Глава шестая.
МЕНТЫ

Казанкин лично изучил дело осужденного Коренева. Оно состояло как бы из двух дел. Одно посвящено расследованию убийства Галины Павловой. Начальник районного отделения уголовного розыска Коренев установил подозреваемого, "некоего Сихно, отыскал пару свидетелей, нашел вещдоки – серьги и перстенек погибшей. Подозреваемый признался и показал куда спрятал труп.

«Выводку» засняли на видеопленку. Сихно указал место в лесополосе на левом берегу, в присутствии понятых Коренев выкопал тело. Цепочка доказательств замкнулась, майор завершил дознание и передал дело в прокуратуру, где оно приняло совершенно другой оборот. Сихно от признания отказался и заявил, что Коренев физическим воздействием и угрозами вынудил его к самооговору.

Казанкин вздохнул. Обычное дело. Вначале «раскалываются» в горячке, потом отказываются. И свидетели дают задний ход. Он пролистнул страницы. Точно. Подруга убитой изменила показания, приятель Сихно – тоже.

Но здесь привычная схема имела дополнение: видеозапись незаконных действий начальника УР – Коренев угрожал задержанному пистолетом и обещал убить, если тот не укажет место нахождения трупа. Эксперт, участвовавший в «выводке» и сделавший запись, и один из оперативников дали свидетельские показания на майора – факт беспрецедентный и труднообъяснимый.

Сихно освободили за недосказанностью вины, дело об убийстве Павловой выделили в отдельное производство, а следствие вплотную занялось начальником УР. Коренев был отстранен от работы, важняк городской прокуратуры Горский вынес постановление об аресте, но майор скрылся.

Через три месяца он добровольно сдался. К этому времени бесследно исчез Сихно. Его труп обнаружили в той самой яме, в которую Коренев обещал его закопать, поэтому Горский «крутил» майора и по убийству, но доказать ничего не смог. Впрочем, хватило и обвинений в превышении власти. Хотя Коренев полностью отрицал вину, злополучная видеозапись оказалась настолько убедительной, что Шпаркова недрогнувшей рукой подписала шестилетний срок.

Казанкин вздохнул еще раз. Дело с явной гнильцой. Смутные упоминания о том, что Сихно работал на Шамана, резкое изменение направления следствия... Убийство Павловой таки осталось нераскрытым. А Коренев, навязший в зубах у местной мафии, отправлен в колонию.

Но личные впечатления и догадки не являются основанием к пересмотру приговора. По материалам дела майор осужден правильно. Сам он так не считает и написал уже около тридцати жалоб: его убрали по указанию преступной организации Шамана, видеозапись фальсифицирована. Просит о повторной экспертизе пленки. Ему, естественно, отказывают: оснований сомневаться в выводах экспертно-криминалистического отдела УФСК не имеется, а исполнять прихоти осужденных, которые не хотят отбывать срок, слишком накладно для государства.

Казанкин нажал клавишу селектора.

– Виктор Петрович, зайди ко мне.

Только сейчас он подумал, что Шпаркова в процессе не воспроизводила видеозапись, ограничившись оглашением протокола о ее содержании.

Председатель судебной коллегии по уголовным делам Сошкин пришел очень быстро. Он был педантичным, исполнительным и аккуратным человеком. И, подписывая отказы на жалобы Коренева, полностью исходил из материалов дела.

– Вы просматривали видеозапись?

Сошкин пожал плечами.

– На чем? Протокол изучал... Он деликатно замолчал.

В облсуде имелся один видеомагнитофон, и тот стоял в кабинете председателя. Теоретически его можно было перенести в любой зал заседаний, но кто станет беспокоить руководителя, кто потащит аппаратуру, кто подключит к телевизору, кто будет осуществлять демонстрацию? К тому же срабатывали психологические стереотипы: судейские чиновники привыкли к бумагам, а ход любого следственного действия обязательно отражается в протоколе, бери и читай, пленка – только дополнение к нему. Потому работали в основном по старинке – прочитывали материалы дела, и все...

– Ну давайте хоть сейчас посмотрим, после тридцати жалоб, – с укоризной сказал Казаикин.

Через несколько минут на экране новенького «Филипса» появилась левобережная лесополоса. Стриженный «под горшок» Сихно в спортивных штанах и кожаной куртке, быстрый верткий Коренев, осанистый Бобовкин – тот самый оперативник, молодые ребята – практиканты... Изображение было хорошим, четким и лишь иногда чуть подрагивало: съемка велась с рук, а местность не изобиловала гладкими дорожками. И звуковой фон передан хорошо: хлопки автомобильных дверей, треск оторванной ветки, чей-то шепот за кадром...

– Где? – Голос Коренева нес скрытую угрозу.

Подозреваемый будто съежился, а ведь встреть его на улице – не обрадуешься: наглая харя рэкетира, глазки-пуговки, округлые щеки, нос-картофелина, мощный торс, короткие ноги. У таких типов всегда бывает презрительное выражение, но у Сихно в данный момент оно отсутствовало.

– Покажите место, где закопан труп Павловой, – на этот раз официально сказал майор.

– Вот здесь!

Сихно сделал два шага, ковырнул носком кроссовки мягкую землю и отвернулся.

Теперь камера фиксировала вгрызающиеся в грунт лопаты. Рыжая почва отлетала в сторону, разбиваясь на мелкие комья.

– Ну, где? – слышалось за кадром, – Нет здесь ничего... Снова на экране появился Сихно. Он растерянно озирался.

– Забыл. Наверное, не здесь...

Запись прервалась. На темном экране метались рябые проблески. Наконец изображение возникло вновь.

Теперь снимали издалека, через ветки кустарника. В кадре двое. Оператор дал увеличение. Изображение, укрупняясь, надвинулось на экран. Коренев расстегнул задержанному наручники, с силой толкнул в грудь.

– Беги! – Голос доносился приглушенно, но отчетливо. – Беги, сука!

В руке майора тускло отблескивал пистолет.

– Не надо, не надо, – подозреваемый повалился на колени. – Я покажу, правда... Наденьте наручники... Сихно протягивал перед собой плотно сжатые руки.

Коренев сунул оружие за пояс.

– Ладно, в последний раз, – брезгливо сказал он, защелкивая «браслеты». – Если еще раз раз сдаешься – я тебя в эту яму и закопаю!

Кадр оборвался.

– А где нашли потом этого... рэкетира? – спросил Казанкин. – Неужели...

– Да, именно в той самой яме, – ответил Сошкин.

– Совпадение?

Председатель уголовной коллегии пожал плечами.

– Всякое в жизни бывает. В том числе и подобные совпадения. Но лично я в них не верю.

– Ладно, посмотрим окончание.

Казанкин тронул кнопку дистанционного пульта.

Сихно показывал пальцем на прогалину между кустарниками. Коренев стоял чуть сзади, внимательно наблюдая. Мордатый Бобовкин вытирал выпуклый лоб. Небритые пятнадцатисуточники начали копать. Лопаты, комья земли.

– Теперь в точку, – раздался чей-то голос.

– Грунт рыхлый. И трупный запах пробивается.

Крупным планом вонзающиеся лопаты.

– Ну и вонина, твою мать! – выругался кто-то из пятнадцатисуточников.

– Не ругаться, все на пленку ляжет, – строго приказал Бобовкин.

Под лопатами мелькнуло что-то белое. Женская рука.

– Осторожно, окапывайте вокруг.

Судмедэксперт затянутой в резину рукой отгребал землю с лица убитой. Камера метнулась от ямы к участникам оперативно-следственной группы.

Коренев с холодной ненавистью рассматривал Сихно. Лицо подозреваемого застыло и ничего не выражало. Так выглядят полностью опустошенные люди, которым больше нечего терять. Нервно курил Бобовкин. Старались держаться подальше от раскопанной могилы понятые.

В просторный комфортабельный кабинет председателя областного суда с цветного экрана просочилась нервозная, напряженная и гнетущая атмосфера «выводки».

Труп положили на носилки. Запись прекратилась.

– Пусть Коренев превысил власть, но яму с трупом показал именно Сихно, – медленно проговорил Казанкин. – Значит, он его туда и положил. Лет пять назад мы бы стопроцентно осудили его за убийство. Хоть десять раз отказывайся да меняй показания! А сейчас убийца считается неустановленным, а преступление – нераскрытым. Зато майор Коренев осужден. Где тут логика?

Председатель ни к кому конкретно не обращался, но, поскольку Сошкин сидел рядом, ему само собой отводилась роль собеседника. Но председатель уголовной коллегии не торопился отвечать.

Он еще помнил те времена, когда областная Фемида карала, невзирая на лица. Почти не взирая. Попадалась иногда крупная рыба, со связями, уходящими далеко наверх, тут появлялись могущественные ходатаи с просьбами «войти в положение». И входили: вместо четырнадцати лет определяли восемь или девять – в нижних пределах санкций. Речь всегда шла о хозяйственниках, попавшихся на взятке или хищении. Об убийце, разбойнике или грабителе хлопотать считалось дурным тоном, тут обладатель даже очень высокого кресла мог в одночасье его лишиться.

Но времена изменились. Теперь следственно-судейская машина перемалывала того, кого способна была проглотить. Работягу, по пьянке избившего соседку. Бомжа, укравшего две бутылки водки. Строителя, шепнувшего пару досок, чтобы отремонтировать пол в квартире. Одуревшего пьяницу, залезшего в карман в троллейбусе. Одним словом, того, за кем не стояла группа родственников, друзей, соучастников, готовых любым путем «отмазать» виновного.

На этих «простых» гражданах держатся все показатели, оправдывающие существование правоохранительного аппарата: число задержаний и арестов, процент раскрытия, количество расследованных уголовных дел, количество приговоров, вынесенных по этим делам.

Если взять голые цифры, то картина получается внушительная: каждый год привлекается к ответственности все больше преступников, разоблачается все больше преступных групп. Три подростка ограбили прохожего. Два алкоголика избили третьего. Три карманника украли кошелек. Чем не группы? К тому же действовали они вполне организованно: один держал, второй бил, один резал карман, второй брал кошелек, третий его выносил... И как-то незаметно они попадают в статистику обезвреженных организованных преступных групп!

Но н а с т о я щ а я организованная преступная группировка еще ни разу не сидела в полном составе на скамье подсудимых. Или даже в половинном.

Операции захвата проводятся часто: здоровенные парни в масках и камуфляже эффектно бросают на асфальт наглых «качков», телекамера фиксирует разбитые лица мерзавцев, диктор удовлетворенно сообщает о полном разгроме очередной банды.

Только где он, этот разгром? Где открытые процессы, суровые приговоры на радость и успокоение гражданам и страх другим бандитам? Нету!

Заглотнув крупную дичь, машина судопроизводства начинает давиться и отрыгивает задержанных одного за другим. Иногда отрыжка сопровождается внутренним кровотечением, как в случае со Шпарковой. Неприятно... И вырабатывается рефлекс: кого можно глотать и разжевывать, а на кого и не следует пасть разевать.

Потому Сошкин и не отвечал председателю, что все это прекрасно знал. Да и председатель знал все не хуже его. Просто судейские чиновники, как и любые другие, успокаивали свою совесть расхожими утверждениями про маленьких людей, от которых ничего не зависит. Какие дела поступают в суд

– такие и рассматриваем...

– Презумпция невиновности, – наконец нарушил Сошкин молчание.

Фраза была обтекаемой, дипломатичной и не должна вроде бы вызвать раздражение у руководителя. Но вызвала.

– Доневиновились! – мрачно сказал он. – Скоро будут нас прямо на рабочих местах убивать!

Казанкин извлек кассету, вложил обратно в коробку и опечатал.

– Направим курьером в Москву, в Центральный институт судебной экспертизы.

Про себя председатель облсуда подумал, что скорее всего пленку признают подлинной и Кореневу придется париться весь срок. Судьба редко проявляет благосклонность к случайно оступившимся людям.

Мысль была верной. Но Коренев написал тридцать жалоб и добился решения, которое только сейчас было принято, в расчете не на судьбу. В серьезных делах он привык полагаться только на себя.

Улочка, на которой вырос Лис, тянулась по высокому правому берегу вдоль Дона. Район имел дурную репутацию: окраинная слободка, край отсидевших арестантов.

Семья Кореневых переехала сюда, когда Лису было восемь лет. Наслушавшись разговоров о месте будущего жительства, он с опаской прошелся по кривой, с крутым спуском улочке вдоль деревянных и саманных домишек с выкрашенными в охряной цвет крышами. Краску изобильно воровали с комбайнового завода, кроме крыш, ею красили и деревянные полы.

Люди попадались обычные, только майки мужчин открывали обильные синие разводы татуировок, улыбки обнажали щербатые, с тусклыми фиксами рты.

И у женщин имелись татуировки, это Лиса удивило: раньше он такого не видел.

Удивило и то, что двое сверстников, с которыми он в первый день познакомился, называли друг друга не именами, а прозвищами. Худощавый, с нездоровым румянцем Муха и плотный, с налезшими друг на друга передними зубами Кривозубый. Через несколько лет Муха стал Крысой, тогда Лис думал, что по фамилии Кривсанов, но годы спустя понял: скорее из-за личностных наклонностей и привычек.

Валерка Добриков так и остался Кривозубым, потому что у одуревших от пьянства родителей не хватило ума отвести его к стоматологу. В околодонской слободке не придавали значения физическим недостаткам, а уж тем более косметическим дефектам. Как есть, гак и есть. Жить можно – и ладно! А если жить становилось нельзя – хлебнул уксусной кислоты вместо водки, или напоролся брюхом на нож, или блевал, лежа на спине – тогда со смирением умирали. Похороны, поминки, водка – жизнь шла по следующему кругу.

Большинство обитателей неказистых домишек работали рядышком, на городской ТЭЦ, длинный забор которой тянулся напротив облупившихся, просевших и растрескавшихся фасадов. Ночью за забором гремели цепями об отполированную проволоку громадные лохматые псы.

В безветренную погоду высокая кирпичная труба засыпала окрестности крупной черной пылью. Если у кого-то в это время сохло белье, то оно изменяло цвет на противоположный, приходилось перестирывать, а воду носили в горку за квартал, потом взгромождали на печь огромные выварки. Но это считалось в порядке вещей, поэтому ругались беззлобно, для порядка Только тетя Нина из сорок девятого дома громко материлась и грозила трубе татуированной ладонью с обрубками среднего и указательного пальцев. Тема экологической катастрофы еще не вошла в моду, но черный снег производил на маленького Коренева путающее впечатление, и он перекапывал его крохотной лопаткой, но желаемого эффекта не добивался, извлеченный из глубины белый снег смешивался с угольной пылью и приобретал неряшливый буро-серый цвет.

Среди пацанов часто затевались споры – хватит ли смелости залезть по ржавым железным скобам хотя бы до середины трубы. Но желающих не находилось.

– Если бы внутри, я бы залез, – сказал Крыса – Там ветром не сдует и землю не видно.

Кореневу тоже показалось, что по внутренним стенкам забраться наверх легче.

Потом ТЭЦ перешла на газ и перестала загрязнять окрестности, угольные котлы убрали, и Генка, сын сторожихи, пустил приятелей в гулкий, уходящий далеко вверх, к небольшому кружку неба кирпичный конус трубы. Здесь тоже имелись ржавые металлические скобы, но Крыса только мотнул головой.

– Не полезу. Если бы она ровной была... А она вишь как наклонена...

Здесь, за проходной ТЭЦ, Коренев одержал первую ощутимую победу в физической схватке. Крыса с Кривозубым набросились на него вдвоем, они были явно сильнее, но, когда он въехал одному в ухо, а второму по скуле, оба спрятались в ведущем к трубе тоннеле и оттуда жалкими голосами просили мира и прощения.

Коренев подобрал какую-то палку и был настроен воинственно, видя это они вылезли наружу на коленях. Лис отбросил палку и даже не настукал по подставляемым шеям. Сам бы он не стал беспричинно нападать на товарища, не ползал бы на коленях и не подставлялся под карающие удары. Тогда он сделал вывод о том, что люди есть разные и ведут они себя тоже по-разному. Одни не хамят, не наглеют, живут с достоинством, другие беспардонно прут на рожон, но, получив отпор, ломаются и готовы на все, чтобы ублажить победителя.

Этот вывод оказался очень важным и неоднократно подтверждался впоследствии, когда Лис вламывался один в ночные притоны и мгновенно «вырубал» самого борзого, тем самым приводя в повиновение всех остальных. Крыса с Кривозубым в то время уже мотали срока, Кривозубый в конце концов выскочил, а Крыса так и затерялся за колючей проволокой.

– Особо опасным признали, – осуждающе качал головой Добриков, щеря наросшие один на другой зубы. – Не может понять; всю жизнь в зоне не протопчешься, все равно «завязывать» надо...

Сам Кривозубый «отошел», устроился грузчиком, прописался в Центральном районе. Лис его встретил почти случайно, улыбнулся дружески, протянул руку – старые товарищи, как-никак!

Актерство, игра – какие они, к черту, товарищи, но опер должен располагать к себе людей, а майор Коренев умел это делать.

– Кем был-то в зоне? – спросил, чтобы поддержать разговор. – Мужиком?

– А кем же? – оскорбленно ответил «друг детства».

По тону Лис понял, что неопрятный, косноязычный, с явно выраженным физическим недостатком Кривозубый скорей всего был чушкарем, а может, и пидором. Но виду не подал, поговорил по душам, обещал помощь и поддержку, намекнул, что, может быть, и к нему обратится за советом. Польщенный Кривозубый кивал, хотя в глубине души прекрасно понимал, за каким «советом» может к нему обратиться матерый опер, о котором среди блатных ходили легенды...

Когда Кривозубого забрали в вытрезвитель, Лис помог, сообщение на работу придержал, спас гражданину Добрикову тринадцатую зарплату. Но и тот, когда понадобилось, «дунул» – и раз, и другой, и третий... Долг платежом красен, хотя какие счеты между товарищами!

С воровской общиной Коренев обходился уважительно, но свысока, как союзный авторитет с местным. Если надо было – заезжал запросто к Черномору, а то и к Кресту в колонию заглядывал, решал свои вопросы, в чем-то братве уступки делал – в любом деле интерес должен быть взаимным.

По «понятиям» отношения между ворами и сыщиком определены строго, ты его уважай да палец не давай – без руки останешься. Все знали, что денег Лис не берет, абы с кем не пьет и слово держит. Правда, давал он слово редко, по-крупному никого не отмазывал, а множество пальцев и рук держал крепко – не вырвешь!

Тогда все было ясно: вор ворует, сыщик ловит. Вор – это вор, сыщик – это сыщик. Один прячется, другой охотится.

Но вот накатили новые времена, и все перемешалось. Один кооператор с другого бабки сдаивает, вчерашние спортсмены частные ларьки и магазины данью обкладывают, накачанные мальчики с наглыми рожами и в броской униформе раскатывают на «мерседесах», почти не таясь «глушат» конкурентов, сжигают торговые точки... И никто ничего не боится, закон как-то потишал, а потом его и вовсе в жопу засунули.

Сейчас кулак закон, а лучше – «макар», «калаш», «лимонка»... И эти новые, спортивно-кожаные чувствуют себя как рыба в воде. Раньше «призраки» с самодельными автоматами пять лет на кассиров да инкассаторов нападали, перестреливались, ранили, убивали, сами пули получали, пока их не схватили и не расшлепали. А захватили за все эти годы двести пятьдесят тысяч, да и то самый большой куш – рюкзак с двумястами двадцатью «штуками» только сорок минут в руках подержали, догнали, отобрали, одного на месте уложили. Так что весь их доход за пять лет смертельного риска – шесть отечественных «Жигулей»!

А сейчас рэкетирская группа без всякой стрельбы, на одном страхе за полгода «делает» по «мерсу» и квартире каждому!

Лис аж зубами скрипел от ярости. Не на эту шелупень, на тех, кто страну в страх и беспредел опустил Сам-то он никого не боялся кулаком без разбора дробил развитые жвачкой челюсти, ломал руки с зажатыми железками, ногой яйца разбивал, если по-другому не понимали.

Братва его за крутость уважала, к тому же в нее твердо вбито железное правило: м е н т ы н е п р и к а с а е м ы! Это правило Ларченков с Босяковым, Головановым, Карначом и другими операми старшего поколения вбивали, не жалея кулаков, пистолетных рукоятей и автомобильных аккумуляторов.

Но «новые» никаких правил не знали и знать не хотели! У них одно правило: все самое лучшее себе отхватить – денег побольше, баб – покрасивее, тачек – пошикарней... А кто этому мешает – грохнуть, и все дела!

На Лиса раз двое напали, один сзади удавкой горло перехватил, второй дубинкой глушит, норовит в висок попасть. Опер успел под петлю палец просунуть, ногой второго в колено лягнул, а руку – под мышку, к новомодной кобуре, в которой ПМ стволом назад висит с патроном в стволе в нарушение дурацких инструкций. Дотянулся до спуска – бах! Прямо сквозь пиджак пуля заднему в сердце угодила, а Лис обстоятельно за переднего взялся, пришлось в реанимацию отправлять.

Эта история ему веса прибавила, и оказалось, что «новые» прекрасно способны некоторые правила усвоить и даже назубок заучить. Например, майора Коренева лучше не трогать, он бешеный и стреляет не задумываясь...

Во всяком случае, на своей территории Лис до последнего оставался хозяином. И если бы его, майора Коренева, Лиса, размножить в пятнадцати экземплярах, по числу штатных единиц уголовного розыска, а еще лучше в двухстах десяти копиях – по численности всего Центрального райотдела, то, возможно, в нарушение идеологических догм, в одном из восьми районов Тиходонска восторжествовала бы ранее социалистическая, а нынче просто законность.

Но райотдел уже начинал перерождаться в гибрид силовой «крыши» и маклерской конторы. Многие сотрудники ощутили прелесть легких денег, значительно превышающих зарплату. Их вежливо отдавали солидные богатые люди за необременительные товарищеские услуги. И не надо рыскать по темным улицам, шерстить чердаки и притоны, рисковать жизнью...

«Левые» бабки приходилось получать и Лису. Когда поступила заява об угоне новенькой «ауди-100», он пошел к Лакировщику, и машину, на которой хозяин поставил жирный крест, вернули уже к вечеру. На радостях тот засунул в карман майору толстый «пресс».

– Благодарность, начальник! От чистого сердца! Ты ничего плохого не сделал, наоборот, свою работу выполнил. Тебе за это разве премию дадут? Нет, у государства денег нет. У меня немного есть, пусть будет от меня премия! Мне бы хуже, если бы новую машину покупать...

Лис помялся, помялся... Неудобно. Зима на носу, ему самому ботинки нужны да Натахе пальто, сапоги... На зарплату хрен раскрутишься... Улыбнулся слегка одной половиной рта, кивнул еле заметно. Взял, одним словом.

Потом Акоп Вартанян пожаловался: повадилась в бар какая-то блатная шелупень, хулиганят, клиентов отпугивают. Участковый с ними говорил, но толку никакого. Куда ни обращался – управы найти не может.

Пришел майор вечерком: действительно, три молодых бритых дебила «шишку держат» – по-хозяйски между столиками ходят, орут, гогочут, бесплатную выпивку требуют...

Отозвал их в сторонку, представился, спрашивает вежливо: кто такие? А они то ли от пьяни своей ничего не понимают, то ли от дури. За руки хватать стали, за шиворот... «Выйдем, разберемся...»

Вышли. Лис сразу одному пистолетом по морде. Челюсть – хрясь! И Лопнула. Рында у него кликуха оказалась. А с ним Веретено и Ржавый. Сразу разговорились, хотя Лис пистолет спрятал и спрашивал по-прежнему вежливо и спокойно. Пообещали, что больше к Акопу не придут и другим отсоветуют. Назвали имена, фамилии, адреса, Лис аккуратно в свою книжечку записал и отпустил осознавших важность соблюдения закона юнцов на все четыре стороны. Впрочем, дорога у них лежала в строго определенном направлении – к челюстно-лицевой травматологии, а процедуры, предстоящие Рынде, должны были намертво закрепить эффект воспитательного воздействия.

Через два дня обрадованный Акоп принес сто тысяч.

– Спасибо, дорогой! Никто с ними справиться не мог, а теперь как бабка отшептала...

– Чего с ними справляться, – ответил Лис. – Просто никто заниматься не хотел.

И снова деньги взял, причем получилось это у него гораздо легче, чем в первый раз. Потом на Акопа рэкетиры наехали.

– «Крыша» есть?

– Есть. Вот телефон, звоните.

Те позвонили, назначили Лису «стрелку». Даже номер коммутатора милицейского не распознали, идиоты! Потому сцапали всех четверых, два «ствола» изъяли, нож... Троих забили в камеры, с четвертым Лис профилактическую беседу провел и отпустил, но с тех пор бар Вартаняна рэкет стороной обходил – беспроволочный телеграф быстро работает.

Акоп опять прибежал довольный, благодарил, руку жал, а в карман пухлый конверт засунул.

– Хорошая «крыша» дорого стоит, те гады хотели каждый месяц втрое больше снимать, – пояснил он, и Лис уже воспринял подношение почти как должное.

Хотя не нравилось ему это. Получать бы зарплату, обеспечивающую достойную жизнь, да не сшибать бабки на стороне, сохранять независимость, достоинство, дистанцию с заявителями... А когда на жалованье еле сводишь концы с концами, да его еще взяли моду задерживать на месяц-другой... Это честности не способствует!

А цены на все растут, да и за информацию платить надо, на те копейки, что выделяются для этого, только фуфло какое-нибудь и купишь!

Короче, устройство жизни само собой подталкивает к тому, чтобы взятки брать! А кто же такую жизнь чудесную устроил? Не иначе, как те, кто любит за счет должности карманы набивать. Сволочи!

Лис хоть дело делал: два разбоя раскрыл, квартирную кражу, тяжкие телесные... А Бобовкин в открытую маклерством занимается.

– Таможня? Иващенко можно? Привет, дружище, Центральный угрозыск на проводе. Вы там десять вагонов водки задержали, а у нас одна комбинация лопается. Да, оперативный интерес... Ты по дружбе особо бумаги не изучай, пусть едут к чертовой матери, ладненько? Ну и прекрасно, а я на днях тебе одну штучку подвезу – доволен будешь!

Сколько стоит «протолкнуть» застрявшие на таможне десять вагонов водки? Точно Лис не знал, но догадывался – много. А если можно оперативную должность таким образом использовать, то зачем по притонам шататься, агентуру заводить, разбои и грабежи всякие раскрывать?

Бобовкин и не раскрывает. Но, чтобы, бездействуя, место опера занимать, надо в служебную пирамиду хорошо вписаться и поддержкой на всех уровнях пользоваться. А это он умеет.

«Парень пробивной», – говорит о нем начальство.

Еще бы! Замначу областного УУР новую «волгу» достал, начальнику райотдела свадьбу дочери организовал. Если надо проверяющих встретить и принять как следует – лучше никого не найти. А что показатели низкие – так кто без недостатков?

Когда Коренева начальником УР назначили, Бобовкин вроде обиделся, но старшие товарищи подсказали – давай показатели, и тоже выдвинешься. А где ж их взять, показатели, если задницу от стула не отрывать, территорию не знать, никого не задерживать, врагов не заводить. Вот он и выдвинул по-другому, подставил Лиса на той «выводке».

В ИТК-13 у Лиса было много времени о жизни подумать. Руки работают, а голова свободна. Раньше он и представить такого не мог.

Больше всего один вопрос интересовал: кто загнал его в зону? Не Горский, который следствие вел, не Шпаркова, которая приговор подписала. Они исполнители, причем «слепые», не подозревающие об истинных целях собственных действий.

Конечно, начальник розыска многим мешал. Недаром купить пытались в первую же неделю после назначения на должность. Придали двое спортивно-кожаных и открытым текстом:

– Давай дружить, мы каждый месяц бабки отстегиваем, а понадобится – ты нам чем-то поможешь... Наглые, уверенные, на «ты»... Это Лиса особенно задело, он к уважению привык.

– Вы небось рэкетируете? – простовато спросил начальник УР.

Посетители двинули чугунными плечами, соглашаясь.

– Вам каждый долю платит... А вы будете мне платить, – рассеянно рассуждал Лис. – Значит, я – рэкет над рэкетом!

И неожиданно гаркнул:

– Руки на башку! Мордами к стене!

Да подкрепил приказ мгновенно выхваченным и взведенным «макаром». За шиворот каждого, ствол в спину, ноги ботинком подбил в разные стороны, до селектора дотянулся, нажал клавишу кабинета Ерохина:

– Возьми двух понятых, и ко мне!

Обыскали визитеров, у одного нож с выкидным клинком, у другого – пакетик с «буро-зеленым веществом растительного происхождения». Составили протокол и закрыли обоих в камеру.

А через пару часов явился потерявший обычную невозмутимость Бобовкин.

– Зачем ты ребят задержал? – озабоченно спросил он. – Спортсмены, несудимые.

Как будто не знает, что почти все из «новой волны» спортсмены и не судимы.

– И вообще... Они на Воронцова работают, а с ним лучше отношений не портить...

– Да ну? – удивился Лис. – А чего он мне сделает? Я любому ребра сломаю, а могу и башку прострелить... На моей территории я хозяин! И бабками меня не купишь! Разве что дадут хорошую информацию на самый верх!

Лис дружески подмигнул коллеге.

– Знаешь, что сделаю?

Он улыбнулся будто только пришедшей мысли.

– Я их заагентурю! Пусть Шамана «освещают». Давно ему пора на нары!

Бобовкин поспешно слинял.

Уголовное дело лопнуло. У ножа оказался неисправным фиксатор клинка, и экспертиза не признала его холодным оружием, чему Лис, несколько раз щелкавший опасной игрушкой, очень удивился. И вещество, похожее на анашу, оказалось безобидным растительным порошком, хотя запах был откровенно гашишным.

Задержанных надо было освобождать. Лис сделал это лично. На прощанье поговорил с каждым за закрытыми дверями и, хотя темы избирались самые отвлеченные, имитировал строгую конфиденциальность бесед. Потом, обняв за плечи, проводил «спортсменов» до выхода, дружески попрощался за руку. И все. Больше эти люди на Шамана не работали и у других авторитетов доверия к ним не стало.

А кто о намерениях Лиса мог Шамана информировать, если он только Бобовкину чернуху прогнал?

Когда убийство Павловой раскрывали, Лис вышел на сексуального психопата Сихно. А тот не просто контролер рынка, но и брат сожительницы Шамана! Ясно, что тут противодействие пойдет нешуточное, дело ломать изо всех сил станут...

Потому Коренев только проверенных подчиненных в суть посвятил. Реутова с Ерохиным. Поработали втихую, взяли Сихно скрытно, без шума, Лис спустил его в бомбоубежище, вначале спесь сбил, а потом расколол как положено.

На другой день, с утра, повезли на «выводку», тут и Бобовкин подключился, Лис вначале подумал – к раскрытию примазывается... А он, видно, нашептал что-то задержанному, тот и «забыл» нужное место.

Пришлось пистолетом ему память освежить... Нашли труп, откопали, в морг на экспертизу направили. Дело в прокуратуру передали. Признание, вещдоки, свидетели – не выкрутиться!

Только кто ж знал, что Бобовкин такую подлянку устроил?

Лис больше другого опасался – гранаты в окно, пули в спину... А оно иначе повернулось.

В кабинете засвиристел телефон.

– Слушаю, Коренев!

– Назови номер, по которому я могу перезвонить через две минуты.

Лис узнал голос и мгновенно продиктовал цифры, пробежал в конец коридора к Ерохину.

– Постой там, посмотри, – неопределенно кивнул он на дверь и поднял трубку ожившего телефона.

– Коренев.

– Быстро бегаешь, – мрачно усмехнулись в трубку. – Есть дело. Знаешь «проходняк» на Пушкинской, напротив парка?

– Знаю.

– В семь будь в подъезде со стороны двора.

– Понял.

В трубке раздался сигнал отбоя.

Лис так и остался сидеть на краю стола с попискивающей трубкой в руке.

Звонил подполковник госбезопасности Пырьев. Примененный им прием говорил о том, что Пырьев не исключает прослушивания кореневского телефона. Кой черт «не исключает»! Знает наверняка или почти наверняка... Но почему ФСК проявляет такой интерес к начальнику районного угрозыска?

Лис долго размышлял над этим, но так и не пришел ни к какому выводу. «А капитан запомнил добро», – промелькнула в глубине сознания удов– летворенная мысль.

В июле восемьдесят пятого, когда без разбора разящие мечи антиалкогольной кампании рубили головы за любые формы прикосновенности к спиртному, капитан Пырьев имел неосторожность отпраздновать день рождения жены и, не ограничившись этим, еще и проводил кого-то из гостей до трамвайной остановки. На обратном пути гэбэшника остановил и обнюхал экипаж ПМГ. Криминал был налицо, а так как тот вышел в спортивном костюме и без удостоверения, то через полчаса уже сидел в провонявшей потом и карболкой клетке Центрального райотдела.

Здесь он тихо представился дежурному, а тот возликовал: обком требовал выявлять перевертышей из ответработников всех систем, вот как раз удобный случай отличиться. Но ответственным по отделу оказался Лис, который считал, что карать надо убийц, грабителей и насильников, а не нормальных людей, заложивших немного за воротник. Тем более что закладывали все, и получалось, что непойманные карают пойманного. Короче, Лис выпустил Пырьева из дежурки и вычеркнул его фамилию из сводки, тем самым спас чекисту партбилет и карьеру.

Он много раз убеждался, что «земля круглая» – и добро, и зло возвращаются к тому, кто его запустил. Потому старался по возможности помогать людям. Большинство, правда, забывало хорошее, но в данном случае закономерность сработала как положено, и дослужившийся до подполковника Пырьев решил вернуть долг.

Многократно проверившись, Коренев ровно в семь прошел длинный двор между двумя параллельными улицами и вошел в проходной подъезд старинного семиэтажного дома с высокими окнами и маленькими полукруглыми балкончиками.

Хвоста он не обнаружил. Это могло с равной вероятностью означать две вещи: наблюдение за ним не ведется, либо наблюдение ведется очень квалифицированно.

Хлопнула тяжелая «парадная» дверь, силуэт крепкого мужчины проскользнул в глубину подъезда.

– Слушай внимательно, – без предисловий начал чекист. – К нам на экспертизу пришла видеопленка. Вопросы экспертам: определение подлинности, отсутствие монтажа. На ней ты с пистолетом «колешь» какого-то хрена. В лесу, возле могилы. Запись подлинная, звук хороший, видимость четкая. Признаков монтажа нет... Эй, что с тобой?

Лис прислонился к давно не беленной стене, испещренной грязными ругательствами. Он вспотел, кровь гулко стучала в висках, ноги не держали вмиг отяжелевшее тело.

«Вот это влип!»

– Кто назначил? – с трудом спросил он.

– Горский. По возбужденному уголовному делу. Оперативное обеспечение наше...

– Карнаухов?

С начальником оперативного отдела УФСК они вместе учились на юрфаке, дружили и выпили немало водки и пива. Но в данной ситуации это ровным счетом ничего не значило.

– Да, его люди. И... В полумраке Лис слышал тяжелое дыхание подполковника.

– Задерживать тебя тоже будут наши. Вопрос, как я понял, решен.

– Ясно, – будто в прострации сказал Лис, хотя голос звучал ровно и спокойно.

– Больше я ничего не знаю. И никаких советов дать не могу. И встречаться – сам понимаешь... Пока.

Сильная рука стиснула вялые пальцы Коренева, хлопнула тугая дверь. Опер остался в подъезде один.

«Значит так, значит так, значит так...»

Он много раз проводил операции, не оставляющие преступнику ни малейшего шанса. Сейчас он впервые ощутил, что такое быть загнанным в угол.

«Спасибо», – мысленно сказал он в сторону хлопнувшей двери.

Он понимал, чем рисковал подполковник.

Девять из десяти пальцем бы не пошевелил, чтобы предупредить попавшего в говно мента.

Лис сел на заляпанный вином и спермой подоконник, медленно закурил.

«Подставили, сволочи!»

Он попытался вспомнить лицо эксперта с видеокамерой, но не смог – тот был из новых. Зато само собой всплывало непроницаемое лицо Бобовкина.

Лис сплюнул и вывалился в заставленный мусорными баками двор.

Через два дня его вызвали к руководству.

Лица Симакова и Савушкина были непроницаемы.

– На вас поступила серьезная жалоба. Проверкой занимается прокуратура. До получения результатов проверки вы отстраняетесь от должности. Дела передайте Бобовкину. И... В общем, сдайте оружие!

Медленно переставляя ноги, он вернулся в пока еще свой кабинет, уперся горячим лбом в пыльное прохладное стекло окна. Лис знал правила игры. Дело Сихно поломать трудно... Железобетон. Его надо взрывать. Торпедировать другим делом – о злоупотреблении властью майора Коренева. Тогда фигура мента выдвигается на первый план, а подозреваемый в убийстве уходит в тень, а потом вообще выводится из дела «за недоказанностью».

А его, Лиса, схавают. Арестуют и впаяют срок.

Позвонила подружка убитой Павловой – Тамарка Федотова. Она была главным свидетелем.

– Вы мне что обещали? – ревела она в трубку. – Я вам поверила! А его выпустили, уже выпустили, без всякого суда! И он сказал: «пришьет» меня и закопает, как Галку, никто не найдет!

Холодная ярость накрыла Лиса, возвращая силы и способность мыслить оперативными категориями.

– Что обещал, то и сделаю! – четко сказал он. – Не реви. Ничего он тебе не сделает. Сто процентов!

Резкими движениями набрал номер прокуратуры.

– Горский слушает, – вальяжно отозвался «важняк».

– Это Коренев.

– Вы-то мне и нужны, – голос следователя стал строгим. – Завтра в девять вам необходимо явиться ко мне для допроса.

– А почему освободили Сихно? – сдерживаясь, спросил Лис.

– Да потому, что дело сфальсифицировано. Вы выбили из него самооговор.

– А труп тоже я закопал? – заорал Лис.

– Не опаздывайте.

Следователь положил трубку.

«Вот так! – Лис как раненый зверь метался по кабинету. – Меня арестуют сегодня ночью или завтра утром. И продержат за решеткой до суда, никаких подписок, а на залог денег нет... И влепят пятерик! А Сихно замочит Федотову и будет гулять на свободе. И еще мочканет кого захочет. Граждане будут об этом знать и делать выводы. Прекрасные выводы о силе закона и законе силы. А Горский, судьи и прокуроры изобразят уверенность в том, что все сделано по закону. Нет, к долбаной матери такой закон!»

Лис отпер сейф, из секретного отдела извлек ПМ – точно такой, как час назад сдал начальнику. Его изъяли в камере хранения в бесхозной сумке. Ствол был «чист». Автоматическим движением дослал патрон в патронник, привычно вогнал в кобуру. Нашел и бросил в карман запасной магазин. Порывшись в глубине «секретки», извлек несколько паспортов, отобрал два, остальные бросил обратно.

Порывшись в большом металлическом шкафу с вещдоками, отыскал припрятанный в углу самодельный малокалиберный револьвер с глушителем. Ни в одном документе он зафиксирован не был.

Кажется, все... Нет, еще шило с длинным острием, резиновые перчатки и удавка, которой его когда-то пытались задушить...

В последний раз осмотрев кабинет, Лис щелкнул выключателем и выскользнул в ночной город.

Он взглянул на часы. Двадцать один двадцать. Когда-то, лет двадцать назад, в это время Тиходонск еще не был опасным ночным городом. Улицы заполнял нарядно одетый народ, отрезок центрального проспекта имени Энгельса от Ворошиловского до Газетного бурлил допоздна, это был «брод» – место тусовки центровой молодежи и солидных деловиков. Последние появлялись ненадолго – пройдутся взад-вперед, «снимут» девочек – ив кабак. Все другие злачные места вечерами были закрыты. Здесь дежурили усиленные наряды милиции, если где-то вспыхивала пьяная драка – она немедленно пресекалась. Все двигались пешком, по проезжей части изредка прокатывались такси, частного транспорта было мало. Ярко светили фонари и витрины магазинов...

Лис шел по темному пустынному городу. Редкие прохожие спешили добраться до дома и надеялись, что в подъезде или в лифте с ними не произойдет ничего дурного. Уверенно двигались по своим делам молодежные компании – разнузданно-крикливые или опасно-сосредоточенные. Не обращая внимания на дорожные знаки, сновали автомобили. Многие без номеров или с иностранными номерами, тонированные стекла мешали видеть, что происходит внутри. Лис знал случаи, когда девчонок затаскивали внутрь и насиловали прямо в центре города, отгородившись от окружающего мира металлом кузова, зазеркаленного стеклом и ревом магнитофонных колонок. А кого бояться?

Лис шел с опасной целеустремленностью. Рост сто семьдесят семь, сухой, жилистый, прическа короткая, чтоб за волосы не ухватить, брюнет с заметной сединой. Лисий нос – длинный, тонкий, хрящеватый – будто вынюхивал след опасного маньяка-убийцы Трудно выделить след среди сотен подобных. Город был нашпигован оборотнями всех окрасов и мастей. Именно они правили бал нынешней ночью, как, впрочем, вчерашней и завтрашней. Для них работали рестораны, варьете и казино, сауны и бильярдные, для них прогуливались в известных местах молодые девчонки в коротких, до трусов, юбках, сами они считали, что им принадлежит все, на что упадет взгляд.

«Их» развелось неисчислимое количество: все эти «команды», «бригады», «группировки», «братва», залетные гастролеры, скрывающиеся от розыска, убежавшие из колоний, медленно, но верно наполняющие город мигранты, неорганизованная, но не менее опасная сволочь.

Они ничем не лучше, а многие гораздо хуже Сихно, имеющего в покровителях самого Шамана и думающего, что он полностью неподсуден и неприкосновенен. Но именно Сихно взялся мериться силами с майором Кореневым и собирается убить свидетельницу, которой Лис обещал защиту. А потому он обречен.

Раздвинув плечами регочущих юнцов, Лис проложил себе дорогу, за спиной наступила напряженная угрожающая тишина, но после разъясняющего шепота напряжение разрядилось. Его хорошо знали многие.

Но кого «его»? Обличье осталось прежним, и удостоверение в кармане, и звание «майор милиции» имеется, и в штатную численность гарнизона УВД входит... Но от должности отстранен, незаконно несет оружие и орудия преступлений, причем собирается тяжкое преступление совершить. Вот и получается, что еще один оборотень прибавился к населяющей Тиходонск нечисти.

Лис выругался И повернул за угол. Перед ним располагалось кафе «Встреча». Он сделал первый шаг на пути в новое качество.

Красная «восьмерка» Сихно стояла в тени, забравшись правыми колесами на тротуар. Он подошел к дверце водителя, проколол шилом резиновый уплотнитель и поддел стальным жалом грибообразную головку предохранителя. Она послушно отщелкнулась. Приоткрыв дверь, Лис скользнул за сиденье.

Он много раз сидел в засадах, в самых неудобных и неподходящих местах, но впервые испытывал чувство какого-то беспокойства: сейчас его не прикрывал закон. И хотя в случае чего он «отмажется», нервы ощутимо напряглись. Тем более, что предстоящее переведет его на другую ступень в жизни. И тогда с официальными «отмазками» будет покончено навсегда.

Вылезти и уйти к чертовой матери? В конце концов, если Сихно не мешает Симакину, Горскому и другим, то почему он должен мешать Кореневу? Горите вы синим огнем! Но...

Именно Коренев обещал безопасность Федотовой. Горскому и остальным на нее наплевать Уйти в сторону – значит предать поверившего ему свидетеля. И только крайняя безнравственность и идиотизм всей правовой системы вынуждает его делать то, что предстоит.

Сихно появился через час. Он обычно ездил один и сейчас не нарушил привычки. Икая и отрыгиваясь, он повалился на сиденье. В салоне завоняло спиртным перегаром. Взревел двигатель, машина рванула с места.

На повороте Сихно притормозил. Лис накинул на толстую шею удавку, натянул.

– Прямо!

Тот только хрипел. Лис ослабил натяжение. Сихно хрипло хватил ртом воздух и закашлялся.

– Ты что, Баркас, я ничего себе не оставил, – с трудом просипел он.

– Прямо, сука! – Лис опять перехлестнул тонкий упругий шнур. – Скорость не набирай!

На этот раз Сихно выполнил команду, машина медленно выкатилась на Большой проспект.

– Налево!

Лис не поднимался с пола, так что увидеть его было нельзя. Предстояло проехать пост ГАИ. Если гаишники проявят бдительность...

Но красную «восьмерку» Сихно, очевидно, хорошо знали, ибо никто ее не остановил. Проехав мост через Дон, они попадали на трассу. Но дальние путешествия не входили в программу майора Коренева.

– Направо! Еще направо! Прямо!

Теперь «восьмерка» шла тем же маршрутом, что и УАЗ на «выводке».

– Баркас, слышь, Баркас... Или это Рэмбо? – в голосе Сихно прорезалась надежда. – Рэмбо, скажи ему, я все отдам! Ты же знаешь, за меня Шаман мазу тянет...

В темноте найти нужное место нелегко, но Лис хорошо ориентировался по приметам местности. Линия электропередачи, небольшой мостик, холмик, сейчас появится прогалина... Вот она!

– Направо!

Машина въехала в лесополосу, попетляла по узкой дорожке...

– Стой! Глуши движок, фары не гасить!

Яркие лучи галогенных ламп вырывали из темноты недавно вырытую яму. Точнее, семь дней назад, когда Сихно «ошибся» и указал не то место.

– Выходи!

Лис затянул шнур, так что убийца схватился за горло, с трудом пропускающее воздух, и уже не мог думать о какихлибо глупостях. Когда они выбрались из салона, он его отпустил. Сихно упал на колени, разминая шею и тяжело дыша. Лис неторопливо обыскал его, извлек пружинный нож, сунул себе в карман. Рывком поставил Сихно на ноги и толкнул к яме. Теперь оба находились в лучах фар.

– Так это вы?!

Сихно боялся «расколовшего» его опера, но, несмотря на это, испытал явное облегчение. Своих дружков-приятелей он боялся больше. Потому что мент, даже самый крутой, действует по закону. А дружки – по своему разумению, что может быть опасней. Гораздо опасней.

– Что за нападение? Меня прокурор освободил! А вы чуть не задушили... Я буду жаловаться!

– Иди, иди!

Лис толкнул его в спину раз, другой, третий... Они приблизились к яме.

– Ты помнишь, о чем я тебя предупреждал?

В шелестящем ночном лесу яма выглядела зловеще. Черная дыра. Казалось, в ней нет дна и она уходит прямо в преисподнюю. Хотя Сихно консультировали несколько специалистов и все в один голос уверяли, что мент просто взял его на испуг, так как никогда бы не осмелился вот так, за здорово живешь, шлепнуть числящегося за ним задержанного, сейчас эти консультации не казались убедительными.

Холодной скользкой рукой майор схватил его за шею. «Он в резиновых перчатках!» – пришла паническая мысль, но додумать Сихно не успел: сильный толчок сбросил его в яму.

Мощный дух сырой земли забил ноздри. Дышать стало нечем.

Лис вытащил револьвер, взвел курок. Медленно провернулся барабан. Удлиненный глушителем ствол протянулся к голове Сихно, словно жуткий хобот.

– Где Бобовкин встречается с Воронцовым? – Вопрос прозвучал тихо, он исходил из мира живых, а распростертый на дне могилы Сихно находился уже в царстве мертвых и почти ничего не соображал.

– На рынке... В «люксах» цветочного павильона... Сейчас там занято, в воскресенье на даче съедутся, у Шамана...

Сейчас Сихно не хотел задумываться: блефует мент или нет. Его спрашивали, он отвечал. Когда все кончится, будет время изменить расклады... Но Лис не собирался давать ему время.

Курок упал, тихо треснуло, будто игрушечным пистоном пальнули из детского пистолета. Но маленькая дырочка во лбу Сихно оказалась вполне настоящей. Он сполз на дно ямы, в непроглядную черноту, и Лис расстрелял барабан почти наугад.

Потом бросил в яму револьвер, шило, найденный у Сихно нож. Лопату он забыл. Пришлось отодрать крышку, отделяющую багажник от салона и ею загрести землю. Через двадцать минут все было закончено.

На оставшейся без хозяина красной «восьмерке» Лис вернулся к мосту, загнал автомобиль поглубже в рощу и пешком пришел в город. На середине моста он остановился и сбросил в воду резиновые перчатки.

Бывший начальник районного угрозыска выполнил обещание и обезопасил свидетельницу Федотову. Ни одного законного способа сделать это в природе не существовало.

Не заходя домой, Лис поехал к Натахе. О ней не знал никто. После развода она жила в квартире бабушки Марьи. Вещи он перевез несколько дней назад: скудный гардероб и единственную ценность – дорогое охотничье ружье.

Натаха много раз жаловалась на одиночество.

– Когда бабушка была жива – разговаривали, обсуждали что-то, она свою жизнь рассказывала. А сейчас сижу в четырех стенах – хоть волком вой...

Поэтому переезд Лиса должен был ее обрадовать. Она и обозначила радость в своей обычной, малоэмоциональной манере: чмокнула его в щеку и улыбнулась. За все надо платить. А расставаясь с одиночеством, она неизбежно меняла образ жизни. Хотя Лис никогда не расспрашивал о других мужчинах, он знал, что они у нее были По большому счету это его не трогало. Особенно в последнее время.

– Почему ты так поздно? – поинтересовалась Натаха. – Есть хочешь?

Лис молча прошел в ванную, пустил горячую воду. Он не хотел есть. Он вообще ничего не хотел. Разве что погрузиться в анабиоз на триста лет, чтобы сегодняшний день, видеозапись в сейфе Горского, наспех зарытая яма на левом берегу остались в неправдоподобно далеком прошлом. Он перешел на другую ступень. Внутри все заледенело. Его клиенты после «дела» снимали стресс водкой или наркотиками. И бабами в придачу.

Лис выглянул из ванной и встретил ожидающий взгляд подруги.

– Сейчас я принесу полотенце.

– И сама иди, – хрипло сказал он.

Они мылили друг друга, терли мочалкой, гладили распаренную кожу. Горячая вода обостряла желание, а возможность не спешить с его удовлетворением придавала взаимному влечению особую глубину. Было приятно осознавать, что через некоторое время, промежуток которого зависит лишь от них самих, они сольются воедино и ничто не может этому помешать. Кроме группы захвата оперативного отдела УФСК, взламывающей входную дверь за пять секунд!

От этой мысли в распаренном нутре Лиса вновь образовался ледяной ком. Борясь с ним, он развел податливые ноги Натахи и, с трудом умащиваясь в тесной ванне, подмял ее под себя.

– Седьмой, доложите обстановку, – выполняя указание Карнаухова, запросил дежурный диспетчер.

В стоящей у дома майора Коренева «волге» два наблюдателя вышли из оцепенения.

– Объект не появился, – лаконично доложил в миниатюрный микрофон один из них.

– Так и не пришел, – передал диспетчер начальнику оперативного отдела УФСК.

– Ладно, – Карнаухов положил трубку внутренней связи.

Несмотря на позднее время, он инструктировал группу, которой предстояло задерживать бывшего однокашника.

– Дома его до сих пор нет. Скорее всего обходит притоны района, у них это называется «отработка территории», – пояснил подполковник четырем «волкодавам», для которых захваты опасных преступников являлись обыденной повседневной работой.

– Значит, возьмете его в прокуратуре. И будьте осторожны – он скорее всего вооружен.

– Верно, он всегда ходил с оружием, – кивнул старший группы захвата.

– Но вчера у него пистолет забрали.

– Он скорее всего вооружен, – повторил Карнаухов. – Даже если у него забрали три пистолета! Распределяем роли...

Закончив инструктаж, подполковник лег спать на раскладушку. Хотя в последние годы он не поддерживал с Кореневым близких отношений, на душе остался неприятный осадок.

А у Лиса ледяной ком растаял, он с силой растерся жестким полотенцем, переоделся в спортивный костюм.

– Сегодня я вернулся в полдесятого. Поняла? В двадцать один тридцать!

Распаренная краснощекая Натаха в легком халате на миг задумалась, соображая.

– Тебе нужно алиби? – медленно проговорила она.

– Меня травят со всех сторон, потому я хочу хотя бы тебе ничего не объяснять. Ты меня поняла?

В голосе Лиса отчетливо слышалось раздражение.

– Поняла, – послушно кивнула Натаха.

На следующий день майор Коренев не явился на допрос к Горскому. Засада оперативного отдела УФСК в приемной прокуратуре оказалась ненужной. Следователь вынес постановление о розыске обвиняемого.

Розыскное дело заводил капитан Реутов – недавний подчиненный и хороший приятель Лиса. Через несколько дней он же завел производство на без вести пропавшего гражданина Сихно.

А исполняющим обязанности начальника уголовного розыска назначили майора Бобовкина. Это неожиданное событие в воскресенье стало предметом «обмывания» на плановой встрече майора с генеральным директором АО «Донской рынок» Воронцовым.

Дача Ивана Павловича Воронцова находилась в престижном районе восточнее Тиходонска, где располагались «фазенды» многих городских и областных руководителей. Весь дачный поселок окружен забором, у ворот пост ведомственной милиции, посторонний сюда без приглашения не проникнет. Попасть в списки застройщиков было нелегко, и трудно сказать – сыграл ли роль официальный вес хозяина рынков или «теневые» возможности Шамана.

Как бы то ни было, справа от трехэтажного кирпичного дома Воронцова стоял коттедж заместителя главы областной администрации, слева – вилла главного налогового инспектора, напротив сверкал огромными окнами особняк директора департамента здравоохранения.

Соседские отношения легко перерастают в дружеские, тем более что Иван Павлович – мужик компанейский, сауна у него отличная, кроме мангала и гриля, имелась подземная, выложенная камнем печь для изысканнейшего запекания гусей, индеек, окороков, а птица и мясопродукты были всегда наилучшего качества...

Дело обычное, у руководителей свой круг, они встречаются на совещаниях различного уровня и ранга, лечатся в одних поликлиниках, отдыхают в одних санаториях. А то, что Воронцов – преступный авторитет, руководитель крупнейшей криминальной группировки – это просто слух, а вовсе не официальный факт.

Правда, начальник УВД Крамской, чей дом стоит в Конце квартала, и начальник УФСК Лизутин, живущий на параллельной улице, достоверно знают о подлинном лице Шамана. Но на чем основано их знание? На приговоре суда, где Воронцов идентифицирован как главарь шайки по кличке Шаман? Нет, на оперативных материалах, которые оглашать нельзя, нельзя даже намекнуть, что такие материалы имеются, иначе воронцовские адвокаты по судам затаскают!

Потому и оба генерала делают вид, будто все нормально, стараются, правда, уклониться от близких контактов, но если не удается – что делать! И водочку распивать за одним столом приходится, и в баньке париться, и анекдоты рассказывать...

Так что появившись у Шамана, Бобовкин ничем не рисковал, наоборот, в начальственный круг вроде как входил, по крайней мере, приближался к верхам.

Они поужинали, погуляли по заасфальтированным дорожкам, причем хозяин держался значительно и обращался к гостю чуть свысока. Действительно, начальников только районных УР в Тиходонске восемь, а Шаман – один. И даже не это главное... Просто Бобовкин состоит на довольствии, значит, он вроде как подчиненный, отсюда и отношение соответственное. Если бы удалось сюда Коренева залучить, тут бы уже Шаман икру метал... Вспомнив Коренева, Воронцов насупился и, прервав разговор о чеченцах в порту, неожиданно спросил:

– А где сейчас ваш бывший? Лис?

Бобовкин тоже поскучнел.

– Кто его знает... В бега подался. У него «ям» много...

– Мой племяш, Сережка, пропал. Не с ним связано?

Бобовкин знал, что Сергей Сихно по кличке Псих – брат Надьки, любовницы Воронцова и предмет его постоянной заботы.

– От него всего ждать можно.

Здесь Бобовкин был прав на все сто процентов. Но при этом он не мог предположить, что Коренев находится совсем рядом, в полусотне метров, да еще документально фиксирует весь ход их встречи.

На улице стояла ассенизаторская машина, два золотаря затаскивали толстую гофрированную трубу на участок главного врача области. Одним из них был Лис. В желтом перепачканном комбинезоне, желтой брезентовой шапочке, с наклеенными усами узнать его было очень сложно. Тем более, что ассенизаторов никогда не разглядывают. Хозяином машины был его бывший «клиент», а впоследствии доверенное лицо Мишка Ивакин по кличке Шверт. Он-то и выполнял основную работу. А Лис настроил остронаправленный микрофон и записывал беседу майора Бобовкина и генерального директора Воронцова. Да сделал несколько снимков длиннофокусной оптикой. Ну и, конечно, помогал таскать грязный и тяжелый шланг – тут уж никуда не денешься.

– Ну ладно, – Шаман вернулся к прерванной мысли. – Нам они здесь не нужны Сначала порт захватят, потом набережную, а потом и весь город.

– Это верно, – согласился Бобовкин.

– Вот я и говорю проведите пару рейдов, похватайте их, в газеты пропишите, на телевидение дайте... Чтобы общественное мнение настроить! А когда мои люди за них возьмутся – вроде как население не выдержало. Возмущенный народ – великая сила!

– Сделаем. У нас есть данные по рэкету, наркоте, оружию. Подключим ОМОН и разгромим их к чертям!

– Отлично! – Шаман дружески хлопнул его по плечу, в это время щелкнул затвор фотокамеры Лиса. – За это получишь пять «лимонов». Теперь слушай следующую задачу, – продолжил Воронцов.

– Слушаю со вниманием! – бесстрастная пленка зафиксировала искреннее желание майора милиции выполнить любое указание преступного авторитета.

Лис довольно улыбнулся.

– Славка, мать-перемать, подтягивай – еще на метр не достает! – заорал на нерадивого помощника Шверт, и Лис поспешно принялся исправлять упущение.

Вечером Коренев отдал спецаппаратуру людям, которые продолжали полностью ему доверять. Подождал, пока сделают снимки и продублируют аудиозапись. Пакет с материалами сунул за пазуху.

– Чем это от тебя пахнет? – сморщила носик Натаха, едва он переступил порог.

Лис задумался.

– Может, навозом? Делали обыск на даче – там его целые горы.

– Точно. Иди скорей мойся. Ты получил зарплату?

Собранные сегодня компрматериалы стоили не один миллион. Но Лис не собирался их продавать.

– Сегодня же выходной. Завтра получу.

– Интересно... Работать по выходным можно, а зарплату получать нельзя, – пробурчала Натаха.

Поужинав и вяло позанимавшись сексом, Лис лежал без сна, размышляя о главном. Долго находиться на нелегальном положении в Тиходонске невозможно. Если бы он не выходил из дома – другое дело. Дезертиры вон по тридцать лет по углам просиживали. Да разве это жизнь! Сегодня его видел Шверт и еще двое. Завтра он пойдет к Акопу Вартаняну, спросит – не обижает ли кто, и получит свои три сотни. Значит, увидят Акоп, официанта, кто-то из посетителей обязательно окажется знакомым. Потом надо вызвать верного дружка, работающего в секретариате УВД, отдать материалы на Бобовкина, чтобы тот положил их прямо на стол генералу.

И пойдет информация: Лис никуда не делся, здесь крутился, свои дела делает... Реутов, понятно, усердствовать не будет, но, кроме него, много охотников на беглую дичь найдется... У Карнаухова небось не сотни в розыске, начнут город по квадратам интересов перекрывать – и все!

Бежать из города тоже смысла нет. А главное – некуда! Без денег, без связей... Ну, приедешь в Москву, и что? В рэкет идти? Или куда-нибудь в глушь, на Алтай, скотником... Надо решать вопрос.

Наехать на Горского, напугать, пусть прекращает дело? Так ведь не испугается: одинокий беглый мент, никто за ним не стоит... Если засадить маслину в брюхо, тогда испугается, конечно, но толку уже не будет.

Пленку выкрасть? Но она осмотрена и в протоколе описана. Все дело шепнуть? Само по себе трудно, да и шум какой поднимется! А кому выгодно? Ясно кому – обвиняемому! Начнут дублировать допросы. Псих-то уже ничего не расскажет, а Бобовкин и оператор повторят слово в слово, к тому же копия протокола осмотра пленки, а может, и дубликат самой пленки в УФСК, у экспертов, наверняка сохранились.

Нет, надо тоньше, изящней...

– Ты не спишь? – почувствовав его напряжение, спросила Натаха.

Он не ответил. Пусть думает, что спит.

Через час Лис придумал, что надо сделать. И немедленно уснул.

В восемь утра Лис неторопливо прогуливался вдоль сквера На Большой Садовой, напротив здания городской прокуратуры. В идиотском берете, массивных затемненных очках, с наклеенными усиками и клиновидной бородкой, он; был похож на шизанутого непризнанного гения-изобретателя, художника или поэта, утверждающего творческую состоятельность через бюрократические убеждения: органы власти, прокуратуру, суды.

Миниатюрная стройная девушка, которую он ждал, появилась без двадцати девять.

– Привет, Ирина!

Девушка оглянулась и пошла дальше.

– Посмотри внимательней. Я – Коренев.

Ирина остановилась, осмотрела его с ног до головы.

– Ну ты даешь, Филипп!

– А что делать...

– Другого места для прогулок не нашел?

– Я тебя жду.

– Меня? – Девушка удивилась. – Старая любовь не ржавеет?

– Я сам почти заржавел, – уклончиво ответил Лис. – Дело есть. Выйдешь минут на двадцать? Я буду за беседкой... Лис кивнул в глубину сквера.

– Хорошо. Покажусь шефу, скажу: надо в аптеку пробежаться....

Лис молча повернулся и по фигурным плитам тротуара зашагал к беседке. Уже пахло осенью, падали с кленов резные желтые листья. Фонтан спустили и жирных золотых рыбок перевели в закрытый аквариум. На бетонном дне поблескивали осколки битых бутылок.

В трех кварталах отсюда, за углом, находился бар «Спасательный круг». Там он и познакомился с Ириной несколько месяцев назад.

Это была чисто инициативная акция. Ни жалоб, ни заявлений в райотдел вроде бы не поступало, во всяком случае, участковый дурачком прикидывался, отводил глаза в сторону: все спокойно, все нормально...

А Лис знал – какое, к черту, «спокойно»! Группа кавказцев из мигрантов там свою штаб-квартиру устроила. Тусуются с открытия до полуночи, дела свои решают, в нарды играют, проституток трахают... Короче, что хотят, то и делают. Посторонних не пускают, нескольким набили морды, теперь сами не идут. Весь тротуар машинами заставили – не пройдешь. Гаишники только руками разводят – мол, ничего сделать не можем...

Все уже привыкли, что никто ничего сделать не может, потому И расползается беспредел, как чернильное пятно на промокашке, скоро всю страну накроет.

Но хрен вам! Если никто ничего сделать не может, то надо их гнать из кресел, снимать с должностей, пусть действительно становятся никем и уже на законном основании ничего не делают! А он, начальник угрозыска, на своей территории вполне способен навести порядок!

Долго руки не доходили, но наконец собрался и успел вовремя – повезло Ирке.

Вначале пошептался кое с кем из криминальных своих помощников, мол, «звери» совсем обнаглели, а вы смотрите, ушами хлопаете! Почему они машины где хотят ставят? Потому что не ученые! Вот и давайте учить с двух сторон...

Закатываются вечером в «Спасательный круг» вчетвером: Лис, Реутов, Ерохин и Каргин. Как в кино: пушки вынули, уперли восьмерых руками в стены, по почкам для профилактики, ошмонали... Два револьвера самодельных, малокалиберных, четыре ножа, нунчаки, анаша, опия немного...

А Лис еще в подсобку сунулся, интуиция повела. Глядь – трое девчонку на ящиках разложили, с улицы затащили, сволочи, двое за руки держат да рот зажимают, а третий уже между голых ног пристраивается... Но не успел: Лис его первого на инвалидность по мужской части перевел, потом остальным яйца разбил.

Девчонка плачет, все тело сотрясается.

– Я мимо проходила, просто мимо, к подруге...

Лис со всеми усиленную профилактическую работу провел, потом на сникших «зверей» наручники накинули и отвезли в отдел. Когда стали из бара выходить – вах-вах! – кто-то кирпичом стекла перебил машинам, что на тротуаре стояли, да скаты ножами порезал. Это куда действенней гаишных штрафов! И профилактика убедительная – у кого нос треснул, у кого ключица сломана, у кого спина не разгибается... А уж для тех троих, из подсобки, профилактика вообще стопроцентная: может, и будут они еще что-то нехорошее делать, но насиловать вряд ли станут.

Уголовное дело, как воздушный шар, постепенно съеживалось: пятерых сразу отпустили, троих с разбитыми яйцами в больницу увезли, троих на семьдесят два часа задержали, но потом под подписку выпустили: мол, имеют постоянное место жительства... в Чеченской республике! Хоть плачь, хоть смейся...

Поразбегались, конечно, все к чертовой матери, но будут знать, падлы, что закон – это не только правильные слова по телевизору. А «Спасательный круг» очистился, и Эдикбармен на крючке у Лиса оказался: притон содержал, а значит, и пособничал... Тот очень оправдаться старался и подбросил зацепку, по которой Лис в конце концов убийство Павловой раскрыл.

А с Ириной Лис подружился, даже спал несколько раз, и тогда его совсем не интересовало, что она секретарем в городской прокуратуре работает. А оно вишь – И пригодилось! Правду говорят, что земля круглая...

Сзади зацокали по тротуарным плитам тонкие, подбитые сталью каблучки, и Лис обернулся.

– Выручай, Ириша...

– А что остается? Ты же меня крепко выручил.

От нее пахло хорошими духами. Маленький, ярко накрашенный рот напоминал сердечко.

– Как взять у Горского пленку на пару часов?

Ира достала сигареты, опередив Лиса, щелкнула зажигалкой, затянулась.

– Убить, забрать ключи, вскрыть сейф.

Юмор у девочки тяжеловатый, Лис отмечал это и раньше.

– А если не убивать? Он пьет?

Она подумала, выпуская струйку дыма сквозь сложенные колечком губы.

– Редко. Я видела раза два на юбилеях. Но уж если начнет...

– А к тебе он не подкатывался?

– Ну почему же... Ирина внимательно оглядела собеседника.

– Хочешь, чтобы я ему дала, а ты в это время взял пленку?

– Про пленку верно. А давать не обязательно. Задурить голову, подпоить...

– Значит, и рыбку съесть, и в лодку не сесть?

Девушка криво улыбнулась.

– Так в жизни не бывает... А то ты сам не знаешь!

Большой знаток жизни, а особенно теневых ее сторон, Лис был вынужден согласиться. За «просто так» ничего не делается. У уголовников даже подлянка такая есть: попал новичок в камеру, ему предлагают в картишки сыграть. Тот, понятно, боится, что обманут, обыграют. «На что, мол, играть, у меня ничего и нет...»

А его успокаивают: «На „просто так“ раскинем!» Откуда ему, бедолаге, знать, что «просто так» – его собственная задница! Садится, проигрывает, и готово – одним пидором в тюрьме больше стало. И на всю жизнь свою ошибку запомнит: надо было «ни на что» играть...

– Верно... За все приходится платить. Но, может, просто напоить? Намешать чего-нибудь...

– Попробовать можно... Но ведь надо ключи достать... И занять его на пару часов. Чем? Книжки вслух читать?

Лис молчал. Девушка тоже молчала, докуривая сигарету.

– Ладно, черт с ним! Одним больше – какая разница... Тем более человек солидный и собой ничего...

Она испытующе смотрела в замаскированное лицо Коренева, и тот ощутил неловкость.

– Я же у тебя в долгу, да? Тогда бы меня трое «зверей» отгуляли вдоль и поперек, могли заразить какой-то гадостью или искалечить... Нет, Горский лучше!

– Может, мне и вправду его грохнуть? – не выдержал Лис.

– Не надо. Сделаю! Позвони к концу дня...

Согнувшись, Лис побрел к выходу из сквера. Ирина смотрела ему вслед, и этот взгляд сгибал опера еще сильнее.

Но, пройдя квартал, он вновь распрямился. Надо готовить второй этап операции. Идет бой, а в бою сантименты отлетают в сторону.

Покопавшись в толстой замусоленной записной книжке, Лис позвонил Коле Семенову.

– Сколько лет, сколько зим! – По радостному голосу Коли Коренев понял, что тот ничего не слышал о происшедших с ним событиях.

– Разговор есть.

– Давай, заходи...

– Нет, лучше ты выйди. Я на площадке во дворе девятиэтажки, что напротив вас.

На самом деле Лис не пошел во двор, а с противоположной стороны наблюдал за проходной студии телевидения.

В восемьдесят восьмом пьяный Коля забыл в кафе «Аист» «дипломат» с пленкой видеозаписи выступления первого секретаря обкома партии по поводу очередного юбилея Великой Октябрьской социалистической революции. Когда, прочухавшись, Коля вернулся в кафе, то «дипломата» не нашел, никто из персонала о его судьбе ничего не знал. До эфира оставалось чуть меньше недели, первый отъехал в Москву, да если бы он даже находился в Тиходонске, вряд ли кто-то осмелился бы попросить о перезаписи.

Поставивший под угрозу срыва важнейшую партийноидеологическую акцию Семенов с выпученными глазами прибежал в райотдел, но дежурный заявление принимать отказался: преступления нет, обращайтесь в стол находок, судитесь с администрацией кафе, но милиции здесь делать нечего. А вообще, гражданин, пить надо меньше!

Будущий политический труп, навеки лишенный профессии, Коля так отчаянно умолял дежурного, что привлек внимание проходившего мимо Лиса. Поскольку ничего ценного в «дипломате» не находилось, ясно было, что присвоивший его человек скорее всего выбросит потрепанный чемоданчик в ближайшем подъезде или на помойке. Он поднял своих осведомителей, действующих в районе «Аиста», и к вечеру вернул потерю хозяину.

Тоже услуга, но она не касалась жизни, здоровья и половой неприкосновенности, а потому могла забыться. Вот почему осторожный Лис проконтролировал выход Семенова, проверил окрестности и двинулся следом, оказавшись в условленном месте встречи у него за спиной.

– Руки вверх!

Коля шарахнулся от бородатого незнакомца, и Лису пришлось долго объясняться и успокаивать телевизионщика. Потом изложил ему задачу.

– Странно, – усмехнулся тот. – Могу понять, зачем фальшивой пленке нужно придать вид подлинной. Но зачем из настоящей делать поддельную?

– Это пусть тебя не волнует.

– Ну что ж... Семенов быстро переключился на техническую сторону дела.

– Можно по отдельности записать фон и первый план, а потом выложить... Получится то же самое, но монтаж легко обнаружится... И со звуком...

– Короче, – перебил Лис. – Сегодня, завтра или послезавтра вечером я тебе принесу пленку. Максимум на два часа. Успеешь?

Телевизионщик кивнул.

– Есть аппаратура ускоренной записи...

– И чтобы никто ничего не видел, не знал и не подозревал...

– Ясно, – вяло отозвался Коля. Ему явно не хотелось влазить в сомнительную историю, но отказать Лису он не мог.

Ирина собралась принимать Горского в четверг вечером. Коренев позвонил Семенову, чтобы с семи часов тот находился в готовности номер один.

Закручивалась очередная комбинация, на которые Лис был большой мастер. Он старался предусмотреть все и планировал на много ходов вперед. Предстоящая операция исключительно важна для него лично, и здесь не должно произойти сбоев.

Ирина жила на Первопетровской, в центре старого Тиходонска. Узкие улочки круто уходили к Дону, фасады обветшавших домов выпирали опасными пузырями, некоторые были подперты железными балками. Район подлежал сносу, который уже много лет откладывался на неопределенное, время.

Коренев пришел к восьми, как и договорился с девушкой. Ясно, что первый и второй час результативными не будут, ну а дальше – как получится.

Чтобы не привлекать внимания, майор не торчал на одном месте, а, неторопливо прогуливался из конца в конец коротенького квартала, не спуская глаз с двух окон на втором этаже. Свет горел только в кухне. Она была довольно просторной, и стол Ирина накрывала именно там. Это Лис знал наверняка.

Мужской силуэт мелькнул за занавеской, в открытую форточку вылетела огненная точка, описала плавную дугу и брызнула искрами о брусчатку проезжей части.

Лис шагнул вперед. Окурок с прикусом и слюной Горского можно использовать! Он еще не знал как, но, оторвав полоску бумаги от приготовленной газеты, завернул окурок и сунул в карман.

Осветилось окно комнаты. В ней имелся старенький магнитофон, трюмо, шкаф и широкая тахта. Очень широкая.

Лис опять ощутил некоторый стыд. Так всегда бывает, когда путаешь дело и личные отношения. Что делать – выбора нет!

Через двадцать минут сдвинулась занавеска в цветной горошек. Это знак: внимание!

Почти сразу в форточку вылетел белый сверток, чтобы не затерялся в темноте, если упадет неудачно. Но Лис поймал его на лету, развернул пахнущий духами платок и уже на ходу сунул в карман туго набитый сталью кожаный футляр. Время пошло, операция началась.

До городской прокуратуры было рукой подать, он дошел за семь минут. Осмотрел здание с фасада, вошел во двор и огляделся еще раз. Ни в одном окне свет не горел.

Расстегнув футляр, Лис на ощупь выбрал короткий, с крупной «бородкой» ключ от черного хода. Замок провернулся легко, дверь открылась без скрипа. Ирина молодец. Это она показала, какой ключ от какой двери, она же прыснула маслом на петли и в замочную скважину.

Осторожно ступая, майор поднялся на третий этаж. Здесь находились приемная прокурора и кабинеты следователей. Горский сидел рядом с прокурором – первая дверь справа. И этот замок открылся легко. Нырнув в темную щель, Лис заперся изнутри. Опечатывает ли он сейф?

Немецкий фонарик-карандаш давал острый пучок яркого света. Пластилиновый кружок, контрольная нитка, вдавленная печатью.

Да, следователь по особо важным делам товарищ, а может, уже господин Горский опечатывал сейф. Но плохо: слой пластилина слишком, толстый. Лис аккуратно подрезал его бритвочкой и отделил, не нарушив печати. Когда он открыл сейф, резко зазвонил телефон. Майора бросило в жар. Ирина? Что она хочет сообщить? Что Горский обнаружил пропажу и едет сюда? Или сообщил в райотдел и через несколько минут здесь будет группа захвата? А может, жена разыскивает припозднившегося супруга? Или дежурный по городу пытается «выдернуть» важняка на происшествие?

Мысли проносились в мозгу одна за другой, а руки делали свое дело. Перебрав кучу картонных и бумажных папок с уголовными делами, пакетов с вещдоками, Лис нашел незаклеенный конверт с надписью: «По обв. Коренева». Внутри лежала кассета с видеопленкой. Он сунул ее за пазуху. Телефон продолжал звонить.

Заперев сейф, Лис вышел на улицу, взял такси и через четверть часа был у телецентра.

Счет шел на минуты, поэтому, вызвав Семенова и передав ему пленку, он нервно ходил взад-вперед по освещенному тротуару у проходной, пока не сообразил, что стал легкой добычей для любого случайного патруля. После этого он зашел во двор дома напротив и, поеживаясь от холода, сидел в темноте полтора часа, пока Семенов не появился на улице.

– Ну?

– Нормально, – тот протянул кассету. – Все то же, что и было, но не выдержит ни одной серьезной проверки.

В прокуратуре окна по-прежнему чернели, свидетельствуя о том, что кабинеты пусты. Если там не ждет засада...

Возвращение кассеты на место стоило Лису нескольких лет жизни. Подойдя к дому Ирины, Коренев с облегчением обнаружил, что занавески

на кухне раздвинуты, а за ними горит настольная лампа. Значит, все в порядке и Горский на месте. Видно, девушка читала ему интересные книжки.

Из кухонной форточки вдоль водосточной трубы свисал шпагат. Лис привязал к нему футляр с ключами, бросил в окно небольшой камешек. Через десять минут футляр исчез в форточке. Операция завершилась.

Он медленно опустился на скособоченную скамейку. Тело налилось свинцовой тяжестью, руки и ноги дрожали. Занимаясь официальной работой, он никогда не испытывал такой усталости. Еле-еле Лис добрел до дома Натахи и спал тяжелым сном без сновидений.

Погуляв еще пару месяцев и узнав, что Бобовкин уволен со службы по компрометирующим основаниям, Лис пошел сдаваться.

Как ни в чем не бывало заявился к Горскому и сказал, что только сейчас нашел возможность дать показания. К этому времени обнаружили труп Сихно: важняк неоднократно просматривал видеозапись и запомнил слова Коренева про «ту же яму».

Горский немедленно бросил Лиса в камеру и стал «раскручивать» на убийство. Но доказать ничего не смог и направил майора под суд за превышение власти и принуждение к даче показаний. Основной уликой выступала видеозапись. Сколько ни требовал Лис тщательной проверки пленки, он получал один ответ: оснований ставить под сомнение выводы первой экспертизы не имеется.

Такого результата он, затевая хитроумную комбинацию, не предполагал. Бюрократическая машина судопроизводства заглатывала его все глубже, пережевывала и переваривала, не обращая внимания на жалкие попытки защиты и, наконец, оправилась бывшим майором, плюхнув его с лепешкой шестилетнего срока в душный барак ИТК-13.

Он и здесь дергался: писал жалобы, запустил через Натаху оперативную комбинацию, усиленно обдумывал – чья же целенаправленная воля загнала его в зону...

Когда дело уже двинулось на пересмотр, Лис пришел к твердому убеждению, что в колонию его упрятал товарищ Воронцов по кличке Шаман.

И, ожидая отмены приговора; уже знал, с чего начнет свою жизнь на воле.

– Автомат, три рожка, гранату! – истерически орал Башка в зарешеченный оконный проем. – И машину с полным баком! Полчаса вам сроку!

Заточку он наложил на натянутый резиновый жгут, обмотанный вокруг шеи фельдшерицы. Так научил Жиган: если снайпер достанет, то заточка, как выброшенная из рогатки, пробьет горло заложницы.

– И водки пусть дадут, – от двери сказал Жиган. Он прижимал заточенный электрод к животу библиотекарши. Та была на четвертом месяце, и угроза носимому внутри беззащитному существу привела ее в шоковое состояние. Она была готова на все.

– Выпьем и потрахаемся, – продолжал Жиган, шаря у заложницы под юбкой. – Ты дашь по-хорошему?

Библиотекарша кивала, не в силах вымолвить ни слова. Страх и покорность возбуждали Жигана, и ему начало казаться, что он сумеет добиться задуманного и без водки.

– Внимание! – рявкнул снаружи мегафон. – Говорит майор Литвинов!

– Вот сука, – Башка отступил от окна. Репутация командира СОБРа была самая устрашающая.

– До того как начнутся переговоры, вы обменяете беременную женщину. Вместо нее зайду я.

– Вот ему! Так и передай, – сказал Жиган.

– Меняться не будем, – пискнул Башка. Он уже начал жалеть, что послушался Жигана и ввязался в это дело. Но с другой стороны – никакой помощи от приятелей с воли не было, поддержки в камере он тоже не получил. Рассчитывать приходилось только на себя.

– Не станете меняться – никаких переговоров вести не буду! Взорву дверь и оторву вам головы! А если женщины пострадают – яйца поотрываю!

Башка приуныл. Сидел бы как все, ждал суда. Это Жигану терять нечего

– у него расстрельная статья и четыре ходки. А у Башки – первая судимость и смягчающие обстоятельства: Амбал подтвердил, что тот мужик первым его сигаретой прижег. Он, конечно, чекист и никогда не курил, но суд всем одинаково должен верить, ведь все граждане равны, так адвокат объяснял. Ну дали бы восьмерик... А тут пришибут прямо сейчас, на месте.

– Согласны, – отозвался Башка и от страха даже заорал на Жигана: – Будем выделываться – шлепнут без разговоров!

– Ты что командуешь, фуфло! Меня слушай! А то я сам тебя шлепну! – ощерился Жиган.

– Тогда я сдамся, – пригрозил Башка, и, к его удивлению, угроза подействовала.

– Хер с тобой, поменяем бабу на мента! За него еще больше пупок рвать будут... Что захотим – то сделают!

Жиган был залетным и о Литвинове не слышал.

– Обоих не достанешь? – спрашивал в это время командир СОБРа у снайпера Вити Акимова.

Тот оторвался от прицела.

– Второй вообще не показывается. А этого, у окна, могу срезать. Но вот эта резинка...

– Ладно, разберусь на месте. Держи кого сможешь, и когда я начну – гаси!

Литвинов вытащил из карманов камуфляжного комбинезона документы, запасной магазин, записную книжку. Потом снял куртку, и Акимов широким куском лейкопластыря приклеил между лопатками пистолет.

Снова надев куртку, майор подвесил под нее пустую оперативную кобуру.

– Я иду! – предупредил он в мегафон и, передав его одному из бойцов, медленно, держа на виду руки, пошел через хозяйственный двор. Прикрываясь заложницей, его внимательно осматривал Башка.

Вновь прильнувший к окуляру Акимов упер пенек прицела в левую бровь преступника, но голова заложницы находилась в сантиметре от точки попадания. Пятьдесят на пятьдесят.

Между лопаток медленно текла струйка пота. Так бывало всегда при риске поразить невиновного.

Литвинов по-хозяйски стукнул кулаком в железную дверь.

– Открывайте, менка!

Помедлив, Жиган повернул ключ.

– Скажи, чтоб без подлянок, а то проколю насквозь! – прошипел он в лицо помертвевшей библиотекарши и сильнее прижал острие к податливому телу.

– Ничего не делайте, а то нас убьют! – крикнула она и заплакала навзрыд.

– Да ничего я не делаю, – приоткрыв дверь, Литвинов медленно протиснулся в захлестываемую волнами агрессии и страха бетонную коробку. – Этим дуракам уже готовят все, что они заказали. Пусть едут! Только куда? До Чечни далеко, да и делать им там нечего, тут же в расход пустят как русских шпионов. Сдавались бы лучше!

– Заткнись! – заорал Жиган. – Стань к стене!

– Тю, – удивился майор. – Ты меня что, расстреливать будешь? Давай, отпускай женщину!

– К стене! – жилы на шее напряглись, в углах искривленного рта появилась пена. За спиной у Жигана имелось четыре доказанных трупа и еще столько же неизвестных следствию.

– Я ее сейчас на шампур нанижу!

Пожав плечами, Литвинов стал лицом к стене. Он казался спокойным и послушным, но щека начала подергиваться.

– Раздевайся!

– Охренел? Что я тебе, баба?

– Знаю я ваши подлянки! Снимай все, чтобы видно было; что у тебя есть!

– Подойди и пощупай, если не веришь, – Литвинов повернулся к Жигану, поднял куртку, показывая пустую кобуру.

– Вот все, что осталось...

– Снимай!!!

Жиган размахнулся, и у Литвинова похолодело внутри – бандит явно собирался пронзить заложнице живот.

– Хрен с тобой, – миролюбиво сказал майор. Он сбросил куртку, тельняшку, брюки и остался в белых трусах и кроссовках.

Демонстрируя полное миролюбие и покорность, Литвинов положил руки на затылок. Большие пальцы коснулись рифленой пластмассы.

– Лицом к стене! – скомандовал Жиган.

Вид голого и безоружного противника успокоил его.

– Не могу, у меня трусы сзади порваны.

– К стене!!

– Слушай, малый, – глаза командира СОБРа сузились, а щека задергалась сильнее. – Ты палку сильно не гни – сломаешь! Выпускай женщину!

Мозг Литвинова анализировал ситуацию, как быстродействующий компьютер. Жиган полностью переключился на него и повернулся вполоборота, перестав прикрываться заложницей. Заточенную железку он по-прежнему нацеливал ей в живот, но не контролировал точность наводки. Башка тоже отвлекся от своей жертвы, но резину держал натянутой.

Витя Акимов теперь уверенно держал на прицеле бритый висок Башки. Но он мог стрелять только по команде, а следовательно, должен был ждать, когда начнет действовать Литвинов. Скорее всего начало действий обозначит выстрел командира. Поэтому Акимов ожидал выстрела.

В сложившейся ситуации бездействие снайпера было ошибкой. Как бы ни складывалась ситуация в глубине помещения, обезвреживание одного из бандитов, да еще столь эффективное – пуля в висок, башка – вдребезги – должно было деморализовать его напарника и развязать руки спецназовцу.

Ошибку допускал не снайпер, а его командир. Привычка Литвинова самому исполнять работу рядового бойца сейчас поставила операцию на грань срыва, а жизнь заложниц под угрозу.

Находясь на командирском месте, майора оценив ситуацию, отдал бы приказ стрелять, а любой из его бойцов в бетонном помещении с заложниками успешно довел бы дело до конца. Но отдавать приказ было некому, и снайпер ждал, держа на мушке голову бандита.

– Выпускай женщину, я сказал! – повысив голос, повторил Литвинов.

– Она мне еще пригодится... Лучше я тебя на тот свет выпущу! Лицом к стене, сука! Здесь я командую!

Острие электрода окончательно отклонилось в сторону. У Литвинова имелось три секунды, чтобы завершить дело.

Правая кисть схватилась за рукоятку, левая за ствол. Рванув двумя руками, майор оторвал оружие вместе с двумя кусками кожи – пластырь намертво вцепился в спину. Предохранитель был выключен, и Литвинов самовзводом с двух рук пальнул в остолбеневшего при виде оружия Жигана.

«Ба-бах!»

Майор не понял, куда попала пуля, но тело бандита дернулось, а заточка прыгнула вперед. Раздался душераздирающий женский крик.

«Ба-бах!»

Теперь Жиган отлетел назад, ударился о бетонную стену и сполз на пол. Женщина тоже упала. Литвинов не смотрел на них: он развернулся к Башке.

«Ба-бах!»

Из правой части лба вылетело крошево костей и плеснулась кровь. «Почему в другую сторону?» – мелькнула мысль, но она уже не имела

значения – Башка кулем свалился на бетон. Заточка сорвалась с резины, но вреда заложнице не причинила. На груди бандита расплывалось кровавое пятно, и майор понял, что в голову попал Акимов.

Звенело в ушах, быстро пахло порохом и кровью, тело напряглось, душу переполняло предчувствие страшного.

Медленно повернувшись, Литвинов посмотрел на библиотекаршу. В животе у женщины торчал заточенный электрод. Жиган выполнил свое обещание.

В дверь ворвались четверо бойцов с автоматами в руках. Но делать им уже было нечего.

– «Скорую», быстро, – тихо сказал Литвинов и вышел на воздух. Его мутило. Такого с видавшим виды майором не случалось очень давно.

Весь оперативный состав Тиходонского УВД, участковые, сотрудники патрульно-постовой службы и ГАИ были ориентированы на поиск особо опасного преступника.

Ничего странного, милиция постоянно кого-то ищет. Но в данном случае не сообщалось, что же такого совершил разыскиваемый. Да и примет почти не давалось: рост сто восемьдесят пять плюс-минус четыре сантиметра, вес около восьмидесяти двух килограммов. Владеет способами убийства без оружия. Одиночка. Может находиться в строящихся зданиях, на чердаках или крышах домов, прилегающих к центральным магистралям. В черновике ориентировки говорилось о «точках» занимающих господствующее положение над основными магистралями", но майор Фиников вычеркнул этот оборот, чтобы не демаскировать суть плана «Зет».

Ориентировка исходила из Управления ФСК, генерал Крамской каждый день требовал результата от начальников райотделов, управлений и служб, те, в свою очередь, давали «накачку» подчиненным.

Обстановка в городе и без того осложнилась. Нападение на бар «Погребок» – двое убитых, четверо раненых, преступники скрылись. Три трупа найдены в бетонной трубе под железнодорожной насыпью. Преступники не установлены. Труп и тяжело раненный обнаружены неподалеку – в подвале развалин дома путевого обходчика. В роще на левом берегу найдена мертвой голая девушка с двадцатью шестью ножевыми ранениями... Плюс обычный криминальный фон: бытовые убийства, кражи, грабежи, разбои...

Скудной ориентировкой УФСК никто бы не занимался, если бы не ежедневные требования результатов. Чтобы отчитаться перед руководителями, личный состав, работающий на улицах, обращал внимание на крупных одиноких мужчин, проверял у них документы, доставлял в райотделы для установления личности. Потом в рапортах отмечали, сколько проверено лиц по ориентировке «соседей». Так что розыск Мастера велся, хотя и вслепую: рост и вес, определенные по отпечаткам обуви на стройке, вряд ли могли оказать серьезную помощь.

Тем более что в последнее время Мастер почти не появлялся без спутников. Он жил в гостинице «Южная» – среднего класса, где редко останавливались люди, интересующие милицию. Соседние номера занимали Вист и Крол, Свистун обитал напротив.

Завтракал он в номере, готовил обычно Крол. К девяти Вист подавал машину – неброскую белую «волгу». Все технические детали обеспечивал Керим, с которым Мастер регулярно общался.

– Дня через три, – сообщил толстяк. – От силы – через пять. У тебя все готово?

Керим чувствовал себя неуютно. Он похудел, обвисли щеки, под глазами залегли Темные круги. Ему поручалось ликвидировать Мастера сразу же после акции. Кому-то поручено ликвидировать его самого.

– Все готово, – кивнул снайпер. – Передашь оружие Свистуну, оба ствола. Завтра. Паспорт и деньги – за час до начала операции. Доллары мы проверим на детекторе.

Он тоже знал, что убирать его будет этот низенький человечек, озабоченный думами о собственной судьбе. Но в отличие от Керима Мастер уже разработал план своего спасения. Правда, в таких делах никогда не знаешь заранее – удастся реализовать его или нет.

– С вертолетом решено?

– Решено, – кивнул Керим, искренне глядя в лицо собеседнику. – Но ты должен назвать точку зависания...

– Заранее?

Снайпер улыбнулся.

– Даже при полном доверии между нами это невозможно... Я пущу две ракеты, когда вертолет появится в непосредственной близости...

И хотя оба знали, что никакой вертолет не сыграет роли в их судьбах, они подробно обсудили время подлета, условные сигналы, высоту зависания...

После переговоров Керим уходил, но его люди вели наблюдение за командой Мастера. Для обеспечения слежки в «волгу» был вделан радиопередатчик-маяк.

Снайпер побывал на крышах нескольких домов, долго осматривал шоссе с возвышающегося над ним путепровода, и все эти точки наблюдатели взяли на заметку.

А Керим докладывал о своих беседах со специалистом и о результатах наблюдений лично Эльхану и Ашоту. Оба хвалили Керима, хлопали по плечу, сулили золотые горы и честно смотрели в глаза.

– Деньги подменить нельзя, – сказал толстяк. – Проверять будут... Руководители землячеств недовольно переглянулись.

– А не пропадут, они в этой кутерьме?

– Никогда! – заверил Керим.

У него имелись свои планы относительно миллиона долларов. Если, конечно, удастся спасти жизнь.

С некоторых пор в пестрой шумной толпе посетителей Центрального рынка появились люди, внимательно наблюдающие за цветочным павильоном. Они работали парами, ежесуточно менялись, использовали грим и умело приспосабливались к окружающей обстановке, а потому не бросались в глаза. Даже специальная охрана не обратила на них внимания.

Покинув рынок и профессионально проверившись, эти люди добирались до железной двери рядом с вывеской АО «Тантал» и скрывались за ней. Здесь писались подробные отчеты, разряжалась спецтехника, проявлялась фотопленка.

Командир специального отряда внимательно изучал поступившие документы.

Высокий с усиками-стрелочками кавказец выходит из машины. Плотный армянин открывает обитую рейками дверь, ведущую в апартаменты. С улыбкой смотрит в невидимый объектив низенький толстяк с черными, разделенными аккуратным пробором волосами. Пробирается сквозь толпу угрюмый целеустремленный мужик.

Хотя ничего криминального на фотографиях не было, командир отряда надолго задумался. Гарегин Петросов, Ашот Геворкян, Эльхан Абдуллаев, Керим Гуссейнов – фигуры чрезвычайно заметные. И если вчетвером собрались в Тиходонске, следовало ждать чрезвычайных событий. Почти наверняка они будут связаны с планом «Зет».

Командир вызвал заместителя. Как и все остальные члены спецотряда, они действовали «под легендой». Вымышленные фамилии, имена, даты и места рождений. Специально изготовленные документы. И полная автономность и засекреченность; Ни один человек в Тиходонске не знал об отряде и его миссии. И в Центре осведомлены всего трое.

– Надо выделить еще людей для разведки, – сказал командир. – Пусть круглосуточно «водят» вот этих.

Он ткнул в фотографий толстяка с пробором и угрюмого мужика.

– Петросов и Гуссейнов, – задумчиво проговорил заместитель. – А Геворкян с Абдуллаевым?

– Те только командуют. Надо «сесть» на телефонную линию в их логово. И попробовать «Заячье ухо».

– Там негде разворачиваться... И у них своя контрразведка... Но что делать, попробуем...

– А Петросов с Гуссейновым должны дать интересные контакты на местных, – продолжал командир. – Или на приезжих, которые пока держатся в стороне... – И еще. Подготовь шифрограмму в Центр. Пусть задействуют план «Дублер».

Через день на крыше дома, стоящего через улицу от глухой стены Центрального рынка, как раз напротив павильона «Цветы», начались ремонтные работы. Грохотало кровельное железо, лилась в стыки расплавленная смола, радовались измученные протечками и безуспешными жалобами жильцы.

Служба безопасности Гарегина Петросова то ли не обратила внимания на происходящее, то ли не придала ему значения.

А вот Толстяк заинтересовался ремонтом. Поднявшись на чердак конторы рынка, он больше часа наблюдал в бинокль за «кровельщиками». Двое постоянно занимались кровлей, а третий больше внимания уделял какому-то прибору, обращенному в сторону охраняемой Толстяком территории.

«Доложить шефу? – подумал начальник службы безопасности. – А вдруг они загрязненность воздуха измеряют...»

Взяв двух бойцов, он лично отправился проверять подозрительных работяг. При этом никого не предупредил о своих намерениях, что было первой ошибкой.

На крышу жилого дома они поднимались без всяких предосторожностей, допустив тем самым вторую ошибку.

– Туда нельзя, ребята, ремонт, – миролюбиво пояснил четвертый «кровельщик», заступивший им дорогу на чердачной лестнице. Он был крепок, высок, с уверенным решительным голосом. Руки держал в карманах черного новенького комбинезона.

– Отскочи!

Толстяк выдернул из-за пояса пистолет и ткнул в сторону черного комбинезона. Так он сделал последнюю и самую главную ошибку.

Кто-то кашлянул, и Толстяк рухнул, врезавшись лицом в грязные дряхлые ступени. Тело поехало вниз, голова безвольно дергалась, из разбитого носа брызгала кровь.

«Быки» остолбенели. Один решил, что шеф внезапно умер. Второй заметил дымящуюся дырочку на черном комбинезоне, и у него отнялись ноги, но рука автоматически скользнула за пазуху.

Кто-то кашлянул еще дважды. На самом деле, конечно, никто не кашлял, такие звуки издавал специальный бесшумный пистолет ПСС, но «быки» понять этого уже не успели.

Через полчаса ремонтники, свернув работу, сносили в подъехавший крытый грузовичок инструменты, ведра, длинные тяжелые рулоны рубероида.

– Куда же вы, не доделав-то? – спросила Максимовна из четвертой квартиры.

– На другой объект забирают, – пояснили ей. – Мы еще вернемся.

– Вернетесь, – недоверчиво повторила старушка. – Тогда рубероид оставьте!

– Новый привезем, не волнуйтесь, – ответил «кровельщик», идущий последним. В мешке он тащил лазерный прослушиватель помещений «Заячье ухо». Как следует использовать его команда не успела.