До Киева Добрыня добрался уже по первому снегу. Распустив ратников по домам, сам Добрыня не смог в полной мере насладиться отдыхом после трудного двухмесячного пути от Ильмень-озера до Киев-града. Дела и заботы посыпались на него, как горох из порванного мешка.

Первым делом Добрыня выслушал жалобы жрецов, которые были обеспокоены тем, что в княжеский терем зачастили арабы-бохмиты, иудеи, латиняне и греки.

«Вздумал князь Владимир вызнать, чья вера лучше: у христиан или у бохмитов, — молвили жрецы. — Целыми днями торчат иноземцы в хоромах княжеских, рассказывают Владимиру про Христа и Магомеда, про разные чудеса, ими свершенные, листают свои священные талмуды. Нам, волхвам, уже ходу к Владимиру нет. Мы можем общаться с князем лишь через слуг его. Боги наши недовольны Владимиром! Не дело Владимир замышляет! Хочет он, видать, по стопам княгини Ольги пойти, отречься от дедовских богов!»

Едва Добрыня завел об этом речь с Владимиром, как тот его сразу успокоил. Мол, все его разговоры с иноземцами о Христе и Магомеде от обычного любопытства, и только.

«Интересно мне слушать, как бохмиты и христиане спорят друг с другом, доказывая превосходство своей веры, — сказал Владимир. — Однако для русичей их вера совершенно не годится. Бохмитам дозволяется много жен иметь, но нельзя вино пить и свинину вкушать. Молиться же бохмиты обязаны аж пять раз в день! А мужчины у бохмитов делают обрезание на половом органе, это уж совсем дикость, по-моему. У христиан обрезания нет, но опять много жен иметь нельзя и постных дней в году много, когда мясо и молоко под запретом. К тому же каждый христианин должен иметь своего духовника, коему он обязан рассказывать обо всех своих грешных проступках. А духовник имеет право наказывать согрешившего христианина голодом, холодом, долгим затворничеством и ночным бдением. Это уже просто рабство какое-то!»

Отказываться от дедовских богов Владимир не собирается. Славянские боги хоть порой бывают грозны и капризны, однако они не требуют для себя каменных храмов, не принуждают людей изнурять себя голодом и молитвами, не запрещают пить хмельной мед и вкушать свинину. Тем более что на Руси никакое веселье не бывает без обильной трапезы и хмельного питья.

Добрыне удалось успокоить жрецов, уговорить их задобрить богов жертвами, дабы те не гневались на Владимира.

Другой заботой для Добрыни стали склоки Владимира кое с кем из киевских бояр. Боярам не нравилось то, что Владимир приближает к себе черных людей, набирая их в свою дружину. Бояре не желали сидеть на пирах в княжеском тереме рядом с простолюдинами, кои возвысились благодаря Владимиру. По Киеву продолжали ходить разговоры о том, как Владимир расстроил помолвку сына Сфирна с Забавой Путятишной, обручив ее со своим дружинником Рагдаем. И о том, как княжеский гридень Бокша срубил голову супруге Сфирна в поединке чести. После этого Сфирн ушел из Киева в Тмутаракань, к тамошнему князю Владиславу. Воевода Блуд был избит плетьми по приказу Владимира за слишком смелые речи, брошенные им в глаза князю. Блуд, не стерпев такого унижения, бежал из Киева в Польшу.

Но более всего Добрыню поразило честолюбивое желание Владимира отправиться на Дунай по стопам своего отца и закрепиться там, как это и пытался осуществить воинственный Святослав Игоревич. Выяснилось, что летом в Киеве опять побывали ромейские послы, которые всячески подбивали Владимира и его воевод помочь ромеям в их нелегкой войне с болгарами. За эту помощь императоры Василий и Константин готовы заплатить Владимиру золотом.

Вместе с греческим посольством в Киев прибыл Торд Хриповатый, одетый в роскошные одежды, весь увешанный золотыми украшениями. Торд рассказывал варягам из дружины Стюрбьерна Старки, как ему жилось на службе у ромейских василевсов, каких почестей он достиг, сражаясь с врагами Византии.

Когда задули осенние ветры, греческие послы отплыли обратно в Царьград, а Торд остался в Киеве на зиму. Торд постепенно добился того, что Стюрбьерн Старки и вся его дружина собрались перейти на службу к ромеям, узнав о красоте гречанок и о том, что жалованье наемников в Византии вдвое выше той платы, какую получают варяги в Киеве. И главное, ромеи позволяют наемникам грабить болгарские города и селения. Здесь, на Руси, у варягов такого раздолья нет, им было запрещено разорять города и деревни во время войны Владимира с Ярополком. И во время походов на Волынь, на древлян и вятичей Добрыней не допускались никакие грабежи.

Немало алчных и горячих голов оказалось и среди киевских бояр, многие из которых тоже ратовали за поход на Балканы. Среди киевлян еще была свежа память о походах Святослава, в теремах знати лежали сокровища, некогда вывезенные русичами из Болгарии. Пусть войско Святослава на обратном пути было разбито печенегами, однако Свенельд, добиравшийся с Белобережья через степи, привел в Киев конные полки и доставил сюда большую часть военной добычи.

Добрыня попытался было отговаривать Владимира от похода на Дунай, но вскоре он оставил эти попытки, увидев на княжеских застольях гусляров-сказителей, прославляющих Святослава и Олега Вещего. Добрыне стало ясно, что возмужавшему Владимиру захотелось превзойти ратной славой своих доблестных предков.

В декабре, когда окреп лед на реках и установился санный путь, Владимир отправился в полюдье, то есть выехал собирать дань с подвластных Киеву племен. Обычно этим занимались княжеские наместники и подъездные. Эта затея Владимира была рассчитана не столько на сбор дани, сколько на привлечение к дунайскому походу охочих людей на землях древлян, дреговичей, кривичей, радимичей и северян.

Испокон веку киевские князья, выходя в полюдье, сначала ехали из Киева в древлянские грады Искоростень и Овруч, затем поворачивали на северо-восток к реке Припять, где живут дреговичи. Дальнейший путь пролегал вверх по Днепру мимо городков Любеч, Брягин, Рогачев, Голотическ, Заруб и Орша. Возле Смоленска княжеская дружина поворачивала к югу, переходя от Днепра к реке Десне. Далее дорога шла по льду Десны через города племени северян: Пацынь, Вщиж, Дебрянск, Новгород-Северский, Блестовит и Чернигов. Завершалось это путешествие за данью уже в марте в Вышгороде, близ которого Десна впадает в Днепр. Из Вышгорода тяжело нагруженный княжеский обоз двигался в Киев.

Прошел этим путем и Владимир, собрав не только дань, но и приведя в Киев около десяти тысяч ратных людей.

Владимира теперь окружали люди, осыпавшие его лестью и сулившие ему славу победителя болгар и спасителя Византии. Одним из ближайших советников Владимира был Торд Хриповатый. Три года тому назад Торд Хриповатый был изгнан из Киева Владимиром за надругательство над женой и сестрой боярина Сфирна. Вместе с Тордом тогда подались в Царьград и все варяги из племени гаутов. Ныне Торд был в чести у Владимира, щеголяя перед ним знанием греческого языка. Пожив среди ромеев, Торд не только освоил их язык, но и выучился читать и писать по-гречески.

Красавица Юлия благоволила к Торду, оказывая ему знаки внимания и называя его греческим титулом «патрикий», узнав от послов, что такого титула удостоил Торда василевс Василий. Торд теперь не признавал славянские и скандинавские одежды, неизменно красуясь в греческом далматике с золотым поясом и в полукруглом плаще-пенуле. Даже волосы свои Торд теперь подстригал на греческий манер.

Большую часть времени Владимир проводил с гречанкой Юлией, лишь изредка навещая своих прочих жен. Но и эти недолгие визиты Владимира не проходили бесследно. К моменту возвращения Добрыни из Новгорода в семье Владимира опять случилось прибавление. Адель и Рогнеда произвели на свет по второму сыну, а чудинка Альва родила вторую дочь.

Святополку, сыну Юлии, было шесть лет. Он называл Владимира тятей, хотя в чертах лица мальчика явственно проступало его сходство с Ярополком Святославичем. Владимир закрывал на это глаза и называл Святополка своим сыном, желая сделать Юлии приятное. И только беседуя с глазу на глаз с Добрыней, Владимир позволял себе посетовать на то, что Юлия родила от Ярополка сына-красавца, а от него никак зачать не может.