IX
К причалу Константинополя встали утром. Приятно было после многодневного плавания вновь оказаться на твердой земле. Они шли по пристани, и их слегка покачивало, им все казалось, что под ногами зыбкая, водяная масса моря, и они по привычке ставили ноги пошире.
– Сначала попробуем разыскать корабль, который идет в Тмутаракань, – сказал Олег.
Это оказалось делом нелегким. Сотни судов стояли возле причала, терлись бортами один возле другого. Из каких стран только их не было! Попадались посудины и из Руси, но или киевские, или новгородские, или из других городов, но только не из Тмутаракани.
Наконец напали на тот, который был им нужен.
– Когда обратно собираетесь? – спросил Олег.
– Ишь какой прыткий! – весело ответил один из моряков. – Только причалили, а он уж обратно наладил. Подожди, вот как наш купец расторгуется да товар закупит для Руси, вот тогда и поплывем.
– Много ли ваш хозяин тратит времени на распродажу?
– Когда как. Иногда месяц, иногда больше, а бывает, и за неделю управляется. Наведывайтесь, не ошибетесь.
– Делать нечего, Немирка, – говорил Олег, когда они вышли из пристани, – придется искать какое-нибудь жилье.
Они стали подниматься по замощенной камнем улице к центру города, спрашивая у встречных, не знают ли они, кто сдает угол для проживания. Им охотно отвечали. Заходили по указанным адресам, но пока ничего подходящего не попадалось. Наконец у одной старушки сняли комнату в одноэтажном глинобитном доме. Комната небольшая, но чистая, с земляным полом и окном, закрытым слюдой; возле стен располагались две кровати, а посредине стоял стол с табуретами. Если выйти на мощеный дворик, то открывался прекрасный вид на залив Золотой Рог; где-то далеко за заливом, за Русским морем, раскинулась желанная родина, Русь…
Когда устроились, Олег сказал:
– Надоела мне эта одежда. Не мужицкая какая-то. То ли платье бабье, то ли что…
Они ходили в туниках – длинных балахонах с короткими рукавами, чувствовали себя крайне неуютно, хотелось надеть штаны и сапоги, облачиться в рубашку и перепоясаться ремешком…
Отправились на рынок. Их было несколько. Они располагались на площадях, кроме того, много лавок с товарами были раскинуты по улочкам. Здесь торговали купцы со всех стран тогдашнего мира: из Вавилона, Ширвана, Персии, Индии, Египта, Ханаана, Венгрии, Италии, Испании, Франкского государства, Руси… Олег и Немирка здоровались с русскими купцами, предлагавшими меха, воск и мед, выспрашивали, как идут дела на Руси. Один из них, солидный, с брюшком, сказал Олегу:
– А тебя, князь, давно похоронили. Слух прошел, будто продали тебя в рабство и сгинул ты где-то в морях…
У Олега холодно блеснули синие глаза, он ответил, зло скривив пухлые губы:
– Ну это мы еще посмотрим, кто кого похоронит!
Нужной одежды не оказалось. Но он купил тонкую византийскую ткань и в мастерской заказал для обоих штаны и рубашки, а себе – корзно, княжеский плащ, отороченный золотистой каймой. Хотел было приобрести понравившиеся ему красные сапоги, но продавец отсоветовал: красные сапоги имел право носить в Византии только император, так что можно было много бед нажить на никчемном деле. Он остановился на голубом цвете, к тому же его покорили различные безделушки из золота и серебра, навешанные на сапогах. Немирка довольствовался башмаками, в них было не так жарко ногам.
Одежда была готова через три дня. Мастер увивался вокруг них, расхваливая свою работу. И вправду, пошита она была искусно. Немирка, глядя на Олега, сказал с восхищением:
– Как красиво на тебе глядится облачение! Ты прямо весь светишься, князь. Глаз не отвести!
– Я так чувствую себя, будто одной ногой ступил на родную землю, – произнес Олег растроганным голосом. – Маленький праздник получился сегодня у нас с тобой, Немирка. Надо его продолжить. Пойдем в корчму, устроим застолье.
В Константинополе было много злачных мест, которые привлекали посетителей красотой обстановки, музыкой, песнями корабельщиков и смазливыми и веселыми женщинами, продававшими свои ласки. Корчма, в которую пришли русы, была просторной, с мраморными столами и скамейками, окна были большими, в них были вставлены восьмиугольные стекла, признак богатства владельца. В углу сидели музыканты, на флейте и лире играли греческие мелодии. Народу было много, но места им нашлись.
Обслуга быстро принесла заказанные блюда: хлеб, мясо жареное, индюшачьи крылышки с луком и маслом, мандарины, апельсины и, конечно, вино в кувшине.
– Эх, Немирка, давай выпьем сначала за то, чтобы быстрее вернуться на родину! Истосковалась душа по нашим просторам. Во сне вижу необозримые леса и медленные реки. Ну а эта жара, как она с ума еще не свела?
– И пиратская жизнь. Просто чудом удалось вырваться живыми и здоровыми!
– И за это выпьем, Немирка!
К ним подсела девица со следами былой красоты, стала просить вина.
– Налей ей, Немирка, – сказал по-русски Олег. – Пусть отвяжется!
– А тебе, князь, не хотелось бы с ней позабавиться?
– Не к лицу князю общаться с такими женщинами, – брезгливо ответил Олег и тут же вспомнил Ядвигу: где она, сумела ли выкрутиться в тот раз? Наверно, все обошлось, такие женщины нигде не пропадут!
– Она приглашает меня куда-то, – через некоторое время сказал Немирка. – Говорит, что отворит для меня врата рая.
– Так иди! Только сначала поторгуйся насчет цены этих ворот, – с усмешкой сказал Олег.
Немирка и девушка ушли. Олег потягивал вино, неторопливо ел и оглядывал посетителей. И вдруг одно лицо привлекло его внимание. Где-то он его видел. Но не бритое, а с бородой… Ба, да это сам предводитель пиратов Игнатий сидит недалеко! Вот где встретился, голубчик!
Олег продолжал сидеть, чувствуя, как по всему телу разливается горячая волна непреодолимого возбуждения. В нем просыпался азарт воина, увидевшего своего врага. Ну нет, так ты от меня не уйдешь, подленькая твоя душонка!
Олег медленным, кошачьим шагом подошел к Игнатию. Тот сидел на краю двухместной скамейки, приставленной к стене. Олег с маху сдвинул его и, таким образом, отрезал путь к отступлению.
– А вот и Игнатий объявился! – притворно радостно проговорил он и обнял бывшего пирата. – Думаю, куда мой друг запропастился? А он вон где вынырнул, в столице империи!
Игнатий взглянул на него и изменился в лице. Однако быстро справился со своей растерянностью, ответил с хрипотцой в голосе:
– Ба, Олег! Как ты здесь оказался?
– Да вот пришел свой должок получить. Аль запамятовал?
– Ну почему же, почему… Раз должен, то отдам, о чем разговор.
– Вот и ладненько. Только немедленно расплатись. И по всей справедливости.
– Это кто такой? – спросил один из сидевших с Игнатием мужчин, здоровенный, с тяжелыми руками и мрачным непроницаемым лицом.
– Может, познакомишь? – встрял в разговор другой, тоже, как видно, не избегавший драк и поножовщины; два шрама пересекали его лицо.
– Как не познакомить! – воскликнул Игнатий нарочито беззаботно, а у самого забегали маленькие черненькие глазки. – Это мой друг, вместе по морям скитались, в соленых водах шкуры дубили!
– Так как насчет должка? – не отставал Олег. – Возвращай немедленно, иначе…
– Ну не здесь же. Кругом столько народа, а я вдруг монеты и драгоценности выложу…
– Выйдем во двор?
У Игнатия неестественно заблестели глаза, он кинул многозначительный взгляд на своих приятелей, ответил поспешно:
– Конечно, конечно. Там и долг верну!
Олег встал и пошел первым, положив руку на кинжал. Следом за ним зашагал мрачный мужчина, затем Игнатий, а замыкающим оказался человек со шрамом.
Едва Олег переступил порог, как резко обернулся и рукояткой кинжала ударил в висок здоровяка. Тот странно хрюкнул и пал к его ногам. Князь тотчас отскочил и приготовился к обороне. Он уже заметил растерянность у своих врагов. Такого оборота событий они не ожидали. А надо было! Игнатию не следовало забывать, как он, Олег, разделался в свое время с Мехосом!
Олег стоял и ждал, когда кто-то попытается напасть на него. Игнатий внимательно наблюдал за ним, потом тихо, сквозь зубы сказал напарнику:
– Давай вместе…
Но не успел он это проговорить, как Олег отскочил в сторону и оказался один на один с человеком со шрамом. Тот от неожиданности отступил на несколько шагов. Тогда князь напал на Игнатия, кинжал в его руках засверкал от быстрых, неуловимых движений. Бывший пират пришел в замешательство, и Олег ткнул ему в левую сторону груди. Игнатий упал на мостовую, изо рта у него потекла струйка крови. Видя это, последний противник кинулся бежать вдоль улицы и скоро исчез за углом.
Олег вытер кинжал и вернулся в корчму, сел за свой стол. Его всего трясло, но он, не подав вида, принялся за вино и закуску.
Музыканты продолжали играть, заглушая разговор посетителей, к нему, пытаясь соблазнить, подсаживались две девицы, но он налил им вина и отправил прочь. Вино было допито, пора было возвращаться к себе. И в этот момент в помещение вошли два стражника вместе с бежавшим мужчиной. Олег увидел их еще у порога и подумал, что зря засиделся и не ушел раньше. Но теперь было уже поздно.
Стражники подошли к нему, один из них задал вопрос:
– Этот?
– Он самый. Своими глазами видел, – ответил мужчина со шрамом.
– Эй ты, пошли с нами!
Олег как можно спокойнее спросил:
– Это ты мне?
– А кому же еще? Поживей, поживей, а то силой возьмем!
– С какой стати я должен куда-то идти?
– Там объясним.
– Никуда я не пойду, – и Олег отвернулся.
Стражники перемигнулись и кинулись на него. Но он легко их расшвырял, проговорил возмущенно:
– Какое вы имеете право арестовывать меня, князя русского?
Тогда на него напали и стражники, и работники корчмы, скрутили, привели к главному стражнику района, толстому, с одутловатым лицом. Тот взглянул на Олега маленькими заплывшими глазками, спросил казенно, без выражения:
– Это еще что за разнаряженного индюка привели?
– Говорит, что какой-то князь русский. Может, врет!
– И что же он натворил, этот князь?
– Двух человек прикончил.
– Так, так. Убийца, значит. Будем разбираться. Развяжите его.
С Олега сняли веревки, он расправил руки, принял независимый вид.
– Почему ты стал убийцей? – спросил главный стражник.
– На меня напали и хотели ограбить, – ответил Олег, придумавший ответ, пока его вели. – Что мне оставалось делать? Это несложно проверить, рядом с грабителями должны валяться их кинжалы.
– Это так? – спросил начальник у своих стражников.
– Да, он говорит правду. Вот оружие тех двоих.
– А почему не подчинился моим людям? Разве не знаешь, что за сопротивление властям будешь отвечать перед судом?
– Я – иностранец! К тому же – князь! Я требую к себе уважения! Я буду жаловаться!
Главный стражник немного подумал, решил: зачем ему связываться с каким-то высоким гостем, может, лучше дело столкнуть на вышестоящих начальников?
Приказал:
– Ладно, раз так, то отведите князя к префекту.
Префект Константинополя Халкидоний отвечал за снабжение продовольствием столицы, деятельность корпораций ремесленников и торговцев, а также за поддержание порядка. У него уже были неприятности из-за болгарских бояр, случайно задержанных на рынке и избитых его подчиненными; за это он чуть не лишился своего места. Повторения подобного, да еще с русским князем, он не хотел ни в каком виде, поэтому встретил Олега у порога своего кабинета, провел к столу, усадил в кресло, стал осведомляться о здоровье, о том, как устроился тот в Константинополе, нет ли каких жалоб. Получив удовлетворительные ответы, префект тотчас отправил русского князя с почетным сопровождением к лагофету дрома Николаю Калликлу, второму после императора человеку в государстве. В его ведении находились иностранные дела, вот пусть и разбирается с русским князем!
Лагофет дрома чрезвычайно обрадовался появлению русского князя в Константинополе. Дело в том, что Византийская империя в эти годы переживала тяжелые времена. В 1057 году с прекращением Македонской династии наступает полоса длительной анархии. За четверть века на престоле сменяются пять императоров. С севера Византия подвергается нападениям печенегов, из Италии ее вытесняют норманны, а на востоке турки-сельджуки захватывают всю Малую Азию и овладевают городом Никеей, расположенным менее чем в ста километрах от столицы, так что император из окон своего дворца мог видеть горы, принадлежавшие туркам. Империю потрясали народные восстания и смуты феодальной знати. Флота не было. От сухопутных войск оставались жалкие остатки. Империя была накануне гибели.
Конец тридцатилетней анархии положил переворот 1 апреля 1081 года, когда Алексей Комнин сверг Никифора Вотаниата и стал императором, основателем династии Комнинов. Это был энергичный, предприимчивый и незаурядный правитель. Он сумел мобилизовать все силы государства, а они были еще значительными: это и Константинополь, крупнейший торговый центр тогдашнего мира, и греческие города, являвшиеся производителями пурпуровых и шелковых тканей, и традиции византийской администрации, позволявшие извлекать из подвластной территории обильные доходы. Соседние народы постоянно изумлялись кажущейся неистощимости императорских сокровищ.
Другим источником могущества Византийской империи была хитрая византийская дипломатия. Путем подкупа, стравливания врагов и других приемов удавалось сдерживать натиск многочисленных врагов. В этой борьбе важную роль играли русские отряды, которые иногда сражались в войске византийцев. Православная Византия стремилась как можно теснее привязать к себе православную Русь. Именно поэтому второй после императора человек в государстве Николай Калликл так обрадовался русскому князю.
Как только Олег появился в дверях кабинета, Калликл встал из-за стола и направился ему навстречу. Одет он был в тунику, поверх ее был накинут долматик, вышитый на плечах и по краю; роскошную одежду дополнял палий – длинный кусок дорогой ткани с вышивкой и круговым вырезом горловины; длинное заднее полотнище он перебросил через левую руку. Широкое лицо его улыбалось всеми морщинами, ласковые и хитрые глаза ощупывали Олега самым внимательным образом.
– Рад, рад видеть русского князя в своих апартаментах, – говорил он, беря Олега за руку и проводя к столу. – Садись, князь, в это кресло, предназначенное для самых дорогих гостей. С какими целями и намерениями прибыл в нашу страну?
– С единственным желанием увидеть лучший в мире город, столицу великой Византийской империи, – отвечал Олег. – Я восхищен ее великолепным собором Святой Софии, многочисленными дворцами, а также самыми богатыми рынками. У меня будет что рассказать по прибытии на родину.
– Скажи мне, князь, кто сейчас правит на Руси? Последние купцы, с которыми я беседовал, называют имя Изяслава.
– Нет, Изяслав погиб в битве с половцами, – чуть помедлив, ответил Олег. – На престоле сегодня сын Ярослава Мудрого – Всеволод, мой дядя.
– А что твой отец, он жив и приближен к престолу?
– Нет, мой отец Святослав умер. Он был в свое время великим князем Руси и снискал своим правлением любовь и уважение подданных.
– Да-да, мне докладывали, припоминаю… Так почему же ты не наследовал верховную власть после его смерти?
– У нас существует другое правило передачи власти. Не от отца сыну, как в Византии, а по старшинству. После смерти великого князя Ярослава Мудрого правили его сыновья: сначала его старший Изяслав, потом мой отец, Святослав Ярославич, а теперь Всвеволод.
– Дай Бог великому князю Всеволоду многие лета правления! – подняв кверху руки, привычно проговорил лагофет дрома. – Но все мы смертны. Кто на сегодня является старшим в роде Рюриковичей? Кто наследует после Всеволода киевский престол?
В глазах Олега мелькнул бесовский огонек, но он его тотчас загасил, ответил смиренно:
– Как видно, придется мне. Я самый старший среди внуков Ярослава Мудрого. Остальные мои двоюродные братья младше меня.
После этих слов Николай Калликл взглянул на Олега с еще большей заинтересованностью, приблизил свое кресло к его креслу и спросил вкрадчивым голосом:
– И как видится будущему великому князю Руси его правление? Кто будет в друзьях у него, а кого он посчитает своим врагом?
– До посещения вашей страны я не мог точно ответить на этот вопрос. Однако сейчас такой ответ у меня есть. Я увидел военное могущество и несметные богатства Византии, поразительный расцвет культуры. Я покорен вашей страной, лагофет дрома, и Византия будет моим лучшим другом.
– Так-так-так, – оживился Калликл. – А против кого направит свой гнев будущий правитель?
– У нас главный враг – половцы, которые беспрестанно нападают на наши земли и разоряют города и селения. С ними у нас борьба не на жизнь, а на смерть.
– Ну, а нельзя ли как-то с ними замириться?
– Какой смысл? Мы мирились, потом снова ссорились. К тому же это такой народ, что сегодня они подписывают договор, клянутся в вечной дружбе, а завтра нарушают и договоры, и клятвы и снова нападают, разоряют и грабят.
– Жаль, очень жаль… А если бы Византия вмешалась в ваши дела на стороне Руси, принудила половцев к вечному миру? Как бы ты посмотрел на это?
– Но зачем вам? В чем ваш интерес?
– Самый простой. Нам бы хотелось, чтобы русские и половецкие полки ударили по печенегам, угрожающим нашим северным территориям.
«Это ты хочешь, чтобы русы умирали за спокойствие византийских границ! На-ко выкуси! Ничего у тебя не получится, дорогой лагофет дрома. Не на того напал!» – подумал про себя Олег, уже вправду считая себя наследником престола. Но вслух произнес:
– Я бы с удовольствием принял посредническую помощь Византии и действовал бы заодно с половецкими ханами против печенегов.
Калликл благосклонно взглянул на Олега, спросил улыбаясь:
– Князь путешествует с супругой или один?
– Я не женат. Не довелось.
Лагофет дрома хитровато прищурился, произнес таинственно:
– У императора дочка на выданье. Может статься, что приглянетесь друг другу, а династический брак скрепил бы военный союз двух могущественных государств!
По тому, как загорелись глаза, лагофет дрома понял, что предложение его пришлось по душе князю, и добавил:
– Через два дня император Алексей Комнин дает пир в своем дворце. Не изволит ли князь поприсутствовать на нем?
Олег без колебаний согласился.
Из дворца он уходил окрыленным. Еще бы! Ему уже виделось, как он, изгнанный из Руси, проданный в рабство и давно вычеркнутый из политической жизни страны, вдруг вернется на родину с красавицей-женой, принцессой Византийской империи!
Пир происходил в Жемчужном дворце, в котором проводились только летние мероприятия. Олег вошел в него и восхитился красотой и изысканностью сооружения. Дворец был расположен на самом берегу, из него открывался прекрасный вид на Босфор. Солнце стояло в зените, и его лучи отражались на мраморе высоких изящных колонн, поддерживающих легкий ажурный свод дворца; между колоннами стояли статуи героев и богов. В этом пространстве двигались знатные люди столицы в тогах и пеплумах, шелестели трепетавшие ткани одежды и уборов, которые придавали гостям значительный, почти неземной вид; казалось, это сами скульптуры сошли с места и двигаются по мозаичному расцвеченному полу.
В глубине дворца были установлены столы и низкие сиденья без спинок. Возле них хлопотали рабы, размещая на столах золотую и серебряную посуду, разнося сосуды с вином и различные кушанья. Олегу отвели место за столом, расположенным в середине зала, рядом с какими-то аристократами.
Гости расположились, но никто не приступал к еде и питью; все ждали появления императора. Наконец он вышел на помост, где стоял его стол с седалищами наподобие трона. В зале установилась благоговейная тишина. Алексей Комнин был высоким, сухощавым сорокалетним мужчиной с покатыми плечами и тяжелой головой; привлекали к себе его большие выразительные глаза и длинная черная борода; он был в белом одеянии, пурпурной, шитой золотом порфире и широкой хламиде. Рядом с ним расположилась императрица в наряде из голубой ткани с золотом. За отдельным столиком присели принц и принцесса.
Олег с появления принцессы не отрывал от нее взгляда. Была она маленького роста, худенькая, с большой копной черных волос, из-за которых, а также дальности расстояния он никак не мог рассмотреть лица. Она казалась ему порой красивой, а иногда не очень. «Да что я в самом деле, – одернул он себя. – Возомнил себя женихом принцессы. У нее и без меня, наверно, столько ухажеров!»
Пир разгорался. Играли музыканты. В перерывах между музыкой выступали поэты, читали стихи. Их кто-то слушал, а большинство громко разговаривали. Соседи Олега, двое – мужчина и женщина, были заняты друг другом и на него не обращали никакого внимания. А ему так и лучше, не приходилось отвечать на различные вопросы. Он попивал вино, ел не спеша изысканные кушанья, рассматривал присутствующих.
И тут его внимание привлекло красивое личико молоденькой девушки, наверно, лет пятнадцати-шестнадцати, как он определил для себя. Она была с родителями, которые занялись разговорами с соседями. Предоставленная самой себе, девушка явно скучала, порой подносила к маленькому ротику с малиновыми губками кусочки еды, медленно жевала и рассеянно смотрела по сторонам.
Олега тотчас охватил азарт охотника за девичьими сердцами. Чутье говорило ему, что эта дичь может легко попасть в его сети. Он тотчас напустил на себя томный вид и стал неотрывно смотреть на нее. Сначала она не замечала его внимания, но потом взглянула ему в лицо, сперва мимоходом, потом внимательнее. И вдруг глаза ее засияли; они были такими лучистыми, что загородили весь мир; кроме этих глаз для него не существовало ничего!
Девушка отвела взгляд, а потом снова стала смотреть на него, и ее глаза были полны восхищения и счастья! У него перехватило дыхание, он не мог уже ни о чем думать, не хотел никого видеть, кроме этого прекрасного создания. Да, ради такой девушки можно было проплыть моря и океаны, пережить штормы и ураганы, чтобы всей силой своего горячего сердца испытать на себе ее пленительные чары.
Тут к нему подошел лагофет дрома, наклонился к уху, произнес:
– Князь, тебя приглашает к себе император Алексей Комнин.
Сначала он не понял о чем идет речь. Потом слова сановника дошли до его сознания, и им овладело чувство нетерпеливого ожидания больших перемен в своей жизни. Наступал его звездный час! Он уже забыл про девушку, теперь он думал о том, как правильно повести себя с императором, как не допустить какой-нибудь глупой ошибки, из-за волнения не совершить оплошности, понравиться императору и его дочери, и тогда ему откроется дорога к престолу великого князя!
Вслед за Калликлом Олег поднялся на помост, встал перед императором, сделал легкий поклон. Вблизи Алексей Комнин выглядел немного старше, его большие черные глаза внимательно осматривали князя. Олег выдержал его острый, пронзительный взгляд, проговорил спокойно:
– Князь русский, Олег, приветствует его Величество Самодержавие и желает ему долгих лет счастливого правления.
Император хотел было подать ему руку для поцелуя, но вовремя спохватился: эта церемония создавала вечные пререкания и замешательство во время царских приемов правителей северных стран, они были горды и упрямо подчеркивали свое равенство с ним, императором. Мановением руки он указал на место возле себя, задал несколько незначащих вопросов и отвернулся; Олег был предоставлен самому себе.
Он тотчас воспользовался этим и обратил внимание на принцессу, которая оказалась рядом. Олег передвинул тарелочку с каким-то кушаньем поближе к ней и проговорил воркующим голосом:
– Не изволит твое высочество откушать это прекрасное блюдо?
Принцесса глянула на него, и весь пыл его пропал. Она была очень некрасивой. Узенькое личико с острым подбородком, какого-то неопределенного цвета глаза, тонкий длинный нос. Она кокетливо улыбнулась, показав маленькие зубки, ответила писклявым голосом:
– Спасибо, славный воин. Как тебя звать?
– Я князь русский Олег. Позволь мне узнать твое имя, красавица.
Она зарделась, ответила:
– Меня зовут Параскевой.
Олег тотчас начал расточать перед ней набор тех привычных возвышенных слов, которые обычно употреблял для соблазнения девушек, а в душе его начиналось смятение: он понял, что никогда и ни за что не женится на принцессе. Хотя он и шел иногда напролом в своей жизни, но у него, как у всякого самовлюбленного человека, в душе преобладало желание жить так, как ему желалось, как ему нравилось; ему хотелось, чтобы весь мир лежал у его ног и служил ему, но чтобы он никому не был должен; любое насилие над своими чувствами он отвергал, тем более если видел, что оно грозит ему на длительное время. Нет, даже ради киевского престола не согласится он на брак с этой замухрышкой; терпеть ее рядом с собой всю жизнь Олег не согласился бы ни за что на свете.
Он продолжал с ней разговаривать, а сам уже подумывал о том, как бы сбежать с помоста. Уйти просто так было немыслимо, это означало пойти против императорской воли, а как попросить разрешения у властителя, он не знал; бесполезно было отпрашиваться и у принцессы, та разве что руками не вцепилась в него, стараясь удержать возле себя.
Но вот он краем глаза заметил, что император встал и направился куда-то, видно вызвали по каким-то важным делам. Нельзя было терять ни мгновения! Олег пробормотал какие-то слова извинения, сбежал с помоста и сел на свое место. Он почувствовал, будто огромная тяжесть свалилась с его плеч. Взглянул в сторону, где сидела та прекрасная девушка. Она была за прежним столом и смотрела на него. Взгляд ее был полон восхищения, она видела, как он беседовал с самим императором, а для многих это было недостижимой мечтой!
Родители девушки перебрались к соседним столикам и были заняты беседой, и Олег решился. Кошачьей походкой подошел к ее столу, присел рядом. Она показалась воздушной в своем необыкновенно красивом пеплуме, от нее исходил запах чудесного аромата.
– Позволь мне, прелестная красавица, занять место возле тебя, – сказал он смиренно.
Она склонила головку, не спуская с него блестящих глаз.
– Прошу тебя, скажи мне свое имя, – попросил он.
– Феофания, – ответила она приятным низким голосом.
– А я князь русский Олег. Я рад познакомиться с тобой.
Она вновь склонила головку, показывая, что принимает его ухаживания.
– Как тебе наша столица? – спросила она.
– Я в восторге от ваших храмов и дворцов, от богатства и роскоши огромного города, – отвечал он, и слова лились сами собой, будто кто-то подсказывал. – Я покорен гостеприимством тех людей, с которыми приходится встречаться, приветливостью горожан. Я здесь нашел вторую родину…
Он еще некоторое время восторженно рассказывал ей о своих впечатлениях от Византии, а сам незаметно рассматривал ее. И чем дольше глядел, тем больше она ему нравилась. У нее были нежные очертания лица, темные, полные страсти глаза, трепетные лепестки носа, согласно моде в тонкую линию выщипанные брови. Да, ради такой девушки он был готов пойти хоть на край света!
По всему было видно, что пир приближался к концу, и она могла вместе с родителями вот-вот уйти. И поэтому Олег проговорил горячо и торопливо:
– Феофания, ты мне очень понравилась, я не хочу терять тебя. Верь мне, я говорю искренне.
Она улыбнулась в знак того, что верит ему.
– Мы должны встретиться. Скажи, когда мы сможем увидеться?
– Наш дворец расположен возле церкви Святого Спаса, ты легко найдешь. А я скажу своим слугам, чтобы они известили меня о твоем приходе.
– Спасибо, спасибо, моя красавица, – проговорил он, пятясь и не спуская с нее глаз. – Жди меня, я обязательно приду!
Вечером следующего дня он был у дворца Феофании, попросил слугу вызвать ее. К его удивлению, слуга тотчас выполнил его просьбу. Феофания вышла из парадной двери и побежала, не отрывая от него сияющего взгляда, и даже споткнулась на ровном месте, но не обратила на это внимания.
– Я так ждала тебя, – сказала она, задыхаясь от волнения.
– А я едва дотерпел до вечера, – ответил он искренне. – Мне кажется, время тянулось так медленно, как колымага поднимается в гору.
Она рассмеялась тихонько, радостно. Они пошли рядом.
Константинопольские улицы были неширокими, не шире киевских или черниговских, замощены не жердями, тонкими деревьями и хворостом, как на Руси, а камнем. Центр города занимали дома богатых: кирпичные, двухэтажные, с плоскими крышами, которые одновременно служили и террасами; на них сидели за столами или прогуливались облаченные в тоги и туники мужчины и женщины, перекусывали, пили напитки. Окна домов выходили на двор, а вдоль улицы тянулись сплошные глухие стены; на стенах были высечены имена владельцев; входные двери были железными, на крепких запорах.
По мере того, как Олег и Феофания удалялись от центра города, стали все чаще попадаться жилища бедняков, одноэтажные, глинобитные или саманные, с покатыми крышами из тростника.
– А у нас на Руси дома все деревянные. Даже терема бояр и купцов.
– И нет никаких построек из кирпича?
– Только храмы да редко дворцы князей. В Киеве построен очень красивый собор Святой Софии. Он вызывает изумление у всех, кто его видел.
– И он красивее нашего собора?
– Нет, он меньше размерами, да и по внутреннему убранству уступает. Но все равно прекрасный. Самый лучший на Руси.
– Расскажи мне еще о своей стране. Она отличается от нашей?
– Конечно. Например, сейчас у вас уже вечер, но все еще так жарко, что дышать нечем. А у нас в это время прохлада наступает, выйдешь прогуляться и отдыхаешь и телом, и душой. А мало тебе улиц, иди за город, там прямо к крепостным воротам подступают леса, такие необъятные, что можно идти несколько дней, а им конца-края нет.
– Удивительно! Но если кругом леса, то где же море?
– У нас его нет совсем.
– Разве можно жить без моря? А как доставляют вам товары? Как передвигаются люди, только на лошадях?
– Да, на конях, ну и по рекам. У нас много спокойных, полноводных рек. В них очень много рыбы. Ходить на зорьке порыбачить – это такое удовольствие!
– Мы покупаем рыбу на рынке. Самую разную и очень вкусную.
– Это не то. Когда сам поймаешь да еще сваришь уху на костре, она такая вкусная!
Они некоторое время прошли молча. Потом Феофания поежилась и проговорила тихо:
– Говорят, зимой у вас бывает очень холодно, снегу много наметает и вода замерзает.
– Все верно. Снега столько навалит, что порой дома с крышей покрывает.
– А как же выбираетесь наружу?
Действительно, как? Дворец княжеский сверх крыши никогда не заметало, потому что он был двухъярусный, на такой снега у зимы не хватало. А вот крестьянские избы, как он слышал, заваливало по трубу. Вот, наверно, через трубу и выбираются. Он так и сказал.
Феофания фыркнула, спросила лукаво:
– А потом все черные от сажи ходят?
Олег промолчал, понимая, что влип окончательно и упал в ее глазах ниже некуда.
Но Феофания продолжала допрашивать, будто не заметив его замешательства:
– А когда ударят сильные морозы, вы сидите по домам и никуда не выходите?
– Почему? Одеваемся в меховую одежду, и никакой мороз нам не страшен. У вас дорого стоят меха из куницы, соболя, а у нас их носят многие селяне или горожане.
Феофания некоторое время думала, наморщив лобик, потом проговорила убежденно:
– Такого не может быть. Я еще соглашусь, что у вас жители зимой выходят из дома через трубу, но чтобы простой народ одевался в драгоценные меха!..
Вот ведь какая штука, подумал Олег. Феофания поверила в то, что он сочинил на ходу, будто зимой русы выходят из дома через трубу, но отказалась принять за истину то, что на Руси было обыденным делом: охотники били в лесах пушного зверя и шили из драгоценных шкурок себе разнообразную одежду…
На прощание он нежно прижал ее к себе и поцеловал в щечку. Она вся вспыхнула и прильнула к нему.
– Я без ума от тебя, – сказал он.
– Ты мне тоже стал дороже всех на свете, – ответила она.
Потом они стали встречаться почти каждый день. Олег удивлялся искренности и непосредственности Феофании, как она во всем доверяла ему, и боялся в чем-либо обмануть ее.
Через несколько дней пришлось пойти на встречу с Параскевой, иначе его ждали самые неожиданные последствия. Она приняла его в императорском саду. Рядами высаженные яблони наливали плоды, между ними расстилался зеленый ковер изумрудной зелени. Принцесса жеманно протянула ему руку, повела к расцвеченной скамейке, предложила место рядом с собой.
– Князь, – спросила она, – ты с нетерпением ждал нашей встречи?
– Конечно, ваше высочество.
– Зови меня Параскевой. А знаешь, князь…
– Тогда я просто Олег.
– Хорошо, Олег. Так вот, ты мне вчера приснился во сне.
– Надеюсь в благопристойном виде?
– Вполне. А после пробуждения у меня сладко ныло сердце.
– Тебе надо было обратиться к врачу.
– Ах, шалунишка! Ты мой врач. Неужели не понял?
Олег давно догадался, что принцесса домогается его любви, откровенно тяготился ее вниманием и старался придумать что-то такое, что позволило бы ему отвязаться от нее.
– Скажи, Олег, а у тебя много осталось девушек на Руси?
– Мне было не до них. Приходилось много воевать.
– А у нас каждый уважающий себя аристократ старается завести себе любовницу. Военачальники берут с собой их даже в походы.
О разврате, царившем в византийском обществе, Олег был наслышан достаточно много. Ответил:
– Мы ценим верность в любви и семейной жизни. Так заведено исстари, а древним правилам у нас следуют очень строго и неукоснительно.
– Ах, как бы я хотела иметь верного друга! – вздохнула она и искоса взглянула на него. – Я бы тоже стала ему надежной опорой!
Олег ничего не ответил.
Молчание затягивалось, принцессе становилось неудобно. Она вглядывалась в лицо Олега, видно надеясь, что он возьмет продолжение разговора в свои руки, но тот упорно молчал.
Наконец принцесса встала, проговорила скучным голосом:
– К сожалению, мне пора на прием во дворце. Надеюсь, мы еще встретимся с тобой, князь?
– Я тоже рассчитываю на это, принцесса.
– Я желаю встретиться послезавтра. Может, тогда ты будешь более разговорчив?
– Завтра я выезжаю из Константинополя по своим делам. Вернусь через неделю, – на ходу соврал он.
– Хорошо, тогда ровно через неделю в это же время я жду тебя.
– Конечно, принцесса.
Он поклонился и пошел по гравийной дорожке к выходу. Завернув за поворот, облегченно вздохнул: пронесло! Черта с два ты меня дождешься! Ни через неделю, ни через месяц ты не увидишь меня, принцесса! Скорее лягушка на болоте соловьем запоет, чем я к тебе приду!
Через две недели Олега вызвал к себе лагофет дрома, принял в том же обширном кабинете с массивным столом. Молча указав на кресло перед собой, подался вперед и проговорил свистящим шепотом:
– Ты что творишь, князь? Неужели в тебе нет ни капельки разума? Разве можно играть с огнем?
Олег ответил с искренним недоумением:
– Я веду себя должным образом и ни разу не нарушил византийских законов.
– Я не о том! Разве тебе не назначала встречу принцесса Параскева?
– Да, вроде бы…
– И он говорит «вроде бы», когда его приглашает к себе дочь императора! Отвечай мне, почему не явился во дворец в указанное ею время?
– Я посчитал, что она сделала это из вежливости…
– Ты не имеешь права рассуждать, когда дело касается императорской семьи. Ты должен только подчиняться!
– Хорошо, я готов исправить свою ошибку.
– Нет, ты не исправляешь, а усугубляешь ситуацию! Что у тебя за шашни с этой Феофанией Музалон? Это что, назло принцессе?
Олег похолодел. Значит, за ним следили императорские ищейки, скорее всего по приказу самой принцессы, иначе кому еще он нужен! Выходит, она знает, что он никуда из столицы не выезжал, а проводил время с другой девушкой.
Не зная что ответить, Олег молчал. Калликл прошелся вдоль длинного стола, взглянул на Олега, сказал:
– Император дал согласие на династический брак, принцесса готова выйти за тебя замуж, а ты выделываешь замысловатые кренделя и думаешь, это тебе сойдет с рук! Значит, так. К Музалонам больше ни шагу, о Феофании забудь. Завтра вечером тебя ждет принцесса, она, по ее словам, жить без тебя не может. Ну, а как быть дальше, будет решать сам император.
С тяжелым сердцем вышел Олег из Большого дворца. Он в чужой стране, полностью во власти императора. Малейшее ослушание, и он погубит и себя, и любимую. Иного выхода нет, как жениться на этой кикиморе. Жениться, везти ее на Русь, а потом… Потом можно и развестись, законы Русской Правды и обычаи тому не препятствуют. Так и придется, видно, поступить.
А как быть с Феофанией? Идти к ней и все рассказать или избежать сцены расставания, слез, рыданий?.. Нет, это нечестно, надо поведать ей все как есть. Да и сам он не сможет разлучиться навсегда, не повидав ее.
Феофания встретила его радостная и, как обычно, стала щебетать о разных новостях. Наконец спросила:
– А почему ты молчишь? Что-то случилось?
– Да, случилось, – выдавил он из себя. – И очень неприятное.
– Поделись, может, я смогу помочь тебе!
– Едва ли… Нет, наверняка это тебе не по плечу. И наверно, никто не в силах мне помочь.
– Расскажи! Хватит тебе мучить меня!
Он взял ее за плечи и повернул к себе, серьезно взглянул в глаза.
– Феофания, император решил женить меня на своей дочери.
Она сразу сникла, со страхом смотрела на него, в ее больших глазах стали копиться слезы.
– И ты… ты согласился? – наконец выговорила она.
– За мной следят… Со мной только что разговаривал лагофет дрома и грозил многими бедами. Приказал прекратить встречи с тобой. Разве можно пойти против императорской воли?
В глазах Феофании блеснул злой огонек, лицо ее приобрело отчаянное выражение. Она сказала с вызовом:
– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого! И какое они имеют право вмешиваться в нашу любовь? Ты меня по-настоящему любишь?
– Да. Я ради любви к тебе готов на любой, даже безрассудный поступок.
– Тогда так: мы сбежим! У нас есть имение за городом, там церквушка. Местный священник нас обвенчает. У нас многие так поступают, когда родители против или еще что-то мешает. Они сговариваются и тайно венчаются. И тогда против воли Бога даже император бессилен!
– А как твои родители? Они проклянут тебя!
– Я знаю своих отца и мать. Немного поругают, но потом все равно простят. Я убеждена в этом!
– И ты решишься сбежать со мной? Неужели у тебя на это хватит мужества, Феофания?
Вместо ответа она приникла головой к его груди. После долгого молчания ответила:
– Если ты будешь со мной, я готова на все.
Олег раньше слышал, что гречанки страстны, решительны и до отчаянности, до опрометчивости мужественны в любви, но от Феофании этого почему-то не ожидал.
Однако такое безрассудство было в его духе, и он немедленно согласился.
Спросил:
– Когда бежим?
Она тотчас, не размышляя, ответила:
– Завтра утром. Приходи ко дворцу, нас будут ждать кони.
Олег был возбужден, но голова работала четко и ясно. Такое же состояние у него было накануне бегства из Чернигова, когда решил побороться с великим князем за свое родовое имение. Он тогда знал, что пойдет на все, чтобы добиться своего: поднимет на войну пол-Руси, пригласит в помощь половцев или кого-то другого, кто пойдет с ним, уплатит любые ценности за помощь. Как и при всяком риске, возможны неудачи, но был уверен, что никогда не смирится с поражением, будет вновь и вновь делать попытки достичь победы.
Так же он был настроен и в эту ночь перед побегом. Опасности только раззадоривали его, давали дополнительные силы, настраивали на решительные действия. Пусть потом придется сожалеть о содеянном, но сегодня он поступит так, как задумал: против воли императора женится на Феофании, а потом будь что будет!
Утром Олег был на месте. Кони стояли оседланные. Явилась Феофания, закутанная в ткани, лицо ее было прикрыто темной вуалью. Она кивнула Олегу, слуга подсадил ее на коня, и они тронулись в направлении Золотых ворот. Ехали молча, понимая, что всякое может случиться. Однако вот и Золотые ворота, стража пропускает их, не обращая внимания, как и многих других, отправляющихся в дорогу по своим делам. И тогда Феофания приблизилась к Олегу и, приподняв сеточку, проговорила радостно:
– Олег, мы вместе! Мы свободны!
Он привлек к себе ее худенькое тельце, поцеловал и, задохнувшись от переполнявших его чувств, ответил горячо:
– Я восхищен твоим мужеством, Феофания!
Дорога прошла спокойно, и к обеду они были в имении. Это было двухэтажное ажурное строение на берегу реки, со всех сторон его окружали кущи деревьев. Поистине райский уголок!
Отдохнув, отправились в близлежащее селение. Слуги Феофании нашли двух свидетелей, священник небольшой церквушки обвенчал их. Переночевав, утром следующего дня они отправились в Константинополь. Феофания молчала, но Олег чувствовал, что она побаивается встречи с родителями.
Когда вошли во дворец, Феофания оставила Олега в зале, а сама пошла в их покои. Олег напрягся, ожидая услышать громкие крики и проклятия. Однако этого не случилось. Через некоторое время вышли отец, Феодор Музалон, полный сил мужчина, и мать, женщина увядающей красоты.
Отец внимательно, с ног до головы осмотрел Олега черными живыми глазами, сказал с усмешкой:
– Что ж, князь, если случилась такая большая любовь у вас с дочерью, то мы с матерью противиться не будем. Намерения твои серьезные, это похвально, только перед венчанием надо было поговорить с нами. Мы – родители, первыми должны были узнать о вашем решении вступить в брак.
– Мы виноваты перед вами, – ответил Олег, не зная, имеет ли он право называть его отцом, как это принято на Руси, или в Византии другие обычаи. – Но мы не хотели перекладывать свою ответственность за случившееся перед императором на ваши плечи.
– Тогда вдвойне похвально твое мужество. Проходи и располагайся. Теперь мой дом – твой дом.
Неделя ушла на подготовку свадьбы. Гости собрались в воскресенье, в середине дня. Род Музалонов был одним из самых знатных и богатых в столице, и пришли люди только из высшего света. Начались поздравления, посыпались богатые подарки. Молодые своей красотой вызывали непритворное восхищение присутствующих, и они не жалели хвалебных слов.
В самый разгар свадьбы в залу неожиданно явились пять стражников, прошли к жениху и невесте и встали по обе стороны от них. Начальник стражи призвал всех к тишине и тут же зачитал указ императора, который гласил, что за нарушение его воли князь Олег и Феофания Музалон навечно ссылаются на далекий остров Родос. От себя он добавил, что на сборы дается час времени, после чего их препроводят на корабль, который отправит к месту отбывания ссылки.
В зале установилось гробовое молчание. Потом гости стали потихоньку выходить из залы и разъезжаться по домам. Мрачный хозяин и его заплаканная жена бестолково тыкались в разные углы, стараясь собрать Олега и Феофанию в далекий путь. Наконец слуги набили чемоданы и большие узлы, погрузили на телеги и в возок и отправились в порт. Там их ждала быстроходная императорская триера. Короткие прощальные слова, неутешные слезы и последние объятия, и триера, хищно выставив острый нос, медленно отошла от пристани и заскользила по ровным водам залива Золотой Рог…
Едва вышли из пролива Дарданеллы, прихватил шторм. Ветер свистел в реях, снастях, завывал в надстройках. Волны глухо били в корму, с треском резали планширь, стремительно пролетали от кормы до носа. За что ни возьмись, все мокрое; какие-то предметы метались по палубе, чуть зазевался – и сам поехал по ее мокрой, скользкой поверхности; в воздухе крутилась соленая водяная пыль.
Олег за время пиратской жизни успел привыкнуть к буйству морской стихии, но Феофания переносила ее с трудом. Морская болезнь измотала ее, и она, обессиленная, лежала в гамаке, отказываясь от еды. Только на третий день, когда установилась хорошая погода, перекусила кусочком соленой рыбы со ржаным хлебом. Но потом погода наладилась, и Феофания повеселела.
Родос встретил их первозданной тишиной. Возле пристани ютился небольшой старинный городок, на холме примостился монастырь, где Олегу и Феофании были отведены каморки для жилья. Они были заняты сами собой и не особо скучали. В первые дни им большое удовольствие доставляли прогулки по острову, где все было для них ново и интересно. Они бродили по горам, изрезанным руслами рек, по которым текли ручейки воды, а порой виднелись лишь песок и галька. В долинах располагались деревни, где крестьяне занимались земледелием и разведением тонкорунных овец и коз. В больших количествах здесь произрастали оливковые деревья и смоковницы. Жители были очень доброжелательны, поили их молоком, предлагали вино, овощи, баранину и козий сыр. С наступлением ночи они часто выходили из каморок и садились на ступеньки крыльца, вдыхали прохладный морской воздух, слушали пение цикад и любовались высоким небом с большими южными звездами.
Событием в жизни городка было прибытие очередного купеческого судна. Когда-то Родос был крупным торговым центром, куда сходились морские пути и из Византии, и из Египта, и из стран Европы. Но теперь рядом оказались турки-сельджуки, они порой совершали нападения, ввиду чего торговля захирела и купеческие суда не часто баловали своим посещением этот остров, оказавшийся на окраине Византийской империи. Поэтому, когда через пару месяцев их пребывания в ссылке неожиданно причалил торговый корабль, жители потянулись на пристань; среди них был и Олег; Феофания занемогла и осталась в монастыре.
Олег спускался к морю, думая о чем-то своем, как вдруг его остановил удивленный голос:
– Олег, это ты или мне показалось?
Он оглянулся. Рядом с ним стоял Мехос, с которым ему однажды пришлось сойтись в смертельной схватке на пиратском судне. Тот стоял и улыбался, приветливо и даже радостно. К своему удивлению, и Олег не почувствовал к нему ни ненависти, ни вражды; наоборот, ему было даже приятно встретиться на этом уединенном острове с соратником по морскому разбою.
– Здравствуй, Мехос, – ответил Олег и протянул руку. Мехос обрадованно ее пожал. – Ты на этом корыте прибыл? Нанялся моряком?
– Бери выше! Теперь это мой корабль. Я на нем мотаюсь по свету и торгую разными полезными людям товарами.
– Вон как! Значит, купцом заделался?
– Угадал. Остались кое-какие сбережения от прошлой жизни, я их не стал пропивать, а купил, как ты говоришь, это корыто.
– Молодец! Скажу честно, не ожидал от тебя такой прыти. Тем более рад за тебя, что занялся полезным делом.
– Я доволен! И по-прежнему в море, и от властей не надо прятаться. Хотя, – он жуликовато прищурился и приблизился к уху Олега, – старую закваску никуда не денешь, нет-нет да и забродит. Плывем как-то, а навстречу купчик плюхает, из какой-то Генуи. Так я его тряхнул по старой привычке, товар забрал, а посудину отправил ко дну… А ты-то что тут делаешь?
Олег рассказал. Мехос задумался, сказал задумчиво:
– Сгниешь среди этих голых скал… Бежать не собираешься?
– С собой возьмешь?
– А почему бы и нет? Только скажи, куда плыть. В Константинополь тебе заявляться нельзя, да и в другие порты Византии тоже…
– И не надо! Отвезешь прямиком на Русь, в Тмутаракань, век обязан буду. Не только щедро уплачу за услугу, но и получишь право без пошлины торговать в моем княжестве.
– Решено! Чего не сделаешь для друга! – Мехос хлопнул Олега по плечу. – Будь готов к отплытию. Проскочим мимо столицы и уйдем в Черное море. Кто нас сможет остановить?
– Когда собираешься отчалить?
– Поторгую с неделю, а потом только нас и видели!
Олег потихоньку сообщил обо всем Феофании. Чтобы обмануть бдительность монахов, которым было поручено следить за каждым шагом ссыльных, они по-прежнему совершали прогулки по острову и ни разу не приблизились к кораблю. Только в день отплытия, прихватив драгоценности, вошли на судно и закрылись в каюте. Тотчас Мехос приказал отдать концы, и судно вышло в открытое море. Долгое время не могли прийти в себя, веря и не веря в свое спасение…
В Тмутаракани пристали поздним вечером. Оставив Феофанию на корабле, Олег пошел к своим друзьям и приятелям, с которыми три года назад собирался в поход на Чернигов. Его помнили, за ним пошли. Той же ночью все сообщники в количестве до трехсот человек собрались возле дома, где он остановился, а рано утром внезапно напали на терем, в котором жили князья Давыд и Володарь, поставленные великим князем. Обоих захватили прямо в постели, привели к Олегу. Он им сказал, холодно поблескивая синими глазами:
– Вы княжили незаконно, в моей вотчине. Идите отсюда подобру-поздорову, я вас не трону. Но только обратно не возвращайтесь, если не хотите сложить свои головы на плахе.
Давыд и Володарь отправились во Владимиро-Волынское княжество и стали в нем готовиться к захвату власти.
Тем же утром был схвачен и хазарский бек Истеми со своими людьми, к этому времени перебравшийся на постоянное жительство в город. Олег даже не стал с ним разговаривать, а приказал повесить на центральной площади. Тмутараканское княжество перешло в его руки.
Слух о появлении Олега быстро распространился по Руси. Нестор записал в своей летописи «Повесть временных лет»: «В год 6591 (1083). Пришел Олег из Греческой земли к Тмутаракани, и схватил Давыда и Володаря Ростиславича, и сел в Тмутаракани. И посек хазар, которые советовали убить брата его и его самого, а Давыда и Володаря отпустил».
