Глава 41
Не играй в бога!
ВО ВРЕМЯ ЧАЕПИТИЯ АРККАНЦЛЕР БЫЛ НЕОБЫЧНО ТИХ.
В конце он спросил:
– Тупс, а нельзя ли остановить Проект?
– Эээ… Вы уверены, сэр?
– Ну, чего, собственно, мы добились? Я имею в виду по большому счету? Знаешь, я прежде думал, что всего-то и нужно будет запустить мир, и дело в шляпе: быстрее, чем ты произнесешь слово «создание», там появятся какие-нибудь тварюшки, бодро встанут на ноги, возьмут все в свои руки, оценят окружающее с некоторой долей разума и в благоговейном страхе перед небесами произнесут…
– …Эта штука становится все больше и больше. Как бы она нас не того, не зацепила, – сказал Ринсвинд.
– Ринсвинд, твоя реплика настолько же цинична, насколько точна.
– Прощу прощения, Аркканцлер.
Думминг пожевал губами, обдумывая проблему.
– Пожалуй, мы могли бы начать отключение Проекта. За последнюю неделю чаровый реактор уменьшил выдачу энергии. Топливо почти израсходовано.
– Правда?
– Чаровое поле на площадке для сквоша по-прежнему чрезмерно сильно, сэр, и любой, кто зайдет туда, чтобы отключить реактор, подвергнет себя воздействию некоторого количества…
Раздался звук быстро-быстро вращающегося предмета. Волшебники взглянули на кресло Ринсвинда, свалившееся наконец на каменный пол. Того, кто секунду назад там сидел, уже и след простыл. Откуда-то издалека донесся стук захлопнувшейся двери.
Декан крякнул.
– Что это с ним? – спросил он.
– Предлагаю дать Проекту еще один день. По нашим меркам, конечно, – объявил Чудакулли. – Я искренне надеялся, что нам удалось создать мир, господа, но теперь мне стало совершенно ясно, что жизнь в той вселенной вынуждена приспосабливаться к выживанию на… На каком-то идиотском ледяном шаре. Лед и пламя, пламя и лед… Круглые миры ущербны по самой своей сути, джентльмены. Даже если в нас и был скрытый талант к божественному, он оказался зарыт чертовски глубоко.
– Вот и омниане говорят: «Не играйте в богов. Они всегда выигрывают», – произнес Главный Философ.
– Умно, – похвалил Чудакулли. – Итак, ждем еще один день, господа? А потом наконец займемся чем-нибудь более дельным.
Красное солнце быстро вставало над выжженной степью. Обезьяны сбились в пещере, которая лишь немногим отличалась от каменного навеса, и смотрели на черный прямоугольник, нависший над ними.
Декан постучал по доске указкой:
– А ну-ка, ребята, соберитесь! Что-то вы сегодня совсем рассеянные! – Он повернулся к доске и вывел на ней мелом: – К… А… М… Н… И… Что у нас получилось? КАМ-НИ. Ну, кто нам скажет, для чего они нужны? Никто? Совсем-совсем никто? Эй, чем это ты занимаешься? А ну, прекрати немедленно!
Он попытался ударить обезьяну своей виртуальной указкой, после чего с отвращением отбросил ее. Та исчезла.
– Вот ведь бесстыжие поросята! – пробормотал Декан.
– Чего-нибудь добился? – спросил Чудакулли, возникая рядом.
– Нет, Аркканцер. Я пытался объяснить им, что в их распоряжении осталось всего несколько миллионов лет, но это не так уж легко сделать с помощью языка жестов. Единственное слово, которое они пока усвоили, это СЕКС. Тут уж они времени даром не теряют, о нет! И из-за этого я вынужден был пропустить завтрак?
– Ладно, не бери в голову. Давай посмотрим, добился ли чего Главный Философ.
– Они какая-то подделка под людей, вот что я тебе скажу…
И волшебники растворились в воздухе.
Одна из обезьян постучала по доске, а потом внимательно наблюдала, как та постепенно исчезает, по мере того как ГЕКС активировал заклинание.
У обезьян пока не сформировалась определенная идея, что именно происходит, однако летящая в воздухе палка произвела впечатление. Ее исчезновение не обеспокоило приматов. Они уже давно привыкли к тому, что вещи частенько исчезают. К примеру, члены клана исчезали каждую ночь под звуки рычания, доносившегося из мрака.
«А вот с палкой можно кое-чего добиться… – думал обезьян. – Будем надеяться, в итоге наметится секс…»
Он пошарил в куче обломков и вытащил не палку, а высохшую бедренную кость. Что ж, по форме – почти то же самое.
Обезьян несколько раз стукнул ею по земле. Ничего не произошло. С неудовольствием заключив, что к спариванию это не приведет, он подкинул кость в воздух.
Она взлетела, перевернулась несколько раз и упала обратно, стукнув обезьяна по голове. Тот потерял сознание.
Главный Философ обнаружился сидящим под виртутамошним пляжным зонтиком. Волшебник выглядел таким же расстроенным, как и Декан. Стая обезьян плескалась на мелководье.
– Они куда хуже ящериц, – вздохнул Главный Философ. – У тех по крайней мере был стиль. А эти… Стоит им найти что-нибудь, они тут же пробуют находку на зуб. И какой во всем этом смысл?
– Полагаю, так они выясняют, съедобно найденное или нет, – объяснил Чудакулли.
– А по-моему, просто дурью маются, – отрезал Главный Философ. – О нет! Опять!
Раздался хриплый визг, племя стремглав выскочило из воды и скрылось в прибрежных мангровых зарослях. В волнах темная тень мелькнула и ушла на глубину, сопровождаемая хором обезьяньих воплей и градом летящих плодов.
– Ах, да. Еще они любят кидаться всякой дрянью, – сказал Главный Философ.
– Моя бабуля всегда утверждала, что дары моря полезны для мозга, – произнес Чудакулли.
– Что ж, значит, они ими не злоупотребляли. Все, на что они способны, – это вопить, кидаться чем попало и неприлично тыкать пальцами во все встречное. Ну почему, почему мы не обнаружили тех ящериц раньше? Вот они-то имели определенный шик…
– Нам все равно не удалось бы остановить тот снежок, – напомнил ему Чудакулли.
– Да, вы были совершенно правы, Аркканцлер. Все бессмысленно.
Трое волшебников с тоской посмотрели на море. Неподалеку от берега играли дельфины.
– По-моему, нам пора пить кофе, – прервал затянувшееся молчание Декан.
– Отличная мысль, старина.
В это самое время Ринсвинд бродил по пляжу соседней бухты и разглядывал утесы. В Плоском мире тоже случалось всякое, в результате чего окружающие гибли как мухи, но это было как-то… Логично, что ли? Наводнения, пожары и герои, куда ж без них. Нет ничего полезнее героя для тех, кто излишне расплодился. Не говоря уже о том, что всегда требовалась работа мысли.
Утесы состояли из рядов горизонтальных слоев. Каждый из них в древности был поверхностью планеты, по которой тогда ходил сам Ринсвинд. Во многих слоях виднелись кости животных, превратившиеся в камень в результате процесса, которого Ринсвинд не понимал и потому ему не доверял. Жизнь этого мира каким-то образом зародилась из камней и в них же уходила. Там имелись целые пласты, целиком состоящие из бывшей жизни: миллионы и миллионы лет, заключенные в крошечные скелетики. Встретившись с подобным чудом природы, остро хотелось впасть в благоговение перед такой бездной времени или найти кого-нибудь, чтобы подать жалобу.
Из самой серединки утеса выпало несколько камней. Из отверстия неуверенно высунулась пара ножек, а затем наружу выполз Сундук. Он скатился по куче обломков к подножию утеса и приземлился точно на крышку.
Некоторое время Ринсвинд наблюдал за его попытками перевернуться, потом со вздохом подтолкнул. По крайней мере кое-что не меняется никогда.
