Книга: Оперативный псевдоним
Назад: Глава первая ПРОРЫВ БЛОКАДЫ
Дальше: Глава третья ЭКСФИЛЬТРАЦИЯ

Глава вторая
ИЗ ДВУХ ПОЛОВИНОК

Как это могло случиться? Что бросило меня к пистолету? Почему так уверенно приклеилась к ладони ребристая рукоятка? Откуда мысль: «Лишь бы патрон был в стволе»? Как я смог стрелять в человека? В двух людей? Я убил двоих, причем сделал это с легкостью... Но я не способен на это...
А изощренный расчет выстрелить в ногу, в коленную чашечку... Как я рассчитал, что иначе не успею опередить противника? Откуда узнал, что только мгновенный болевой шок автоматчика спасет мне жизнь?
Халдеи уже позвонили. Японская полиция прибывает на место через три-пять минут, американская через пять-семь, московская милиция добирается пятнадцать-двадцать, местные приедут через столько же: организация ниже, зато город меньше. Если у них хватит ума, то сразу начнут стягивать кольцо: оцепят район и пойдут к центру, фильтруя подозрительных лиц. Я похож на подозрительное лицо? Похож. Работал без маски и засветился полностью. Но приметы появятся после опроса свидетелей, да и оповещать станут неуклюже и долго, значит, на два часа я не отличаюсь от других прохожих. Это как минимум. И вообще, что есть против меня, кроме показаний? Словесный портрет мало что стоит, потому что он может в равной мере касаться того, который лежит на паркетном полу с пулей в мозгах. А вот нагар на руках... Если снимут парафиновый слепок, потом обработают в лаборатории и выявят частицы распада пороха... Надо купить водки и вымыть руки. Но «пальцы» на пистолете... Как я бросил его, не протерев! Хотя чего бояться? Я обезвредил налетчиков, убивших нескольких человек. По законам любой страны я действовал правомерно...
Что там получилось, почему возникла стрельба? Кого убили и что угрожало лично мне? Я не расплатился за завтрак... Хотя, кажется, меня угощали. И вкусно пахло раками. Куда идти? В гостиницу, лечь отоспаться...
Я ничего не сделал, да меня и невозможно найти... Ашот с Самвелом хорошие ребята, они меня не выдадут. Я же им помог: ведь свидетелей всегда убивают... Я спас им жизнь! Неужели все-таки выдадут? А что они знают?
Даже имени не спросили... Что накатило на меня? Ведь можно было спокойно сидеть в кабинке, может, и не заметили бы... Но что-то прорвалось сквозь пленку, разделяющую мозг на два уровня, теперь я точно знаю, что эта пленка есть и что она разделяет. Будто безликий человек вынырнул из глубины и стал управлять моим телом... Я будто бы на время отключился...
Безликий! А на кого был похож тот, который снял маску? Он сказал, мы вместе учились... В техникуме? Или в детдомовской школе? Нет, там его точно не было. Да и в техникуме я его не помню... Или... Он сидел в третьем ряду у окна! Точно! Но это не он там сидел, а я... Он называл какую-то школу! Ко-ми-тет-ская... Что это за школа? А что за фамилии он выкрикнул? Куракин? Анатоль? Из «Войны и мира»? Странно, я никогда не был знатоком классики...
Как лучше уходить? Здесь прямолинейно-квадратная застройка. Классика.
И уйма проходных дворов. Вниз и влево, по проходнякам. Там что? Латинский квартал? Нет, Лысая гора. Прекрасное место, чтобы отсидеться и все обдумать. Но особо сидеть некогда, скоро закроют город. Нужны документы.
Какая здесь явка? Черт, в голове ни одного адреса! Придется выходить на нелегальную сеть, хотя это и рискованно... Кто здесь резидент? Снова проклятая пустота! Попробовать легальную резидентуру... Телефон посольства... Опять нет! Какое посольство? В какой я стране? В каком городе?
Старушка, кормившая голубей в большом дворе, окруженном разваливающимися гнидниками коммунальных пятиэтажек с железными наружными лестницами и едким духом длинного дощатого сортира в углу, неодобрительно смотрела на покачивающегося человека, вошедшего в давно пустующий, с ржавыми петлями, проем ворот. Пьяный? Непохоже. Его вроде дергало то вправо, то влево, бросало из стороны в сторону, но это не было шаткой походкой перебравшего алкаша. И одет прилично. Может, ищет кого?
Человек подошел ближе. У него было белое, покрытое испариной и совершенно неподвижное лицо. Гипсовая маска. В войну она работала в санитарном поезде и видела такие лица у тяжело контуженных, потерявших память людей. Но у тех были пустые глаза, а глаза незнакомца переполняло нечеловеческое напряжение и отчаяние.
– What is this country? What is this city? – с трудом выговорил он.
Лоб сморщился, причем только правая половина, в то время как левая оставалась безмятежно гладкой.
В другое время она бы приняла его за сумасшедшего, но в представлении простого советского, а ныне российского человека, сумасшедшими могут быть только свои, а среди иностранцев таковые не водятся.
Старушка беспомощно развела руками и оглянулась по сторонам в поисках переводчика, хотя с переводчиками во дворе было негусто. И точно, лишь Сережка Воронов, по кличке Фонарь, выглядывал из своего подвала, но тот способен переводить только с тюремного жаргона на нормальный язык и наоборот, а поскольку с самого утра бухает с дружками, то сейчас, наверное, и этого не сделает.
Человек повторил вопрос на другом, тоже незнакомом языке, потом на третьем. Диалог проваливался.
– Не понимаю, милок, – виновато сказала старушка, но «иностранец» сразу перешел на доступную речь.
– Где я? В какой стране? В каком городе? – теперь морщилась и щека, и подбородок, причем только на правой стороне лица.
– Ой-ей-ей, милок, да ты, видать, заболел? – озабоченно протянула она, и тот согласно кивнул.
– В Россию ты приехал, в Россию. В город Тиходонск...
Незнакомец перестал морщиться.
– Извините, бабушка, я не то хотел спросить. Мне к «Интуристу» нужно.
Теперь он говорил по-другому, не так как минуту назад, хотя, в чем состоит отличие, старушка объяснить бы не сумела.
– Так это туда. – Она указала рукой в старой, многократно штопанной варежке. – Насквозь наш двор пройдете, через пустырь, и вверх. А там увидите.
– Спасибо.
«Иностранец» той же дергающейся походкой направился в глубину двора.
– Чего он хотел? – откуда ни возьмись подскочил Фонарь. Телогрейку он набросил прямо на тельняшку с прорехой, в которую проглядывала волосатая татуированная грудь.
– Тебе-то чего? Иностранец дорогу спросил. «Интурист» ищет...
– Пьяный? – жадно выдохнул Фонарь.
– Нет, не пахнет... Болеет человек...
– Значит, обкуренный! – пояснил Сережка сам себе и поспешно воротился в подвал. Через несколько минут он вышел уже с двумя дружками, и они хищно, будто принюхиваясь к следам, потрусили следом за бросаемым из стороны в сторону человеком.
– Эй, эй, вы чего удумали? – тревожно закричала вслед старушка, но на нее никакого внимания никто не обратил.
Они нагнали незнакомца на пустыре. Когда-то городская архитектура выделила «пятно» под строительство стодвадцатиквартирной девятиэтажки, старые халупы снесли, поставили забор, начали рыть котлован, да на том все и застопорилось. Летом здесь рос высокий густой бурьян, в котором можно было пить вино, играть в карты, курить анашу, трахаться, колоться морфином, проверять украденные кошельки, сводить счеты и выяснять отношения, прятать «горячие», только с «дела» шмотки и делать еще массу вещей, требующих уединения и безлюдья, причем местные босяки использовали эти возможности на все сто процентов. Зимой, конечно, пустырь простаивал зря, но вполне позволял спокойно ошмонать ненароком забредшего сюда глупого обкуренного бобра.
– Стой, мужик! – приказал Фонарь. Дружки обступили будущего терпилу сбоку и сзади.
– Поделись деньгами, на бутылек не хватает...
– Что? Кто вы такие? И что вам нужно?
Глаза у терпилы были мутными и бессмысленными, но не испуганными, казалось, он просто не понимает, что происходит.
– Щас объясню, – Фонарь махнул рукой, Длинный схватил бобра за руки, а Сашок поймал локтевым сгибом шею и оттянул голову, так что тот еле удерживался на ногах. Схема была отработана хорошо. Фонарь быстро обшарил карманы.
– Ого! – Когда в руках оказались две пачки пятидесятидолларовых купюр, у Фонаря отвалилась челюсть. – Видать, и правда иностранец!
Длинный и Сашок отпустили фраера. У них был уговор: если нашли деньги, вещи не брать.
– Отдайте, ребята! Я вам сейчас все объясню...
– Никакой он не иностранец! – догадался Длинный. – Чего б он такие бабки по пустырям таскал. Это наш...
Если бы они вытащили триста-четыреста тысяч рублей или сотню долларов, все было бы нормально: «сделали ноги» и запустили куш в привычный оборот. Но такая сумма испугала. Обычный человек не носит пачками баксы, а с необычными лучше не связываться: найдут и вывернут прямую кишку наизнанку... Это не менты, которые в последнее время тыкаются как слепые кутята, не добрые адвокаты и сговорчивые судьи...
Богатый человек, избранный объектом кражи (блатной жаргон).
– Ты кто? – тихо спросил Фонарь, и друзья взволнованно притихли. – На кого работаешь?
Если бы бобер назвал Битка или Лакировщика, не говоря уже о Тахире, он бы немедленно получил деньги обратно вместе с корявыми, но искренними извинениями. Но он ответил как самый распоследний лох, не представляющий ни малейшей опасности.
– Я сейчас не работаю... Временно... С завода уволился, в другое место не взяли...
– Ах, не работаешь! – Голос Фонаря набрал былую крепость. – А откуда же у тебя такие бабки?
– Я их нашел...
Глумливый визгливый гогот вырвался из трех глоток.
– А теперь мы их нашли! – Компания развернулась и неторопливо направилась восвояси. – Ну и жук! Нашел! Где, интересно, такие пачки валяются?
– Стоять! – хлестко и страшно раздалось за спиной, смех оборвался. Но это был все тот же лох. Фонарь никогда бы не поверил, что он может так окрикнуть, будто борзой мент из уголовного розыска.
– Быстро возврат, а то яйца поотрываю! – такими словами не бросаются, хотя они и соответствуют сложившейся ситуации. Если бы бобер держал пушку, все стало бы на места. Но пушки у него не было...
– Чего?! Решил повыступать?! – угрожающе процедил Фонарь и двинулся навстречу. Ему показалось, что терпила как-то изменился: поза, движения, взгляд... Но пока он еще ничего не понимал.
Длинный приблизился первым, привычно обходя справа сзади, но вдруг раздался вязкий, как в тесто, удар, и он, дернув головой, опрокинулся назад, не издав ни звука и не подавая признаков жизни. Самого удара ни Фонарь, ни Сашок не видели, но пример товарища – самое впечатляющее, что есть на свете. Оба остановились, будто наткнулись на кирпичную стену. Но лох надвинулся на них, звук повторился, и на обледенелый снег опрокинулся Сашок. По позам подельников Фонарь понял, что без реанимации им не обойтись.
– Отдаю все, забирай! – Дрожащая рука вытянулась вперед и выпустила деньги. Терпила небрежно сунул их в карман и как ни в чем не бывало пошел своей дорогой. Впрочем, нет, он изменил маршрут и вместо «Интуриста» направился вниз, к набережной.
Фонарь провожал его взглядом, пока тот не пролез сквозь щель в заборе, потом наклонился к дружкам. Ни тот, ни другой не подавали признаков жизни. Громко икая. Фонарь, не разгибаясь, почти на четвереньках, бросился прочь от страшного места.
* * *
Осмотр места происшествия вначале шел как обычно. Обилием трупов теперь никого не удивишь, так же как убитым майором милиции. Просто увеличивается объем работы. В зале работали два следователя и два судмедэксперта, морщились в стороне затащенные с улицы понятые. На место приехал начальник РУОПа Нырков, по прозвищу Колорадский Жук, или просто Жук. Он озабоченно потоптался вокруг безжизненного тела Шипулина, осмотрел валяющийся «ПМ», а потом выдал смелую версию:
– Похоже, это он застрелил бандитов!
Симаков деликатно промолчал, но вернувшийся из неудачной засады Савушкин не стал церемониться.
– Есть два свидетеля, бармен и официант. Оба говорят, что стрелял посетитель из третьей кабинки. Они могут его опознать.
Жук насупился. Одно дело – подчиненный вступил в схватку с киллерами и геройски погиб в бою. Совсем другое, если он неизвестно зачем якшался с криминальными элементами и стал жертвой преступной междуусобицы.
– Это еще надо проверить! – напористо сказал он.
Но начальника РУОПа никто не слушал, все занимались своими делами.
– В переносице пулевое отверстие диаметром... диаметром восемь миллиметров, – диктовал судмедэксперт, откладывая складную линейку с выдвижным щупом. – Раневой канал слепой, в затылочной части головы выходное отверстие отсутствует, глубина канала будет определена при секционном исследовании...
– В переносице пулевое отверстие диаметром восемь миллиметров, – вторил коллеге другой судмедэксперт.
– Это от «Макарова», кожа растягивается, и диаметр раны чуть меньше пули, – блеснул знаниями Нырков, обращаясь к Симакову, как бы склоняя того на свою сторону. – А у кого тут второй «Макаров»? Только один, у Шипулина...
– Где ж он так стрелять навострился? – поинтересовался начальник РОВДа, но Жук пропустил замечание мимо ушей.
Во втором кабинете следователь прокуратуры допрашивал Ашота. Самвел уже дал показания и стоял, безвольно облокотившись на стойку и дожидаясь, пока все закончится. Он еще не пришел в себя, но понимал, что ничего хорошего ему не светит. Криминалисты собирали гильзы, фотографировали, снимали на клейкие светлые и темные пленки окрашенные порошком отпечатки пальцев. Словом, шла обычная рутинная и крайне неприятная работа.
Жук заглянул в первую кабинку. Блюда с раками здесь уже не было, потому что Макаров и сержантводитель доедали остывший деликатес в подсобке. Трупы двух мужчин ждали, пока настанет черед их осмотра. Кто они?
Для Ныркова ответ на этот вопрос был очень важен. От того, в чьей компании трапезничал последний раз в своей жизни майор Шипулин, многое зависело и для него лично. Потому что, кроме официального следствия, предстоит служебное расследование, способное оказать существенное влияние на карьеру полковника.
Лица убитых покрывала запекшаяся кровь. Жук осторожно обшарил карманы, вынул документы, прочел... И ощутил легкое головокружение.
Тяжело ступая, он вернулся в зал.
– Там Тахиров со своим телохранителем!
С этого момента картина осмотра резко изменилась, будто включили ускоренную перемотку. Вскинулся Савушкин, бросился к телефону Симаков, забился в истерике Самвел:
– Все, теперь точно конец, скажут – армяне подстроили!!
Через двадцать минут в ресторанчик прибыли генерал Крамской с заместителями и прокурор области. Тахиров был куда более крупной фигурой, чем майор Шипулин.
Раздираемый двумя половинками сознания Лапин, или никому в Тиходонске не известный Карданов, шел по Богатому спуску в сторону Лысой горы. В конце концов половинки притерлись друг к другу, хотя и неплотно, через острые углы. Он испытывал очень странные ощущения: обыденные вещи вдруг открывались с совершенно неожиданной стороны, выбранная цель произвольно менялась на другую, в привычные мысли и размышления неожиданно встревали свежие и ранее неизвестные.
В попавшемся навстречу изможденном парне он безошибочно распознал наркомана, его тянуло в узкие улочки и проходные дворы, потому что по магистралям и проспектам патрулировали усиленные наряды милиции, он понимал, что необходимо срочно переделать паспорт, и знал, как это нужно сделать. Когда из подворотни шумно выкатилась пьяная компания, он мгновенно вычленил вожаков и понял, куда и как их ударит, если начнется заварушка. Он интуитивно чувствовал стоявшего за деревом человека, ощущал исходящие от окружающих биополя: спокойно-доброжелательные, раздраженноозлобленные, мрачно-ненавидящие и откровенно опасные. Вторая и третья разновидности преобладали над остальными.
Он помнил, как расправился с грабителями на пустыре, и был уверен, что это сделал именно он, а не кто-то другой. Он знал, что двое тяжело искалечены или убиты, но не испытывал страха или угрызений совести. И застреленные в кафе киллеры не вызывали сожаления – они сами избрали такой путь в жизни. Он почти вспомнил того, чье лицо было знакомо, они действительно учились вместе в закрытой школе: большое желтое здание за высоким, из стальных прутьев с острыми наконечниками, забором, никакой вывески, тихий московский район, который, наверное, сможет найти.
В памяти появилось много нового, но все имело характер калейдоскопных стеклышек. Чтобы сложить цельную картину, следовало набраться терпения, выбрать время и кропотливо вращать волшебную трубу, угадывая проявляющиеся закономерности. Но и осколки сами по себе, в отдельности, тоже были интересны. Мерно покачивающаяся спина слона далеко внизу, словно он смотрит с бреющего полета, раздвигаются шуршащие заросли сухого желтого камыша, приятно будоражащее волнение охоты, придающая уверенность тяжесть штуцера, ожидание прыжка гибкого полосатого тела...
Черный человек с выступающими надбровными дугами и ритуальными шрамами на щеках кривит толстые лиловые губы, обнажая острые треугольники зубов... Это прогрессивный общественный деятель, борец с колониализмом и большой друг Советского Союза, но почему он так мучительно долго считает деньги? Почему у него в руке кривой кинжал и что за сосиски он с таким упоением обгладывает? И черная девушка с точеной фигурой, исступленно дергающая тазом...
Тихий полумрак уютной комнаты, чуть слышная музыка, блестящая палочка, и вкрадчивый шепот доктора Брониславского: «Я расслаблен, я совершенно расслаблен и спокоен...» Он повторяет это за ним, хотя не совсем спокоен, его волнует шприц с тягучей желто-коричневой жидкостью. Это все Брониславский. Он знает, как сложить мозаику из обрывков воспоминаний, как уничтожить остатки корки, покрывающей часть мозговых полушарий.
* * *
Чебуречная Рубена была все еще закрыта. Что за глупости плел пацан?
Разве стал бы Рубен звать случайного знакомого на такое дело? Но почему у него закрыто с того дня?
Он зашел во двор, оглядевшись, скользнул к сараю с углем и дровами, толкнул хлипкую дверцу и проскочил в пахнущую пылью и паутиной темноту.
Странно, Рубен всегда вешал навесной замок, когда уходил. Значит, он внутри! – пришла неожиданная мысль, которая раньше никогда бы не появилась, но сейчас казалась вполне естественной и очевидной.
Он протиснулся мимо ларя с углем к маленькому лазу в кухню, и тот оказался открытым. Он пожалел, что выбросил «Макаров», а еще больше, что не взял другой – «ПСС», в карманах киллера наверняка имелись запасные магазины. Он чувствовал, что здесь, кроме него, кто-то есть, но этот «кто-то» не представляет опасности. На плите обычно лежали спички, сейчас они тоже оказались на месте, желтое пламя выхватило стол с пустой тарелкой, вилку и стакан. Здесь он ел шашлык с чебуреками и пил водку, с того дня ничего не изменилось. И вдруг он понял, что увидит сейчас в подсобке...
Осторожно наступая на поскрипывающие половицы, он сделал последние шаги. Спичка погасла, он зажег следующую. Все они были здесь, вся веселая компания, так бурно развлекавшаяся в тот вечер. Но сейчас они не веселились. Они были мертвы. Еще не удушливый, но вполне отчетливый душок был запахом тления.
Навалился грудью на стол Рубен, откинулся к стене Сурен, скорчился в углу третий, безымянный. Нет, не все. Четвертого мужчины нигде не видно... На полу, опрокинутая на спину, лежала рыжая девчонка с бесстыдно раздвинутыми ногами, с которых кто-то снял жалкие разношенные сапоги. Из того места, которым она зарабатывала на жизнь, торчал пестик от ступки, в которой Рубен толок чеснок. Сапоги валялись тут же, а посветив вокруг рыжей головы, он среди закопченных гильз нашел то, что искал, – две изжеванные «беломорины».
* * *
– Точно в «Тихпромбанк»? – нарочито громко переспросил Нырков. Ашот испуганно кивал.
– Так говорил, да. Хорошая работа, много денег... Нет, про деньги он не говорил, я сам подумал...
– И ты подтверждаешь?
Теперь кивал Самвел.
– Похвалился: дело плохо было, совсем плохо, теперь в банк устроился, дело хорошо будет...
Крамской, Симаков и Нырков переглянулись. О напряжении между «Тихпромбанком» и Тахиром знали все, подобная развязка не исключалась, правда, присутствующие здесь старшие офицеры милиции могли поспорить, что жертвой станет банкир. Но вышло наоборот... И неужели такая грубая работа? В первую же минуту выплывает юмашевский след...
К служебным автомобилям на улице добавилось не менее двадцати машин группировки. Можно было бы в очередной раз удивиться быстроте, с которой утекает информация, но на этот раз причина была в другом: подогнавший заправленный «мере» Гуссейнов обнаружил убийство и мигом поднял братву.
Из Степнянска вернулся Кондратьев и мрачной глыбой нависал над входом, ожидая, когда уедут первые лица. Прокурор области недолго задержался на месте, а Крамской все не выходил. Наконец ему надоело ждать.
– Передай начальству, – Кондратьев протянул дежурившему на входе сержанту визитную карточку. – Скажи, у меня есть важные сведения.
Первым прямоугольник с лазерной голограммой взял Савушкин, передал Симакову, а тот Крамскому.
– Кондратьев Александр Николаевич, заместитель генерального директора АО «Прогресс», – медленно прочел генерал и выразительно посмотрел на Ныркова.
– Пропустите, посмотрим, какие у него сведения...
Заместитель гендиректора ворвался как ураган, бегло осмотрел бойню, подошел к начальству, протянул фотографии.
– Неизвестные люди прислали. Сказали, что это наемный убийца, которого нанял «Тихпромбанк». Проверьте.
Он бухнул вслепую, наугад, чтобы по ответной реакции понять, что известно на самом деле. Но попал в точку.
– Ну-ка, посмотри! – Нырков протянул фотографии Ашоту.
– Он! Это он! – возбужденно выкрикнул тот, радуясь возможности оказаться полезным. – Вначале вот так ходил, как бродяга, а потом – вот так!
– Да, все точно, – подтвердил и Самвел.
Сидящий в среднем кабинете следователь прокуратуры ужаснулся столь грубому нарушению правил опознания, но делать замечание не рискнул.
– Подождите! – воскликнул Нырков. – Так этот парень убит!
– Нет, не убит, – приложив руки к груди, очень тихо и очень почтительно возразил Ашот. – Он застрелил этих, которые в масках, и убежал на улицу. Даже пальто вначале забыл, но потом вернулся...
– Да, убежал, – эхом повторил Самвел.
– Убежал, говорите? – распалился Нырков. – Тогда идите сюда!
Тахирова, Шипулина и Садыкова уже увезли, менее важных сложили у стены, чтобы закончить с ними позже. Несправедливость неравенства продолжала действовать и после смерти.
– А это кто? – Жук указал на труп второго киллера.
Ашот протер глаза, Самвел ущипнул себя за ухо, Крамской сравнивал фотографию с лицом убитого. Они были идентичны. Дырка в переносице составляла единственное отличие. Если карандашом нарисовать на снимке кружок между открытыми пока глазами, то совпадение будет полным.
– Что скажете? – торжествовал Нырков. – Никто никуда не убежал! Шипулин застрелил бандитов! А этот был с ними!
– Уберите посторонних, – скомандовал Крамской. И повернулся к Кондратьеву:
– Что вы всю улицу загромоздили? Убрать машины немедленно! И смотрите... У нас рейд по выявлению оружия и вообще... Чтоб никаких эксцессов!
Что такое «эксцесс», заместитель Тахирова не знал, но догадался. Еще более отчетливо он понял, какова отныне позиция руководства УВД. Если дать повод, группировка будет немедленно разгромлена. Тяжело ступая между плохо затертыми красными потеками, он направился к выходу. Смерть Тахира все изменила. И его вряд ли оставят во главе азербайджанского клана. Придется драться за власть!
– Если этот был с ними, то кто сидел в третьей кабинке? – спросил Крамской, и Нырков осекся. Действительно, один человек не может находиться сразу в двух местах. Значит... Это очень похожий человек или двойник.
Кондратьев не слышал последнюю фразу генерала, но он подумал о том же самом. Если два свидетеля утверждают, что человек из банка застрелил нападающих и скрылся, то маловероятно, что он застрелил самого себя. Он просто «отрубил хвост». А дальше произошла обычная путаница. Но похоже, менты берут сторону банкиров и отмажут этого гада...
– Размножить фотографии, раздать всем нашим, попросить друзей, намертво перекрыть город! – отдал он первую команду. – Убрать отсюда машины, стволы не носить, действовать крайне осторожно...
– Струсил Кондрат! – услышал он осторожный шепоток Гуссейнова и, шагнув вперед, с размаху ударил того в челюсть.
* * *
– Дактокарты киллеров и отпечатки с пистолета немедленно проверить по нашему и центральному ИЦ. Этого, похожего, вскрыть немедленно! – приказал начальник УВД.
Савушкин хотел было сказать, что трупы можно резать не раньше, чем через двенадцать часов после смерти, но, взглянув на лицо генерала, промолчал. Зато вышедший из подсобки Макаров не сдержался.
– Там же еще кровь не свернулась, – негромко, но отчетливо произнес он, вытирая платком исцарапанные, пахнущие укропом пальцы. На реплику никто не обратил внимания.
– Результаты доложить мне лично! – Крамской в упор посмотрел на Симакова, потом Ныркова. Оба кивнули.
– Кому заниматься? – кстати поинтересовался Жук.
Если следовать территориальному принципу, розыск должен вести Центральный райотдел. С учетом тяжести преступления и масштаба фигур убитых ответственность может быть возложена на городской и областной УР, хотя с Симакова и Савушкина ее никто не снимет в любом случае. Но, если признать, что расстрел связан с деятельностью организованных преступных группировок, на первый план выступает РУОП. То есть возникает конкуренция полномочий, причем в подобных случаях никто не стремится взять ношу на себя, скорей наоборот – перевалить ее на чужое плечо.
– Всем заниматься, пока не раскроем! – отрубил Крамской. – Ввести план «Кольцо», размножить фотографии, показать по телевидению. Формулировка такая: «В связи с подозрением в причастности к тяжкому преступлению».
– Как раки? – спросил Савушкин, когда дверь за генералом закрылась.
– Отличные, – улыбнулся Макаров и понюхал руки.
– Ну и нервы у тебя!
– Не жалуюсь...
– Только зря ты их здесь ел.
– Почему? Не пропадать же...
– Примета плохая.
– Я в приметы не верю.
– Ну ладно... Давайте, искать этого Лапина!
А речпортовские уже давно инструктировали проституток, картежников, карманников, наперсточников, лоточников, контролеров автостоянок на вокзалах и в аэропорту, показывая фотокарточки Чокнутого, купленные у Димки за сто пятьдесят тысяч. Все, что были в доме, оптом.
Официальные власти и криминалитет различного уровня начинали широкомасштабный поиск Лапина – Карданова.
Прямо из машины по пути в управление Крамской связался с Юмашевым.
– Ты слышал, что Тахирова убили?
Как депутаты и руководители областного масштаба, они часто общались и в неслужебной обстановке, а потому обращались друг к другу по-свойски.
– Да, – бесцветно ответил банкир. – Слышал. У нас в последнее время были некоторые трения... Боюсь, что подозрения могут пасть на меня...
Он надеялся услышать опровержение таким мыслям, но Крамской жестко ответил:
– И все основания для этого имеются. Твой человек засветился там перед самым убийством.
– Мой человек? – Спазм перехватил юмашевское горло.
– Да, Лапин. У него, впрочем, есть и другая фамилия – Карданов. Но тебе, наверное, известны обе.
– Почему... Мне ничего не известно... Этот тип устраивался ко мне, я его не взял – вот и все! Я не знаю, как он там оказался...
– Кстати, он застрелил киллеров. И одного и другого. Причем сделал это мастерски. Словом, «отрубил хвост».
– Его привел один сотрудник в отдел технической безопасности, – мямлил банкир. – У него ряд странностей, мы ему отказали... Я его никуда не посылал, да и мои люди тоже...
– Совпадение? – недоброжелательно спросил генерал.
– Не знаю... – упавшим голосом произнес Юмашев. – Я ничего не понимаю...
Когда генерал отключился, он повернулся к сидевшему в кабинете Тимохину:
– Ты видел фильм «Лифт на эшафот»?
– Не помню, – удивился тот.
– Там один человек тщательно спланировал убийство и организовал себе блестящее алиби. Но по стечению обстоятельств был обвинен в другом убийстве и казнен!
– Какая тут связь? – не понял начальник СБ.
– Прямая! Все сделано чисто, никаких следов к нам нети быть не может, только подозрения, голые подозрения! И вдруг этот идиот два дня «светится» у нас, а потом оказывается на месте акции и напрямую связывает нас с этим делом! Это он застрелил спецов... Причем мастерски! А вы все рассусоливаете, кто он такой!
Юмашев в упор уставился на обалдевшего Тимохина.
– Я вам скажу, кто он такой! Он человек К!
Начальник СБ озабоченно задумался, взвешивая все детали и анализируя обстоятельства. Недоумение на его лице постепенно сменилось скептическим выражением.
– К, направил его контролером? С лучшими из своих людей? И приказал их «зачистить» на рядовой по его масштабам акции? Абсурд! Так у него скоро никого не останется... И зачем было «подводить» его к нам?
Юмашев тоже почувствовал слабость своей позиции.
– Кто же его тогда «подвел» через этого Терещенко? Я не знаю, что с ним сделаю!
– С ним уже ничего нельзя сделать. Он умер.
– Что?
– Сегодня ночью. Обширный инфаркт, чего удивляться... Хотя смерть его и не реабилитирует.
Несколько минут в кабинете стояла тишина. Наконец Юмашев откашлялся.
– Лапина, или кто он там, надо отыскать! В нем наше алиби! Ведь даже под пыткой, под «сывороткой правды», на полиграфе он не сможет сказать, что выполнял наше задание!
Тимохин наморщил лоб.
– Да, если только...
– Что «если только»?
– Если только его роль не состоит в том, чтобы сказать именно это.
Он умел далеко просчитывать многоходовые, хитроумные комбинации оперативных игр, в которых бывает самый неожиданный конец.
Юмашев это знал, а потому тоже задумался. Зачем тогда К, орал про бриллианты? Это не игра, это случайно вырвавшийся крик души... И зачем он собирался самолично прилететь в Тиходонск? Голова у банкира шла кругом, но бывший финансист тайных операций быстро вычленил суть и перешел от общего к частному. От непостигнутой теории к понятной конкретике.
– Раз существует такая возможность, его надо «стереть».
Тимохин еще немного подумал и кивнул.
* * *
Выкрашенный в защитный цвет «Як-40», бортовой номер 05, специальным рейсом прибыл на военный аэродром под Тиходонском в семнадцать тридцать.
В семнадцать двадцать пять через КПП аэродрома прошла черная «Волга» с дымчатыми стеклами и антеннами специальной связи. Дежурящие у шлагбаума солдаты беспрепятственно пропустили ее без досмотра и проверки документов. Не потому, что знали, за кем закреплен госномер «А 002 ТД» – не их салабонское дело вникать в такие тонкости, просто начальник караула лейтенант Евсеев отдал им соответствующее распоряжение еще час назад. Лейтенант тоже не знал, что машина принадлежит начальнику Управления ФСБ, – он выполнил указание ответственного дежурного, а тот, в свою очередь, получил приказ от командира части.
Встречал самолет личный порученец генерала Лизутина. Он не знал прибывающего в лицо, но не рисковал ошибиться: на борту находился только один пассажир. Когда трап коснулся земли, в освещенном проеме люка показалась высокая широкоплечая фигура, будто вырезанная из черного картона.
Ступив на бетон взлетной полосы, московский гость попал под слепящие лучи прожекторов и сразу обрел объемность тела, недовольно заслонился ладонью от яркого света, так что лицо закрыла тень растопыренной пятерни.
Что-то в его внешности показалось порученцу необычным, но в задачу майора не входил анализ необычностей, составлявших значительный объем ежедневной службы. Поприветствовав гостя, он открыл переднюю дверь, но тот не воспользовался любезностью и сел на заднее сиденье.
Экипаж из самолета не выходил, что было странно. Два человека в камуфляжных комбинезонах «Снег» сбежали по трапу и стали у носа и хвоста «Яка», широко расставив ноги и положив руки на висящие поперек груди десантные автоматы «АКМС». Это казалось еще более странным, потому что аэродром хорошо охранялся, насколько можно применить слово «хорошо» к любому виду служебной деятельности современного военного ведомства.
«Волга» выехала из освещенных ворот в густые зимние сумерки тиходонской степи, через пятнадцать минут добралась до трассы, а еще через полчаса въехала в город. В соответствии с приказом Лизутина майор сам вел машину, пассажир не проронил ни одного слова, и в салоне стояла напряженная тишина, нарушаемая еле слышным бормотанием и потрескиванием, будто где-то вдали работала рация. Это, сноровисто настроив маленький японский приемопередатчик, москвич прослушивал служебную милицейскую волну.
– Гора, Гора, я Двадцать четвертый, прием...
– Двадцать четвертый, слушаю вас...
– На контрольные посты ГАИ прибыли какие-то люди с красными повязками, представились сотрудниками фирмы «Прогресс» и хотят участвовать в заградительных мероприятиях. Жду распоряжений, прием...
– Какие люди? Документы у них есть?
– Неизвестные люди. Молодые парни, из этих, нынешних. Показали удостоверения службы безопасности «Прогресса».
– Развелось этих служб безопасности... Сейчас запрошу Второго...
– Внимание, всем машинам в центре города получить фотографии разыскиваемого. Повторяю, ПА-8,10,12,13,14,15 – прибыть на базу для получения фотографий по последней ориентировке...
– Двадцать второй, я – Восемнадцатый, два подростка четырнадцати-пятнадцати лет нанесли ножевое ранение сверстнику в районе автовокзала, скрылись в вашем направлении. Приметы...
– Двадцать четвертый, я – Гора, прием...
– Слушаю, Двадцать четвертый.
– Второй не возражает, но держать их под контролем, без нарушений закона. Чтобы не вышло, что они мстят за своего Тахира под прикрытием милиции.
– Чтобы так не получилось, надо гнать их в шею...
– Нам сейчас не нужны осложнения. Приказано допустить к участию в заградмероприятиях, но на второстепенных ролях и под контролем наших сотрудников. Как понял? Прием...
– Да понял я все... Конец связи.
– Гора, я – Десятый, прием...
– Десятый, слушаю вас.
– Как фамилия разыскиваемого? Мы проверяем документы у подозрительного парня. Как должна быть фамилия?
– Две фамилии. Лапин или Карданов...
Человек на заднем сиденье выругался и вынул из уха крохотную капсулу, связанную с приемопередатчиком тонким витым шнуром. Потом выругался еще раз.
– Что вы сказали? – спросил порученец.
– Долбоебы! – повторил гость, и больше вопросов не последовало.
Вскоре «Волга» подъехала к огромному, на квартал, шестиэтажному зданию, которое когда-то безраздельно принадлежало Управлению НКВД СССР по Тиходонской области. Теперь здесь располагались УВД и УФСБ, а последнюю секцию в годы сокращения репрессивных органов отобрали вообще, передав местному училищу искусств. Москвич упруго выпрыгнул из машины и направился к большой, обитой медью двери. Порученец догнал гостя уже в вестибюле и сделал успокаивающий знак вскочившему прапорщику.
– Пожалуйста на второй этаж, Матвей Фомич вас ждет.
При нормальном свете он рассмотрел лицо пассажира спецрейса и понял, что показалось необычным: резко выструганный, с обрубленным кончиком нос и большие, без мочек, заправленные под шапку уши, придавали ему устрашающий, нечеловеческий вид. Когда в приемной гость разделся, впечатление усилилось: уши оказались огромными, вытянутыми вверх и остроконечными, такие бывают у хищных зверей, но не у людей. Разве что у оборотней...
Порученец имел крепкие нервы и умеренно развитую фантазию, но порадовался, что не увидел всего этого раньше, когда незнакомец сидел за спиной в темной и пустынной степи.
Майор собирался доложить, но москвич отстранил его и сам зашел в просторный генеральский кабинет.
– Здравствуйте, Михаил Анатольевич! – Лизутин встал, обошел стол, дружески встретил прибывшего и увлек в уголок для неформального общения – к двум креслам по обе стороны журнального столика.
Генерал был крупным мужчиной сановитого «номенклатурного» вида, вальяжный и уверенный в себе. Правда, в последнее время уверенности поубавилось: недавно ему исполнилось шестьдесят, поэтому увольнение на пенсию могло последовать в любой момент. Его тоже неприятно поразила внешность гостя. Казалось, что нечеловеческие уши обычно покрыты шерстью, а на острых концах шерсть распускается кисточками, как у рыси, и только на время официальных визитов звериное оволосение сбривается.
– Как долетели? – доброжелательно поинтересовался он. – Гражданский аэропорт закрыт ввиду низкой облачности.
– Уже открылся, – густым баритоном сказал гость. На вид ему можно было дать лет сорок пять, но Лизутину показалось, что это усредненное впечатление – в действительности разброс мог составить плюс-минус пять лет.
– Только что приземлился московский рейс.
Генерал неприятно удивился. Незнакомец меньше часа в городе, а проявляет осведомленность большую, чем хозяин. Если бы он знал, что этим рейсом прибыли трое сопровождающих остроухого, то перестал бы удивляться и понял, что прием одного-единственного самолета за сутки вызван не метеоусловиями, а совершенно другими причинами, далекими от капризов погоды.
Теми же, которыми объясняется столь любезная встреча начальником УФСБ совершенно неизвестного ему человека.
Остроухий неторопливо полез во внутренний карман, и Лизутин решил, что он хочет предъявить удостоверение или какое-то секретное предписание, но тот извлек изящный серебристый цилиндрик, открыл его и вытряхнул темно-коричневую сигару, от которой сразу же пошел крепкий горьковатый дух.
Он держался очень уверенно и без малейших признаков почтительности, как будто привык по-хозяйски входить к начальникам областных УФСБ и на равных держаться с генералами. «Может быть, он тоже генерал», – пришла внезапная мысль, и Лизутин вздохнул, окончательно упуская инициативу.
Два часа назад по правительственной связи с ним соединился лично Директор Российской ФСБ и предупредил о прилете господина Михеева Михаила Анатольевича, которому надо оказать посильное содействие.
– Но имейте в виду, это частный визит, – напоследок сказал Директор, чем окончательно сбил Лизутина с толку.
Звонок Директора Службы заменяет все удостоверения, пропуска и рекомендательные письма, он свидетельствует о принадлежности человека к элите отечественной контрразведки или к высшим эшелонам власти, его исключительной надежности и облеченности самым высоким доверием. А последняя фраза как бы дезавуировала безупречность аттестации. Будто Лизутина предостерегали от безоговорочной оценки именно в таком самоочевидном ключе директорского звонка.
– Насколько я понял, у вас произошло какое-то ЧП по милицейской линии, – невозмутимо проговорил Михеев, сосредоточенно обрезая маленькой серебряной гильотинкой кончик сигары. Его действительно звали Михаил Анатольевич, так удобней, потому что человек привыкает к имени-отчеству и может перепутать в тот момент, когда путать ничего нельзя. А фамилия Михеев была ненастоящей, она действовала только в обычном, легальном мире. В карманах у Михаила Анатольевича имелось удостоверение полковника Московского УФСБ, карточка депутата Государственной Думы и мандат сотрудника Администрации Президента России. Все документы были настоящими и выписаны на фамилию Михеева. В этом состоял парадокс: подлинные документы оформлены на вымышленную фамилию.
Настоящая фамилия Михаила Анатольевича – Куракин, но документов на нее не было никаких, потому что под ней он существовал в нелегальном, конспиративном мире, где настоящие удостоверения не предъявляют, а в ходу исключительно легендированные «ксивы». Впрочем, подлинность вроде бы настоящей фамилии знающие люди могли поставить под сомнение, обоснованно предположив, что это просто оперативный псевдоним, полученный тогда, когда делался первый шаг на тернистом пути секретной деятельности.
– В городе объявлен план «Кольцо», – продолжал Михеев, разогревая кончик сигары синеватым огоньком газовой зажигалки. На левой руке вызывающе сидел массивный золотой перстень с причудливой монограммой. В привычных Лизутину кругах таких не носили. – Распространяются фотографии какого-то человека... Чем все это вызвано?
– Простите, Михаил Анатольевич, – вкрадчиво проговорил Лизутин. – Вы прилетели час назад, этот час провели в моей машине по пути сюда. Насколько я знаю своего порученца, он вам ничего не рассказывал. Откуда же у вас столько информации о происходящих у нас событиях?!
Белесые, мертвенно-холодные глаза уставились на генерала в упор поверх газового пламени. Лизутину не пришлось работать «в поле», и сейчас он ощутил, как по позвоночнику от копчика медленно поднимается неприятный озноб.
– Обычно я знаю все, что меня интересует, – со странной интонацией произнес остроухий. Генералу показалось, что он маскирует презрение.
«Может, его прислали из-за квартиры для Галочки? – мелькнула тревожная мысль. – Или из-за этого кредита в „Тихпромбанке“?»
Он не просил, Юмашев сам оформил двести миллионов на год под пять процентов, сам запустил деньги в оборот, сам погасил кредит... Он только подписал несколько документов и стал законным обладателем ста тридцати миллионов, полученных от «прокрутки». Ничего криминального по нынешним меркам тут нет, особенно когда одной ногой стоишь на узкой пенсионной тропке... Это раньше за подобные штуки могли с мясом оторвать погоны и заслать в спецколонию на пятнадцать лет, а еще раньше – без долгих церемоний прислонить к стенке... Но кто знает, какие веяния дуют сейчас в Москве... Народ обозлен, нужны козлы отпущения – зажравшиеся жирные коты, беззастенчиво пользующиеся властью. А он подходит на эту роль ничуть не хуже любого другого чиновника областного масштаба. Все зависит от того, с кого решат начать... Больше расспрашивать человека со звериными ушами Лизутину не захотелось.
– Сегодня расстреляли известного бизнесмена Тахирова... С ним еще пятерых... Киллеров было двое, и их уложил этот самый Лапин-Карданов...
Что-то изменилось. Сигара уже взялась, а желтоголубой огонек продолжал жечь свернутые табачные листы и закрученное в них табачное крошево.
Белесые глаза превратились в незрячие стекляшки, теперь на генерала таращились два бельма.
– Он как-то оказался в том ресторанчике... Случайно или специально, пока никто не знает... И застрелил этих двоих. Причем, что интересно, попал каждому в переносицу!
Горящий комочек вывалился из темно-коричневой сигары и упал остроухому на брюки. Свободная рука мгновенно смахнула тускнеющий вишневый шарик на пол. Такой реакции можно было только позавидовать. В глазах вновь появилась осмысленность.
– Это точно? Именно Лапин их нейтрализовал?
– Есть два свидетеля.
Все опять пришло в норму. Гость втянул дым, с силой выпустил, придирчиво осмотрел горящий конец. Он явно что-то обдумывал.
– Тогда ему надо дать орден. На худой конец, медаль. Но для награждения розыск не объявляют...
Лизутин пожал плечами.
– Этим занимается милиция. Я не знаю, чем они руководствуются.
Михеев откинулся на спинку кресла, расслабился и теперь не торопясь выпустил несколько сизых колечек.
– Я приехал за ним. Но эта шумная облавная охота портит все дело: загнанный человек легко решается на глупости. И еще: вторая фамилия не должна фигурировать ни в каких документах, тем более в широковещательных объявлениях. Про нее все должны забыть. Чем вы можете мне помочь?
После короткого раздумья генерал повторил жест.
– Это компетенция начальника УВД. Не знаю, сможет ли Крамской застопорить раскрученный маховик. Да и захочет ли... Не уверен, что моего обращения будет достаточно...
– Я сам с ним поговорю. Просто представьте меня. И разъясните, что за подтверждением моих полномочий дело не станет. Если понадобится, в течение десяти минут ему позвонит министр МВД. Или премьер.
Лизутин испытующе взглянул на собеседника. И безошибочно понял, что тот не блефует. И не шутит.
Если есть человек – неважно, живой или мертвый, у него можно снять отпечатки пальцев. Разумеется, если он не пролежал полгода в земле или пару недель в воде – мацерация еще быстрее гнилостных процессов уничтожает папиллярные узоры. Если есть человек, живой или мертвый, и у него не отрублены кисти рук или отдельные пальцы, дактилокарта получится полной. В каждом из десяти квадратиков на плотном листе бумаги будет чернеть дуговой, петлевидный или узорчатый оттиск. Направленная инициатором розыска в былые времена по фототелеграфу в МВД СССР, а в настоящее время по компьютерной сети «Розыск» в МВД России дактилокарта «примеряется» ко всему массиву хранящихся данных. Соотношение узоров позволяет вывести формулу поиска, позволяющую из сотен тысяч хранящихся в информационном центре отпечатков выбрать нужные. Если, конечно, они зарегистрированы.
Система дактилоскопического учета СССР накапливала сведения о судимых на всей территории страны, неопознанных трупах, преступниках, скрывшихся с места совершения преступления. В последнем случае человек со всеми имеющимися у него пальцами отсутствует, есть только отдельные отпечатки, неосмотрительно оставленные на стакане, выдавленном стекле, рукоятке ножа, полированной поверхности шифоньера, распитой в честь удачного «дела» бутылке и других предметах материального мира. В таком случае дактилокарта получается неполной, так же, как и формула поиска, здесь вступают в силу дополнительные признаки: особенности конкретного узора, дефекты кожи – шрамы, рубцы... Если в ИЦе хранится полная дактилокарта разыскиваемого, то хватит и одного оставленного «пальчика», чтобы ее разыскать.
Если в Центре имеются лишь два-три отпечатка, а инициатор розыска располагает одним-двумя, но другими, вполне возможно, что их не удастся «состыковать» и ответ будет отрицательным.
Старший эксперт ЭКУ УВД Тиходонской области майор Пилютенко располагал двумя полными дактилокартами и одной неполной. На полных в графе «Фамилия, имя, отчество» было написано: "Труп N1 из «Маленького Парижа» и, соответственно: "Труп N2 из «Маленького Парижа». На неполной имелись отпечатки большого, указательного и среднего пальцев левой руки с кофейной чашечки в третьем кабинете, большого и указательного правой с рюмки в третьем кабинете, большого правой с рукоятки пистолета «ПМ», большого левой с затвора этого же пистолета. В графе «Фамилия» карандашом было проставлено: «Лапин? Карданов?»
По ИЦ УВД ни один из данных отпечатков не проходил, Пилютенко сканировал карточки и загнал их в сеть «Розыск», ожидая теперь ответа из ИЦ министерства. Здесь же нетерпеливо ходил из угла в угол начальник ЭКУ подполковник Витошин, котоЭКУ – экспертно-криминалистическое управление. рому по субординации надлежало докладывать полученный результат генералу.
В городском морге томился капитан Макаров, дожидаясь, пока вскроют не вылежавший положенных двенадцати часов труп. Когда отдаются команды с самого верха, на мелочи вроде соблюдения инструкций никто не смотрит.
В ЭКУ картинка на экране монитора сменилась.
«По запросу N1 вам надлежит позвонить по телефону 292-66-06», – появилась неожиданная надпись.
– Что за чертовщина? – удивился Пилютенко. – Зачем куда-то звонить?
Обычно они выдают разыскиваемую карточку с установочными данными или стандартный текст: «Интересующими вас материалами ИЦ МВД РФ не располагает...» И все...
Экран мигнул еще раз.
«По запросу N 2 вам надлежит позвонить по телефону 292-66-06», – появилась надпись ниже первой.
– Ничего не понимаю...
– Может, у них новая система обслуживания? – высказал предположение затихший сзади Витошин.
«По запросу N 3 вам надлежит позвонить по телефону 292-66-06», – высветилась на зеленоватом экране третья надпись.
– Точно, новая система, – пробормотал Витошин, переписывая номера, зачем-то все три. – Сейчас позвоним от меня по межгороду...
– Давайте вначале проверим... Еще утром никакой новой системы не было...
Из стопки лежащих на столе дактилокарт Пилютенко наугад выбрал одну – Этот хорошо известен и у нас и в Москве. Подозревается в причастности к убийству на Мануфактурном, соседи опознали, – пояснил он, включил сканер, подождал короткого звонка и набрал на клавиатуре нужную комбинацию букв и цифр. Он испытывал непонятное возбуждение. Начальник не возражал. Оба нетерпеливо уставились на монитор. Томительно текли минуты.
"Игонин Василий Михайлович, он же Жабин Василий Петрович, он же Клоповников Михаил Васильевич, кличка «Дуремар», 20 октября 1961 года рождения, уроженец Рязани, осужден 15 ноября 1977 года Рязанским горнарсудом по ст, ст. 144, ч. 2 и 145, ч. 2 У К РСФСР к трем годам лишения свободы, освобожден 18 декабря 1979 года условно-досрочно. Судим 11 июня 1980 года Адлерским горнарсудом по ст, ст. 108, ч. 2,146, ч. 2, п. "б", 206, ч. 3 УК РСФСР к восьми годам л.с., освобожден 20 апреля 1988 года по сроку. Судим 15 августа 1989 года по ст. 224, ч. З УК РСФСР к двум годам л.с. условно..."
– Вот, пожалуйста, вся биография, – прокомментировал Пилютенко. – Кражи, грабежи, разбои, тяжкие телесные, повлекшие смерть, наркотики...
Все ясно и понятно, без всяких дополнительных звонков.
– Ладно, пойдем позвоним, – хмуро отозвался Витошин. Он уже понимал, что столкнулся с какой-то «чернухой», о которой ранее не имел ни малейшего понятия.
Московский номер отозвался быстро, со второго сигнала.
– Слушаю вас, – прозвучал в трубке официальный молодой голос. Привычная служебная интонация, только обычно отвечающий называет должность и фамилию, фамилию – обязательно.
– Начальник ЭКУ УВД Тиходонской области подполковник Витошин. Мы давали запрос в ИЦ МВД на трех фигурантов по уголовному делу. Вместо ответа получили ваш телефон.
– Да, я знаю, – упруго ответил неизвестный молодой человек, и Витошин удивился: когда он успел узнать? Значит, о запросе ему сообщили немедленно.
– Кто проходит у вас под номерами один, два и три? – спросил молодой человек.
– Один и два – неизвестные лица, расстрелявшие майора милиции и крупного бизнесмена. А третий – местный житель, убивший первого и второго.
Мы бы хотели установить их личности. Судя по всему, их карточки у вас имеются?
– Дело в том, что у нас недавно прорвало теплоцентраль и несколько помещений архива залило, – пояснил упругий голос. – Карточки, которые вас интересуют, находятся в поврежденном массиве. Идентифицировать их нельзя. Я записал все данные, когда реставрационные работы завершатся, мы сообщим вам нужную информацию. До свидания.
– Одну минуту! – перебил гладкую речь Витошин. – С кем я говорю?
– Капитан Соколовский, старший инспектор оперативно-поисковой картотеки И Ц. Еще вопросы имеются? – Капитан говорил отстраненно-холодно, но очень любезно.
– Нет, спасибо.
Положив трубку, начальник ЭКУ обернулся к эксперту.
– Что скажешь?
– Что залили горячей водой – это похоже на правду. А столь высокая четкость ответов... Странно как-то...
– Да, – задумчиво протянул подполковник. – Если карточки испорчены, то как они узнали, какие мы ищем? Похоже, что у них стоит сторожевой листок на каждую из трех дактилокарт. И они у нас узнали, в связи с чем проводится розыск...
– Кто они?
– Сейчас узнаем...
Витошин извлек телефонный справочник МВД, нашел номер дежурного оперативно-справочной картотеки ИЦ, набрал его.
– Дежурный капитан Еремеев, – четко доложились на другом конце провода.
Витошин представился.
– Только что я говорил с капитаном Соколовским, но разговор прервали.
Как мне с ним соединиться?
– А кто такой капитан Соколовский? – вопросом на вопрос ответил дежурный.
– Старший инспектор оперативно-поисковой картотеки. Телефон 292-66-06.
– Вы что-то путаете, товарищ подполковник. Соколовский у нас не работает. И телефона такого в министерстве нет. Это вообще не наш коммутатор.
– Спасибо... – растерянно сказал Витошин и положил трубку.
– Что там такое? – спросил Пилютенко.
– Нет у них Соколовского. И телефона такого нет, – подполковник был явно растерян.
– Знаете что, Леонид Никитич, давайте я сейчас повторю запрос...
Быстро переглянувшись, одолеваемые одними и теми же мыслями, офицеры вернулись к компьютеру. Эксперт быстро проделал необходимые манипуляции.
Теперь минуты ожидания тянулись еще медленнее. Подполковник и майор застыли у монитора, охваченные одинаковым предчувствием. Предчувствие было слишком невероятным, такие развязки встречаются лишь в круто закрученных западных боевиках, нашпигованных секретами, тайнами, конкуренцией специальных служб и неожиданными смертями.
Наконец изображение на мониторе сменилось, пришел ответ, и это был совсем не тот ответ, что сорок минут назад. Но тот, которого они подспудно ожидали.
«По запросам N 1, N 2 и N 3 информационный центр МВД РФ никакими материалами не располагает».
– А тот телефон? – выдохнул Пилютенко. Витошин кивнул. Семизначный номер был единственным подтверждением всего ранее происшедшего. Теперь по нему ответил молодой женский голос.
– Я слушаю вас, – тот же обезличенно служебный оборот, та же энергичная упругость речи.
– Мне капитана Соколовского, – попросил Витошин, чувствуя, как гулко колотится сердце.
– Вы ошиблись, здесь такого нет.
– А чей это номер?!
– Номер служебный. Раз вы не знаете, кому он принадлежит, я ничем не могу вам помочь.
Раздались короткие гудки. Начальник ЭКУ вытер пот со лба. Могло быть и по-другому. Тот же мужской голос, не знающий капитана Соколовского.
Или принадлежащий капитану Соколовскому, но не помнящему о состоявшемся разговоре. Или вообще отключенный телефон. Но ведь это не игры со звонками наугад: это официальная связь по каналам МВД! Здесь пахнет не розыгрышами и шутниками... Пахнет теми самыми строго засекреченными тайнами и неожиданными смертями, которые часто приходилось видеть в лихих боевиках... А сценаристы не всегда выдумывают сюжеты – взятое из жизни воспринимается гораздо достовернее...
Витошина охватил страх. Девятнадцать тридцать, комплекс зданий УВД опустел, на доклад к генералу надо пройти сквозь безлюдные этажи ЭКУ, выйти на улицу, пересечь сто пятьдесят – двести метров пустынного темноватого двора, зайти на «черную», вечно не освещенную лестницу, подняться на второй этаж... Обычный, привычный путь, но сейчас на каждом метре могла подстерегать опасность.
– Что с вами, товарищ подполковник? – будто сквозь вату донесся голос Пилютенко.
Начальник ЭКУ встряхнул головой.
– Ничего. Пойду доложу генералу...
– Мне пойти с вами?
– Пойдем...
За окном густели сумерки. Они оба свидетели. Вдвоем лучше не идти.
– Впрочем, дождись меня здесь...
Начальник ЭКУ залез в сейф, покопался в груде отстрелянного оружия, выбрал крохотный дамский «браунинг», снарядил обойму четырьмя – больше не было, патронами. Взял мощный аккумуляторный фонарь, накинул шинель, сунул пистолетик в карман и вышел в гулкий пустой коридор. Он понимал, что его страх может выглядеть чистой паранойей и стать поводом для многочисленных насмешек, но сейчас ему было не до смеха. Перед тем как выйти на лестничную площадку, он светил фонарем, целясь из «браунинга» параллельно лучу, с такими же предосторожностями пробегал пролеты, словно по вражеской территории, пробирался по захламленному двору.
Только выйдя в освещенный коридор второго этажа основного здания, он перевел дух. В приемной никого не было, рабочее время секретаря истекло.
Оставив шинель и фонарь, Витошин зашел в кабинет к генералу. Высокий, ширококостный, с овальным, чуть вогнутым лицом, Крамской выглядел озабоченным и раздраженным. Он внимательно выслушал доклад, задал несколько вопросов и кивком отпустил подполковника. Потом еще раз просмотрел предварительный акт вскрытия киллера из «Маленького Парижа».
Смерть наступила в результате слепого огнестрельного ранения головы с повреждением мозга, входное отверстие располагалось в переносице. На лбу под кромкой волос, на носу, вдоль подбородка и на скулах имелись тонкие малозаметные шрамы, характерные для косметических операций. Его сознательно сделали похожим на Лапина-Карданова. Можно было бы гадать, кому и зачем это понадобилось, если бы не доклад Витошина.
Генералы более осведомлены, чем подполковники. Крамской знал, что всеобъемлющие учеты МВД используют в своих целях и спецслужбы: когда-то единый всемогущий КГБ, сейчас его части – Служба внешней разведки и Федеральная служба безопасности. Объявленные в розыск обвиняемые по делам специальной подследственности: доживающие свой век каратели, власовцы, полицаи, современные контрабандисты, международные наркодельцы, террористы... Фигуранты оперативных разработок: скрывшиеся предатели, перебежчики, «засветившиеся» агенты иноразведок... Кроме того, существуют особо ответственные сотрудники, носители чрезвычайно важных государственных секретов, которые могут внезапно исчезнуть, чтобы обнаружиться в виде безымянного трупа в одном из моргов или в подмосковном лесу. Жетон и удостоверение легко утрачиваются, а отпечатки пальцев всегда помогут установить личность.
Дактилокарты перечисленных категорий лиц вносятся в картотеку МВД, но без установочных данных и каких-либо сведений. Если поступает запрос, сотрудник картотеки немедленно информирует соответствующего офицера спецслужбы, а инициатору запроса предлагает телефон этого офицера. Причем информация идет только в одном направлении: снизу вверх. Инициатор запроса выкладывает все, что интересует спецслужбу, после чего выслушивает какую-нибудь легенду типа истории о прорвавшейся ТЭЦ... А ФСБ узнает местонахождение интересующего ее человека и принимает свои меры.
Интересно, какие меры будут приняты в этом случае...
Резко звякнул аппарат бывшей «обкомовской» связи, по нему общались между собой ответственные руководители города и области.
– Приветствую, Иван Васильевич! – услышал он голос Лизутина и понял, что уже сейчас получит ответ на свои мысли. – Сегодня прилетел из Москвы один человек, его фамилия Михеев, – начальник УФСБ замялся. – По крайней мере его так представил мой самый большой шеф. Понимаешь?
– Лично?
– Да, лично позвонил сегодня около трех. Попросил оказать максимальное содействие... – Лизутин снова замялся, но ничего пояснять не стал. – Но дело проходит по твоей линии...
– "Маленький Париж"? – быстро переспросил генерал.
– Да. Сейчас мой порученец ведет его к тебе. Он попросил отрекомендовать его. И сказал, что его полномочия могут подтвердить твой самый большой шеф и даже Богомазов. Мне показалось, он говорит правду.
– Мне позвонит председатель правительства?!
– Ты сможешь проэкспериментировать. Я тебе скажу только одно: он прилетел час назад, а уже в курсе того, что происходит в городе. И он не хочет шумихи вокруг этого Лапина.
– Хорошо, разберусь.
Крамской положил трубку. В былые времена, при всевластии КПСС, Комитет играл роль старшего брата по отношению к милиции, к его мнению прислушивались, а рекомендации рассматривались как руководство к действию.
Но теперь положение изменилось. Крушение партии резко снизило политическую силу ее вооруженного отряда, а ресурсные возможности МВД всегда были несравненно выше. Ныне каждый существовал сам по себе и никто никому не мог указывать. Взглянув на часы, Крамской взял пульт и включил телевизор. Начинался местный выпуск новостей.
В дверь коротко постучали. Порученец Лизутина вошел первым. Верхнюю одежду он снял в приемной, оставшись в поношенном черном костюме, видавшей виды белой сорочке и древнем черном галстуке.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – не слишком четко обозначив стойку «смирно», выпалил он. – По поручению генерал-майора Лизутина представляю товарища Михеева, прибывшего из Москвы.
Прибывший не посчитал нужным раздеться. Длинное приталенное пальто из черного кашемира, светлый шарф, шапка из неизвестного Крамскому, но, очевидно, очень дорогого меха.
– Вы свободны, – небрежно кивнул он порученцу, раскованно пересек кабинет, протянул Крамскому руку.
– Михаил Анатольевич.
Как оказалось, он носил купеческий перстень.
– Иван Васильевич, – привстал генерал, пожимая очень твердую кисть.
Михеев снял шапку, и его уши в очередной раз за вечер произвели впечатление. Крамскому стало не по себе.
– В приемной никого нет, не рискнул оставлять вещи, – доверительно сообщил гость, сбрасывая пальто на спинку стула у стола для совещаний.
Поскольку генерал остался сидеть на своем обычном месте, он сел за приставной столик для посетителей. Похоже, это его не смутило.
– Матвей Фомич, конечно, сказал вам о цели моего визита...
– Нет, – ответил Крамской. – Только попросил принять вас. И сослался на некие высокие рекомендации.
Всем своим видом генерал давал понять, что слишком большого впечатления они на него не произвели.
Раздался пронзительный сигнал тон-вызова. Крамской потянулся к своему пульту, потрогал трубку сотового телефона. Нет, вызывали не его. Михеев вытащил из внутреннего кармана пальто маленькую японскую рацию. Точно такую, как та, что нашли у убитого в «Маленьком Париже». Генерал впился взглядом в блестящую трубку. Гость вставил в ухо крохотную капсулу наушника, не желая, чтобы разговор был услышан.
– На связи, – спокойно сказал он.
Крамской вспомнил, что кто-то по рации убитого киллера соединился с засадой. Уж не с этого ли аппарата? Кто сейчас вызвал остроухого? Как бы ни был велик радиус действия прибора, он не мог брать Москву. Значит, у Михеева есть люди в Тиходонске. Отсюда и поразившая Лизутина осведомленность...
– Я все понял. Конец связи.
– Хорошая рация.
– Неплохая.
– Сегодня мы нашли точно такую на месте убийства.
– Ничего удивительного, бандиты оснащены сейчас лучше милиции. Но давайте перейдем к делу...
– Одну минуточку...
Дикторшу, критикующую городские власти за безобразную уборку снега, сменила заставка «УВД информирует». Генерал усилил звук.
– Органами внутренних дел Тиходонска по подозрению в причастности к тяжкому преступлению разыскивается Лапин Сергей Иванович, тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года рождения, – раздался голос за кадром, а в кадре появилось лицо Макса. Куракин отметил, что тот мало изменился.
И выглядел вполне осмысленно. – Может иметь документы на фамилию Карданов, – продолжал закадровый голос. Невозмутимость гостя испарилась.
– Долбоебы! – рявкнул он. – Откуда у него документы на эту фамилию!
– Всем, знающим о местонахождении ЛапинаКарданова, просьба сообщить по телефонам...
Крамской выключил телевизор.
– Что вас так взволновало?
– Некомпетентность! – Гость не скрывал своего раздражения. В кабинете начальника УВД обычно так себя не ведут.
– Мы раскрываем массовое убийство, – как полному идиоту пояснил генерал. – Думаю, что вполне компетентно. Этот человек – единственный, кто остался жив. Потому мы его и ищем.
– Вы прекрасно знаете, что он ни в чем не виноват! Если он застрелил нападающих, то ему надо дать как минимум медаль! А скорей орден. Зачем травить человека, загонять в угол?
– Мы не знаем достоверно, кто кого застрелил...
– Не правда! – дерзко перебил гость. – А отпечатки пальцев на пистолете?
Крамской оцепенел. Направленная в ИЦ МВД час назад информация прошла по тайным каналам и вернулась к остроухому Михееву. Значит, он и правда птица высокого полета...
Плотно сомкнутые губы слегка скривились в усмешке. Гость заметил, что произвел впечатление.
– Фамилии Карданов в природе не существует! И не должно существовать!
Особенно в спарке с фамилией Лапин! Это может нанести серьезный ущерб интересам государства! Очень серьезный ущерб!
Михеев навалился грудью на стол и, гипнотизирующе впившись взглядом в усталые глаза генерала, гвоздями вбивал ему в мозг каждую фразу. Крамской сдался. Сейчас он ничуть не сомневался, что страшноватый незнакомец может обрушить на его голову гнев министра, а то и председателя правительства.
– Вторую фамилию мы уберем...
– И еще... Надо смягчить розыск. Чтобы полностью исключить преследования, стрельбу и другие эксцессы... Жизнь К... Лапина тоже имеет большое значение для безопасности страны! Объявите, что он не преступник, а свидетель, может быть, герой... Предложите ему явиться добровольно. Соответственно измените свои ориентировки.
– Это можно сделать только завтра. Сейчас маховик запущен и резкая остановка бросится всем в глаза.
Михеев подумал. Пожалуй, генерал прав.
– Тогда завтра с самого утра. А пока дайте своим команду не применять оружия.
– Это реально.
– Ну и отлично.
Человек со звериными ушами встал и быстро оделся.
– Вам нужна машина? – Крамской обозначил готовность помогать гостю.
– Нет. У меня все есть.
Дверь со стуком закрылась. Генерал долго смотрел вслед странному визитеру. Официальные действия ФСБ выглядели бы совершенно по-иному...
Разве что сложное оперативное мероприятие... На кого работал Тахир? На исламский мир? Поставки оружия в Армению и Чечню – такая информация по нему проходила... Оба киллера и Лапин пользовались одной «крышей». Под него был изготовлен двойник. Значит, операция готовилась очень серьезно.
И ликвидация проведена блестяще... Зачем тогда рубить своих?
Крамской придвинул фотографию – ту, неудачную. Придурочный малый с полуоткрытым ртом. И из-за него поставлены на уши Тиходонск и Москва?
Генерал ничего не мог понять.
«Завтра расспрошу его, – подумал начальник УВД. – В крайнем случае – послезавтра. Никуда он из города не денется».
Назад: Глава первая ПРОРЫВ БЛОКАДЫ
Дальше: Глава третья ЭКСФИЛЬТРАЦИЯ