Войско собиралось медленно. Построенное по общинному принципу, оно целиком зависело от воли и настойчивости старейшин родов, а некоторые из них не очень спешили приводить своих сельчан на военные действия. Защитное вооружение было разношерстным. Община побогаче обеспечивала своих воинов и кольчугами, и панцирями, а те, кто победнее, довольствовался кожей животных или стегаными фуфайками. Лучшее вооружение имели городовые полки. Воины вооружались мечами, копьями, секирами, топорами, ножами и луками со стрелами. Все точно так же, как в новгородском войске, как было принято из века в век.

Разведка донесла, что саксы двинулись на юг, стремясь не допустить соединения бодричей и франков и разбить их поодиночке. На коротком совещании Велигор приказал изменить намеченный путь следования, двинуться в земли гаволян и при удобном случае перейти реку Лабу, чтобы встретиться с войском короля Карла.

Воинство бодричей шло медленно и растянулось на десятки верст. «Я бы на месте саксов не стал ждать, а нанес внезапный удар и навязал сражение, – думал Гостомысл, покачиваясь в седле и постепенно приходя в дремотное состояние. – Вклиниться в середину походного строя, разрезать пополам, а потом уничтожить по частям. Чего они ждут?»

С этими беспокойными мыслями подъехал к Велигору. Тот внимательно выслушал, весело ответил:

– Считаешь, мы об этом не думаем? Еще как опасаемся! Поэтому не только на этой, но и на той стороне постоянно шнырят наши разведчики, следят за каждым шагом неприятеля. К тому же не забывай, справа нас защищает широкая река, незаметно и быстро переправиться через нее просто невозможно.

Наконец разведчики сообщили, что с запада на саксов стремительно двинулся король Карл, поэтому саксы вынуждены были для защиты своей земли повернуть ему навстречу. Войско бодричей тотчас остановилось и стало готовиться к переправе через Лабу. Рубили лес, вязали плоты, воины сооружали подручные средства, многие поплыли, держась за гривы своих коней. Собрав силы на правом берегу, двинулись дальше. Теперь перед ними расстилалась земля саксов. Гостомысл внимательно приглядывался, как жили германцы. Деревни представляли собой беспорядочные кучи дворов, их ставили где придется: на поляне, у реки, в поле – кто где хотел. Дома деревянные, с соломенной или тростниковой крышей. Кое-где, в низинных или болотистых местах, их сооружали на четырех столбах. Население убежало в леса и увело с собой скот. Лишь иногда попадались свиньи, коровы или овцы, их с хохотом ловили, тут же резали, чтобы вечером, на очередном привале зажарить на кострах.

Пригляделся Гостомысл к хлебу, который ели саксы. Он был испечен из пшеницы, ржи или ячменя. В домах беднота, грязь, постелями служили изорванные и облезшие от долгого употребления шкуры, разное тряпье. Непролазная нищета. Что делать в этих краях, какую военную добычу найдешь?..

Франкский король совершил обманный маневр, запутал саксов и соединился с бодричами. Союзное войско расположилось на обширной равнине, поджидая противника. Вскоре он явился, стал строиться напротив.

Гостомысл с интересом разглядывал войско франков. Оно разительным образом отличалось от виденных им. Воины стояли не вразнобой, не толпами, как бодричи и саксы, а стройными рядами. Как потом узнает Гостомысл, строй значительно усиливал силу войска.

И экипировкой франки превосходили своих восточных соседей. Государство одело каждого воина или в кольчугу, или в металлический панцирь. Вооружение было сложным, тяжелым и богатым. В большом количестве имелись арбалеты, которые франки переняли у арабов; стрелы из них летели на большее расстояние, чем из лука, и точнее попадали в цель. Правое крыло прикрывала конница, также хорошо экипированная, даже кони имели защитное вооружение.

Перед войском на белом жеребце сидел король. Лет ему было около сорока. Волосы на крупной голове были коротко обрезаны и перетянуты золотым, инкрустированным драгоценными камнями ободком; на могучих покатых плечах покоился короткий белый плащ из драгоценной материи, отороченный каймой, которая была расшита серебряными нитями. Лицо издали было трудно разглядеть, но Гостомысл увидел небольшую бородку с усами, прямой нос. От его вида веяло величием и спокойствием, он внушал непоколебимую уверенность в превосходстве над врагами.

Саксы также становились в боевую линию. Длинные волосы их на макушке были связаны в пучки, лицо и тело многих вымазаны черной краской, чтобы напугать своим видом противника.

Каждый род у саксов строился клином; таким образом, строй саксов напоминал пилу, при соприкосновении с противником ее острые зубья дробили его на отдельные отряды, разделяя на мелкие части, которые легче было бить.

Бой начали бодричи. Они ударили мечами в щиты, издали воинственный клич и толпой кинулись на врага. Саксы ответили дружным криком, причем губы при этом они прикладывали к краю щитов, что усиливало громкость крика; загудели трубы, забили барабаны, воодушевляя воинов на бой.

Гостомысл видел, как два потока людей, словно две волны, налетели друг на друга, все завертелось, закружилось, раздались звон металла, дробные удары мечей, словно цепами молотили на гумне, над полем повис протяжный, леденящий душу вой тысяч глоток, к нему добавлялось ржание коней. Там творилось невообразимое.

Тотчас двинулась вперед пехота франков; она шла медленно, уверенно, всем своим видом показывая, что для нее нет преграды и только победа ждет ее в этом сражении. Колыхались стяги над головами воинов, покрытых плоскими шлемами; перед строем на боевых конях гарцевали командиры, они были в металлических доспехах, блестевших в лучах солнца; шлемы их украшали пышные перья, на плечах были пристегнуты короткие разноцветные плащи. Гостомысл залюбовался тем, как строго соблюдали воины боевой строй; шеренги колыхались при движении, однако никто не уменьшил и не увеличил шага, сказывалась выучка многих лет. И Гостомысл подумал, что ничего такого нет ни у бодричей, ни у новгородцев, и тяжелое предчувствие сдавило грудь: как-то будет развиваться дальше судьба славян, ставших соседями могущественной Франкской державы?..

Франки, приблизившись к противнику, начали постепенно ускорять шаг, а потом бегом устремилась на врага. Началась жаркая схватка.

В сражение втянулись все силы противостоящих сторон, только конница Карла стояла в бездействии, и Гостомысл чутьем уловил, что сейчас король двинет ее в обход саксов. Этот удар напрашивался сам собой, он мог привести к полному разгрому неприятеля. И точно: Карл поднял руку и махнул ею вперед. Тотчас конная масса сорвалась с места и понеслась по лугу, разворачиваясь для охвата врага. Стелились в стремительном полете кони, пригнулись к их гривам всадники, развевались короткие многоцветные плащи...

Но почти тут же из-за леса вырвалась конная лавина и направилась наперерез франкам; это была легкая кавалерия саксов. Гостомысл заметил, что многие из них скакали без седел, охлюпкой, рубашки пузырились у них за спиной, хищно поблескивали мечи и пики...

Увидев их, франки стали придерживать коней, заворачивая против внезапно появившегося неприятеля; строй их смешался, спутался, началась неразбериха, и в этот момент по ним ударили саксы. Начался встречный конный бой, яростный, жестокий и безжалостный.

Между тем пешие воины саксов выдержали первый напор объединенных сил, воины обеих сторон стали уставать и постепенно расходиться. Франки и бодричи пятились, отражая нападки наиболее азартных и горячих вражеских воинов, кинувшихся преследовать их; заодно они старались помочь уйти и раненым, кричавшим и взывавшим о помощи; некоторые из них брели сами, опираясь на пики и мечи, других вели под руки. Конники тоже разъехались в разные стороны.

Вокруг князя Велигора собрались сотские и тысяцкие. Лица их были разгоряченные, движения резкие, отрывистые, судорожные, они еще были во власти кипевшего боя.

– Крепко мы потрепали саксов, – горячился сотский Буеслав, невысокий, подвижный, коротконогий. – Надо собрать воедино воинов и снова ударить. Не выдержать им второго натиска!

– Только нападение надо сделать немедленно, пока враг не опомнился и не собрался с силами! – поддержал его тысяцкий Вереско, с мощной грудью и могучими руками.

– Так, так, так! – раздавались голоса других.

Велигор, прищурившись, посмотрел на неприятельский строй, на своих воинов, расходившихся по своим подразделениям, на небо, где сияло яркое солнце и не было ни одного облачка, как это часто бывает утром, вытер с лица обильно лившийся пот и произнес повелительно:

– Собирайте людей и по моему знаку нападем снова!

Вновь заиграли трубы, ударили барабаны, и бодричи, еще не остыв от прежней схватки, с азартом кинулись вперед. Гостомысл не утерпел, побежал вместе со всеми. Перед ним мелькали спины воинов, он старался обогнать кого-либо из них, но это ему не удавалось, все стремились на врага с большим воодушевлением и одержимостью. Приходилось преодолевать небольшой подъем, ноги спотыкались о какие-то предметы, может, брошенные щиты, трупы погибших или еще что-то, но он не замечал этого; голову замутил дурман, тело обжигало жгучим желанием схватиться с неприятелем, поразить, повергнуть, победить...

И вот уже перед ним воины бились на мечах. Он обежал их и увидел волосатое лицо и глаза с жестким, хищным взглядом из-под щита; не раздумывая, кинулся на сакса, ловко отбил пику и, чуть пригнувшись, ткнул острием меча в правое подреберье. Сакс на мгновенье с удивлением взглянул на него, потом его взгляд метнулся вверх, и он рухнул наземь, покрывая себя большим расписным щитом.

Но это Гостомысл увидел краем глаза, мельком, а сам уже рванулся в сторону, потому что на него устремился рослый сакс с длинным мечом. Гостомысл подставил щит, почувствовал тяжелый удар и радостно подумал, что щит выдержал, не раскололся, а могло быть и иначе, тогда бы ему против такого великана было невозможно устоять. Но теперь еще посмотрим кто кого! Отбивая удары, он заметил, что сакс медлителен, что удается упредить его на какие-то мгновения, а такие мгновения в схватках бывают решающими. И он чуть приоткрыл левый бок, приглашая на удар противника. Тот клюнул на это и взмахнул мечом, намереваясь поразить его, но на момент ослабил защиту, и Гостомысл опередил его, уколов в левую грудь...

Потом все происходило как во сне. Он отбивал нападения, сам делал выпады, чувствовал удары по щиту, кольчуге, шлем съехал набок, но у Гостомысла не хватало времени, чтобы поправить его...

Вдруг вокруг что-то изменилось. Он напряг внимание и понял, что бодричи вновь отступают, и тоже стал пятиться, обороняясь от наседающего противника. Наконец отбился от последнего сакса, повернулся боком к противнику и, прикрываясь щитом, двинулся медленным шагом к своим, не выпуская из поля зрения врага; в этот момент неожиданно поскользнулся и чуть не упал; взглянув вниз, увидел, что попал в кровь, растекшуюся от множества поверженных воинов, ему стало муторно и чуть не стошнило...

– Центр саксов истощен и истончен, – говорил Велигор, тщетно стремясь унять нервную дрожь рук, бесцельно перебирающих рукоятку плетки. – Нужен только еще один решительный и крепкий удар, и он будет прорван. Но вот готовы ли наши воины пойти на врага в третий раз?

– Устали воины... Отдохнуть требуется... Собраться с силами необходимо, – раздавалось с разных сторон...

– Потеряем время, саксы тоже подтянут подкрепления, – продолжал князь. – Упустим такой удачный момент!

– А что, если попросить короля ударить конницей? Против конницы саксы не устоят! – предложил один из сотских.

– А что ж, мысль, – задумчиво проговорил Велигор, потом сказал уже решительно: – Коня мне!

Гостомысл видел, как князь подскакал к Карлу, что-то стал говорить, показывая рукой на середину вражеского строя. Как видно, предводитель франков согласился с доводами князя, потому что скоро от него к коннице поскакал вестовой. И вот франкская конница, закованная в броню от всадников до коней, стала разворачиваться для фронтальной атаки; быстро выстроившись в четыре ряда, она рванулась с места и стремительно понеслась на саксов. Железная лавина должна была смести потрепанный строй врага...

Как только конники приблизились к пешей линии противника, саксы отошли на несколько шагов назад, и перед ними оказался плетень высотой в плечо человека; он был поставлен перед боем, но скрыт пешцами, и теперь в него со всего маху врезались франкские всадники. Кувырканье конских тел, жалобное ржанье лошадей, беспомощные взмахи человечьих рук, падение закованных в металлическую защиту воинов... В этой каше хозяевами были саксы. Короткими мечами и ножами они вспарывали брюхо лошадей, приканчивали беспомощно барахтавшихся на земле франков...

Королевская кавалерия наполовину была уничтожена. Саксы ликовали, потрясая оружием и громко выкрикивая обидные слова в адрес неприятеля. Зато франки и бодричи подавленно молчали.

Велигор безвольно опустил руки, проговорил, ни на кого не глядя:

– Даже нечего думать, чтобы сегодня продолжать сражение. Всем отдыхать до утра!

Гостомысл взглянул на небо и удивился: кажется, недавно началась битва, а солнце уже клонилось к вечеру. День пролетел незаметно, будто миновал всего час. Только сейчас почувствовал, как устал, смертельно устал. Еле передвигая ноги, направился к шатру князя, выбрал укромный уголок, упал на ковер и тотчас уснул, будто провалился в темную пропасть.

Проснулся от негромкого разговора. Кто-то рядом спросил:

– Чей он княжич? Твой сын?

Ответил голос князя:

– Нет, из Новгорода. Спит мертвецким сном.

– Может, перейдем в другое место? Разговор очень серьезный, и все должно остаться в тайне.

– Не опасайся. Дальше не пойдет, если он и услышит.

– Я пришел по поручению нашего вождя Видукинда. Он хочет через тебя, князь, добиться личной встречи с королем Карлом и предложить мир и сотрудничество.

– Почему Видукинд пошел на такой шаг? Ведь вы сегодня добились победы, а что принесет завтрашний день, неясно. Чаша победы может опять склониться в вашу сторону.

– Видукинд сказал мне, что он устал. Изнурительная война измотала его, у него не осталось ни сил, ни веры в нашу победу. Он готов заключить мирный договор с королем франков, признать его власть над собой и стать его верным подданным.

Велигор надолго замолчал. Гостомысл слышал, как тяжело дышал князь, видно, справляясь со своим волнением. Наконец сказал:

– А как воспримет народ предательство своего вождя? Ведь столько крови было пролито во имя свободы?

– Народ тоже устал от войны. Он примет мир и успокоится.

Князь снова помолчал. Потом произнес твердым голосом:

– Обещаю, что слово в слово передам твои слова королю франков Карлу. Я предложу королю Карлу встретиться этой ночью с Видукиндом.

Князь и его собеседник вышли из шатра, а Гостомысл долго не мог уснуть. Он случайно услышал весть, в которую в другом случае никогда бы не поверил: человек из знати, провозглашенный соплеменниками вождем, предводитель масс, которые пошли за ним на мучения и смерть, подло и низко изменяет своему народу, продает страну, накладывает на нее рабские оковы. Как такое могло случиться?..

Так ничего не поняв, снова уснул. А утром на поле брани были выстроены все войска, накануне принимавшие участие в сражении. Между ними на конях проезжали король Карл, Видукинд и Велигор. Их с ликованием приветствовали воины. После этой церемонии войска разошлись по своим квартирам. На земле саксов воцарился мир.

Гостомысл вернулся в Рерик, там его ожидала печальная весть: в борьбе с норманнами погиб его отец, новгородский князь Буривой, мать с малолетними детьми бежала в Смоленск, под покровительство кривичского князя.

Ближайшим кораблем Гостомысл и Раннви отправились в Новгородскую землю.