Книга: Когда грабить банк и другие лайфхаки
Назад: Глава 4. Конкурсы
Дальше: Глава 6. Если вы не обманываете, вы просто не стараетесь
Глава 5. У страха глаза велики
В «Суперфрикономике» мы писали, что одно из самых опасных занятий на свете — прогулка в пьяном виде. Кроме шуток. Факт налицо: если человек выпил, он, проходя милю пешком, рискует в восемь раз больше, чем проезжая ее. Однако большинство читателей подняли нас на смех. Когда дело доходит до оценки рисков, начинают сказываться самые разные факторы — в диапазоне от когнитивных искажений до преимущественного внимания средств массовой информации к статистически редким событиям. Мы увлеклись этой темой, что привело к появлению в нашем блоге целого ряда заметок на такие разнородные темы, как страх перед незнакомцами, иссякание нефти и езда на лошади.
Притормози! (Стивен Дабнер)
Мэттью Бродерик упал с лошади и сломал ключицу. За последние несколько месяцев это уже четвертый или пятый известный мне случай, когда человек травмируется во время верховой езды. Есть о чем задуматься: сколь опасна езда на лошади в сравнении, скажем, с ездой на мотоцикле?
Google быстро выдает доклад Центров по контролю и профилактике заболеваний (1990 год): «Ежегодно в Соединенных Штатах катаются на лошади около 30 млн человек. Считается, что в процентном отношении наездники получают серьезные травмы чаще, чем мотоциклисты и автомобилисты».
Любопытно, что люди, получающие травмы во время катания на лошади, зачастую находятся в подпитии, как и люди, которые расшибаются (и сшибают других) во время езды на автомобиле.
Но почему об опасности верховой езды столь мало говорят? Видимо, есть несколько причин:
1. Многие несчастные случаи во время верховой езды происходят в частных владениях, и страдает в них лишь один человек.
2. По-видимому, такие происшествия не привлекают внимания полиции (в отличие от ДТП во время катания на мотоцикле или гонок на максимальное ускорение).
3. Люди, которые склонны бить в набат по поводу небезопасных действий, любят лошадей больше, чем мотоциклы.
4. ДТП с мотоциклом скорее попадет в вечерние новости, чем падение с лошади, если только жертвой последнего не стал Мэттью Бродерик или Кристофер Рив.
Могу ошибаться, но не помню, чтобы после ужасного случая с Кристофером Ривом призывали запретить или ограничить катание на лошади. Зато когда Бен Рётлисбергер гонял на мотоцикле без шлема и попал в аварию, только и разговоров было, что о глупости его поступка. Я не хочу сказать, что Большой Бен повел себя умно, но, как болельщик команды Pittsburgh Steelers, я рад, что упал он не с лошади.
Что сказал министр транспорта о моем исследовании, посвященном автокреслам для детей (Стивен Левитт)
В своем официальном блоге Рей Лахуд, министр транспорта, проехался по моему исследованию, касающемуся автокресел для детей. Я показал, что в сравнении с ремнями безопасности автокресла ничуть не снижают несчастные случаи и серьезные травмы среди детей от двух до шести лет. Исследование основано на данных за 30 лет, полученных от Американской системы сообщений о несчастных случаях (FARS), а также на заказанных нами с Дабнером анализах аварий.
Вот настоящий перл. Министр пишет:
Если хотите искромсать данные, чтобы получилось громкое исследование, валяйте. Но у меня есть внуки, и я возглавляю ведомство, которое во главу угла ставит безопасность. Поэтому такую роскошь позволить себе не могу.
Читая ответ министра, я поневоле сравнивал его с Арне Дунканом, которому я некогда рассказал, как жульничают школьные учителя. Дункан, ныне министр образования, тогда заведовал чикагскими школами. Я ожидал, что Дункан поступит так, как сейчас Лахуд: мол, все ерунда и своих не сдаем. Однако Дункан удивил меня. Он заявил, что важно лишь одно: сделать так, чтобы дети учились как можно лучше, — а жульничество учителей этому мешает. Дункан сделал меня участником диалога, и в итоге нам удалось кое-чего добиться.
Если бы Лахуд больше всего заботился о безопасности детей, он мог бы написать в своем блоге следующее:
В течение долгого времени мы пытались обезопасить детей с помощью автокресел. Научная литература до сих пор подтверждала мнение, что автокресла весьма эффективны. Однако в ряде солидных журналов Стивен Левитт и его соавторы оспорили это представление, используя три различных набора данных, полученных министерством транспорта, а также другие сведения. Я не специалист в данном вопросе, и у меня под началом целое ведомство, поэтому я не могу позволить себе анализировать эти данные лично. Но у меня есть внуки, да и наше ведомство во главу угла ставит безопасность. Поэтому я попросил исследователей из министерства сделать следующее.1. Внимательно изучить данные, собранные нашим ведомством и положенные Левиттом в основу его работы. Действительно ли в них ничего или почти ничего не указывает на то, что автокресла лучше защищают детей в возрасте двух лет и старше, чем взрослые ремни безопасности? Критерием эффективности автокресел всегда было сравнение с непристегнутыми детьми. Возможно, нам пора пересмотреть этот подход?2. Потребовать, чтобы медики из Филадельфийской детской больницы, которые неоднократно говорили об эффективности автокресел, предали огласке свои данные. Насколько я понимаю, они отказались делиться ими с Левиттом. Но в интересах поиска истины другие исследователи должны получить возможность критически изучить их работу.3. Провести ряд аварийных испытаний (с манекенами), чтобы выяснить, действительно ли взрослые ремни безопасности удовлетворяют всем формальным требованиям. В своей «Суперфрикономике» Левитт и Дабнер ссылаются на очень небольшое число испытаний. Нам нужны гораздо более серьезные данные.4. Попытаться понять, почему даже спустя 30 лет подавляющее большинство автокресел не установлены как надо. Сколько времени прошло! Неужели во всем виноваты родители? Или виновных следует поискать в другом месте?5. Изучив все эти вопросы, сделать должный вывод и принять соответствующие меры.
Если у министра есть заинтересованность в каком-либо из этих направлений, я готов помочь по мере сил.
Р. S. МИНИСТР ЛАХУД ТАК И НЕ ПРИНЯЛ МОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПОМОЧЬ.
Перегибы с бдительностью, или Как защищают пеленки (Стивен Дабнер)
Я все думаю о перегибах с бдительностью. Мало нам «театра безопасности» — то и дело создаются помехи в самых обычных делах, причем без видимой пользы.
Взять хотя бы банковские меры против мошенников. Мой банк считает их весьма целесообразными. Однако на самом деле они: а) призваны защитить банк, а не меня; б) обременительны до смешного. Я даже могу предсказать, какое списание денег с кредитной карты запустит идиотский банковский алгоритм и заморозит мой счет, поскольку алгоритму не понравится почтовый индекс, соответствующий месту, где я использовал карточку.
Эти перестраховки проникли в обычную жизнь. Школа, в которой учатся мои дети, в начале учебного года рассылает родителям список контактных данных. Он делается в форме таблицы Excel, защищенной паролем. А ведь там нет ни номеров соцобеспечения, ни банковской информации, только имена, адреса и телефоны родителей. Представьте, что через несколько месяцев кому-нибудь понадобится воспользоваться этим списком, — и ничего не получится из-за давно забытого пароля.
С самым нелепым проявлением бдительности я столкнулся на «Тридцатой улице», главном железнодорожном вокзале Филадельфии. Зрелище в мужском туалете меня так позабавило, что я взялся за фотоаппарат.
Да, это шкафчик в углу для смены детских пеленок. Над дверцей от руки написано: «Спросите код у обслуживающего персонала». Интересно, какими ужасами чреват незапертый шкафчик? При желании можно придумать. А может, здесь, как и в других случаях с бдительностью, причиной было некое аномальное событие, которое перепугало кого-то до смерти (или привело к вмешательству адвокатов). И все же...
Последняя террористическая угроза (Стивен Левитт)
Чтобы не так раздражаться во время процедур досмотра, я воображаю себя террористом, пытаясь найти изъяны в системе безопасности и способы ими воспользоваться. Во время президентства Джорджа Буша я изыскал возможность пронести в Белый дом оружие и взрывчатые вещества. Но звали меня туда лишь однажды, поэтому шанса проверить свою теорию на практике у меня не было.
Недавно в Ирландии я узнал о новом способе борьбы с терроризмом. Персонал службы безопасности в Дублине требует вынимать из ручной клади не только ноутбук, но и — кто бы мог подумать! — зонт. Хоть убейте, не понимаю, какая опасность кроется в зонтике или, выражаясь точнее, что это за опасность, если ее можно предотвратить, поместив зонтик на ленту конвейера. Я спросил оператора досмотра, зачем это нужно, но ее акцент был столь сильным, что я ничего не понял. Кажется, там было слово «ткнуть».
И как теперь жить? Всякий раз, когда я совершаю полет в Соединенных Штатах, где к зонтам относятся весьма легкомысленно, я весь полет мучаюсь мыслью: а вдруг на борту оказался какой-нибудь зловредный зонтик?
Одно ясно: если я увижу, как во время полета пассажирка достает из сумки зонтик, я немедленно ее блокирую — а вопросы буду задавать уже потом...
«Пик нефтедобычи»: акулы нападают (Стивен Левитт)
Эта заметка была опубликована 21 августа 2005 года. Кто отважился бы тогда предсказать, что лет через десять технологический прогресс позволит Соединенным Штатам опередить в области нефтедобычи Саудовскую Аравию? Однако именно это и случилось.
Недавно Питер Маасс написал для New York Times Magazine большую статью о так называемом пике нефтедобычи. Ход рассуждений такой. Производство нефти, которое росло многие годы, вот-вот достигнет пика. Дальше — хлеще: иссякание запасов... трехзначные цены на баррель... всемирная депрессия невиданного масштаба... и, по формулировке одного сайта, «цивилизация, какой мы ее знаем, скоро подойдет к концу».
Казалось бы, вестники Судного дня должны охладить свой пыл. Ведь сколько уже было подобных ошибок: Нострадамус, Мальтус, Пол Эрлих и т.д. Но история не учит.
Авторы апокалиптических сценариев не понимают, как работает экономика: люди реагируют на стимулы. Если цена на товар поднимается, спрос на него снижается; компании-изготовители думают, как изготавливать больше, а все остальные ищут заменители. Добавим еще развитие технологических инноваций (таких как «зеленая революция», контроль за рождаемостью и т. д.). Итог: рынки обычно находят способ решить проблему спроса и предложения.
Именно так обстоит дело с нефтью. О нефтяных запасах я знаю немного. И спорю не с тезисом о том, насколько упадет объем добычи и насколько возрастет спрос. Я говорю о другом: изменения в спросе и предложении носят медленный и постепенный характер — по несколько процентов в год. Рынки умеют реагировать на подобные ситуации: цены чуть-чуть повышаются. И это не катастрофа, а известие о том, что от каких-то вещей, возможных при низких ценах на нефть, теперь стоит отказаться. Скажем, некоторые люди пересядут с джипов на гибридные автомобили. Возможно, имеет смысл построить больше атомных электростанций или установить больше солнечных панелей на домах.
В статье из New York Times сплошные нелады с экономикой. Приведу лишь один пример:
Последствия дефицита нефти будут колоссальными. Если потребление начнет хоть немного превышать производство, цена на баррель нефти может стать трехзначной. Результатом заоблачных цен на транспортное топливо и товары, которые завязаны на нефтепродукты (то есть почти на все товары), станет спад в мировой экономике. Сильно изменится и американский образ жизни: много ли толку от ветродвигателя на автомобиле? Сейчас семьи в пригородах часто имеют по две машины, чтобы ездить на работу, по магазинам и отвозить детей в школу. Такой образ жизни будет не по карману, а при введении лимитированного расхода горючего и вовсе невозможен. Людям придется по очереди подвозить друг друга. И это еще пустяки в сравнении, скажем, с сильнейшим ростом цен на домашнее отопление (если, конечно, отапливаемые дома не станут приятным воспоминанием).
Да, если цены на нефть поднимутся, это ударит (немного) по карману потребителей нефти. Но ведь мы говорим о сокращении спроса лишь на несколько процентов в год. Ветряки на машины ставить не надо, а вот малоценные поездки можно сократить. Бежать из Северной Дакоты не придется, а вот установить зимой термостат градуса на два пониже не помешает.
Чуть дальше автор пишет следующее:
Может показаться, что саудовцы обрадуются трехзначным ценам на нефть: нефти будет все меньше, зато получать они будут за нее бешеные деньги. Однако это расхожая ошибка — считать, что саудовцам (и ОПЕК в целом) на руку высокие (и сколь угодно высокие) цены на нефть.Хотя цена нефти $60 за баррель пока не вызвала мирового кризиса, она еще может его вызвать: чтобы высокие цены оказали разрушительное воздействие, должно пройти время. И чем выше $60 будут цены, тем более вероятен кризис. По сути, речь идет об инфляции: высокие цены на нефть поднимают стоимость практически всего — бензина и авиатоплива, пластмассы и удобрений. В результате люди будут меньше покупать и меньше ездить. И значит, начнется спад экономической активности. Но после короткого периода, удачного для производителей, цены на нефть пойдут вниз, потому что в условиях кризиса некогда прожорливые экономики будут потреблять меньше нефти. Цены на нефть уже падали, и это было недавно: в 1998 году цена уменьшилась до $10 за баррель после несвоевременного увеличения странами ОПЕК нефтедобычи и снижения спроса в Азии, где был финансовый кризис.
Здесь мы подошли к сути аргумента. Когда цена растет, спрос падает — а значит, цены на нефть снизятся. И где тогда «конец цивилизации, какой мы ее знаем»? Мы вернулись к $10 за баррель. Учтя базовые принципы экономики, автор, сам того не сознавая, опроверг центральный посыл собственной статьи.
Читаем дальше.
Высокие цены могут навредить производителям нефти еще по одной причине. Когда неочищенная нефть стоит $10 (или даже $30) за баррель, альтернативные виды топлива предельно дороги. Например, Канада располагает колоссальными запасами битуминозных песков, из которых можно добывать нефть, хотя это и недешево. Однако использование битуминозных песков и другие альтернативы вроде биоэтанола, водородных топливных элементов, жидкого топлива из природного газа и угля становятся перспективными в экономическом плане, когда текущий уровень цен за баррель превышает, скажем, $40, особенно если правительства стран-потребителей хотят предложить собственные стимулы и субсидии. Таким образом, даже если высокие цены не вызовут мирового кризиса, саудовцы рискуют уступить свою позицию на рынке конкурентам, в чьи нефундаменталистские руки американцы предпочли бы отдавать свои энергодоллары.
Автор сам же пишет, что высокие цены заставят людей найти заменители. Но именно по этой причине нет оснований паниковать насчет пика нефтедобычи.
Почему я сравнил пик нефтедобычи с нападением акул? Потому что акулы нападают с более-менее одинаковой частотой, но страх перед ними резко усиливается, когда об акулах вспоминают газетчики. Думаю, так получится и с этим «пиком». Сотни писак раздуют страхи потребителей до катастрофических масштабов, хотя за последнее десятилетие на рынке нефти ничего существенно не изменилось.
Пари о пике нефтедобычи (Стивен Левитт)
Джон Тирни написал в New York Times замечательный ответ на статью Питера Маасса о пике нефтедобычи, которую я и сам ругал. Тирни и банкир Мэтью Симмонс, главный сторонник идей о пике нефтедобычи, заключили пари на $5,000. Симмонс полагает, что в 2010 году цена на нефть, если учесть инфляцию и выразить цену в долларах 2005 года, будет $200 за баррель или выше. Тирни не согласен.
Это напоминает знаменитое пари между Джулианом Саймоном и Полом Эрлихом. Экономист Саймон выиграл его, когда пять предметов потребления, которым Эрлих предрекал подорожание, существенно подешевели.
Я и сам люблю пари. И когда вижу, что цена нефтяных фьючерсов на декабрь 2011 года составляет на Нью-Йоркской товарной бирже $60 за баррель, то понимаю, что до $200 это далеко. Поэтому я спросил Симмонса, не желает ли он заключить еще одно пари.
Он любезно ответил. Оказывается, я не первый экономист, предложивший ему дополнительное пари. От моего предложения он отказался, но позиций не сдал: мол, нефть стоит слишком дешево и «реальное экономическое ценообразование скоро покончит со столетием искусственных цен».
Нельзя сказать, чтобы он был сплошь не прав. Нефть и газ и впрямь достаточно дешевы в сравнении с другими вещами, которые мы потребляем. Представьте, что гениальный изобретатель выдумал таблетку, которой можно превратить галлон дистиллированной воды в бензин. Сколько вы захотите заплатить за такую таблетку? Большую часть последних полусотни лет ответ был бы таким: почти ничего, потому что галлон бензина обычно стоит примерно столько же, сколько и галлон дистиллированной воды.
Но Симмонс думает, что, если галлон бензина не менее ценен, чем, скажем, рикша, он и должен быть не дешевле рикши. Однако на нормальных конкурентных рынках — скажем, нефтяных или, как можно предположить, рынках рикш — цену определяет не абстрактная ценность, а то, сколько стоит снабжение. Дело в том, что предложение отличается высокой эластичностью в течение разумного периода времени. Если бы какая-то цена обеспечивала фирме огромные доходы, конкуренты помешали бы их получать, снижая цену. В ситуации высокой эластичности предложения то, насколько потребителям нравится товар, лишь определяет потребляемое количество. Вот почему вода, кислород и солнечный свет — чрезвычайно ценные продукты — практически бесплатны для потребителей: они поставляются бесплатно или за очень низкую цену. И вот почему мы при текущих ценах используем много газа и нефти, но не рикш.
Если стоимость доставки нефти внезапно подскочит, то цены, конечно, поднимутся. Но больше в краткосрочной перспективе, чем в долгосрочной, поскольку люди станут подыскивать заменители нефти. (Едва ли ими окажутся рикши, во всяком случае не в Соединенных Штатах.) Стоит ли нам волноваться по поводу пика нефтедобычи? Здесь ключевую роль играют три вопроса:
1. Поднимутся ли цены на поставку нефти?
2. Если поднимутся, то насколько?
3. Сколь эластичен спрос?
Джон Тирни выиграл пари: средняя цена за баррель нефти в 2010 году составила $80 (или $71, если пересчитать в доллары 2005 года). К сожалению, Мэтью Симмонс скончался в августе того же года в возрасте 67 лет. Однако, сообщает Тирни, «коллеги, занимающиеся его делами, изучили цифры и объявили, что я должен получить $5,000 от мистера Симмонса».
Убивает ли ожирение? (Стивен Дабнер)
Вокруг ожирения столько шума, что сложно отличить важное от второстепенного. Для пользы дела я иногда делю эту проблему на три разных вопроса:
1. Почему, по статистике, в Соединенных Штатах увеличилось число людей с лишним весом? Объяснений существует множество. Обычно говорят, что люди стали иначе питаться и вести менее здоровый образ жизни, да и понятие «ожирение» трактуется шире, чем раньше. Экономисты Шин-Йи Чоу, Майкл Гроссман и Генри Саффер изучили многочисленные факторы (число ресторанов на душу населения, размер порций, цены и т.д.) и пришли к предсказуемому выводу: рост проблем с ожирением в основном обусловлен широкой доступностью очень дешевой и очень вкусной еды. По их мнению, свой вклад вносит и отказ от курения, ведь никотин является стимулятором (помогая сжигать калории) и подавляет аппетит. Впрочем, Джонатан Грубер и Майкл Фрейкс сомневаются в том, что отказ от курения способствует полноте.
2. Как избавиться от ожирения? Благодаря этому вопросу существует индустрия физических упражнений и диет, приносящая миллиарды долларов. Достаточно беглого взгляда на список первых 50 книг на сайте Amazon.com, чтобы понять, сколь сильно люди хотят потерять вес: там и «Интуитивная еда: Революционная и эффективная программа», и «Избавиться от ожирения раз и навсегда», и «Ультраметаболизм: Простой план автоматической потери веса». Эти книги наводят меня на мысль, что все рассказы в человеческой истории, от Библии до последнего фильма о Супермене, построены по семи основным образцам. (Для любопытных: и в «Супермене», и в Библии явно реализуется одна модель. Младенец Супермен и младенец Моисей спасаются от верной смерти, так как отчаявшиеся родители сажают их в космический корабль / плетеную корзину; затем оба растут в чужих семьях, но не забывают о своем народе, а впоследствии сражаются за справедливость.) Теория семи образцов еще больше подходит к книгам о диете. Ведь в этих книгах говорится примерно одно и то же, пусть с небольшими отличиями.
3. Сколь опасно ожирение? Вот это вопрос вопросов. Обычно думают, что ожирение гигантской волной накрывает Соединенные Штаты, неся с собой медицинские и экономические беды. Однако все чаще можно услышать, что паника по поводу ожирения — проблема не менее серьезная, чем само ожирение. В частности, Эрик Оливер, политолог из Чикагского университета, написал книгу «Жир и политика: Откуда взялась эпидемия тучности» (Fat Politics: The Real Story Behind America’s Obesity Epidйmie). Он полагает, что в суждениях, касающихся этой проблемы, много лжи и дезинформации. Из анонса на задней странице обложки: «Несколько медиков, чиновников и исследователей, получавших деньги от компаний, которые работают в сфере фармацевтики и в индустрии потери веса, безосновательно определили более 60 млн американцев в разряд страдающих “излишним весом”, преувеличили риск тучности и пропагандировали идею, что это смертельная болезнь. Анализируя научные данные, Оливер показывает: по сути, доказательств того, что тучность влечет за собой столь многие болезни и смерть, как и того, что потеря веса делает людей здоровее, нет».
Тем не менее, даже если Оливер прав и если вынести за скобки вопросы 1 и 2, недавно тучность стала виновницей как минимум 20 смертей. В октябре 2005 года на озере Лейк-Джордж (штат Нью-Йорк) затонуло туристическое судно с 47 пассажирами на борту. 20 из них погибли.
Что случилось? Согласно докладу Национального совета по безопасности на транспорте, судно было перегружено: определяя грузоподъемность, туристическая компания использовала устаревшие представления о среднем весе пассажира. Предельное число людей на борту не было превышено, а вот их совокупный вес сильно превосходил допустимый. И когда туристы столпились на одной стороне корабля, чтобы рассмотреть окрестности, произошло несчастье. Если верить New York Times, туристическая компания исходила из старого стандарта (средний вес — 64 кг), хотя Национальный совет по безопасности на транспорте предупреждал о его ошибочности. Джордж Патаки, губернатор штата Нью-Йорк, сейчас установил новый стандарт: средний вес пассажира — 79 кг.
Юридические споры не стихают: все валят вину друг на друга. Кто-то называет случившееся «стихийным бедствием». Кто-то винит компанию, которая сделала судно таким, каким оно было. Странно, что никто еще не подал в суд на McDonald’s за излишне калорийную еду, которая стала причиной лишнего веса...
Даниэль Канеман отвечает на вопросы (Стивен Левитт)
Вскоре после публикации «Суперфрикономики» мне довелось обедать с Дэнни Канеманом (это было еще на заре нашего знакомства). «Мне понравилась ваша новая книга, — сказал Дэнни, — она изменит мир». Я просиял от гордости, но Дэнни еще не закончил: «Она изменит мир — и не к лучшему».
Он не единственный, кто так думает, но лишь он сказал мне это в лицо!
Если вы о нем не слышали, объясню. На свете нет другого человека, который, не будучи профессиональным экономистом, оказал бы на экономику столь сильное влияние. Даниэль Канеман — психолог и единственный неэкономист, который получил Нобелевскую премию по экономике (за новаторские исследования в области поведенческой экономики). Не будет преувеличением сказать, что он входит в полусотню крупнейших экономических мыслителей всех времен и в десятку крупнейших экономических мыслителей нашего времени.
В последующие годы я неплохо познакомился с Дэнни. Всякий раз, когда я его слушаю, я узнаю что-то новое. На мой взгляд, его особый дар состоит в способности увидеть очевидное, которое не было очевидным, пока он не обратил на это внимание.
А сейчас он написал замечательную популярную книгу под названием «Думай медленно... Решай быстро» (Thinking, Fast and Slow). Это увлекательный экскурс в мир поведенческой экономики и вообще книга, говорить о которой будут еще долго.
Дэнни любезно согласился ответить на вопросы читателей нашего блога (я чуть-чуть перефразировал их). Вот его ответы:
Вопрос. Вы, как и другие исследователи, доказываете, что мы зачастую принимаем иррациональные решения. Но может ли наука подсказать способ быть более рациональным? Пробовали ли вы это сами?Ответ. Да, конечно, пытались многие. Но работа над собой здесь особых результатов не даст, хотя и полезно снизить темп, когда ставки высоки. (Однако ценность даже этого совета оспаривается.) Зато в организациях можно улучшить процесс принятия решений.Вопрос. Что говорят ваши исследования о риске такого рода, на какой пошли администраторы в Пенсильвании, когда решили не предавать огласке сексуальные преступления футбольного тренера Джерри Сандаски?Ответ. В подобном случае неприятности от немедленной огласки фактов серьезны, незамедлительны и очевидны. Напротив, отложить дело в долгий ящик чревато бедой, но эти последствия неопределенны и могут даже не возникнуть. Наверное, так и начинаются многие умолчания. Но если люди будут считать, что попытка утаить что-либо выйдет им боком (как было в данном случае), таких случаев станет меньше. В этом смысле решительные действия университетского совета, видимо, окажут позитивное влияние.Вопрос. Вы сказали Левитту, что «Суперфрикономика» изменит мир к худшему. Что вы имели в виду?Ответ. Ничего серьезного. Это была шутка по поводу технологических решений проблемы глобального потепления, которые обсуждались в «Суперфрикономике». Позитивное описание некоторых решений способно навести читателя на мысль: раз с проблемой столь легко справиться, она не особенно серьезна.Вопрос. Как ваши исследования и книги помогают улучшать решения в сфере медицинского обслуживания (идет ли речь о спросе или о предложении)?Ответ. Ни решения пациентов, ни решения медиков не изменятся, если не изменить обстановку, в которой они действуют. Стимулы гонорарного способа оплаты велики, и сильна социальная норма, согласно которой здоровье бесценно (особенно если за него платит третья сторона). Психология поведения и рычаги поведенческой экономики помогут спланировать переход к более качественной системе. Необходимо задаться вопросом: «Как облегчить врачам и пациентам изменения в желательном направлении?» С этим связан другой вопрос: «Почему они еще не хотят перемен?» Если задуматься, зачастую можно увидеть, что изменения условий, среды, не требующие больших денег, способны существенно изменить поведение. (Например, мы знаем, что люди более склонны платить налоги, если верят, что окружающие тоже платят налоги.)Вопрос. Что вы можете сказать о взаимосвязи между счастьем и удовлетворением?Ответ. Вообще говоря, быть счастливым (в какой-то момент) и быть удовлетворенным — не одно и то же. Обычно люди счастливы, когда проводят много времени с любимыми, и удовлетворены, когда достигают общепринятых целей (например, высокого дохода и стабильного брака).Вопрос. Как объяснить в целом неглупым людям, отвергающим научные идеи и факты, что нужно с ними считаться?Ответ. Полезно отличать содержание мыслей от механизмов мышления. Одни предубеждения (например, предвзятые мнения, ненаучные взгляды, конкретные стереотипы) связаны с содержанием и обычно обусловлены культурным контекстом. Другие (например, нежелание считаться со статистикой, признавать неопределенность и общая наша склонность к стереотипам) суть неизбежные побочные эффекты обычных психологических механизмов.Вопрос. Когда женщины пытаются работать в «мужских» профессиях, мешает ли им то обстоятельство, что среда требует от них более серьезных умственных усилий?Ответ. Когда человек старается произвести впечатление, это и впрямь требует умственных усилий и отрицательно сказывается на качестве. И чем более старается, тем больше усматривает в отношении окружающих гендерную подоплеку (подчас ошибочно), что только ухудшает ситуацию. Однако надежда есть: человек меньше думает о производимом впечатлении, когда работает в стабильной среде и общается с людьми, которых хорошо знает. Вообще тенденции внушают оптимизм: мужчины все лучше воспринимают женщин в этих ролях, а женщины все чаще идут в профессии, которые ранее считались мужскими. Будущее должно быть лучше, чем прошлое.
Опасности технологии: подвохи айпада (Стивен Дабнер)
Последнее время я часто читал книги на айпаде с помощью приложения Kindle. Это очень удобно, особенно для отдыха.
Но на днях вышел казус. Находясь в отпуске с семьей, я взялся читать старый спортивный детектив под названием «Сорок из Северного Далласа» (North Dallas Forty). Весьма динамично: футбол, наркотики... А рядом свернулась моя девятилетняя дочка с книжкой «Люди-куклы». В какой-то момент она заглянула в мой текст: посмотреть, что я читаю. И как раз попала на слово из четырех букв!
— Ой, — сказала она, — это плохое слово.
— Да, — ответил я, — плохое.
И тут, из какого-то детского родительского инстинкта, я закрыл плохое слово большим пальцем. Уж не знаю, чего я испугался и чего пытался достичь. Ведь дочка уже видела слово! Пальцем не сделаешь так, чтобы она его «развидела». А если бы и была такая возможность, что толку?
Но палец не только скрыл слово от ее взора. Коснувшись экрана, он открыл словарное определение!
НЕЦЕНЗУРНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ. (Глагол.) [Переходный.] 1. Иметь сексуальную связь с кем-либо.
«ОСОБОЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ» [Непереходный.] (о двоих людях) Иметь сексуальную связь.
2. Испортить что-либо.
Удружили! Очень познавательно. Воистину, технология, ты — меч обоюдоострый.
Что ж, поделом: не надо было так глупо ... (нецензурное выражение) бояться, что дочка увидит проклятое слово.
Без лишнего риска (Стивен Левитт)
На днях мы с экономистом Джоном Листом, моим другом, были в Лас-Вегасе и наведались к букмекерам. Поскольку мы оба живем в Чикаго и у обоих есть дети, увлекающиеся бейсболом, мы решили поставить небольшую сумму на Chicago White Sox. Поболеем, а дети будут открывать утреннюю газету, чтобы узнать, как сыграла команда.
Никакой особой инсайдерской информацией о Chicago White Sox мы не располагаем. Ставка — лишь развлечение.
Мы не боимся риска и, предложи букмекер честную ставку (как в случае, когда монетку подбрасывают), могли бы поставить крупную сумму. Скажем, $10000, а то и больше.
Однако где вы видели таких букмекеров? В данном случае речь шла о том, сколько игр Chicago White Sox выиграют в течение сезона. И тут комиссия, то есть букмекерский навар, составляла около 8%. Мы решили, что при таких ценах ограничимся $2500. 8% этой суммы — $200; другими словами, мы были готовы заплатить букмекеру $200 за саму сделку.
Мы подошли к окошечку и заявили о своем желании поставить $2500 на то, что Chicago White Sox выиграют в этом году более 84,5% игр.
Но нам ответили, что максимальная ставка составляет $300.
Что?!
Мы спросили, в чем дело, и сотрудница позвала менеджера, который объяснил причину: казино «не хочет слишком сильно рисковать с этим видом ставок».
Но ведь казино — часть Caesars Entertainment, крупнейшей в мире сети игорных заведений, годовой доход которой приближается к $10 млрд. И эта сеть не дает нам заплатить $200, чтобы поставить $2500?
Чего доброго, дальше запретят ставить $2500 на «черное» в рулетку. В конце концов, чем это отличается от нашего пари по поводу выигрышей Chicago White Sox — бросания монетки, на котором казино и так неплохо нагреет руки?
Что за безумие! И даже странно: ведь Caesars Entertainment — одна из немногих больших компаний, которой управляет экономист. Причем это Гари Лавмен, который привнес дельный экономический подход во многие стороны деятельности компании.
Не будь я экономистом, надо было бы податься в букмекеры. Интересно, принимают ли резюме в Caesars Entertainment?
Почему закрывать покерные сайты было ошибкой (Стивен Левитт)
Американские власти недавно закрыли три больших покерных сайта для американских игроков. Есть четыре причины, по которым этот шаг ошибочен:
1. Запреты, из-за которых страдают прежде всего потребители, обычно неэффективны. И запрет интернетного покера не исключение.
Когда есть покупательский спрос на какой-либо товар или услугу, репрессии в отношении поставщиков почти ничего не дают. Яркий пример — наркотики. Американцы хотят кокаина. На протяжении 40 лет «войны с наркотиками» мы затратили колоссальное количество средств, арестовывая наркодилеров. (Вопреки расхожему мнению, самих наркоманов наказывают относительно мало. По моим оценкам, 95% тюремных сроков получают наркодилеры, а не наркоманы.) Но мешать поставкам, особенно когда спрос на товар неэластичен, — мера неэффективная. Можно перекрыть кислород нынешним поставщикам — появятся другие, поскольку есть спрос. Откуда я знаю, что закрывать покерные сайты было бессмысленно? Через полчаса после того, как мне закрыли аккаунт на Full Tilt Poker, сайте одной из больших компаний, пострадавших в результате жестких мер, я завел аккаунт на менее крупном покерном сайте, без проблем внеся $500 через кредитную карточку.
2. В сравнении с выигрышем потребителя, возможным благодаря интернетному покеру, все внешние факторы незначительны. Власти должны вмешиваться в тех случаях, когда дело обстоит противоположным образом.
Американцы любят покер. Американцы платят миллиарды долларов в год, чтобы играть в него онлайн. Не будет преувеличением сказать, что в покер по Интернету играли более 5 млн американцев, а профессиональные игроки стали знаменитостями. Типичный интернет- игрок в покер никому не вредит, как и типичный кинолюбитель или болельщик. Есть, правда, завзятые игроманы, чья страсть недешево обходится другим людям. Однако в интернет-покере легко устанавливаются лимиты на количество денег, которые можно переслать за определенный период, и таким образом аддиктивное поведение регулируется лучше, чем в покерных казино.
3. С нравственной точки зрения власти ведут себя непоследовательно: с одной стороны, смотрят на азартные игры сквозь пальцы и даже получают с них доход, с другой — объявляют борьбу с интернет-провайдерами покера.
Было бы понятно, если бы власти — по причинам, с которыми я не согласен, — последовательно выступали против любых азартных игр. Однако государство неплохо наживается на доходах с игорного бизнеса: и через лотереи, и через санкционированные казино. Какие уж тут высокие моральные устои! Конечно, желание властей собирать налоги с азартных игр объяснимо. Однако делать это нужно не путем запретов, а через создание системы правил, благодаря которым государство будет получать свой кусок пирога. Для всех заинтересованных сторон такая система эффективнее, чем нынешний подход.
4. Онлайн-покер не противоречит даже нынешнему закону.
Хотя лично я считаю, что логика, лежащая в основе Правоприменительного акта о незаконных азартных играх в Интернете, оставляет желать лучшего, закон есть закон. Однако, согласно самому же этому акту, его положения применимы только к играм на удачу, а не к интеллектуальным играм. Если вы когда-либо играли в покер, для вас очевидно, что это игра интеллектуальная. Но если вам нужны дополнительные аргументы, отсылаю вас к статье «Роль умения и удачи в покере», которую я написал совместно с Томом Майлсом, профессором юридического факультета Чикагского университета. В ней мы использовали данные Мировой серии покера 2010 года, чтобы доказать очевидное.
Цена страха перед незнакомцами (Стивен Дабнер)
Что общего между Брюсом Пардо и Атифом Ирфаном?
Если вы не знаете, кто они такие, переформулирую вопрос.
Человек европейской внешности вырядился в Санта-Клауса, убил бывшую жену и ее близких, а затем наложил на себя руки. Мусульманин был снят с рейса AirTran по подозрению в терроризме. Что общего у этих людей?
Ответ: намерения обоих были поняты неправильно. Человек, опасный для людей, знавших его, не казался опасным. Человек, который показался опасным людям, не знавшим его, был вовсе не опасен.
Как мы увидим, это бывает сплошь и рядом. Но прежде чем продолжить, сделаю небольшое отступление.
Пардо был прихожанином, в котором никто не подозревал маньяка-убийцу. «То, о чем рассказывали в новостях, — это словно не он сделал, — говорит друг семьи. — Я просто потрясен, совершенно потрясен. В голове не укладывается, что он мог так поступить».
Ирфан, уроженец Детройта и адвокат по делам налогообложения, проживающий с семьей в Александрии (штат Виргиния), летел из Вашингтона во Флориду. Говорят, он обсуждал с братом, какие места на самолете «самые безопасные». Представитель AirTran объяснил журналистам из Washington Post: «...Окружающие услышали и неправильно поняли эти слова... Эти люди — мусульмане с мусульманской внешностью. Все как-то пошло-поехало, и были приняты меры». «Меры» состояли в том, что Ирфана и его семью сняли с рейса и вызвали ФБР. В результате допроса ФБР быстро установило, что это не террористы, но авиакомпания все равно отказалась везти их во Флориду!
Итак, кого вы больше боитесь: американскую мусульманскую семью, о которой ничего не знаете, или человека из вашей церкви, который только что развелся?
Как мы уже писали, большинство людей не умеют оценивать риски. Люди переоценивают вероятность ужасных, но редких происшествий и недооценивают вероятность событий столь же опасных, но повседневных. Человек может больше всего на свете бояться теракта и коровьего бешенства, хотя ему лучше бы опасаться инфаркта (и принимать меры) и сальмонеллеза (и получше мыть кухонную доску).
Почему мы боимся неизвестного больше, чем известного? На этот вопрос здесь вкратце не ответишь, да я и не знаю, как отвечать, но, возможно, дело в эвристических правилах, используя которые наш мозг решает проблемы, и в том, что эти правила опираются на информацию, уже содержащуюся в памяти.
А что откладывается в памяти? События аномальные, странные, необычные и непривычные, возможно, глобальные. Они прочно оседают в сознании, и мы начинаем считать их если не типичными, то как минимум вероятными, тогда как на самом деле они чрезвычайно редки.
Это возвращает нас к Брюсу Пардо и Атифу Ирфану. Кто не боялся Пардо? Друзья и родственники. Кто боялся Ирфана? Люди, которые его не знали. Все всё поняли превратно. В целом мы боимся незнакомцев больше, чем надо бы. Вот несколько интересных фактов:
1. В Соединенных Штатах убийства в три раза чаще совершаются людьми, которые знакомы с жертвами, чем людьми, которые с жертвами незнакомы.
2. 64% женщин, ставших жертвами насилия, знали насильников, и 61% женщин, ставших жертвами нападения при отягчающих обстоятельствах, знали нападавших. (Напротив, на мужчин чаще нападают люди, которые им неизвестны.)
3. А как насчет похищения детей? Разве его не совершают чаще всего незнакомцы? В 2007 году в журнале Slate была опубликована статья, в которой содержалась следующая статистика по пропавшим детям: 203 900 случаев составляли семейные похищения, 58 200 случаев — несемейные похищения, и только 115 случаев были «стереотипными похищениями», то есть, согласно определению в одном из исследований, «несемейными похищениями, когда ребенка похищает малознакомый или совсем незнакомый человек, задерживает на ночь, увозит как минимум на 75 км и держит ради выкупа или с целью оставить ребенка себе либо убить».
Поэтому в следующий раз, когда мозг будет вселять в вас страх перед незнакомцем, попытайтесь держать себя в руках. Разумеется, это не означает, что теперь надо бояться друзей и близких — если, конечно, вы не дружите с человеком вроде Берни Мейдоффа. Не будем забывать, что в эту величайшую аферу в истории были вовлечены главным образом друзья. А если у вас такие друзья, какие еще нужны незнакомцы?
