Предвоенное поколение… Дети тех, кто прошел сквозь огонь Гражданской, поднимал страну из руин, выводил ее в первый ряд индустриальных держав. Перенесшие неимоверные лишения двадцатых, все лучшее отдавали они детворе.

В 1941 году было ей, Наташе Серковой, всего пятнадцать. Обычная ленинградская семья: папа, Алексей Дмитриевич Серков, служил бухгалтером, мама, Зинаида Васильевна, вела домашнее хозяйство. После школы спешила Наташа по Вознесенскому проспекту домой, чтобы скорей за уроки, а после – кружки… Увлекалась, как многие сверстники, музыкой, хореографией, решала, в какой готовиться институт.

На лето ленинградские дети выезжали в Лугу, Вырицу, Гатчину. Город без детворы казался тихим, пустым. Наташа отдыхала в Толмачёво. В Ленинград она вернулась на четвертый день войны. Поезда ходили уже не по расписанию, состав, похоже, накануне попал под бомбежку – в крыше вагона зияли пробоины. На Варшавском вокзале ее встретила мама…

Ленинград стал городом-фронтом. Мужчины – от пожилых питерцев до безусых пареньков – записывались в ополчение; оставшиеся, в основном женщины и подростки, возводили оборонительные укрепления. Заблаговременно, на случай бомбежек, поднимали на чердаки бочки, воду, песок. (Ленинградцы, когда вскоре на город посыпались тысячи «зажигалок», не были застигнуты врасплох, массовых пожаров не случилось.) В густонаселенном Октябрьском районе противопожарная подготовка началась с первых дней войны. И Наташа вместе с другими подростками помогала взрослым.

Учебный год 1941 года в их школе продлился всего одну неделю. 8 сентября, с началом блокады, занятия отменили – часть одноклассников вместе с родителями, пока было железнодорожное сообщение, отправились в эвакуацию, мужчины-преподаватели ушли на фронт. Начались бомбежки, артобстрелы… Наташа вместе с другими подростками дежурила и наверху, на крышах, и внизу – у парадных ворот, чтобы ни один посторонний не смог проникнуть незамеченным в дом. (События в картине «Зеленые цепочки», снятого на «Ленфильме» в 70-годы, не выдуманы – диверсантов враг забрасывал в город немало, бóльшая их часть была обезврежена с помощью населения.)

Бомбоубежище в их доме № 41 на Вознесенском проспекте находилось в прачечной. Вначале укрывались там при воздушной тревоге, потом привыкли, уходили из комнаты в коридор – взрывной волной могло выбить стекла, ранить. Папа воевал на Ленинградском фронте, в семье остались женщины. Обе бабушки с осени переехали к ним, на Вознесенский – чувствовали, какая страшная надвигается зима.

Октябрьские вечера уже встречали без электричества, при свечке, но главная забота была – дрова. Обычно их покупали на зиму осенью, кололи, складывали в сарайчике, которые лепились во всех ленинградских дворах. Осенью 1941 года, когда ни днем, ни ночью не прекращались жестокие бои на Пулковских высотах, на окраинах Колпино, у Невской Дубровки, никто, конечно, не привез дрова в ленинградские дворики – город остался в зиму без топлива. Тепло и вода… Ее тоже надо было добывать на четверых. На Садовой, возле пожарной части, работал кран – сюда с ведрами, банками, кастрюлями из окрестных кварталов тянулись стар и мал. С наступлением морозов одно время брали воду в подвале дома на Вознесенском, 55. (В памяти Натальи Алексеевны на всю жизнь сохранились эти блокадные адреса.) Потом по снегу тропинка протянулась до Невы…

Согревала, поддерживала их жизнь «буржуйка», установленная в комнате. Печку сохранила бабушка со времен революции – и вот пригодилась снова. Осенью Серковым удалось разжиться обрезками досок, рейками – хранили на кухне этот драгоценный запас. Иногда Зинаиде Васильевне удавалось выменять немного овса (лошади в городе составляли важную транспортную силу, и с мирных времен остался запас фуража).

Ноябрь начался снегами и морозами. Одевшись потеплее, Наташа отправлялась с карточками на Вознесенский, 39 – в «свой» магазин. Жители районов были закреплены за торговыми точками. 500, 300, 250, 125 граммов… Пайки сырого, липкого хлеба становились все меньше и меньше.

В памяти ее остались блокадные вечера, комната, освещенная огоньком коптилки, голос диктора из репродуктора. Радио работало надежно, хотя бомбежки и артобстрелы обрывали линии, но их быстро восстанавливали. Была у Серковых небольшая семейная библиотека – по очереди читали вслух Пушкина, Гоголя, Некрасова…

Блокадная петля смертельно затягивалась на горле слабевшего от голода города. Страшный декабрь с его 125 граммами и лютыми морозами, казалось, никогда не кончится… Самые радостные дни – когда от папы приходила с фронта весточка. Какими путями добирались с передовой эти заветные треугольники?.. В квартиру письма приносил дворник, хорошо знавший семьи своего участка.

Дни тянулись в череде привычных забот – получить хлеб, принести с Невы воду. А сил становилось все меньше и меньше. В марте, когда немного потеплело, отступили морозы, открылась колонка на Садовой, 55. Путь за водой стал короче… На Большую землю их семья эвакуировалась 12 апреля. Дорога жизни первой блокадной зимы закрывалась. Выехали на лед рано утром, часа в четыре, потому что с шести, как по расписанию, начинались вражеские налеты. Ладожский лед был покрыт водой – машина гнала перед собой волну, как лодка.

Эвакуация была ближней – в Ярославскую область, в один из колхозов. Тяжелый, непривычный для горожан крестьянский труд. Покосы, уборка хлеба, льна, скирдование, заготовка картошки. Там же, в Ярославской области, Наташа поступила в сельскохозяйственный техникум, потом перевелась в Рыбинск, в речной – его и закончила как судостроитель-корпусник… В ЦКБ завода «Радиоприбор» прошла ее трудовая жизнь. Техническое образование получил и сын, Михаил Андреевич, ныне уже кандидат наук; два внука Натальи Алексеевны – Михаил и Алексей – студенты Политехнического, готовятся стать инженерами.

Немало всего – и радостного, и печального – вмещает в себя человеческая жизнь. Нет Варшавского вокзала, с которого Наташа уезжала в Толмачёво радостной беззаботной девчонкой и вскоре вернулась обратно в пробитом осколками вагоне. По-иному, в рекламных вывесках, смотрится Вознесенский проспект – сколько хожено здесь в блокадную стужу! Изменилась Сенная площадь – вовсе ее не узнать… Но так же синеет июньское небо Балтики, вольно плывут по небу белые облака, зеленеют во дворах, сквериках послевоенной посадки клены, тополя… Хочется верить, что время не сотрет в памяти поколений великий подвиг ленинградцев, и потомки смогут на мемориальных досках, табличках прочесть, что к этому дому морозной зимой 1942 года тянулись взрослые и дети за водой, а здесь, в булочной на Вознесенском, 39, получали бесценный паек блокадного хлеба…