Он придумал будто человеку, чтобы быть убитым качественно (быстро, с гарантией, безболезненно), нужно пройти через квалифицированных специалистов высокого уровня. Заказчик ищет этих глубоко законспирированных специалистов, поднимает все свои знакомства, получает необходимые рекомендации, оплачивает услуги. Как если бы человек хотел лечь на операцию к какому-нибудь знаменитому профессору, светилу медицинской науки. Только здесь все делается без личного присутствия пациента, и даже без его ведома. И он не хочет никуда ложиться. Вот в чем вся штука.

Только какое кому дело? Вот направление, вот печать, вот квитанция об оплате – ложитесь на стол и не дергайтесь, а то дольше будете мучиться. Он работает. Он – специалист, золотые руки. Он – светило. К нему записываются в очередь. И обязательно дарят коньяк, который он не пьет.

Лебедю кто-то позвонил. В такие моменты находиться с ним рядом не очень вежливо, да и небезопасно. Разговоры всякие могут быть, и хотя смысл маскируется, вдруг услышишь что-то лишнее… А скорее, и не услышишь, но кто-то подумает, что мог услышать. И в том, и в другом случае будут проблемы.

Боцман вышел покурить на лоджию, прикрыл за собой дверь. Клекот чаек. Гудок заходящего в порт сухогруза. Гулкое шевеление моря, которое слышишь только первую минуту, а потом перестаешь замечать. Внизу, впереди, справа и слева – серая гладь Невской Губы. И такое же серое небо. Будто плывешь на огромном корабле. Потом вдалеке замечаешь Кронштадт, он как огрызок рафинада, почти растворенный в воде. Потом, провожая глазами улетающий вниз бычок, замечаешь красные коробки пакгаузов и Морскую набережную. Это двадцать второй этаж, отсюда есть выход на крышу – там оранжерея и бассейн под навесом. Человека, живущего в такой квартире, сложно убить. Все окна выходят на море, двери в квартире блокируются с пульта, который Лебедь носит с собой, есть несколько изолированных комнат специально на случай непрошеного вторжения – одна из них скрыта где-то в оранжерее.

У Лебедя много врагов. И не потому, что он Диспетчер. При его многолетней разносторонней деятельности врагов и так хватает. Но и то, что он Диспетчер, друзей не прибавляет. Зато его возможности укладывать «больных» на «операцию» добавляют ему важности и значимости. А риска не бывает много или мало – он или есть, или его нет.

Сколько таких квартир у Лебедя? Много. В первый раз он принимал Боцмана за городом, там он запомнил только серебристые статуэтки в парке, очень реалистичные, как артисты, которые изображают «живые скульптуры» на разных праздниках. Или как киллеры, притаившиеся в кустах. Тогда он еще подумал, каково тут Лебедю жить, посреди всей этой жути. Но Лебедь там не живет, как оказалось. И здесь он тоже не живет. Он каждый раз приглашает его в новое место. Наверное, не хочет светить главное лежбище.

Боцман оглянулся, посмотрел через стекло в комнату. Лебедь еще не закончил. Он сидит в кресле, прижимая плечом трубку к уху, что-то записывает. На соседней лоджии, за перегородкой, стоит Окорок, охранник. Он тоже не хочет слышать, о чем говорит шеф, и тоже смотрит на море.

Скорее всего, будет новая работа. По последнему, минскому заказу Лебедь расплатился полностью, он даже не успел вылить выставленный клиентом коньяк. А другого повода для встреч у них с Лебедем не бывает. Это хорошо, деньги ему не помешают. Пора обустраивать собственный угол в этом городе, пора. Он вполне может позволить себе однушку в Кудрово или Заневке, есть неплохие варианты. Хотя лучше всего было бы, конечно, где-нибудь у моря. Вот как здесь. Но, чтобы заработать на такую квартиру, нужно положить кучу народу, целый райцентр выкосить, типа того… Раньше он постоянно держал в голове, что рано или поздно вернется в Тиходонск, замутит там какой-нибудь бизнес, что-то вроде автомастерской, осядет, заматереет, а то и женится… А потом говорил себе: стоп, ты о чем? Какой Тиходонск? Очнись, там все закрыто для тебя, тебе там жизни ровно пятнадцать минут – от аэропорта до первого светофора… И это верно. Здесь теперь его дом, в Питере, между этим серым небом и серой водой. И нечего тут думать даже.

Окорок постучал по перегородке, кивнул в сторону комнаты: шеф закончил, ждет. Боцман сплюнул вниз и пошел получать задание.

Лебедь заговорил, как всегда монотонно и бесцветно, будто обсуждал цвет новой плитки в ванной.

– Два человека, один блатной, один мент, – он как всегда дал подробную вводную, а закончив, глянул как-то по-особенному. – Живут в Тиходонске…

Он бросил на стол две фотографии 10 × 15.

Боцман, который, как обычно, невозмутимо слушал, вскочил, как ужаленный.

– Меня же там знают как облупленного!

Лебедь вяло махнул рукой:

– Не преувеличивай. Ты же не звезда эстрады. И не скандальный депутат. Не появляйся там, где тусуются блатные, меньше рисуйся, меньше перемещайся. Это не Баку, не Минск, не Прага. Ты всю тамошнюю географию знаешь, и объекты тебе хорошо известны. – Лебедь посмотрел на него, как будто вдруг засомневался. – Знаешь ведь, обоих?

– Да, – сказал Боцман, мельком взглянув на цветные портреты.

Север. Видел его всего несколько раз. Перекинулись парой слов – на похоронах отца. «Держись, пацан, не очкуй»… Лебедь сказал, он отпустил бородку, бреет голову, ходит в темных очках. Это не критично. Разберемся. Кстати, Боцману самому придется подумать о своем облике… Хорошо, что не успел сбрить лишние волосы и бороду.

С Лисом все проще. Лиса он ни с кем не перепутает, узнает хоть в полной темноте – по голосу, по дыханию, по электричеству в воздухе. И в то же время все сложнее. Именно Лис навел его на настоящего убийцу отца – Гарика, а потом, когда Боцман с Гариком поквитался, позволил ему беспрепятственно уйти из города. Не по доброте душевной, не из сочувствия он это сделал. У Лиса всегда свои планы, свои цели. Но услуга, которую он оказал, дорогого стоит. Вон, Лебедь тогда только пробил по своим каналам заказ, поступивший от Гарика московскому киллеру, то есть подтвердил уже имевшуюся информацию – и Боцман до сей поры у него в долгу, отрабатывает. Правда, за тот вопрос Лебедь мог лишиться жизни…

– Это твои знакомые? Может, бывшие друзья? – спросил Лебедь, что-то уловив, видно, в его молчании.

– У меня там полгорода знакомых. Это не важно.

– Я просто хочу понять, не будет ли с тобой проблем? Мне нужно знать точно.

Лебедь говорит негромко, неторопливо, голос ровный – таким же голосом он может попросить секретаря принести им чаю. Но над головой будто зависла тяжелая бетонная панель, в каком-то миллиметре.

– А я могу отказаться? – спросил Боцман.

Секундная пауза. Раньше он таких вопросов не задавал.

– Можешь, – сказал Лебедь.

Десять тонн, а может, сто тонн. Голова инстинктивно уходит в плечи, плечи опускаются. Физически он не чувствует никакой тяжести, ничего нет, только тень от нависшей плиты… И даже тени нет. Вообще ничего.

– Конечно, если ты сомневаешься, лучше лишний раз подумать, – сказал Лебедь. – Ты сам должен понимать, что с такими просьбами обращаются не от скуки, не от какой-то пустой прихоти. Я прав?

– Да, – проговорил Боцман.

– Особое доверие, особый спрос…. И то, что они просят именно меня, а я прошу именно тебя, это ведь тоже не просто так, – Лебедь смотрит на него, плита покачивается над самой головой, стальные стропы поскрипывают.

– Ты согласен со мной?

Боцман облизнул губы:

– Да.

– Конечно, ты можешь отказаться. Север и этот Лис, они ведь ни мне, ни тебе лично не угрожают. Ты не обязан на это подписываться…

И вдруг все исчезает. Никакой тяжести. На самом-то деле выбора никакого нет, это ясно как день. Боцман знает о заказе, знает, кто именно заказан. Теперь либо он исполняет заказ, либо ему самому прострелят голову и скинут в Неву. И при чем тут вообще Лис, его подсказки, его услуги и прочие дела? В жопу. Заказ есть заказ, никто никому ничего не должен. Для Боцмана это работа, это что-то вроде клятвы Гиппократа, которой он связан.

– Проблем со мной не будет, – сказал он. – Я подписываюсь на это дело!

– Хорошо! – кивнул Лебедь. – Я знаю: твоя подписка железная!