«В послушании о Христе почтеннейшему Тимофею и братии, мир и Божие благословение.
Приятное письмо ваше, посланное чрез брата А. С., имела удовольствие получить; и читав оное, не могла не вспомнить слов, что всуе путь, аще не благословит Бог. Вы, направя стопы ваши на путь мирен к необуреваемому пристанищу, благополучно достигли, настигши на пути старца, хотя безмолвна, но внутрь сердца снабденна и Богом благословенна, коего древний посох указывал вам путь к вечно тихому пристанищу в Саровском Иерусалиме. Сие напутствие Божие весьма сходно с принятым вами намерением. И должно заметить, что на путь правый указует идущим не скитающийся в мирской прелести, ищущий спокойствия телесного, переходя из града в другой; но напутствуемый чрез Христа старец, хотя в раздранном рубище и хладный телом, но теплый верою и, безмолвствуя языком в мире, отверст устами в обители внутренней, затворивший уста, как бы дверь хижины теплой от охлаждения и дабы не вшел тать похитить сокровище, аще даде ему Господь. Сего старца, напутствующего вас, увидя из письма, не могла я не чувствовать истинной веры, что севший с вами, сей провожающий на служение Богу, избранник от Христа Спасителя нашего, человек потаенного сердца в неистлении молчаливого духа и слова его внутрь; дабы доказать верующим, что избравших лучший конец жития и преходящих путь остатки жизни в вере и неленостном послушании для достижения спасения будет благословлять Сам Отец Небесный, яко напутствующий вас старец, от коего все мимоидущие смиренно просят Божия благословения, яко слабые суть в мире, во брани плоти и крови и с духи злобы.
Вы же, видев совесть свою как бы в зеркале, и приняв несение креста Спасителя нашего, обещая послушание нести его и далее, дондеже укажется место и время сложить его, страшитесь сбросить его с себя, угождая побуждениям плоти, в коей часто бывает и враг владыкою. Но достигши спокойствия совести и будучи наставляемы отцом Александром, не страшитесь мирного возмущения со стороны родственников, имея Отца и Матерь, иже на Небеси. Впрочем, хотя дядя, сестры и прочие родственники в неудовольствии по свойству плотскому, и мятутся, яко в мире ища наказаний, но вспомните родителей К. Д-ча, незлобствующих о спасении ближнего. Может быть, Бог смирит сердца и ваших родственников, если веры утверждение не поколеблется в сердце вашем и не сделаете отступления, дав себя исхитить волку из стада Христова и растерзать среди прелестьми ослепленных.
Иона брат, утешающий жизнию, несущий троепослушание с терпением, и К. Д., трудившийся с вами в хлебне, Вы пишете: общелюбимы строителем и пустынниками, пекущимися о вашем назидании душевном. Дай Бог, чтобы с любовию сей почтенной о Христе братии преходили вы трудности послушания для тела к облегчению и спасению духа, достигая при черном покрове главы блистающего на оную венца от Спасителя мира. Видев же вас, не сетующих и без уныния, благодарящих Господа нашего, прошу вас смиренно писать мне впредь при случаях о продолжении жития вашего. Я же при молитве как духовно, так и телесно здрава. И прошу читать письмо вместе, дабы цепь дружества вашего была тверже. Впрочем, желая вам душевного и телесного здравия и Божия благословения, имею честь быть, грешная монахиня Досифея.
29 октября 1805 года».
В «Русских Достопамятностях» при описании Ивановского монастыря в Москве сказано о старице Досифее следующее: «Сюда прислана была в 1785 году, по секретному повелению императрицы Екатерины II, одна женщина не старых лет, по-видимому, знатного происхождения. Неизвестно, какое было ее в свете значение, какое имя и фамилия; но здесь, в монашестве, она наречена Досифеею. Никто ее не видал, кроме игуменьи, духовника, причетника, недавно умершего в глубокой старости, да московского купца Филиппа Никифоровича Шепелева, торговавшего чаем и сахаром на Варварке, от которого мы, за несколько тому лет, заимствовали некоторые сведения об этой таинственной монахине. По их словам, она была уже пожилая, среднего роста, худощава телом и стройна станом; несмотря на свои лета и долговременное заключение, еще сохраняла в лице некоторые черты прежней красоты, ее приемы и обращение обнаруживали благородство ее происхождения и образованность. Старый причетник видел каких-то, по его замечанию, знатных особ, допущенных игуменьею на короткое время к затворнице, которая говорила с ними на иностранном языке. Досифея жила в одноэтажных каменных келлиях, примыкавших к восточной части ограды монастыря, близ покоев игуменьи и недавно еще сломанных. Все ее помещение составляли две уютные низменные комнатки под сводами и прихожая для келейницы; их нагревала изразцовая печь с лежанкою. Окна обращены были на монастырь. На содержание ее отпускалась особенная сумма из казначейства; стол она имела хороший. Иногда на имя ее пересылались к игуменье от неизвестных лиц значительные суммы денег, которые она употребляла более на украшение церкви, на пособие бедным и на подаяние нищим. К окошкам ее, задернутым занавесками, иногда любопытство и молва привлекали народ; но штатный служитель, заступавший место караульного, отгонял любопытных. В церковь Досифея выходила весьма редко и то в сопровождении приставленной к ней старицы. Коридор и крытая деревянная лестница от ее келлии вели прямо в надворотную церковь, где духовник ее с причетником совершал богослужение для нее одной. Тогда церковные двери запирались изнутри, чтобы никто не мог войти. Все время своей затворнической жизни она посвящала молитве, чтению духовных книг и рукоделию; вырученные ею за труды деньги раздавала чрез свою келейницу нищей братии. Последние годы Досифея провела в безмолвии и в подвигах благочестия.
После 25-летнего пребывания в Ивановском монастыре, она скончалась 64 лет, 4 февраля 1810 года, а по надписи на портрете ее, как увидим далее, 1808 года. Как она прислана была в этот монастырь по секретному указу 1785 года, то имени ее мы не нашли в клировых ведомостях. Хотя в продолжение десяти лет царствования Александра I и содержали ее несколько свободнее, но все еще держались прежнего указа, и она оставалась в забвении.
Хотя жизнь Досифеи в монастыре была сокровенною для света, но ее погребение было торжественное и великолепное. Отпевал ее, за болезнию митрополита Платона, викарий его преосвященный Августин с почетным духовенством. На отпевание съехались: главнокомандующий столицы граф Иван Васильевич Гудович, женатый на графине Прасковье Кирилловне Разумовской, и другие вельможи Екатерининского времени. Стечение народа в монастыре было необыкновенное. Тело Досифеи погребено не в том монастыре, где обыкновенно хоронили инокинь Ивановской обители, но в Новоспасском монастыре, усыпальнице Романовых, у восточной ограды, на левой стороне от колокольни. Над ее могилою, на диком камне надгробия под № 122, читаем следующую надпись: «Под сим камнем положено тело усопшей о Господе монахини Досифеи, обители Ивановского монастыря, подвизавшейся о Христе Иисусе в монашестве 25 лет и скончавшейся февраля 4-го 1810 года. Всего ее жития было 64 года. Боже, всели ее в вечных Твоих обителях».
В настоятельских келлиях Новоспасского монастыря, по сказанию г. Мельникова, хранится портрет Таракановой, который почитали за изображение погребенной там монахини Досифеи, в мире принцессы Доротеи. Портрет писан на полотне, выш. 101⁄2, шир. 71⁄2 вершков. На задней его стороне читаем: «Принцесса Августа Тараканова, в иноцех постриженная в Московском Ивановском монастыре, где по многих летех праведной жизни своей скончалась 1808 года и погребена в Новоспасском монастыре».
Иван Снегирев.