Глава двадцать первая
Рабы в рабстве у рабов
В первый момент при взгляде на одинаковых молодых женщин мне показалось, что я вижу перед собой Катерину и Веру. Только несколько постаревшими и страшно осунувшимися. Настолько молодые, лет по двадцать пять, женщины были похожи на моих милых подружек. Мне привиделось, что это они, только прошедшие через какой-то временной парадокс пространства и расстояния, несколько изменившие и забывшие свое прошлое и настоящее. Ведь они меня нисколько не узнавали, скользнув по моему лицу совершенно равнодушными, ничего не выражающими взглядами.
И только на второй минуте я стал соображать, что к чему. Первое: они меня и не могли узнать по умолчанию! Я вырос, стал совершенно другим, лицо изменилось кардинально. Меня даже мать родная не узнает, и хорошо, что я, предвидя это заранее, договорился с родителями о некоем пароле после долгой разлуки.
Второе: эти близняшки все-таки не мои дорогие лисички. Верочку от Катеньки я распознавал только по одному голосу, а уж внешне я их различал только по контуру совершенно идентичных тел чуть ли не в полной темноте. Такое со мной случилось и навсегда прилипло после тяжелой болезни. Тогда как эти две женщины разнились от моих подруг всем: и голосами, которыми они стали деловито переговариваться между собой у стола; и фигурами, несколько приземистыми, с более короткими ногами; ну и той невидимой аурой, которая всегда исходила от каждой.
А ведь какое сходство по лицам! Если бы не мои умения, точно бы поверил, что вижу своих дорогих подружек, которые вдруг стали лет на семь-восемь старше. Бывает же такое совпадение в разных мирах?!
Но на мое застопоренное молчание и расширенные глаза первым обратил внимание и по-своему интерпретировал Крэч:
– О-о! Парень, да ты и в самом деле тот еще бабник! Первые юбки увидел и сразу дар речи потерял.
– Да нет, – попытался я объяснить свое состояние. – Просто у нас в роду точно такие же, жутко похожие на них двойняшки имеются.
– Ага! Заливай, заливай, а мы послушаем! – Мужчины рассмеялись.
Только мой оруженосец сидел все так же тихо, но теперь уже резко ворочал забралом то в сторону женщин, то в мою.
– Ну и почему бы на красивых женщин не полюбоваться? – поинтересовался я с раздражением. – Или за это платить надо?
– Платить не надо, – посерьезнел местный представитель купечества. – Но вот некоторые законы существуют. И как новичку я просто обязан тебе их рассказать, чтобы не было каких лишних между нами осложнений или трений. Естественно, в каждом замке или башне законы разные, и отличаются они довольно кардинально, но в нашей обители они свои и нерушимы уже больше века. По крайней мере, так указано в наших постоянно ведущихся записях.
После чего Крэч довольно грамотно и четко изложил основы их внутренних взаимоотношений. И я с ужасом осознал, что женщины здесь на положении самых крайних, униженных и обездоленных рабов. Получалась невероятная по своей абсурдности пирамида. Гаузы поработили валухов и заставляют поддерживать порядок среди людей этого мира. Но эти рабы еще из своей среды выискивают рабов более низшего порядка и заставляют служить в принудительном войске. Но и этого мало! Сами вояки в своей общине практикуют настоящее рабство к себе подобным!
Например, данные близняшки были куплены тем самым ветераном за немыслимые средства полтора года назад и беспрекословно выполняют не только все его личные прихоти, но и прихоти других мужчин. А за это их хозяин берет с других мужчин поразовую, соответствующую доплату. То есть он приторговывает еще своими рабынями с целью прямой наживы. И приторговывает не только среди своих непосредственных товарищей, но и уступая по договорной цене близняшек хоть парой, хоть порознь любому заезжему гостю.
«Раб на рабе сидящий и рабом погоняющий!» – вывел я в итоге довольно грустную классификацию местного произвола. И что самое неприятное, как моя душа ни злилась, как ни бесновалась, я четко и ясно осознавал: в данной ситуации, тем более сейчас, немедленно, я полностью бессилен. Что-либо изменить было не в моих силах.
Пока велся про них разговор, женщины с безучастным видом ходили то вниз, то вновь возвращались, отбирая по шкафам некие нужные для замачивания кож ингредиенты. Глядя на них, хотелось тут все перевернуть вверх дном, но я удосужился только на очередные вопросы:
– Ну а вот за сколько эту двойню можно выкупить?
После чего даже Емельян от души рассмеялся, обращаясь к своему соседу-приятелю:
– Ведь прав оказался! Смотри, как Миха по женщинам уже соскучился. И губа не дура, самых лучших и достойных выбрал, на старух не польстился.
– А что, и старухи продаются? – не мог я скрыть своего удивления.
– Ну, если доживают до такого возраста! – сквозь смех выдавил из себя Крэч. – Но поверь мне, толку от них в постели уже совсем никакого. Да и этих чтобы покупать, до глубокой старости придется такие вот партии скользких зайцев поставлять ежедневно. И самое смешное, что слишком частое употребление одной и той же подруги быстро ведет к привыканию, и ты ее сам начнешь быстро сдавать в аренду, чтобы вернуть хоть сотую часть потраченных на нее средств. Например, каждый из нас покупает одну из сестричек раз в рудню на два-три часа, и нам хватает с избытком. А что с ней потом делать все остальные дни? Вот то-то! Нечего с ними делать, только кормить да защищать от всякой напасти, рискуя собственной шеей. Это когда «голодный», все бы отдал и месяц бы не слезал, а как успокоился, сбросил пар, то потом и думаешь: «Какая шавка меня укусила?»
Я лихорадочно пытался сообразить, почему же так происходит. И ничего, кроме единственно верного объяснения, мне в голову не приходило: всему виной отсутствие детей. Если женщина не беременеет и не рожает, она сразу становится вещью, разменной монетой, расходным товаром. Потому что в ином случае любой мужчина бы заступился и за свою мать, и за свою сестру, и уж тем более за свою дочь. Никто бы и никому не позволил содержать слабую, беззащитную женщину в рабстве, носи она высокое и гордое звание матери или будущей матери.
Да только ах и увы, но Дно лишило попадающих сюда смертниц этой почетной привилегии: беременеть и рожать. И если выяснится, что во всем этом виноваты тоже гаузы, то мой счет к ним сразу утроится. За такую подлость поработителей следует наказывать так глубоко и жестоко, чтобы они вообще позабыли свои колонизаторские замашки и радовались, что им оставили право на существование как виду.
Пока я вот так жутко терзался и переживал, мои новые знакомые обстоятельно продолжали меня вводить в курс цен: как, что и почем. Правда, Емельян несколько разбавил грустную картинку разъяснением законов их замка Зуб. Там имелись три рабыни и четыре «свободные» женщины. Но и последние принадлежали только своим любовникам, были уже в возрасте и не настолько притягивали алчущие взгляды соседей, чтобы из-за них развязывать кровопролитные войны. То есть ситуация сложилась вполне всех устраивающая. Возжелалось мужику позабавиться женским телом, выбирал самую для него приятную кандидатуру, прикидывая, хватит ли у него на нее средств, и спешил к соседям. А там уже договаривался с непосредственным рабовладельцем. Чем красотка моложе да пригожее, тем и цена за нее выше, тем и желающих приходит больше.
Опять поймав взглядом одну из женщин, я поинтересовался:
– А спросить у них что-то можно?
– Зачем тебе? – напрягся Крэч.
– Да хоть голос расслышу женский как следует.
– Да спрашивай сколько угодно. Порой их специально поговорить с желающими выводят.
– Ну-ка, постой! – взмахнул я рукой одной из близняшек, оказавшейся поблизости. Та с фатальным видом замерла на месте, хотя ее глаза посматривали на меня оценивающе и с какой-то мизерной симпатией. – Что умеешь делать?
– Все, что прикажет хозяин, – ответила она на мой первый вопрос.
– Ну а как тебе вообще на Дне нравится?
– Жить можно, – последовала философская фраза.
– По какой причине тебя вниз сбросили? Да еще и не одну, а с сестрой?
Несколько мгновений она стояла, упрямо сжав губы. И когда я решил, что она ничего не скажет на эту тему, все-таки заговорила:
– Было совершено два покушения на гаузов, подробности этого так до меня и не дошли. Валухи разыскали группу бунтовщиков, и совершенно неожиданно мы туда затесались. Ну а наших оправданий и криков про ошибку никто слушать не стал.
– Да врет она все, как обычно, – встрял второй пирующий с нами мужчина из местных. – Про то дело нам потом новичок один рассказал. Убили там гауза и одного тяжело ранили молодые придурки из общества какой-то там борьбы. Ну вот всю эту группу и повязали. А с такими смутьянами разговор короткий: на Дно! Ха-ха!
– Вот и неправда! – с горячностью осмелилась на возражение тройная рабыня. – Мы знаем, почему нас сюда отправили! Один исполнитель приставал к моей сестре и требовал, чтобы мы с ним обе сожительствовали. Но он такой страшный, мерзкий и противный, что мы и в мыслях себе такого представить не могли. Еще и опозорили его, высмеяли при всех. Вот он нам и отомстил. Тварь!..
– Все! – оборвал резко Крэч. – Хватит болтать, пошла работать! – И уже мне, приятельским тоном: – Не верь ей. Эти сестрички такие выдумщицы. Особенно в постели.
И мерзко облизнулся. Хотелось мне ему и в морду заехать, и просто по-человечески спросить: «А тебе не жалко этих бедняжек? Вдруг где-то точно так же, на иных уровнях твоих сестер, а то и дочерей насилуют?» Потому что я лично поверил каждому слову этой несчастной девушки. И мысленно поклялся сделать все, чтобы и их вырвать из этого мерзостного рабства.
Но я прекрасно понял, почему именно в «гримерке» и именно поставной решает окончательно, куда и на какой уровень принудительного воина отправить. И наверняка он имеет четкие инструкции: родственников никогда не посылать вместе. А то и на ближайшие уровни. А он прекрасно знает все родственные отношения, картотека у него ведется, так что посылает вместе кого угодно, только не близких по родству людей. Вот и получается, брат с братом могут жить на соседних уровнях, но так до смерти и не узнать о своем соседстве.
И та история с отцом и сыном, которые каким-то образом оказались вместе в одном замке, мне в свете пришедших озарений показалась несколько странной. Либо поставные что-то иногда мутят с выбором уровня, либо людям привалило невиданное счастье. Отец и сын оказались вместе. Потому и понятна скорбь отца, когда его сына убили бывшие дозорные из управления. После такого горя кровавая вендетта просто необходима. Но в любом случае про ту историю следовало бы выяснить как можно скорее и поподробнее. Может, и не стоит нам рисковать, пробираясь к почти осажденной башне 30/30? А то еще ненароком попадем под каток справедливого возмездия.
Да только время, проведенное нами здесь, пролетело незаметно и составило уже часа три, по моим ощущениям. Пьянка грозилась затянуться надолго, пить я уже не мог, а отказываться с каждым разом становилось все сложнее. А ведь еще следовало перед уходом как-то мягко очертить свою точку зрения и обосновать причины нашего как бы временного отказа перебираться именно сюда на постоянное место жительства. Вот так прямо сразу заявлять, что мы ненавидим подобное рабство и, как следствие, совершенно не уважаем сидящих с нами за одним столом хозяев, было бы в корне неверно. А потом еще следовало выяснить, что же мне теперь делать с выторгованными за шкурки почти негодными груанами.
Вот с этого я и начал:
– Давайте так: пока я трезвый, вы мне расскажете, что мне делать с этими «чужими» груанами.
Три наших собутыльника, сотрапезника и наставника по местным реалиям, перебивая друг друга, повторяясь и путаясь, стали выкладывать здешние секретные нюансы. Говорили много, бестолково и в основном сказки да легенды. Даже при всех своих знаниях о магии и чудесах иных миров я не сумел отыскать полезные зерна истины среди шелухи слов и болтологии. Но несколько свойств и в самом деле оказались едины, незыблемы и весьма полезны. Самое основное – это я мог бы и сам догадаться, зная, что при попытке повредить устрицу она взрывается со страшной силой. Фактически при этом получалась взрывная сила, сопоставимая с силой взрыва многокилограммового артиллерийского снаряда. Или нескольких гранат, взорвавшихся одновременно. То есть бросаешь «чужой» груан во врага, а еще лучше сверху на скальную поверхность между ними, и – бабах! Пятерых, а то десяток нападающих можно вычеркивать из списков живых. Вот потому в каждом замке и в каждой башне имелось по несколько таких устриц, используемых в критических случаях кардинальным образом.
На втором месте шла дивная для нас новость, что «чужие» груаны используют при обмене с поверхностью на громадную кучу товаров повседневного спроса. Как то: кухонной утвари, тканей, ниток, иголок, котлов, гвоздей, веревок и так далее и тому подобное. Причем все это добро доставляется с поверхности словно волшебством неведомым…
Мне вначале не поверилось:
– Еще какие-то линии связи существуют с городами?
– Нет, используют те же самые, которые ведут к Дланям, – пояснял Емельян как более трезвый. – Вначале вставляешь в оттиск свою руку на пару мгновений, а потом вкладываешь туда груан. Ну и смотришь, как он исчезает из твоей жизни навсегда. Ха-ха!.. А потом тебе вместо пятидневного пайка сбрасывают десятикратное количество пакетов с самыми разнообразными бытовыми товарами и полуфабрикатами. И чего там только не попадается! У-у-у-у!.. Есть и нюанс: на второй раз тебе уже дадут нечто другое, на третий опять по новому списку получишь. Никогда не повторяются. Зато уж эти товары ты можешь поменять всегда на что тебе пожелается.
«Так вот у них откуда столько всяких мелочей в хозяйстве! И если действительно обосновываться где-нибудь на новом месте солидно да с размахом, то двойки-тройки “чужих” устриц для такого полезного дела в самом деле не жалко».
Дальше шли лечебные свойства светящихся раритетов: болит зуб – приложи к щеке, а еще лучше приложи на все время сна. Почитай, несколько лутеней после такого лечения тот зуб уже болеть не будет. Если мелкая ранка или гнойничок какой, тоже достаточно приложить на несколько суток. Заживляет и излечивает гораздо быстрее, чем при протирании гнатаром или неким подобием спирта, который тут тоже некоторые умельцы приноровились гнать. Еще можно было в дальнем походе, при долгом отсутствии нормальной воды, набрать грязную воду из какой-нибудь ямы, процедить, а потом часа на три опустить туда устрицу. Желательно две, а то и три. Все, потом вода если и не чистая на вид, то вполне безопасная в плане отравы или какой кишечно-палочной инфекции. Как я понял, тут и подобные болячки людей порой терзают. Особенно дальних разведчиков и дозорных по периметру.
Вот, пожалуй, и все основные функции, которые давали пользу обладателю «чужого» груана. То есть вроде как много, но в то же время…
Я постарался занизить значение состоявшейся сделки. Скривился в сожалении:
– Мало нам заплатили. Да еще и бочонок рома мы упустили. Кстати, а где наш гнатар законный?
Убеждая меня не волноваться понапрасну из-за таких мелочей, Крэч отправился к одному из шкафов, достал оттуда бочонок литров на восемь и водрузил передо мной на стол со словами:
– У нас все по закону! А теперь хочешь на верхние этажи пройтись?
– Да нет, давай уже на следующий раз отложим. Мы постараемся завтра прийти, если нас опять какая банда не попробует вырезать.
Упоминание о банде Витима подействовало несколько отрезвляюще на хозяев. Конечно, реши они наброситься на нас, наши шансы на сопротивление были бы смехотворными, но уважение к нам в любом случае просматривалось. Да и сосед при этом присутствовал. Наверняка между этими людьми несколько совсем иные отношения, чем предъявляются к нам. И даже в состоянии хорошего опьянения на наше желание отправиться «к себе» хозяева отреагировали вполне с пониманием. Никто сердиться или обижаться не стал. Наоборот, пожелали всяких благ в пути, крепкого здоровья и удачной охоты.
Уложив бочонок в рюкзак, довольно бесцеремонно повесил груз на плечи оруженосца, и после всеобщего прощания отправились мы с ним к своей пещерке. Но чем дальше мы уходили, тем все больше мне не давала покоя мысль: почему же к нам для знакомства выходили только три человека? Ну и сам ветеран со своими рабынями. Один дозорный наверху, итого семь, а остальные где? Неужели никому не стало настолько интересно, чтобы взглянуть на нас, а то и перекинуться несколькими словечками? Уж как по мне, то любой новый человек из верхнего мира – это незаурядное и даже радостное событие. Ну вот я, к примеру, ни за что бы не удержался от знакомства и от выслушивания новых известий о родном городе. Как бы человек ни был обозлен, его всегда ностальгически тянет на разговоры пусть тоже о рабской, но сравнительно многократно лучшей жизни.
А эти словно затаились и подсматривали! Или не подсматривали? А затаились в другом месте? После чего мне вообще в голову пришла нехорошая мысль: «Вдруг по каким-то остаточным меткам на теле тервеля можно понять: здесь было два груана? Подобными секретами даже подвыпившая компания делиться не станет. Следовательно, при разделке туши, которой мы поделились для знакомства, что Пнявый и Крэч могли понять? Светящихся устриц у нас может быть много! Подумаешь, новички! Подумаешь, ничего не знают! А вдруг им повезло? Да так повезло, что есть смысл выследить, где они остановились и чем там таким занимаются?»
Раз подозрение в моей душе уже зародилось, значит, я начинаю становиться параноиком. Поэтому еще в пределах видимости башни стал осматриваться по сторонам с особым тщанием и прикидывать, где могут для нас организовать засаду. По всей логике напрашивалось только одно место: в непосредственной близости от самой пещерки. А то и в ней самой, если местные о ней знали и помнили.
