постучала в дверь, а потом заглянула в кабинет.
— Здесь агент Дин.
— Спасибо, Джилиан.
Габриэль вошел в кабинет, и дверь бесшумно закрылась за ним. В тот же миг сенатор поднялся из-за массивного стола вишневого дерева и вышел к нему навстречу. Седовласый Конвей, которому было уже за шестьдесят, сохранил выправку морского пехотинца, и их твердое рукопожатие символизировало боевое братство и взаимоуважение.
— Как ты, держишься? — тихо спросил сенатор.
В его голосе было столько участия, что у Габриэля на глаза неожиданно навернулись слезы. Он откашлялся.
— По правде говоря, — признался он, — очень боюсь, что не выдержу.
— Я так понимаю, она легла в больницу сегодня утром.
— Ребенок должен был родиться на прошлой неделе. Но сегодня утром у нее отошли воды и… — Дин запнулся, чувствуя, что краснеет. Солдатские беседы редко касались интимных подробностей женской анатомии.
— Поэтому нам нужно вызволить ее оттуда. Как можно скорее.
— Да, сэр. — «И не только как можно скорее. Но еще и живой». — Надеюсь, вы расскажете мне, что там происходит. Потому что бостонская полиция мямлит что-то невразумительное.
— За эти годы вы не раз выручали меня, агент Дин. Я обещаю сделать все, что от меня зависит. — Он повернулся и жестом пригласил его пройти к большому кирпичному камину, напротив которого теснилась мягкая мебель. — Возможно, господин Силвер сможет помочь.
Только сейчас Габриэль заметил мужчину, который так тихо сидел в кожаном кресле, что его можно было и не увидеть. Мужчина встал, оказавшись необычайно высоким, с редеющими темными волосами и добрыми глазами за стеклами профессорских очков.
— Наконец-то вы встретились, — сказал Конвей. — Это Дэвид Силвер, заместитель директора Национального совета по разведке. Он только что прилетел из Вашингтона.
«Вот так сюрприз», — подумал Габриэль, пожимая руку Дэвиду Силверу. Директор Национального совета по разведке — ключевая фигура кабинета министров, контролирующая все разведывательные службы страны, начиная от Федерального бюро расследований и Службы военной разведки и заканчивая Центральным разведывательным управлением. А Дэвид Силвер был его заместителем.
— Как только нам стало известно о случившемся, — сказал Силвер, — господин Уинн, директор, попросил меня вылететь на место. В Белом доме полагают, что это не простой захват заложников.
— Если захват заложников вообще можно назвать «простым», — добавил Конвей.
— Мы уже установили прямую связь с комиссаром полиции, — сказал Силвер. — И внимательно следим за тем, как продвигается расследование. Но сенатор Конвей говорит, что у вас есть дополнительная информация, которая может иметь решающее значение в данной ситуации.
Конвей жестом указал на диван.
— Давайте присядем. Нам предстоит долгий разговор.
— Вы сказали, что не считаете эту ситуацию обычным захватом заложников, — начал Габриэль, расположившись на диване. — Я тоже так думаю. И не только потому, что моя жена оказалась в заложниках.
— И что вам кажется необычным?
— А разве так часто террористы бывают женщинами и к ним присоединяются вооруженные сообщники? Разве часто они передают в эфир закодированные сообщения?
— Это как раз и вызвало обеспокоенность господина Уинна, — сказал Силвер. — Кроме того, есть еще одна деталь, которая нас настораживает. Должен признаться, я и сам не придал ей значения, когда впервые прослушал запись.
— Какую запись?
— Звонка на радиостанцию. Мы попросили лингвиста из военной разведки проанализировать ее речь. Грамматика была идеальной, даже чересчур. Ни пропуска звуков, ни сленга. Совершенно очевидно, что женщина не американка и родилась за границей.
— Переговорщик из бостонской полиции тоже пришел к такому выводу.
— Это нас особенно беспокоит. Если внимательно прослушать то, что она сказала, в частности, фразу «жребий брошен», — можно уловить акцент. Он явно присутствует. Возможно, русский, украинский или еще какой-то восточноевропейский язык. Трудно точно установить ее национальность, но акцент славянский.
— Вот что вызывает тревогу у Белого дома, — подытожил Конвей.
Габриэль нахмурился.
— Они предполагают террористическую атаку?
— Если конкретно, со стороны Чечни, — сказал Силвер. — Мы не знаем, кто эта женщина и как она попала в нашу страну. Нам известно, что чеченцы часто используют женщин для проведения терактов. В Москве при захвате театрального центра несколько женщин были обвязаны поясами смертниц. Несколько лет назад на юге России в воздухе взорвались два пассажирских самолета, летевших из Москвы. Мы полагаем, оба взрыва были осуществлены пассажирками-террористками. В общем, чеченские террористы, как правило, используют в своих атаках женщин. И этого больше всего опасается директор Национального совета по разведке. Поскольку мы имеем дело с людьми, которые не заинтересованы в переговорах. Они готовы умереть, устроив из этого представление.
— Но Чечня конфликтует с Москвой. А не с нами.
— Террористическая война глобальна. Именно с этой целью и был создан Национальный совет по разведке — чтобы не допустить повторения одиннадцатого сентября. Наша задача — координировать работу всех разведок, исключить всякие противоречия, что не редкость. Отныне никакого соперничества, никакой конкуренции. Теперь мы все в одной упряжке. И наше общее мнение заключается в том, что Бостонская гавань — соблазнительная мишень для террористов. Они могут поставить своей задачей поджог нефтехранилищ или танкера. Одна моторка, груженная взрывчаткой, может вызвать катастрофу. — Он помолчал. — Эта женщина-террористка была найдена в воде, верно ведь?
— Я вижу, вы колеблетесь, агент Дин? — заметил Конвей. — Что вас беспокоит?
— Речь идет о женщине, которая случайно оказалась в этой ситуации. Вам известно, что ее сочли утопленницей и отправили в морг, а потом, когда она очнулась, перевезли в больницу?
— Да, — кивнул Силвер. — Это странная история.
— Она была одна…
— Но теперь она не одна. У нее есть сообщник.
— Это не похоже на заранее спланированную террористическую операцию.
— Мы и не говорим о том, что захват заложников был спланирован. Их поджимало время, и они были вынуждены действовать второпях. Возможно, все началось с несчастного случая. Предположим, она упала за борт во время переброски в страну. Очнулась в больнице, поняла, что ею заинтересуются власти, и запаниковала. Она могла быть всего лишь одним из щупалец осьминога, частью гораздо более грандиозной операции. Операции, которая сейчас и разворачивается.
— Джозеф Роук не русский. Он американец.
— Да, нам кое-что известно о Роуке из военного архива, — сказал Силвер.
— Вряд ли его можно назвать сторонником чеченцев.
— А вам известно, что господин Роук обучался обезвреживанию бомб и снарядов во время службы в армии?
— Да, но такое же обучение прошли сотни других солдат, которых нельзя отнести к террористам.
— В послужном списке господина Роука значатся и выходки антиобщественного характера. У него были дисциплинарные взыскания. Вы в курсе?
— Да, мне известно, что он был уволен из армии.
— За то, что ударил офицера, агент Дин. За систематическое неисполнение приказов. Там даже стоял вопрос о серьезном нарушении психики. Один из армейских психиатров поставил ему диагноз параноидальной шизофрении.
— Его лечили?
— Роук отказался от лечения. После увольнения из армии он ушел в подполье. Речь идет о человеке вроде Юнабомбера, который изолировался от общества и в одиночестве лелеет свою извращенную злобу. Роук одержим идеей правительственных заговоров, манией преследования. Этот помешанный считает, что правительство плохо обращалось с ним. Он так забросал ФБР письмами, что на него завели специальное досье. — Силвер взял со столика папку и протянул ее Габриэлю. — Вот образец его творчества. Написано в июне две тысячи четвертого года.
Габриэль открыл папку и прочитал письмо.
«…Я уже предоставил вам документальные доказательства целого ряда инфарктов, вызванных PRC-25, смешанным с табачным дымом. Как хорошо известно нашей военной разведке, сочетание этих веществ дает смертельный нервно-паралитический газ. Сотни ветеранов были уничтожены таким образом, так что Управлению по делам ветеранов удалось сэкономить миллионы долларов, выделенных на их лечение. Неужели никого в ФБР это не интересует?»
— Это лишь одно из множества писем, которые он написал в ФБР, в Конгресс, в газеты, на телевидение. В «Вашингтон пост» уже скопилась целая груда подобного хлама, теперь они просто выкидывают любую корреспонденцию, подписанную его именем. Как вы видите из этого образца, парень далеко не глуп. Он четко формулирует свои мысли. И твердо убежден в том, что правительство — это зло.
— Но почему за ним не наблюдает психиатр?
— Он не считает себя сумасшедшим. Хотя другим совершенно очевидно, что у него не все дома.
— Террористы не стали бы нанимать психа.
— Стали бы, если бы он показался им полезным…
— Таких людей нельзя контролировать. Их поведение непредсказуемо.
— Но зато их можно настроить на террор. Убедить в том, что правительство — враг номер один. И одновременно использовать их навыки. Роук, возможно, параноик, но зато умеет обращаться со взрывчатыми веществами. Он — озлобленный одиночка с военным прошлым. Идеальный кадр для террористов. Агент Дин, пока у нас нет доказательств обратного, мы вынуждены считать, что эта ситуация является угрозой национальной безопасности. Нет оснований полагать, что бостонская полиция справится с ней собственными силами.
— Так вот почему здесь Джон Барсанти.
— Кто? — Силвер явно удивился.
— Агент Барсанти из ФБР. Бюро обычно не присылает людей из Вашингтона, если в городе есть местное отделение.
— Я не знал, что к делу подключилось ФБР, — сказал Силвер.
Это признание озадачило Габриэля. Национальный совет по разведке контролировал ФБР; Силвер должен был знать о миссии Барсанти.
— Освобождением заложников ФБР не занимается, — заявил Силвер. — Мы вызвали специальную антитеррористическую команду из Отдела стратегической поддержки.
— Вы привлекли Пентагон? — изумился Габриэль. — К военной операции на территории США?
— Я понимаю, это кажется противозаконным, агент Дин, — вмешался сенатор Конвей. — Но существует недавняя директива «Общий план ОКНШ 0300-97». Она позволяет Пентагону привлекать антитеррористические военные формирования для урегулирования конфликтов на территории страны, если того требует ситуация. Директива совсем свежая. Так что о ней мало кому известно.
— И вы считаете, это хорошая идея?
— Честно? — Сенатор вздохнул. — Меня самого она пугает. Но директива есть директива. И военные могут вмешаться.
— Тому есть причины, — принялся объяснять Силвер. — Если вы этого еще не заметили, наша страна находится под прицелом международных террористов. Сейчас у нас есть шанс предотвратить их атаку, уничтожить врага в зародыше. Не допустить массовой гибели людей. В масштабе страны, возможно, это наш счастливый случай.
— Счастливый?
Силвер слишком поздно понял, что повел себя нетактично. И принялся извиняться:
— Простите, я сказал ужасную вещь. Просто я так сосредоточен на своей задаче, что порой зацикливаюсь на ней.
— Возможно, это мешает вам правильно оценить ситуацию.
— Что вы имеете в виду?
— Вы в первую очередь думаете о терроризме.
— Но я должен учитывать и этот вариант. Нас вынудили реагировать подобным образом. Не забывайте об этом.
— Вынудили исключать все другие возможности?
— Разумеется, нет. Вполне вероятно, что мы имеем дело с парочкой психов. Которые просто пытаются избежать ареста после убийства полицейского в Нью-Хевене. Мы и этот вариант учитываем.
— И тем не менее думаете только о терроризме.
— Господин Уинн не может реагировать иначе. Как директор Национального совета по разведке, он серьезно подходит к своей работе.
— Я так понимаю, вас не слишком устраивает этот террористический уклон, — заметил Конвей, внимательно наблюдавший за Габриэлем и его реакцией.
— Я думаю, это слишком простая версия, — сказал Габриэль.
— А какие версии есть у вас? Чего добиваются эти люди? — поинтересовался Силвер. Он откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу, а руки положил на подлокотники. В его расслабленной позе не было и намека на напряженность. «Похоже, его совсем не интересует мое мнение, — подумал Габриэль, — он уже все для себя решил».
— Пока у меня нет ответа, — признался Габриэль. — Но есть ряд загадочных деталей, которые я никак не могу объяснить. Поэтому я и позвонил сенатору Конвею.
— Что это за детали?
— Я присутствовал при вскрытии трупа охранника. Человека, которого застрелила Джейн Доу. Получается, что он вовсе не был служащим больницы. И нам неизвестно, кто он такой.
— Прокатали его пальчики?
— По базе данных Информационного центра Министерства обороны он не проходит.
— Значит, у него нет криминального прошлого.
— Нет. Его отпечатки не проходят ни по одной базе данных.
— В этом нет ничего удивительного.
— Этот человек прошел в больницу с пистолетом, заряженным двойными патронами.
— А вот это интересно, — заметил Конвей.
— Что такое двойной патрон? — осведомился Силвер. — Я юрист, поэтому вам придется объяснить мне это. Боюсь, я безграмотен в том, что касается оружия.
— Это патрон, в котором находится не одна пуля, а две, — пришел ему на помощь Конвей. — Разработан для максимального поражения.
— Я только что беседовал с баллистиками из лаборатории бостонской полиции, — сообщил Габриэль. — Они исследовали гильзу, найденную в больничной палате. Это патрон М-198.
Конвей поднял на него взгляд.
— Такие используют вооруженные силы США. И они уж точно не предназначены для обычного охранника.
— Лжеохранника. — Габриэль полез в нагрудный карман и извлек из него сложенный лист бумаги. Он расправил его на кофейном столике. — И вот еще одна деталь, которая меня беспокоит.
— Что это? — спросил Силвер.
— Это рисунок, который я сделал на вскрытии. Татуировка на спине убитого.
Силвер придвинул листок к себе.
— Скорпион?
— Да.
— И вы объясните мне, почему это так важно? Я полагаю, такая татуировка вовсе не редкость.
Конвей потянулся к рисунку.
— Вы сказали, это было у него на спине? А у нас нет никаких сведений о личности погибшего?
— По отпечаткам пальцев установить его личность не удалось.
— Меня это удивляет.
— Почему? — удивился Силвер.
Габриэль взглянул на него.
— Потому что скорее всего этот человек из военных.
— Вы это можете определить по татуировке?
— Это не совсем обычная татуировка.
— Что же в ней особенного?
— Она не на руке, а на спине. В морской пехоте их называют тавро, они помогают идентифицировать трупы. При взрыве запросто может оторвать конечности. Поэтому многие солдаты предпочитают делать татуировки на груди и спине.
Силвер поморщился.
— Ужасно!
— Зато практично.
— А скорпион? В нем тоже есть какой-то смысл?
— Мое внимание привлекла цифра тринадцать, — объяснил Габриэль. — Она вот здесь, в центре кольца, которое образует хвост. Думаю, она означает принадлежность к тринадцатому батальону.
— Это что, воинская единица?
— Экспедиционный полк морской пехоты. Особого назначения.
— Вы хотите сказать, что убитый — бывший морской пехотинец?
— Бывших морских пехотинцев не бывает, — заметил Конвей.
— Ну да. Конечно, — поправился Силвер. — Он погибший пехотинец.
— И вот теперь мы подходим к детали, которая беспокоит меня больше всего, — продолжал Габриэль. — Его отпечатков пальцев нет ни в одной базе данных. Этот человек не состоит на учете в армии.
— Тогда, возможно, вы ошибаетесь насчет значения его татуировки. И двойного патрона.
— Или, напротив, я прав. И его отпечатки были намеренно стерты из системы, чтобы исключить возможность его опознания силами правопорядка.
В кабинете повисло долгое молчание.
У Силвера округлились глаза, когда он понял, к чему ведет Габриэль.
— Вы хотите сказать, что одна из наших разведывательных служб стерла из системы его отпечатки?
— Чтобы скрыть факт секретных военных операций на территории нашей страны.
— И кого вы обвиняете? ЦРУ? Военную разведку? Если он один из наших, мне об этом точно ничего не докладывали.
— Кто бы ни был этот человек, на кого бы он ни работал, теперь совершенно очевидно, что он и его сообщник появились в больничной палате только с одной целью. — Габриэль перевел взгляд на Конвея. — Вы входите в состав сенатской комиссии по безопасности. У вас есть возможность это выяснить.
— Но я не допущен к такого рода информации. — Конвей покачал головой. — Если одна из наших служб заказала убийство этой женщины, разразится серьезный скандал. Заказное убийство на территории США?
— Но сценарий убийства был нарушен изначально, — сказал Габриэль. — Они не смогли завершить операцию, потому что вмешалась доктор Айлз. И объект их охоты не только выжил, но еще и успел захватить заложников. Теперь это получило огласку. Представляете себе заголовки газет? «Крах секретной операции». Факты все равно выплывут наружу, так что, если вам что-нибудь известно об этом, можете рассказать мне. Кто эта женщина, и почему нашей стране понадобилось убивать ее?
— Это простое предположение, — сказал Силвер. — Вы пытаетесь связать события слишком тонкой нитью, агент Дин. Татуировка и пули еще не доказывают, что речь идет об убийстве по заказу правительства.
— Моя жена в заложниках у этих людей, — тихо произнес Габриэль. — Я готов отрабатывать любую версию, пусть даже самую хрупкую. Я должен понять, как действовать, чтобы обойтись без жертв. Я хочу только одного: чтобы никто не пострадал.
Силвер кивнул.
— Мы все этого хотим.
