Книга: Москау
Назад: Глава 4 Рагнарёк
Дальше: Глава 6 Полубог

Глава 5
Биоматериал

(«Райский город», гостиница «Мэйдзи»)
Доктор Сорокин из «Лебенсборна» ничуть не напоминал доктора в привычном понимании этого слова. Никакой бородки клинышком, старомодного пенсне и интеллигентного вида, как у арийца Чехова. Двери полулюкса в «Мэйдзи» открыл крепкий старик с короткой стрижкой «седой ёжик», одетый в футболку с рисунками слонов и шорты до колен. Сдвинув на нос чёрные очки, он раскрыл мне объятия:
— Ладушки… Какие люди, и без охраны. Чувствуй себя как дома, мой мальчик!
То, что мальчик явился ещё и с девочкой, Сорокина вовсе не смутило.
«Райский город» вполне оправдывал свое название. Номер в оранжевой гамме — три комнаты, включая гостиную и спальню, чудесные пуфы, кресла, даже столик-бар, и тот из оранжевого стекла. Бесперебойно работают водопровод и электричество. За объятиями последовал заказ пиццы из ресторана «Дуче» (боги, вот тут и оценишь с голодухи несчастную пиццу!) и очень много местного кукурузного виски. Не слушая возражений Ольги (хоть кто-то их не слушает), доктор вызвал по телефону портного-китайца: тот снял мерку, обещая к утру доставить платье — вместо кимоно.
Через три часа, когда от пиццы остались только корки, а графин с виски опустел, я деликатно перешёл к делу — и рассказал, почему мы здесь. Сорокин помрачнел. Понимаю, наверное, так будет разочарован каждый человек, если к нему явится в гости сын, а потом попросит об услуге. Сухо кивнув, доктор вышел в соседнюю комнату.
— Вы уверены, что он не позвонит в гестапо? — шепнула Ольга.
— Уверен, — с полным ртом ответил я, уничтожая последний кусок пепперони. — Он мне как отец. Понятно, что таких же детей у него ещё человек пятьсот, но Сорокин всегда отличался от других киндерфюреров «Лебенсборна». Хотя бы тем, что действовал не согласно инструкции, а пытался вести нас по тому пути, к коему лежала душа каждого ученика. Он заметил мой интерес к скандинавской мифологии и развил его, устраивая поездки в лагеря «юных жрецов» в Норвегии. Он был моим первым учителем в таких вещах, как фехтование на мечах, японские боевые искусства, курсы «Майн Кампф», история национал-социализма… Да, сейчас этот предмет в школах уже давно отменили.
Она кивает, вдыхая табачный дым. Формально Калифорнийская Республика — клон Третьей империи с японским колоритом, но вот сигареты здесь запретить не смогли.
— Они похитили вас у настоящих родителей, — замечает девушка. — Как вы можете любить человека, который отнял у вас всё? Вы просто привыкли к нему. Он вам не отец.
Я отрицательно качаю головой:
— Я не знаю своих родителей. Кем они были? Замечательные, любящие отец с матерью? Все так уверены, что неведомые папа с мамой идеальны. Даже биография фюрера засекречена, нигде нет ни слова о его отце Алоизе, кроме как — «честный человек и патриот, верный фатерланду». Ну а то, что Алоиз избивал и фюрера, и его мать, — такое запрещено говорить, антигосударственная пропаганда. Кто знает, кем бы я стал с родителями? Многие люди сами сдавали собственных детей в «Лебенсборн» — им платили компенсацию, предоставляли продуктовые талоны и льготы для проезда в автобусе. Сорокин относился ко мне как к сыну. Сами убедились, он до сих пор рад меня видеть. Да, он носил эсэсовскую форму, но, по сути, идеология доктора никогда не интересовала.
Девушка не успевает ответить — Сорокин возвращается в комнату. В руках он держит плоскую чёрную коробочку, внешний диск от компьютера. На боку привинчена эмблема, знакомая мне с детства: треугольничек, две скрещенные молнии и надпись латиницей:
LEBENSBORN
— Ты не ошибся, мне давно известна фамилия Локтева, — глухо произносит он, включив стоящий на оранжевом столе «бух». — Его привезли в Москау примерно тогда же, когда и тебя, шести месяцев от роду. Правда, в другой приют. Вскоре этот мальчик проявил неординарные способности. Вундеркинды — не редкость, но ими всегда восхищаются, а Павел Локтев был уникален — о нём часто упоминали на конференциях «Лебенсборна». Он обладал феноменальной памятью, с пяти лет разбирал и собирал «штюрмгевер», отлично стрелял, говорил на нескольких языках. В руководстве Управления имперской безопасности внимательно отслеживали успехи таких детей. Когда Локтеву исполнилось десять лет, «Лебенсборн» в Москау посетил человек, которого доктора должны были называть не по имени, а просто Врач. Старый, худой, сгорбленный. Он привёз секретное разрешение с печатью Триумвирата: отобрать детей для «Спецпроекта МГ». Врач просмотрел сотню кандидатов из десятка приютов и увёз в Берлин двоих — Локтева и ещё одного мальчика, сына французского офицера и украинской девушки, сдавшей ребёнка в приют перед смертью от лейкемии… У него была забавная фамилия — Плотвичка или Сазанчик… Так всем докторам понравилась, что даже не стали менять.
Он разворачивает ко мне экран компьютера. Я вижу фото морщинистого, седого старика.
Ольга успевает прореагировать первой:
— Господи боже мой… Да это же гауптштурмфюрер Йозеф Менгеле!
Признаюсь, тут и я с трудом удерживаюсь на стуле.
— Простите, доктор, — произношу я. — Но как такое может быть? Менгеле умер ещё в шестидесятых годах. Да и вы сами говорили мне, что его работа в Биркенау миф, придуманный большевиками-подпольщиками с целью опорочить национал-социализм.
Сорокин вздыхает, кладёт мне руку на плечо.
— Одно из главных разочарований жизни, мой мальчик, — каждый человек имеет такое прошлое, какое ему было бы желательно забыть. Эта истина верна и по поводу любого режима. Менгеле был объявлен мёртвым в 1961 году, ты тогда ещё не родился. Телеканал «Викинг» сообщил в новостях: «опель» Врача на Анхальтерштрассе в Берлине подорвали противотанковой миной. Последовали пышные похороны, установка памятника: на деле это была спецоперация по исчезновению. Менгеле стал многим неудобен. Слухи о его изуверских экспериментах будоражили даже наших союзников-японцев. Решением канцлера Третьей империи Врача перевели на нелегальный режим работы. Официально мёртвый, он без проблем продолжал опыты в лаборатории гестапо.
У меня перехватывает дыхание. В дискуссиях с Ольгой мы обсуждали личность Йозефа Менгеле. Девушка всегда говорила о нём с ненавистью, рассказывала немыслимые вещи. Якобы Сёгунэ забито свидетельствами очевидцев о том, что творил Менгеле — работник медицинской службы в СС в Биркенау, одном из районов Освенцима. «Он колол человеку химикаты прямо в зрачок, чтобы изменить цвет глаз. Вырезал у детей органы, сшивал вместе близнецов-двойняшек. Из трёх тысяч близнецов, взятых им для опытов, в живых остались только триста. Оперировал трёхмесячных младенцев без обезболивания, стерилизовал монахинь, кастрировал мальчиков. Менгеле испытывал пристрастие к карликам и лилипутам, он погружал их в снег, чтобы выяснить, как долго человек выдержит холод».
Помнится, я тогда сказал ей: это выдумка. Леденящие кровь, мрачные, готические сказки. Существо, рождённое человеческой матерью, не может быть отвратительным чудовищем из фильмов ужасов, хладнокровно замучившим тысячи людей… Это обычный фальшунг, подделка из Сёгунэ. Информационная война куда жёстче окопной, а шварцкопфы не остановятся перед тем, чтобы соврать, преувеличить, нафантазировать. В школах рейха учат: «бесноватый Иосиф» ел младенцев на завтрак, Ворошилов был гомосексуалистом и спал с Кагановичем, а Молотов шизофреник. Кто выиграл войну, того и правда, что хочет, то и пропишет в учебниках по истории. Так, значит, Ольга не солгала. Это — истина.
Интересно, чего же я тогда ещё не знаю.
Сорокин оставляет перед нами компьютер, открыв секретный датай. Не говоря больше ни слова, вновь уходит в спальню, плотно закрывает за собой дверь. Прижавшись друг к другу плечами, мы с Ольгой вчитываемся в сухие строчки официального досье. Менгеле работал с Локтевым одиннадцать лет. Француза со странной фамилией он в итоге забраковал, через три года тот был отослан обратно в «Лебенсборн» — трансформации, начавшиеся с телом мальчика после опытов, не отвечали ожиданиям Врача, к тому же ребёнок раздражал его заиканием. А вот с Локтевым получилось просто отлично… Гауптштурмфюрер Менгеле с сороковых годов был одержим весьма популярной в руководстве рейха идеей — созданием сверхчеловека. Эти исследования носили секретное название «Проект МГ», то есть — «Проект Менгеле». Пытаясь изменить цвет глаз узников в Освенциме, Врач преследовал главную задачу: он мечтал сотворить существо, способное за считаные минуты менять обличье. Менгеле колол Павлу множество лекарств, пересаживал чужие стволовые клетки и ткани, хирургически изменял мозг, «смешивал» структуру ДНК. Дважды Локтев пережил клиническую смерть на операционном столе, и всякий раз воспитанника «Лебенсборна» возвращали к жизни. В конце концов, Менгеле добился своего. Лицо ребёнка стало сплошным биоматериалом, по консистенции — почти как вода. Павел обрёл способность превращаться в кого угодно. Ему стоило лишь глянуть на фотографию, чтобы впитать облик другого человека, с мельчайшими особенностями — словно губка. Фактически Менгеле сконструировал настоящего вервольфа — то есть оборотня…
Я бы сказал, даже круче.
Локтев может медленно, но всё же регенерировать ткани. На нём быстрее, чем на обычных людях, заживают порезы и ушибы. Его сложнее убить, разве что выстрелом из «снайперки» крупного калибра в глаз или парой килограммов динамита. Он легче переживает ожоги, контузии, обморожения. Пройдя трёхгодичный курс медитаций в Тибете, Павел обрёл и другую способность: он может, как компьютер к Сети, подключиться к мозгу нужной персоны и установить её примерное местонахождение. Так он и вычислил меня в Урадзиосутоку. Да, это был не сверхчеловек, скорее предварительная бета-версия. Менгеле не успел его доделать. Удивительно, что парень не умеет летать. Прочитав список достижений Локтева, я и без того едва умом не тронулся.
Я поворачиваюсь к Ольге:
— Для чего он ищет нас?
— Я честно сказала вам: не знаю. У меня есть лишь подозрение, почему он охотится за мной. Да и за мной ли? Подумайте, вы ведь видели своими глазами перед риоканом, он вовсе не желал арестовать меня или что-то другое… Он пытался забрать вас…
Тихий скрип двери в спальню.
Доктор Сорокин появляется сзади меня: мягко, но настойчиво отстраняет от компьютера. Вынимает шнур съёмного жёсткого диска: экран гаснет, — он закрывает крышку «буха». Сеанс окончен, всем спасибо. Да, это та ситуация, в которой не захочешь второй серии.
Хозяин номера вытряхивает из пачки сигарету «Банзай» — лучшее, что можно достать здесь.
— Врач стал первым заданием Павла, — прикусив фильтр, молвит Сорокин. — Менгеле разбил инсульт, и в гестапо решили избавиться от него, как от «отработанного материала». Он не мог проводить опыты, но всё ещё был опасен — тем, что жив. В секретном госпитале гестапо Йозефа Менгеле посещал сын Рольф, только из его рук Врач брал лекарство. Локтев принял облик Рольфа, навестил Менгеле и любезно дал ему запить водой таблетку цианистого калия. Он стал самым ценным агентом гестапо Москау. Последовало множество других, самых разнообразных заданий: человек, способный за минуту поменять внешность, узнает любые секреты. Он может превратиться в чьего-то мужа и провести ночь в постели с ничего не подозревающей женой. Скопирует лицо давно умершего отца и введёт человека в шок, тот впадёт в прострацию и ответит на любые вопросы. Наивно было бы считать Павла Локтева банальным наёмным убийцей…
Добрый Сорокин. Как всегда, доктор хочет обосновать странности пациента.
— И кто же он тогда, если следовать вашей логике?
— Устранитель любых проблем. Я рассказал только о тех способностях Локтева, что мне известны. Но наверняка имеются и другие. Он — секретное оружие гестапо, и если его натравили на тебя, значит, дело швах, мой мальчик. Не факт, что ему нужна твоя смерть… вполне возможно, нечто иное. Поразмысли над этим. Я ночное существо, поэтому сейчас уеду работать в свою лабораторию. Номер ваш до утра… наслаждайся.
…У меня не было сил поблагодарить Сорокина. Я не обернулся, когда хлопнули двери.
Назад: Глава 4 Рагнарёк
Дальше: Глава 6 Полубог