К жизни, которая сейчас, спустя много десятилетий, кажется «неподъемной», их готовила сама жизнь. Могла ли она, седьмая в большой крестьянской семье из лужской деревни Большое Конезерье, прохлаждаться, лениться, когда вокруг столько дел? Успевала и маме по хозяйству помогать, и выходила на полевые колхозные работы, и в школе не отставала. Семилетка, которую закончила Катя в свои шестнадцать, по тем временам значила много.

За трудолюбие, расторопность, исполнительность, привитые в детстве, ее полюбила семья, в которой она служила домработницей, переехав в Ленинград. И когда главу семьи переводили в Москву, Катю не только брали с собой – ее долго упрашивали, но она решила твердо: останусь в Ленинграде. Здесь работала старшая сестра, здесь подруги, и совсем недалеко до родных мест. Так же не отпускали ее и на новой работе – в средней школе, где кроме обязанностей завхоза она получала деньги в банке, приносила в положенные дни зарплату сотрудникам. Доверие немалое для молодой девушки, да еще и новичка в коллективе. Но отпустить пришлось – отношение о переводе было из УВД Ленинграда.

В 1939 году в городе шел набор парней и девушек, годных по состоянию здоровья, на учебу регулировщиками уличного движения. В школе новую сотрудницу хвалили, обещали повышение, но не лежала у Кати душа к этой работе. В отдел регулирования уличного движения – ОРУД – отправилась она вместе с двоюродной сестрой. Прошла медкомиссию, а сестру «завернули» по зрению. Так в трудовой книжке девушки появилась запись: «Управление милиции г. Ленинграда. Принята на должность регулировщицы ОРУД 4 апреля 1940 г.».

Начались дни учебы. Не такой простой оказалась предстоящая служба. Столько надо знать! Правила уличного движения, очередность пропуска транспорта, марки машин, действия в сложных ситуациях… И все это знать твердо, основательно, чтобы, оказавшись на посту, в потоке транспорта, распоряжаться четко, решительно – водители и пешеходы должны видеть регулировщика собранным, уверенным в своих действиях.

В общежитии тщательно подогнала летнее обмундирование. Гимнастерка и юбка должны сидеть ладно, по фигуре; в меру затянут ремень, начищены сапоги. Не раз подходила к зеркалу, осматривала себя в полный рост – в те годы к внешнему виду регулировщиков предъявлялись особые требования. С утра до ночи на многолюдных перекрестках они, регулировщики, были лицом ленинградской милиции.

Дивизионы ОРУДа располагались в общежитии по этажам. Их третий дивизион занимал, соответственно, третий этаж. Тут же была столовая, на улице – площадка для построений. На первом этаже располагался первый дивизион – только мужчины, дежурившие на постах правительственных маршрутов. Поначалу в казарменной жизни многое было непривычно, но вскоре втянулась, по душе пришелся жесткий распорядок армейского быта: везде чистота, аккуратность, не может быть и речи, чтобы разбросать вещи, кое-как заправить постель…

Позади недели учебы на курсах, стажировка, когда вместе с регулировщицей-наставницей выходила на пост, внимательно слушала объяснения, присматривалась, набиралась уверенности в действиях. Приближался день первого самостоятельного дежурства… Каждое утро на построении третьего дивизиона капитан Ламбехо проходил вдоль своего «войска» из пяти взводов, осматривал внешний вид, давал оценку вчерашнему дежурству, знакомил с оперативкой. Отсюда с построения регулировщики отправлялись на свои посты. Приходилось дежурить молодой регулировщице и на Литейном, где часто проезжали машины с большим начальством. Катя издали узнавала эти автомобили – приветствовала, как положено по Уставу.

Дежурства начинались в 8 утра. Трель свистка, поворот налево, направо, четкие команды жезлом. Минута за минутой, час за часом – и в зной, и в ненастье… В дождь набрасывала на плечи накидку, не покидала пост – движение ведь не прекращалось. Ей нравилась постовая служба, воинский, можно сказать, быт, привычка обходиться малым. Позавтракав рано утром, прихватив с собой разве только булочку, на весь день отправлялась на дежурство. Если в середине дня на 15–20 минут появлялся подменный, можно было забежать в столовую, взять стакан чая. (Привычка терпеть, обходиться без еды по 8–12 часов осталась у Екатерины Ивановны на всю жизнь – быть может, потому не так угнетал голод в блокаду.) Ее уже знали многие ленинградские шофера. Проезжая мимо, приветствовали, сигналили – тогда сигналы были разрешены. Донимала пыль – целый день посреди мостовой, в потоке легковых, грузовых машин, «лошадиных сил». Гужевого транспорта в довоенном Ленинграде было немало.

Сдав пост, заходила в дежурную часть, докладывала, кому сдала смену, и торопилась в душ – смывать дневную пыль. А утром – снова построение, новое дежурство. Город – огромный, многоголосый, шумный, пыльный – с каждым днем становился ближе, родней, без него она уже не могла представить свою жизнь. С шоферами у нее сложились товарищеские отношения. Спуску нарушителям не давала: отругает, сделает внушение, предупредит и отпустит без штрафа, «под слово». Иные сами просили: «Товарищ милиционер, накажите, оштрафуйте!». Но молодая регулировщица чувствовала: штраф вроде как погашает проступок, и он скоро забудется, а там – жди новое нарушение. А вот серьезное внушение, да если еще водитель дал слово, надолго останется в памяти. Молодые ребята-шофера были народ совестливый, лихачей-хулиганов тогда почти не водилось. ДТП случались по неопытности, нетвердому знанию правил. Конечно, без штрафов нельзя, но только в том случае, если наказание идет на пользу.

Незаметно подступили холода (а в конце 1930-х – начале 1940-х зимы стояли морозные). Регулировщикам выдали положенные валенки с галошами, шапку-ушанку, фуфайку, шинель, рукавицы. Но Катя связала рукавички себе сама – вспомнила бабушкино ученье… И все же даже в таком обмундировании выстоять восемь часов в январской морозной мгле ей – молодой, крепкой – было нелегко. Закоченевшая, вся в инее, вваливалась в теплую чайную, с трудом брала в руки горячий стакан, отпивала глоток за глотком обмороженными губами – и снова на мороз. Эти теплые чайные вспоминала она потом не раз в блокадные зимы…

Первый отпуск полагался ей весной. И она отгуляла его, довоенный отпуск, в родной деревне. Форма, сапоги остались в общежитии – в двадцать лет так хочется пройти по родной улице в новом платье… Это была ее весна прощания с юностью. А молодость занесла в свои формуляры война.

Еще не громыхали вражеские орудия у стен Ленинграда, не падали бомбы на дома, школы, заводские корпуса, а уличная жизнь менялась с каждым днем. Колонны пехотинцев в полном снаряжении, потоки военных машин, телеги, повозки беженцев. Вскоре начались бомбежки – первые пожары, первые жертвы. Машины «скорой помощи», пожарные автомобили регулировщики пропускали в первую очередь. Приходилось изменять направления транспортных потоков – на некоторых улицах, проспектах, особенно в южной части города, появились баррикады, противотанковые надолбы.

Осенью бомбежки и артобстрелы стали ежедневными; когда снаряды ложились совсем близко, Катя покидала пост, но так, чтобы не терять его из виду. На стенах домов появились непривычные надписи: «Внимание! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».

С конца ноября стала действовать Военно-автомобильная дорога № 101, ставшая знаменитой Дорогой жизни. Движение в городе оживилось: переброска войск, снабжение воинских частей, подвоз горючего, боеприпасов – все легло «на плечи» автотранспортников. Прибавилось работы регулировщикам. Мелкие грузы перевозились гужевым транспортом – на телегах, платформах, а когда вьюги и метели занесли блокадный город, заскрипели полозьями деревенские сани. (На таких санях по едва замерзшей Ладоге в ноябре 1941 года на западный берег были доставлены первые тонны муки, а в конце мая 42-го по залитому водой льду перевезли бесценные 60 тонн лука.)

После дежурства (регулировщики несли вахту в две смены) девушек нередко вызывали по тревоге. Ехали на машинах или добирались пешком туда, где нужна была их помощь: участвовали в тушении пожаров, разборке завалов, стояли в оцеплении вокруг разбитых магазинов, складов.

В госпиталях, которых в блокадном Ленинграде было немало, не хватало крови для переливания раненым; Катя откликнулась на призыв, стала донором. А тиски голода становились все беспощадней, все смертельней. Однажды утром в орудовской столовой при общежитии паренек, сидевший напротив Кати со своей кружкой, вдруг качнулся, уронил голову. Оказывать помощь было уже поздно…

После прорыва блокады в 1943 году руководство УВД приняло решение направить группу регулировщиц на курсы шоферов. Автомобильный парк города, фронта быстро пополнялся отечественными машинами, а также поступавшими по ленд-лизу, шоферов не хватало. Молодежь по призыву направляли в армию, на фронт, на флот, автотранспорт испытывал нехватку кадров. В 1943 году на улицах, проспектах Ленинграда стали действовать электрические светофоры, регулировщики дежурили теперь только на сложных перекрестках и правительственных маршрутах.

Комиссар УВД (в милиции тогда не было звания генерала) спросил девушек: «Согласны стать шоферами?». Катя ответила за себя и за всех: «Если Родине надо – туда и пойдем!». Их готовили 3 месяца; учили не только правила движения, но и основательно проходили материальную часть. На фронтовых дорогах шофер сам и слесарь, и электрик, и карбюраторщик… После курсов Катя работала в разных подразделениях УВД, в том числе и в уголовном розыске. Возила оперативников на задания на «газике» – легковых машин не было, да и не проходили они по ямам, колдобинам, снежным заносам. Из-за нехватки горючего грузовики переводили на чурки – это топливо худо-бедно всегда было под рукой.

В 1944 году, после освобождения Пскова, навсегда запомнилась служебная поездка в Порхов. Вместо распаханных полей, лугов, перелесков, хуторов, деревень – картины, знакомой с детства – бетонные заграждения, противотанковые рвы, пепелища, пожарища… Опустошенная, безлюдная земля – отступая, оккупанты угоняли в рабство женщин, детей, стариков.

Сколько страданий принес враг на отчую землю, сколько еще предстояло боев, сражений за освобождение Родины! Накануне Дня Победы Екатерина Ивановна поехала в командировку в Лугу, в подсобное хозяйство УВД. Лугу проезжала рано утром, и там из репродуктора услышала сообщение, которое все, от мала до велика, ждали четыре года! С этой вестью она и приехала в совхоз, подняла всех на ноги.

Нынешнему поколению трудно понять меру радости и скорби, переполнявших их сердца. Погиб на фронте Борис, старший брат Кати, сражались с захватчиками братья Василий и Григорий, трудилась в блокадном Ленинграде старшая сестра Татьяна… В Петербурге нового столетия, на его проспектах и улицах, где движение привычно регулируется светофорами, а информация о заторах передается на музыкальных радиоканалах, уже не увидишь регулировщика с полосатым жезлом. Они появляются только в случае выхода из строя электроники или проезда правительственных машин.

В блокадном Ленинграде, на Дороге жизни сотни девушек-регулировщиц днем и ночью несли тяжелую опасную службу – под бомбежками, обстрелами, в морозы, на пронизывающем ветру. Об их подвиге, как и о мужестве блокадных шоферов, должны знать потомки.