Выведя Добрыню на дорогу, ведущую к Суздалю, Ярослава распрощалась с ним. Добрыне запомнились ее прощальные слова. Ярослава сказала ему, что сойдутся еще в будущем их пути-дороги. «Одной ниточкой мы отныне связаны с тобой, витязь», — с таинственной полуулыбкой добавила Ярослава.

В душе у Добрыни и впрямь образовалась пустота, когда он расстался с Ярославой и дальше пошел один.

До Суздаля Добрыня не добрался, поскольку в первой же встречной деревне он наткнулся на всадников из своего войска, которые рыскали по лесам и долам, разыскивая его. Во главе этого конного отряда стоял дружинник Сигвальд. От него Добрыня узнал, что новгородским следопытам удалось обнаружить становище князя Дробислава. Рать непокорных вятичей расположилась лагерем на берегу небольшой лесной речки Кухмарь при ее впадении в Плещеево озеро. Это озеро считалось священным у нерлян и дубнян, которые издавна живут в этих местах.

На восточном берегу Плещеева озера возвышается Ярилина гора, названная так, поскольку на ее плоской вершине расположено древнее капище языческого бога Ярилы. Из поколения в поколение обитающие в этих краях вятичи совершают обряды в честь Ярилы на горе, где возвышается деревянный идол этого бога, покровителя урожая и земледельцев.

По поверьям восточных славян, бог Велес, покровитель животного мира, влюбился в богиню Диву, жену бога Перуна. Велес обратился в цветок ландыша, который Дива сорвала во время прогулки на лугу. Вдохнув аромат цветка, Дива зачала от Велеса Ярилу. Возмужав, Ярила стал пахать землю и сеять зерно. Этому занятию Ярила обучил и людей, которые до того находили себе пропитание охотой и рыбной ловлей.

Противником Ярилы был Кащей, сторож подземного царства, внук Чернобога. От взгляда Кащея засыхали деревья и трава, погибали звери и умолкали птицы в лесах. Однажды Кащей неожиданно напал на Ярилу и обратил его в зайца. Спасаясь от преследования, Ярила в образе зайца умчался в царство Нави, где обитают души умерших людей. Кащей побоялся последовать туда вслед за Ярилой. Велес пришел на помощь своему сыну: он вызволил Ярилу из царства мертвых и вернул ему прежний облик, а Кащея заточил под землей.

В календаре древних славян 22 мая считалось днем Ярилы. По легенде, в этот день Ярила был превращен в зайца. С этого дня у славян начинался посев яровых. А с 20 сентября славяне начинали сеять озимые, так как в этот день Велес вернул Яриле человеческий облик. На праздниках в честь Ярилы было принято печь пироги с зайчатиной, девушки и юноши водили хороводы на полях, увенчанные венками из полевых цветов и ржаных колосьев. Самого красивого юношу сажали на белого коня, чтобы он изображал Ярилу.

В славянских песнях говорилось, куда Ярила наступает ногой, там поднимается жито копною, куда Ярила бросает взгляд, там колос зацветает. Путешествуя по свету, Ярила помогает полям хлеб родить, а людям детей плодить. У Ярилы глаза как у ясного сокола, брови соболиные, его кудри по плечам скатным жемчугом рассыпаются.

У волынян и бужан Ярилу на праздниках изображает самая красивая девушка, облаченная в длинное белое платье с венком на голове. Это объясняется тем, что Ярила по своей сути является вечно юным богом, у него нет ни усов, ни бороды. Покровительствуя плодоносящим силам Природы, Ярила стал и покровителем деторождения, поэтому для восточных славян ипостась Ярилы-бога могла быть как мужской, так и женской. Женщины, которые долго не могут зачать ребенка, приносят жертвы Яриле. По этой же причине жених и невеста совокупляются в первую брачную ночь на снопах из необмолоченной ржи.

— Долго же ты плутал по лесу, зять мой, — с беззлобной усмешкой подтрунивал над Добрыней боярин Туровид. — Ты случаем не у богини Деваны гостевал? Не с нею ли в речке плескался и на постели нежился, а? Говорят, кто приглянется Деване, того она воли лишает и удерживает подле себя силой своего очарования. Человек, узревший Девану воочию, говорят, всю жизнь сохнет по ней в любовном томлении.

Девана, дочь Перуна, была богиней лесов и охоты, по поверьям восточных славян. Девана имела прекрасную внешность, а удалью и силой она уродилась в отца. Девана могла метнуть копье в поднебесье, выпущенные ею стрелы поражали цель на расстоянии в десять верст. Девана умела оборачиваться любым зверем, плавать рыбой в реках, а в небесах летать в образе грозной птицы Магур. Бегает Девана по лесам быстро, как лань, а если она садится на своего Буря-коня, то летает над верхушками деревьев, словно вихрь.

«Что ж, Ярослава вполне схожа красотою с грозной дочерью Перуна, да и ловкостью своей тоже», — думал Добрыня, слушая подтрунивания тестя. А сердце его грызла печаль-кручина, вполне схожая с любовным томлением.

На берегу Плещеева озера близ Ярилиной горы встретились два войска. Конные и пешие полки Добрыни выстроились на широком лугу спиной к озеру, рать князя Дробислава встала напротив, обратившись тылом к Ярилиной горе, до которой было не более полуверсты.

Жрецы с обеих сторон принесли Перуну, богу воинов, в жертву красных петухов.

Затем завыли боевые трубы. Две враждебные рати сошлись в сече в душном мареве августовского утра.

Добрыня видел в лязгающей железом сумятице битвы мечущийся по полю красный стяг князя Дробислава с изображением медвежьей головы. Добрыня рвался к вождю вятичей, желая скрестить с ним меч. Накал сражения был такой, что убитые и раненые ратники валились наземь вперемежку с покалеченными лошадьми, чье жалобное ржание смешивалось со стонами умирающих воинов. Дважды Добрыне удавалось дотянуться до Дробислава копьем, но оба раза тот ловко отразил эти выпады своим щитом.

С хрипеньем и яростью вятичи орудовали копьями и топорами, размахивали дубинами, пускали стрелы, силясь остановить мощный натиск воинства Добрыни. Однако тяжелая поступь киевлян и новгородцев, закованных в латы и кольчуги, была неудержима. Стена из продолговатых красных щитов и частокол склоненных копий давили на боевую линию вятичей, которая вскоре была разорвана в нескольких местах. Но даже неся большие потери и теряя монолитную сплоченность ратного строя, вятичи продолжали биться с несгибаемым упорством.

Конная дружина князя Дробислава, опрокинув кривичей на одном из флангов, врубилась в пеший киевский полк и рассекла его надвое. Стяг киевлян упал на истоптанную траву, усеянную телами павших воинов. В образовавшуюся брешь с боевым кличем ворвалось несколько сотен пеших вятичей в звериных шкурах с мечами и секирами в руках. Добрыня повел свою дружину на выручку к ростовцам. Внезапно конь под ним захрипел, напоровшись на вражеское копье, поднялся на дыбы и повалился на землю. Вылетев из седла, Добрыня оказался под ногами у сражающихся ратников. Кругом была кровь, изрубленные тела, брошенное оружие… От лязга сталкивающихся мечей звенело в ушах. От хруста разрубаемых топорами человеческих черепов и костей стыла кровь в жилах. Кони, оставшиеся без седоков, топтали копытами раненых и мертвых, обезумев от запаха крови.

В миг, когда военное счастье склонилось наконец на сторону киевлян и новгородцев, а вятичи, заколебавшись, подались назад, в это самое время тяжелые облака, затянувшие небо, вдруг разразились сильнейшим ливнем. Целые потоки воды хлынули с небес на землю, мигом прекратив творившееся на берегу Плещеева озера кровопролитие. Из-за густых струй дождя в двух шагах было не разобрать, где свой, а где чужой. Ратники, опустив оружие, разошлись по сторонам. Вятичи отошли к Ярилиной горе, а войско Добрыни вернулось в свой стан у Плещеева озера.

Когда ливень стих, а небо озарилось горячим солнечным светом, Добрыня стал поторапливать воевод, чтобы те поднимали воинов и выстраивали полки для новой битвы. Уже знамена реяли посреди прибитых дождем сочных луговых трав, а под ними застыли, опираясь на щиты и копья, кривичи, киевляне и новгородцы. Уже боевые трубы дали сигнал к сражению. Однако в лагере вятичей не было заметно никакого движения, их трубы молчали. Среди шатров и шалашей не было видно ни одного всадника, никого из пешцев.

— Что они там все вымерли разом! — проворчал Добрыня, посылая на разведку Сигвальда с десятком конников.

Сигвальд вскоре вернулся с известием, что войско вятичей, бросив стан, укрылось в лесной чаще.

«Понял князь Дробислав, что зубы у него коротки, дабы тягаться с нашей ратью на равных, поэтому и ушмыгнул в лес под покровом дождя», — подумал Добрыня.

На поиски рати князя Дробислава были разосланы в разные стороны конные дозоры.

Киевляне, кривичи и новгородцы разбрелись по полю недавней битвы, собирая своих раненых и убитых, грабя павших врагов.

Тем временем Добрыня во главе полусотни дружинников стал подниматься по широкой тропе на вершину Ярилиной горы. Ему захотелось взглянуть на капище здешних вятичей.

Склоны Ярилиной горы были довольно обрывисты, удобный подъем имелся лишь с юго-восточной стороны. На склонах не росло ни единого дерева, лишь кусты шиповника и рябины цеплялись тут и там за каменистые расщелины. На плоской вершине горы раскинули вечнозеленые кроны несколько могучих сосен.

Окруженная соснами площадка была выложена плоскими камнями. Четыре больших валуна были уложены таким образом, чтобы обозначать стороны света. В центре каменной площадки возвышался вытесанный из дерева идол. Это был бог Ярила. У подножия идола стояли в ряд глиняные миски и кувшины с пищей и напитками — подношения божеству от людей.

Оглядывая истукан Ярилы, Добрыня с трудом сдержал удивленный возглас. Эта деревянная статуя представляла из себя обнаженного мужчину и нагую женщину, стоявших спиной друг к другу. Если смотреть на идола с запада, то перед глазами окажется Ярила-муж с крутыми мускулами на руках и бедрах, с большим торчащим фаллосом. Если подойти к истукану с востока, тогда взору предстанет Ярила-жена с пышными грудями, с широкими округлыми бедрами и нежным животом, с женской детородной щелью.

— Ай да Ярила! — рассмеялся варяг Сигвальд, не отстававший от Добрыни ни на шаг. — Сей бог может быть как мужчиной, так и женщиной. Пребывая в двойном обличье, Ярила способен познать все оттенки сладострастия!

Услышав изумленные возгласы гридней, столпившихся возле бревенчатой избушки с двускатной кровлей, Добрыня поспешил туда, схватившись за рукоять меча, висевшего на поясе.

Позади избушки была еще одна каменистая площадка, обрывавшаяся отвесным обрывом. На этой узкой площадке спиной к обрыву стояла юная девушка с длинными светло-русыми волосами, распущенными по плечам. На ней была лишь короткая исподняя рубашка-срачица чуть ниже пояса, с довольно глубоким вырезом спереди и без рукавов. Недавно прошедший ливень вымочил девушку с головы до ног. Намокшая рубашка прилипла к ее телу волнистыми продольными складками, не только не скрывая девичью наготу, но, наоборот, выставив напоказ все ее соблазнительные прелести.

Несмотря на то что мокрые растрепанные волосы закрывали девушке пол-лица, Добрыня сразу узнал ее. Это была Ярослава.

Она стояла с поднятым кверху лицом, с поднятыми и разведенными в стороны руками, бормоча какие-то заклинания вполголоса. Судя по всему, Ярослава собиралась принести себя в жертву, прыгнув с обрыва вниз.

Добрыня подскочил к девушке и оттащил ее за руку от края пропасти.

— Вот мы и свиделись снова, красавица, — радостно воскликнул Добрыня, слегка встряхнув Ярославу за плечи. — Узнаешь ли ты меня?

По затуманенным глазам Ярославы было видно, что она в мыслях уже очень далека от реальности. Поэтому Добрыне пришлось окликнуть девушку еще несколько раз и даже пошлепать по щекам, дабы вернуть ее в действительность.

— Добрыня?! — удивленно прошептала Ярослава, обмякнув у него на руках. — Как ты здесь оказался? Почто ты мне помешал?

— Лучше скажи-ка, милая, что ты здесь делаешь? — требовательно произнес Добрыня, укутав Ярославу своим плащом. — Ты, похоже, прыгать со скалы собиралась. Не дело это, голубушка. Совсем не дело!

— Я — жрица Ярилы, — тихим голосом промолвила Ярослава, присев на обрубок бревна у входа в избушку. — Я поклялась принести себя в жертву Яриле, коль рать князя Дробислава не победит сегодня в сече. — Ярослава тяжело вздохнула, с укоризной взглянув на Добрыню. — И ты помешал мне в этом. Теперь Ярила будет мстить князю Дробиславу.

— Э-э, чепуху мелешь, голуба моя! — Добрыня досадливо отмахнулся. — Ярила же не дурень набитый. Он не мог не увидеть, что у князя Дробислава втрое меньше воинов, чем под моими стягами. Сразу было понятно, чем закончится сегодняшняя битва.

— Так вот зачем ты прибыл сюда из Киева, — с горькой усмешкой обронила Ярослава, холодно глядя на Добрыню. — А я-то глупая влюбилась в тебя по уши. О новой встрече с тобой мечтала! Ветер-приворот тебе во след пускала.

— Вот и свел нас вместе ветер-приворот, — улыбнулся Добрыня, ласково погладив Ярославу по руке. — Я ведь тоже дни и ночи о тебе думаю. А сюда я пришел не по своему почину, но по воле киевского князя. Желает Владимир, чтобы все славянские племена от Оки до Угорских гор под властью Киева находились. Это станет благом для Руси, ибо меньше будет междоусобиц меж славянскими племенами.

— Стало быть, ты благо несешь с мечом в руке, — покачала головой Ярослава, опустив глаза. — Уходи, Добрыня. Не мешай мне исполнить данное богу обещание.

— Без тебя я не уйду, Ярослава, — сказал Добрыня с упрямым блеском в глазах. — С Ярилой я договорюсь, об этом не тревожься, милая. У меня в войске тоже жрецы имеются, они столкуются с Ярилой и жертвы ему принесут.

— Силой ты меня можешь с собой забрать, Добрыня, — с грустью в голосе промолвила Ярослава, — но любви меж нами тогда не будет. Не дождешься ты от меня ни ласк, ни поцелуев, ни доброго слова. Неужто ты этого хочешь? Иль рабыню желаешь во мне видеть?

Добрыня сокрушенно тряхнул кудрями, мысленно ища выход из этого затруднения. Ничего не придумав, он спросил:

— Что же мне делать, Ярослава? Как спасти тебя?

— Замирись с князем Дробиславом и уведи свое войско с его земли, — сказала Ярослава. — Тогда я не уйду в царство Нави.

— И станешь моей… моей женой? — волнуясь, проговорил Добрыня, мягко повернув Ярославу к себе лицом.

— И стану твоей женой, — чуть слышно произнесла Ярослава, сверкнув голубыми очами из-под полуопущенных ресниц.