Как-то Веланд, Гудни и Раннви отправились в гости к Остену. Обе семьи часто навещали друг друга, крепя дружбу. За застольем Остен сказал, обращаясь к Веланду:

– Ты знаешь, что в предгорьях мне принадлежит небольшое озеро. Уловы все годы были на славу. Но этим летом мне некогда заниматься. Взял бы ты на себя такую заботу. Дело несложное, без штормов и бурь, а выручка получится неплохая.

– А на каких условиях?

– Мне треть улова, тебе остальное. Дело-то почти семейное. – И он хитро подмигнул, намекая на предстоящую свадьбу Раппа и Раннви.

Веланд подумал, ответил:

– Согласен. Когда можно приступать?

– Да хоть завтра.

Веланд не стал терять время. Через пару дней снарядил телегу и со снастями и продуктами питания отправились к озеру. В обед были на месте. Озеро располагалось в красивейшем месте. С одной стороны к нему подступали горы, с другой опоясывал густой сосновый лес. На берегу его стояла небольшая избушка, в которой жил сторож – мужчина лет сорока с дочерью. Гостомысл как увидел ее, сразу притих и стал ходить медленно, почти крадучись, стараясь не упустить девушку из виду. Она была действительно красивой: высокая, статная, с большими задумчивыми глазами. С первого взгляда было видно, что жила она в одиночестве, в стороне от мужского внимания, и появление Гостомысла было для нее большим событием. На его призывный взгляд она тотчас ответила стеснительной и радостной улыбкой, эта улыбка не сходила с ее губ до самого вечера. Он уловил момент и шепнул:

– Буду ждать вечером, выходи.

Ее щеки залились румянцем, она ничего не ответила, но глаза ее были красноречивее любых слов.

Вечером поставили сети, отправились отдыхать. Спать Гостомыслу определили в сарайчике. Он приготовил постель на мягком душистом сене и вышел наружу, присел на скамейку. Стемнело как-то сразу, лишь солнце скрылось за лесом. Из дома крадучись вышла девушка и направилась к нему. Он шагнул навстречу и подал букетик цветов, который собрал на опушке леса.

– Это тебе.

Она вздрогнула, взяла цветы и прижала к груди, растерянно и беспомощно глядя ему в глаза. Он пригласил ее присесть на скамеечку. Она села с прямой спиной, строго глядя перед собой, он чувствовал, что она вся полыхает от волнения.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Даксией, – выдохнула она.

– Места у вас замечательные, – начал он издалека, чтобы дать ей успокоиться и прийти в себя. – Кажется, нигде не встречал такой красоты!

– Да, – рассеянно подтвердила она.

– Если была бы моя воля, навсегда остался здесь жить.

– Правда?

Так поговорили они еще немного, потом она поспешно встала и сказала:

– Я пойду, а то папа хватится.

– Завтра выйдешь? – пытаясь удержать хоть на минутку за руку, спросил он.

Она сверкнула на него глазами и убежала.

Утром встали рано. Сели в лодки, стали выбирать сети. Улов оказался отменным. Тут были и лещи, и щуки, и караси, и разная мелочь. Стало ясно, что Остен не обманул, поездка на озеро оказалась не напрасной. Довольные, веселые, рыбаки сели за завтрак. Подавала еду Даксия. Щеки ее были пунцовыми, она изредка бросала влюбленные взгляды на Гостомысла. А ему было стыдно. Стыдно оттого, что вчера вечером умолчал о том, что он – раб. Нет, нельзя обманывать неопытную, наивную девушку. Конечно, она тут же прекратит свидания, а ему хотелось еще побыть с ней. Может, подождать до отъезда?

Так ничего и не решив, Гостомысл вместе со всеми отправился чинить сети. Присел на чурбачок, принялся за работу. Рядом с ним пристроилась Раннви. Оглянувшись вокруг и убедившись, что их никто не может услышать, сказала свистящим шепотом:

– Что у тебя за свиданки с дочерью хозяина?

Гостомысл пожал плечами и ничего не ответил.

– Забыл, что ты – раб? Тебе известно, что, по нашим обычаям, грозит рабу за связь со свободной девушкой?

Гостомысл продолжал молчать.

– Тебя ждет смертная казнь!

И, видя, что он не хочет отвечать ей, она резко встала и проговорила с едва скрываемой ненавистью:

– Если еще раз увижу тебя рядом с ней!..

И, не договорив, ушла.

После обеда стали заводить бредень. Тащили его Веланд и Гостомысл, Раннви и Даксия выбирали рыбу. Уловы были хорошими, работа спорилась. Как-то Гостомысл переходил с бреднем на новое место, рядом оказалась Даксия; она вдруг качнулась к нему и на мгновенье коснулась его плеча. Его до глубины души тронула эта робкая, неосознанная ласка...

Поздним вечером Даксия вновь вышла к нему. Она уже меньше стеснялась и даже не отодвинулась, когда он осторожно подсел поближе. Они поговорили об улове и еще кое о чем, потом Гостомысл, поколебавшись, сказал:

– Наверно, мне надо было в первый же вечер сообщить тебе что-то важное о себе...

Она лукаво взглянула на него:

– Наверно, женат и семеро по лавкам?

– Нет. Гораздо хуже.

– Не пугай. Говори сразу.

Он помолчал, не зная, с чего начать. Потом произнес решительным голосом:

– Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я не свободный человек. Я – раб Веланда и его дочери.

К удивлению Гостомысла, она его слова восприняла довольно спокойно. Немного подумав, ответила:

– Не вечно тебе быть рабом. Года через два-три рабов освобождают. Проси у хозяев участок земли или займись каким-нибудь ремеслом. Скопишь нужную сумму денег и выкупишься. Я слышала о многих рабах, которые сейчас живут свободными, имеют семьи и ничем не отличаются от остальных жителей Скандинавии.

– Но нам опасно встречаться...

– Почему?

– Могут применить строгое наказание.

– Кто тебе сказал?

Гостомысл немного поколебался, ответил:

– Раннви.

Даксия неожиданно бурно отозвалась на его слова. Она повернулась к нему и выпалила:

– Не верь ей! Она любит тебя!

– С чего ты взяла? – удивился он. Он-то знал, что она его не терпела. Не изменилось ее отношение даже после трехдневного путешествия, когда они блуждали в тумане.

– Я вижу, как она смотрит на тебя!

– С ненавистью. Или с неприкрытой неприязнью.

– Нет, нет и нет! Меня не обманешь! – настаивала она.

«Ревнует, вот и выдумывает», – подумал он.

Ему было хорошо с Даксией, милой, славной девушкой. Это было необыкновенное отдохновение для души! Явилось безмятежное настроение, не хотелось ни о чем серьезном думать. Сегодня он с ней, а завтра будь что будет. И Млава отодвинулась куда-то далеко, и будто было это много-много лет назад. О ней и не вспоминается совсем. Теперь он увлечен Даксией. С ней Гостомысл чувствовал себя взрослым, опытным, умудренным жизнью. Еще бы! Она, кроме своего озера, ничего не видела. А у него уже была любовь к Млаве, он участвовал в сражениях, на корабле пересек несколько морей, познает другую страну...

Три дня шли хорошие уловы. На четвертый сети оказались полупустыми, а бредни приносили разную мелочь, которую тут же выбрасывали, потому что ее все равно никто бы не купил. Веланд приказал собираться домой.

Раннви все это время ходила насупленной, замкнутой, на Гостомысла ни разу не взглянула. Сначала он думал, что она расскажет обо всем отцу, но этого не случилось, во всяком случае, встречам его с Даксией никто не мешал.

В последний вечер Даксия доверчиво прислонилась к его груди, шептала:

– Мы не можем расстаться навсегда. Мы обязательно увидимся. Как немного уляжется, я приду к тебе в поселок. Ты меня жди. Я не привыкла обманывать.

– Но я могу быть в это время в море...

– Я подгадаю к вечеру. Расскажи, где стоит дом твоих хозяев, чтобы не искать.

– Он крайний к морю. Его ни с каким другим не спутаешь.

– Ты почаще выходи из дома по вечерам и тогда увидишь меня. А лучше, если, как здесь, станешь ночевать в сарае.

– И не побоишься одна пускаться в дальний путь?

– Привычное дело! Я часто навещаю свое родное селение, которое гораздо дальше, чем ваш поселок. Захочется поиграть с подругами или тетей с дядями навестить, мигом соберусь и отправляюсь в путь. А кого бояться? Разбойники в наших краях не водятся, а диких зверей загнали далеко в горы.

– Храбрая ты девушка!

– Какая есть, – скромно ответила она.

Когда отъезжали от озера, Даксия вышла из дома. Он увидел ее печальное лицо, но глаза сияли любовью к нему.

По прибытии в поселок Гостомысл попросился у Веланда ночевать в сарае, на что тот охотно согласился. Конечно, он хотел увидеться с Даксией, но больше ему понравилось то, что на ночь становился как бы свободным человеком. Находясь в сарае, Гостомысл на некоторое время был предоставлен самому себе, не чувствовал постоянного надзора хозяев, мог отдохнуть душой от гнетущей рабской зависимости. Растянувшись на душистом сене, предавался он своим мыслям, перебирал в голове различные способы освобождения. Конечно, ждал, что выкупит отец. Главное, чтобы Влесослав через новгородских или других купцов как можно быстрее дал знать ему о том, что сын находится в рабстве. Тогда Буривой срочно снарядит корабль, и его быстро вернут на родину. Ах, Влесослав, Влесослав, где ты сейчас, Влесослав? Постарайся, бывалый купец, не подведи, помоги вызволить меня из кабалы!

Что касается того, чтобы попроситься у Веланда на вольные хлеба и заняться своим хозяйством, то это с самого начала было безнадежное предприятие. Что он может делать, Гостомысл? Кроме как скакать на коне да махать мечом, ничего. Да и не отпустит его ни за что Веланд. Не за тем покупал себе раба, чтобы просто так расстаться. С кем тогда пойдет в море? Ждать же, когда подрастет малышня, придется очень и очень долго... А о побеге Гостомысл даже не мечтал, было бы безумием попытаться в одиночку пересечь два моря!

Мысли его иногда возвращались к Даксии. И странно, он больше чувствовал угрызения совести, чем влечение к ней. Его мучило сознание того, что напрасно увлек ее, совсем молодую девушку, зная наперед, что никогда им не быть вместе. И чем дальше, тем больше жгло его это чувство и стало преследовать повсеместно, где бы он ни находился. Ему было стыдно, когда он вспоминал, как она обещала приходить к нему. Почему она к нему, а не он к ней? Потому что раб? Но теперь ночами он волен распоряжаться своим временем, никто за ним не наблюдает, никто не проверяет. Он может уйти после ужина и вернуться к восходу солнца, никому и в голову не придет, что он отсутствовал. Несколько дней он ходил, прикидывая и так и эдак, и наконец решился.

В сарае заранее оторвал и оставил на одном гвозде доску. Оставалось только отодвинуть ее и шмыгнуть в густые заросли полыни, а оттуда можно было незаметно проскользнуть на дорогу. Так он и сделал. Ночь стояла ясная, дорога была как на ладони. Чтобы быстрее дойти до озера, Гостомысл сначала бежал, затем переходил на ускоренный шаг, а потом снова бегом и снова шагом. И вот он, домик на берегу озера. У него екнуло сердце и тепло разлилось в груди. Поди спит, сны видит и не подозревает, что он стоит перед ее окном...

Гостомысл легонько постучал и присел на скамеечку. Стальной гладью перед ним лежало озеро, мрачной стеной надвигался на него лес, а над всем этим холодным великолепием разливала мертвенный свет полная луна.

Вот тихо открылась дверь дома, и на грудь ему упала Даксия, пахнущая теплом постели. Выдохнула жарким шепотом:

– Ты не обещал, но я верила, что непременно придешь...

Они проворковали немногим более часа, а потом он засобирался в обратный путь.

– Как выдастся удобный случай, прибегу еще, – пообещал он на прощание.

Она не держала его, хотя Гостомысл чувствовал, что ей тяжело расставаться с ним. Какая мужественная и умная девушка, он не мог думать о ней иначе, как с большим уважением и благоговением.

Наверно, Даксия вселила в него новые силы, потому что всю обратную дорогу он не шел, а летел, будто на крыльях.

Край неба только заалел, а он уже подходил к сараю. И тут в неверном свете сумерек увидел фигуру, сидящую на скамейке. Он подошел поближе. Это была Раннви.

– Что ты тут делаешь спозаранку? – невольно вырвалось у него.

Она глянула на него блестевшими из темных провалов сухими глазами, сказала глухим голосом:

– Это ты должен объяснить мне, где пропадал всю ночь.

– У меня не было сна. Я гулял окрест.

Она вперила в него лихорадочный взгляд, спросила, раздельно произнося каждое слово:

– Ты был у нее?

Он чуть помедлил, ответил:

– Да.

Она вздрогнула, как от удара, а потом вдруг стала колотить маленьким кулачком по колену:

– Проклятье! Проклятье! Влюбиться в раба! Не спать ночами! Сторожить каждый его шаг! Ненавидеть и любить! Как можно такое вынести?

По лицу ее текли крупные слезы. Гостомысл был ошарашен. Он был уверен, что она ненавидит и презирает его, и совсем не мог предположить, что у нее есть к нему какие-то чувства...

В растерянности он присел рядом с ней, несмело обнял. И тут она качнулась к нему и потянулась губами к его губам.

А его поцелуй для нее был как удар молнии, который огнем прошелся по всему телу. Она знала постные поцелуи Раппа, приятные и усладительные; они, как поцелуи матери или подруг‚ почти не волновали и не возбуждали ее. А сейчас она испытала подлинное блаженство, и ей снова и снова хотелось повторить сладострастное наслаждение.

Гостомысл ощутил жар ее губ, почувствовал, как она задрожала в его руках, и в его сердце будто что-то толкнуло. Это своенравное, озорное и отчаянное существо, только с трудом переносимое им, вдруг превратилось в самого дорогого и любимого человека. Он жадно целовал ее солоноватые от слез губы, щеки, глаза, веря и не веря в обрушившееся на него счастье.

Он только сейчас понял, что был тайно влюблен в нее, сам себе не признаваясь в этом. Может быть, произошло это тогда, когда он увидел, как она, раскинув свои густые волосы, встала во весь рост на корме, и он понял, что перед ним не подросток, а девушка; или когда они сидели под парусиной, прижавшись друг к другу, и у него защемило сердце от ее близости; а может, при возвращении в рыбацкий поселок, когда Раннви, уцепившись за канат, с отчаянной смелостью повисла над морской бездной...

Внезапно она встала, взяла его голову в свои ладони, крепко поцеловала в губы и сказала, глядя на него сияющими глазами:

– Разойдемся по своим постелям. А то скоро проснется поселок, и нам может крепко влететь!

Они расстались. Утром первым из дома вышел Веланд, привычно глянул в небо, на море. На медно-коричневом, обрамленном бородой лице появилось удовлетворенное выражение: день, судя по приметам, должен выдаться погожим.

За ним следом, сияя лицом, выпорхнула Раннви. Веланд покосился на нее: с чего бы это с утра такая веселая? Ах да, видно, с Раппом дела идут на лад. Что ж, понятно, дело молодое...

Кивнул на сарай:

– Буди раба. Да проверь, подготовил ли он грузила.

Она понеслась к сараю. Больше для отца, стукнула в дверь сарая:

– Эй, поднимайся!

Гостомысл ответил тут же:

– Иду.

– Грузила сделал?

– Готовы.

– Отец велел захватить.

Он вышел из сарая, здоровенный увалень, с по-детски доброй душой. С робкой надеждой взглянул на нее. Она ждала этого взгляда и, таясь от отца, искоса ответила сияющим, любящим взглядом; у него тотчас расцвело лицо, он широкими уверенными шагами направился к лодке. Она глядела ему вслед, не в силах оторваться: так бы и любовалась, впитывая в себя каждый его жест, каждое движение!

Столкнули лодку в воду. Отец уселся на корме, они, как обычно, взялись за весла. Раннви как бы нечаянно на мгновенье прикоснулась к его плечу, по телу ее разлилась сладкая нега. Он понял, ответил едва заметной радостной улыбкой.

Стали бросать сети. Веланд подгребал веслами, умело управляя лодкой. Гостомысл подавал свернутые кругами сети, Раннви направляла их в воду. Руки их часто встречались, задерживались на какие-то мгновения, и в этом они испытывали ни с чем не сравнимое наслаждение.

Когда пристали к берегу, Раннви тотчас ушла в дом. У него тревожно сжалось сердце: почему не оглянулась, почему не подарила прощального взгляда? Может, разлюбила? Или побоялась, что взгляд перехватит отец, который шел следом?..

Потом они с Веландом работали на дальнем огороде. Он полол сорняки, мотыжил междурядья, а в мыслях неотступно была она, Раннви. Сердце тревожно ныло. Где она, что делает? Думает ли о нем или это была просто игра избалованной девчонки? О том, что их ждет впереди, старался не думать.

После ужина, проходя мимо, Раннви шепнула ему:

– Жди в сарае.

Она шла на гулянье, имея готовое решение, как поступить с Раппом. Нет, рвать с ним нельзя. В их отношения замешаны родители, начнутся вопросы и допросы, люди неглупые, быстро докопаются до ее связи с рабом, и тогда их обоих ждет позорная смерть. Древние обычаи народа жестоки и неумолимы.

Она поступит хитрее: будет встречаться с Раппом, но больше для вида, лишь бы он продолжал считать ее невестой, они по-прежнему будут обмениваться вежливыми поцелуями. Она это выдержит. И так будет продолжаться до тех пор, пока Гостомысл не станет свободным. Она была уверена, что это случится скоро, очень скоро. Не может новгородский княжич долго влачить рабскую участь, отец вызволит его из плена. И тогда...

Что она уедет вместе с Гостомыслом, она решила твердо. Ей нет жизни без него. Она полюбила, он стал частицей ее жизни, и это навсегда.

Раннви думала, что будет относиться к Раппу так, как раньше. Но, увидев его, поняла, что он стал для нее не только чужим, но и ненавистным. Она видеть его не хотела, ей противна была сама мысль, что они окажутся рядом. Она подивилась перемене, которая произошла с ней, пыталась уговорить себя, что надо подойти к нему ненадолго, поболтать о том о сем и незаметно скрыться. Но едва Рапп направлялся к ней, как Раннви ныряла в кружок девушек или, подхватив какую-нибудь подружку, уходила в сторонку.

Наконец он настиг ее. Спросил сердито:

– Чего убегаешь? Или случилось что-то?

– Я? Убегаю? – постаралась как можно сильнее удивиться она. – Ничего подобного. Просто секретами и девичьими тайнами надо было поделиться с подружками.

– Нового, что ли, приметила кого?

– Вечные у тебя приступы ревности, – раздраженно проговорила она, не в силах удержать своих чувств. – Дня не проходит, чтобы к кому-нибудь не приревновал.

– Потому что люблю.

Они долго молчали, глядя по сторонам. Наконец, неприязненно взглянув на нее, он спросил:

– А чего ты по-мужски вырядилась?

Раннви это сделала, чтобы позлить его, потому что знала, как не любит он ее в таком наряде.

– Я – рыбачка. Могу и в штанах пройтись.

– Но только не на гулянье. И запомни, согласно нашим обычаям, муж имеет право развестись со своей женой, если она появляется так на людях.

– Но я тебе не жена!

– Пока – не жена!

– Может, и не пока!

– Это на что ты намекаешь?

– Я не намекаю, я говорю.

– Надумала мне сделать от ворот поворот? Не выйдет! Как родители захотят, так и будет. А они все давно решили!

– Ну это мы еще посмотрим!

Они поссорились. Рапп некоторое время стоял рядом, но потом вдруг резко развернулся и ушел прочь. Раннви с облегчением вздохнула. Наконец-то избавилась от этого зануды. Не насовсем, конечно, она его хорошо знала и была уверена, что он еще не раз подойдет, но сегодняшний вечер у нее свободен, а ей так хотелось быстрее повидаться с Гостомыслом!

Потом она на некоторое время пожалела, что поссорилась с Раппом. Ведь собиралась тихо-мирно продолжать с ним встречи, чтобы никто не догадался о ее с Гостомыслом любви. Но, видно, характер никуда не денешь, он, как шило в мешке, обязательно вылезет наружу!

Только шагнула в темноту сарая, как Гостомысл жарко обнял и стал целовать. Она тотчас ответила на его ласки, забыв обо всем на свете. Потом стали говорить, перебивая друг друга.

– Еле дождался. Так долго не было тебя...

– Я торопилась. Рапп не пускал...

– Это тот самый задумчивый?

– Он самый. Назойливый и занудный.

– А зачем встречаешься?

– Мы с ним помолвлены.

– Значит, поженитесь?

– Как же!

В сарае пахло навозом, переступала с ноги на ногу лошадь, порой шумно вздыхала корова.

– Признайся, когда я тебе понравился? – спрашивал он.

– Не знаю. Теперь мне кажется, я всю жизнь тебя любила.

– А чего тогда ругалась?

– Характер такой. Въедливый.

– Ох, как я иногда тебя ненавидел за твои придирки!

– А я готова была тебя убить, когда на озере уходил на свидание с той девицей!

– Нравилась она мне, но не любил я ее.

– А я чувствовала это!

– Правда?

– Девичье чутье не обманешь! Я всегда верила, что ты будешь со мной.

– Вон ты какая!

Внезапно по крыше начал барабанить дождь, он все больше и больше расходился, пока не перешел в ливень. Ветер задувал в щели, стало прохладно. Они теснее прижались друг к другу.

– А помнишь, как мы сидели под парусиной, когда попали в туман? – спросила она.

– Ты тогда замерзла до посинения.

– А ты хотел обнять меня.

– И ты испугалась?

– Конечно. Ни с того ни с сего, как снег на голову...

Потом начались бесконечные «А помнишь?». Недолго жили они рядом, а воспоминаний накопилось столько, что хватило на всю ночь.

Перед прощанием Раннви обняла его и сказала:

– Да хранит нас богиня красоты и любви Фрейя, прекрасная и грациозная!

– А у нас богиня любви Леля. Наши юноши и девушки молятся ей, прося счастья и благополучия.

– И она защищает влюбленных от всяких напастей?

– Да, потому что она молодая и красивая. В нее влюблен бог солнца – Ярила. В начале каждого лета мы отмечаем свадьбу Ярилы и Лели. На луга собирается молодежь, зажигаются костры, кружатся хороводы... Можешь представить, как бывает весело!

– А наша богиня любви настоящая воительница. Фрейя надевает сияющие доспехи, шлем и щит, берет с собой воинственных дев – валькирий и с мечом в руках всегда одерживает победу над темными силами. Я уверена, она и нам поможет устроить счастливую жизнь!

Хотя утром дождь закончился, но ветер не унимался, и в море выходить было опасно. Поэтому Веланд поднял молодежь только к завтраку, дав выспаться. Доедая рыбный суп, обронил:

– Надо просмолить лодку, а смола закончилась. Раннви, собирайся на рынок, купи ведро. В помощники возьми раба.

Раннви чуть не задохнулась от радости. Еще бы: они с Гостомыслом вдвоем пробудут чуть ли не целый день!

Веланд запряг телегу, и они отправились в путь. Едва поселок скрылся за холмом, как они оказались рядом друг с другом...

Рынок был в самом разгаре. Торговали купцы из европейских стран оружием и керамикой, скандинавы предлагали свое оружие, оленьи рога и шкуры, сыры, масло, из далекой Новгородчины были привезены ценные соболиные и куньи шкурки, мед, воск, хазарский торговец предлагал китайский шелк и восточные благовония. Раннви и Гостомысл прохаживались вдоль торговых рядов, любовались изобилием товаров. Гостомысл подошел к новгородскому купцу.

– Как звать? – спросил он его.

У того брови полезли на лоб.

– Земляк, что ли?

– Он самый. Не признаешь?

– Не доводилось встречаться.

– Я сын новгородского князя Буривого.

– Да как же так? Почему же здесь-то?

– В плен попал. Продали в рабство.

– Вот беда-то какая...

– В Новгороде скоро будешь?

– Как товар распродам...

– Много товара?

– Да только приплыл.

– Ты больше заработаешь, если не сегодня, то завтра отплывешь на родину, сообщишь моему отцу, что видел меня. Он тебе и за товар заплатит, и еще в придачу даст достаточно за принесенную весть. Согласен?

– Подумать надо...

– Чего думать? Или не веришь, что я княжич?

– Сомнение есть...

– А ты не сомневайся! Скажешь отцу: Гостомысл в рабстве, выкупать надо быстрее, пока жив!

– Ах, боги небесные, Перун-громовержец! Как ведь может судьба повернуться. Нынче ты царь, а завтра тварь...

Гостомысл только сейчас по-настоящему успокоился: купец, желая получить крупный куш, обязательно сообщит о нем Буривому; честно говоря, он все это время не очень-то надеялся, что Влесослав сумел связаться с каким-нибудь купцом.

Раннви купила ведро смолы, Гостомысл поставил его на телегу. Они поглядели друг на друга, и им ужасно захотелось побыть одним. И не на телеге, трясущейся по неровной, каменистой дороге, а под сенью деревьев, скучившихся на берегу фиорда. Не сговариваясь, взялись за руки и вошли в тенистую прохладу. Он крепко обнял ее и поцеловал. Так они стояли некоторое время, тесно прижавшись, забыв обо всем и чувствуя себя самыми счастливыми на свете.

Внезапно сзади их раздался насмешливый голос:

– Так вот они где воркуют, голубочки!

Они оглянулись. Недалеко стоял Рапп, в руках у него был кинжал.

– Значит, моя невеста предпочла меня мерзкому рабу! Этого так оставить никак нельзя. Презренный раб должен умереть, а тебя продадут в рабство! Таковы наши обычаи!

– Рапп, ты не сделаешь этого! – в испуге закричала Раннви.

– Еще как сделаю! С превеликим удовольствием выпущу кишки этому презренному рабу!

Гостомысл рукой отвел Раннви за себя, сузил глаза и напрягся, готовясь к схватке. Сколько раз на княжеском дворе сходились они с ровесниками не только на мечах и пиках, но и безоружный против вооруженного, отрабатывая приемы. В бою ведь всякое бывает, могут из рук меч, копье выбить, и в этом случае надо не сдаваться на милость победителя, а самому стремиться повергнуть неприятеля.

Рапп несколько раз делал вид, что кидается на Гостомысла, но тотчас отскакивал назад. Гостомысл, в свою очередь, провел ряд обманных движений и заметил, что не зря называл своего противника «малахольным»: тот с заметным опозданием отзывался на его ложные выпады. Этой слабостью он и решил воспользоваться. И когда Рапп наконец бросился на него по-настоящему, он увернулся, перехватил его руку и вывернул назад.

Рапп как-то странно крякнул и выпустил кинжал. Но потом неожиданно ударил ногой в голень Гостомысла и подсек его. Оба кубарем покатились по тропинке. Скандинав оказался довольно сильным противником, недаром с малолетства ходил в море и тянул сети. Поэтому Гостомыслу никак не удавалось подмять его под себя, а в какой-то момент Рапп вдруг вывернулся и оказался над ним; теперь его руки потянулись к самому уязвимому месту у человека – к горлу. Гостомысл перехватывал его пальцы, извивался, стремясь сбросить с себя противника.

И вдруг Рапп ослаб и упал на него. Гостомысл отшвырнул его в сторону. Над ними стояла Раннви, в руках она держала увесистый сук.

– Ты жив? – Ее бескровные губы еле шевелились, в глазах плескался страх.

Гостомысл наклонился над Раппом. У того мелко-мелко дрожали веки. Встал рядом с Раннви, произнес:

– Ты крепко его приложила.

Она прижалась к нему, ее всю трясло.

– Что будем с ним делать, Гостомысл?

Он поднял кинжал, повертел его в руках. Добить? Нет, рука не поднимается на безоружного.

– Он скоро очнется и поднимет шум, – медленно растягивая слова, произнес он. – Нам не удастся далеко уехать. Нас все равно схватят и казнят.

– Неужто нет никакого пути к спасению? – в отчаянии проговорила она.

Как видно, она теряла последние силы духа и была неспособна на какие-то решения. У него же, как всегда в опасном положении, более четко работала мысль, ища выход. Наконец его взгляд упал на пристань, там стояли купеческие суда.

– Идем, – твердо проговорил он. – Это последняя возможность, мы должны попытаться!

Через кустарник пробежали к берегу, спустились к пристани, здесь пошли медленно, будто прогуливаясь.

– Теперь слово за тобой, – тихо говорил он, склоняясь к ней. – Ты выросла на море, слышала рассказы мужчин про корабли, мимо поселка проходило много различных судов. Так вот, теперь твоя задача выбрать самый быстроходный, самый надежный корабль. Не ошибись, от этого зависит наша жизнь.

Да, Раннви разбиралась в судах. Может, не так, как моряки, но хорошие от плохих отличить могла. Она тотчас заметила шнек – небольшое военное судно, которое иногда охотно покупали купцы: шнеки были крепки и надежны в плавании, хорошо выдерживали бури и ураганы; узкие, с длинным носом, они являлись самыми быстроходными и употреблялись в военном флоте в качестве разведчиков и для выполнения спешных заданий. Купцы на шнеках могли оторваться от морских разбойников, а если была сильная команда, то и напасть на другое купеческое судно, что в то время было обычным делом.

Этот шнек выделялся среди других судов. У него был великолепный нос, который увенчивала позолоченная голова дракона, он был расписан белой и красной краской, на мачте покоилось свернутое полотнище паруса.

– Этот, – глазами указала она Гостомыслу.

Они подошли поближе. На шнеке, привалившись к борту, дремал охранник. Больше никого не было. Пристань тоже была пустынной, люди находились на рынке. Все благоприятствовало их мероприятию.

Гостомысл не стал медлить. По сходням взбежал на судно, подошел к охраннику. Тот не успел понять, в чем дело, как он ударил его деревяшкой по голове и кинулся к мачте. Отвязать веревку, державшую парус, было делом нескольких мгновений. Раннви в это время размотала канаты, державшие корабль возле пристани, и прыгнула через борт. Шнек медленно тронулся с места и, подгоняемый попутным ветром, поплыл по заливу. Раннви встала у рулевого весла, Гостомысл – возле паруса. Он оглянулся на берег. Там все было спокойно, их побега никто не заметил. «Успеем отплыть подальше, а там ищи ветра в поле», – металась в голове лихорадочная мысль.

Когда шнек стал заворачивать по узкому извилистому фиорду, они увидели, что на пристани забегали люди, началась суета.

– Поздно спохватились, – кривя губы в жесткой усмешке, зло проговорил Гостомысл. – Пока отчалят, пока наберут скорость...

– Должны убежать, – подтвердила Раннви, еле шевеля бескровными губами, ее бил озноб.

Шнек скользил по гладкой поверхности фиорда. Вдали показалось море. Вдруг Раннви воскликнула:

– А вот и наш поселок!

Действительно, по левому берегу виднелись разбросанные в произвольном порядке длинные дома, их вид был до боли знаком. Здесь Гостомысл томился больше месяца в рабстве. А вот и дом Веланда, и сарай, где начиналась их любовь...

Раннви, прижав кулачки к груди и подавшись всем телом вперед, не отрывала взгляда от своего дома. Может, хоть на минуту выйдут мама или папа, и тогда она крикнет им прощальные слова, что покидает их навсегда, что никогда им не придется увидеться больше... Но дом стоял одиноким, никого не было вокруг, никто не услышит, никто не увидит ее, не поймет, как разрывается ее сердце... Шнек огибал мыс и поворачивал на юг, а поселок будто вымер. По лицу Раннви текли слезы, она их не вытирала. Вот удаляются и становятся все меньше домишки, в точечку превратилась лодка, на которой они рыбачили с отцом и Гостомыслом, а вот и поселок скрылся за крутым берегом. Скрылся навсегда...

Раннви закрыла лицо руками, сползла по борту на дно судна и заплакала безутешно, навзрыд...

Гостомысл закрепил парус в нужном положении и подошел к ней. Подобное он пережил, когда увозили его в рабство, и по себе знал, что утешать бесполезно.

Они удалились уже на достаточно большое расстояние, когда из устья фиорда вынырнули один за другим три судна и направились следом за ними. Начиналась опасная гонка, ценой которой были их жизни.

Постепенно Раннви приходила в себя. Сначала она усиленно шмыгала носом, потом рукавом стала вытирать слезы, наконец поднялась и огляделась кругом.

– По-моему, погоня нисколько не приближается к нам, – сказал Гостомысл. – Как ты думаешь, могут они догнать нас?

Раннви немного помедлила, как видно успокаиваясь, потом поднялась и стала глядеть на корабли преследователей. Произнесла вздрагивающим голосом:

– Это купеческие суда, которые называют ластовыми. Они большие и крепкие, могут возить даже строевой лес. Но они тихоходны, им нас не догнать. Другое дело, если случится шторм. Тогда шнек начнет бросать, как щепку, а они будут продолжать плыть по заданному курсу и смогут настичь нас...

– Шторм? Но вроде дождь прошел, ветер стихает...

Раннви долго осматривала край неба, наконец ответила:

– Боюсь, погода может вновь испортиться. Видишь, появились облака, у которых нижняя часть местами отвисает в виде мешков или водяных капель? Их рыбаки у нас называют вымеобразными. Они несут ливни и шквалы.

– Что же делать?

– Самое лучшее – скрыться в каком-нибудь заливчике и переждать.

– Но где он, этот заливчик? Ни одного не вижу.

Действительно, по левому берегу стелились каменистые и глинистые берега, пустынные и однообразные, с редкими деревцами, песчаными буграми; дальше, на краю холодного низкого неба угадывались хребты гор.

– Устья заливов, как правило, очень узки, и издали их не видно. Мы можем проскочить мимо и не заметить.

– Давай подойдем поближе.

– Но тогда можем напороться на подводные скалы или рифы.

– Куда ни кинь, везде клин! – в сердцах сказал Гостомысл. – Неужели нет никакого выхода?

Раннви подумала, оживилась:

– Есть! Есть выход! Давай внимательно наблюдать. Видишь, вдоль кромки берега видна полоска прибоя? Это набегающие волны разбиваются о вертикальные скалы и взлетают белой пеной.

– Да, хорошо вижу.

– Но в тех местах, где начинается фиорд, прибой прерывается. Маленьких заливчиков много, весь берег изрезан ими. Нам главное, не пропустить, и тогда мы спасены.

Вымеобразная туча между тем медленно надвигалась, из нее хлынул ливневый дождь, плотной пеленой закрыв корабли преследователей. Момент для того, чтобы скрыться, был самый подходящий. И в это время Гостомысл крикнул радостно:

– Заметил разрыв в прибое!

– Где, где? – подалась вперед Раннви.

– Вон за той высокой скалой!

– Вижу! Теперь вижу! Правим в залив!

Поворот судна был совершен быстро. Вот и узкий проход в фиорд, вот и спокойная гладь залива. Проплыв некоторое расстояние, они приткнулись к песчаной отмели, к деревьям привязали корабль.

– Переждем бурю и тогда отправимся дальше, – сказала Раннви.

– Может, постоять пару-тройку дней, чтобы окончательно оторваться от преследователей?

– Может, и так. Тогда надо проверить, какие у нас запасы пищи.

В трюмном отсеке они нашли бочонок солонины, в мешках караваи хлеба и сухари, два круга сыра. Рядом находились котелок для приготовления пищи, деревянные ложки, трут. Купец оказался запасливым человеком.

– Сготовим обед, – сказала Раннви. – Ты походи вокруг, набери сушняка.

И, когда он стал карабкаться по крутому берегу, крикнула поспешно:

– Только далеко не забредай!

Поднялся наверх. Под ногами каменистые плиты, кругом разброс огромных камней, некоторые выше его в несколько раз. Ни травинки, ни кустика, голая, безжизненная пустыня. По ней пробегали тени больших облаков, уносившихся к далеким горам.

Двинулся дальше, вышел на базальтовую площадку, окруженную грядой валунов. Здесь среди них крутил ветер, в укромных местах нанес земляную пыль, которая лежала тонким слоем. Но этого было достаточно, чтобы на нем закрепились семена, пошли в рост, и вот перед Гостомыслом расстилался ковер ползучих растений с маленькими белыми цветами, в середине которых виднелись черные тычинки. Цветочки были такими нежными и такими беззащитными, что Гостомысл поражался, как они могли вырасти среди суровой северной природы. Он с трепетным чувством разглядывал их, боясь тронуть.

Рядом с этими удивительными творениями виднелось другое растение, с жесткими темно-зелеными побегами и игольчатыми листьями. Оба чудесных создания опутали, оплели и укрепили землю, чтобы ее вновь не унесли бури и ураганы, и дали начало жизни. Среди них, то здесь то там, виднелись невысокие березки, корнями уцепившиеся в островки зелени. Велика и могуча жизнь, если она и здесь побеждает, несмотря ни на что!

Несколько березок стояли сухими, их и забрал с собой Гостомысл. Однако костер разжечь не успели. Налетел шквалистый ветер, а потом обрушился ливень такой силы, что скрыл все ближайшие предметы. Они забрались под навес, устроенный на носу судна, сидели, прижавшись друг к другу, и радостно переглядывались: теперь сам черт не сможет отыскать их в этом укрытии!

А буря разошлась не на шутку. В воздухе творилось что-то невообразимое. Водяные массы крутились-вертелись в бешеном вихре, почти непрестанно сверкали молнии, раздавались раскаты грома. Ветер достиг такой силы, что вверху слышался леденящий сердце свист, будто билось от страха и ужаса какое-то неведомое существо.

– Это валькирии бесятся, выбирая себе жертвы среди живых людей, – сказала Раннви.

– Ты уже говорила о них. Кто они такие?

– Духи. На своих конях они носятся по воздуху, спешат к полям битв, чтобы помочь героям в сражениях, а среди павших избрать тех, кто достоин пировать вместе с богами на небесах. Некоторые из них влюбляются в настоящих героев, выходят за них замуж и оставляют свое ремесло.

Гостомысл сидел молча, пораженный рассказом. Слыша, что творится над ним в небесах, он готов был поверить в существование валькирий.

Наконец буря унеслась куда-то на юг, подул северный ветер, стало прохладно. Они поели всухомятку, не покидая нагретого места.

Утро следующего дня выдалось солнечным, ветер не сменил направления. Они вышли из фиорда, и легкий шнек стремительно полетел по невысоким волнам. За три дня покрыли большое расстояние и приблизились к Датским проливам. Море было пустынным, лишь изредка где-то вдали виднелись паруса неизвестных судов, которые скоро исчезали за краем моря.

В ночь у руля встал Гостомысл. Перед восходом солнца его сморил сон, и он немного прикорнул возле борта. Разбудил его возглас Раннви:

– Что это за суда вокруг нас?

Он протер глаза. К ним направлялось три корабля, явно беря их в клещи. В свете восходящего солнца на них видны были вооруженные люди в пестром одеянии.

– Морские разбойники, – испуганно проговорила Раннви. – У нас они зовутся викингами.

– Что им надо? – задал наивный вопрос Гостомысл, еще не вполне веря в ужас происходящего.

– Что надо разбойникам? – как-то отстраненно ответила Раннви. – Судно разграбят, а нас вернут в Скандинавию. Там тебя ждет казнь, меня за связь с рабом продадут в рабство, а может, тоже казнят.