Можно себе представить, в каком спокойном экипаже, с какими удобствами в пути двинулась в дорогу эта колония пустынников, и на постоянном месте своего жительства в рославльском лесу питавшихся по большей части сухим хлебом и репою. Там жили они в келлиях, тесных до крайности, ежедневно вставали с полуночи на славословие Божие, проводили день в трудах, а полнощи, начиная с полуночи, ― в молитвенном служении Богу. Без сомнения, и все время путешествия их прошло среди внутренней молитвы и внешних лишений и трудов всякого рода. Но так или иначе, оно прекратилось 6-го июня 1821 года. Четыре пустынножителя под предводительством о. Моисея достигли Оптиной пустыни, повидались здесь с ее настоятелем игуменом Даниилом и по его благословению временно поместились на монастырской пасеке неподалеку от обители.
Отдохнув и оправившись с пути, о. Моисей и о. Антоний поспешили в Калугу, чтобы явиться преосвященному Филарету. Монахолюбивый владыка принял их отечески милостиво и рад был их приезду, как началу исполнения его благого желания. После духовной беседы о правилах скитской жизни по духу святых пустынножителей о. Моисей получил от владыки пастырское наставление и благословение на избрание места для скита в лесу около Оптиной пустыни.
Посоветовавшись между собою, приезжие заняли место на восточной окраине монастырского владения в 170 саженях от обители, близ малой монастырской пасеки. Здесь среди густого леса из вековых сосен и порослей липы и орешника стоял маленький домик, в котором в начале XIX столетия подвизался 12 лет благочестивый старец Иоанникий, смиренный схимонах, скончавшийся в 1815 году.
Составив план будущего скита, о. Моисей с игуменом Даниилом представили его преосвященному Филарету. Владыка Калужский немедленно утвердил его с такою резолюциею: «1821 года июня 17-го дня. По сему начертанию строить Скит да благословит Господь Бог и благодатию Своею да поможет совершить».
Получив благословение архипастыря и призывая в помощь имя Господне, о. Моисей с братиею приступили к делу, будучи обеспечены в начальных издержках помощию благодетеля своего, козельского гражданина Димитрия Васильевича Брюзгина, который пожертвовал на постройку скита 1500 руб. ассигнациями. Вместе с тем нашлись и другие благодетели, между которыми занимал видное место Н. Самгин, пожертвовавший в августе месяце триста рублей и потом сделавший за свой счет плащаницу и другие церковные вещи для новопостроенной скитской церкви.
Главный труд состоял в том, чтобы очистить избранное место от громадных сосновых деревьев. Ревностно занялись этим приезжие отшельники и схимонах Вассиан. Собственноручно трудились они изо дня в день, помогая небольшому числу нанятых рабочих то в рубке толстых сосен, то в выкапывании их глубоких и тяжелых разветвленных пней.
Из срубленного на месте леса скитяне выстроили себе на первый раз небольшую келлию на юго-западной стороне и жили в ней все пятеро вместе, общежительно. Потом обнесли все расчищенное место дощатым забором и наконец приступили с благословения преосвященного к построению скитской церкви во имя Собора св. Иоанна Предтечи и Крестителя Господня. По воле архипастыря этой церкви присваивалось название «Домовая для архиерейского приезда», вследствие чего и предположено было строить западную часть ее по домовому расположению.
26-го октября 1821 года о. Моисей писал своему родному дяде Ивану Ивановичу Путилову: «Благодарение Богу, мы находимся живы и здоровы. По благословению Владыки на новом месте три месяца трудились, по мере сил наших, около строения келлий и святого храма, и тем, с помощию Божиею, полагая основание нашей здесь жизни, чувствуем в себе надежду к спокойствию и пользе душевной под покровом Обители святой и благодарим Бога, что привел нас сюда. Благодарим и Вас за бывшее полезное советование к тому».
Из других современных этому писем о. Моисея к Н. Самгину видно, что до 1-го ноября 1821 года построено было, кроме церкви, только два дома братских келлий, а в ноябре прибавился еще один домик, так что 21-го декабря того же года о. Моисей мог уже написать к иеромонаху Августину, бывшему в то время настоятелем Цивильского монастыря: «Выстроены уже три келлии и храм во имя св. Иоанна Предтечи и Крестителя Господня».
Но средства для продолжения построек и окончательного устройства церкви оскудевали со дня на день, и это оскудение вынудило о. Моисея поехать в декабре месяце 1821 года за сбором в Москву. Из этой поездки он возвратился в скит с немалым трудом, в повозке настолько нагруженной, что и самому сидеть едва было можно, а дорога была очень тяжела, как сам он писал своим московским родным, но цель была достигнута. Труды сбора принесли желаемый плод, так что скитская церковь через шесть месяцев после закладки была совершенно окончена и снабжена приличною утварью церковною. Торжественное освящение ее по благословению преосвященного Филарета было совершено настоятелем Оптиной пустыни игуменом Даниилом 5-го февраля 1822 года.
Вскоре после этого на Сырной неделе, продолжавшейся в том году с 6-го до 13-го февраля, преосвященный Филарет посетил Оптину пустынь, и о. Моисей просил его дозволения быть постриженным в великий ангельский образ (схиму), но владыка ответил ему на это: «Не у прииде время». Отец Моисей, как сам рассказывал нам впоследствии, никогда не думал и не желал принимать священного сана, а желал только уединенной жизни, но мудрый епископ провидел в нем деятеля, способного принести пользу многим, и потому не согласился на его пострижение в схиму. Владыка знал, что о. Моисей был пострижен в монашество о. Афанасием в пустыни и сам вполне признавал это пострижение, но для соблюдения должного порядка представлял в Св. Синод, прося дозволения постричь о. Моисея, и, получив это дозволение, благословил о. Моисею с 3-го июня 1822 года носить монашескую мантию.
Вероятно, к этому же времени относится и прошение к преосвященному Филарету, начисто написанное о. Моисеем собственноручно и сохранившееся в бумагах, но без пометки года и числа. Вот это прошение слово в слово:
«Ваше Преосвященство,
Преосвященнейший Владыко,
Всемилостивейший Отец и
Великий Архипастырь!
Во время посещения Вашего Преосвященства обители нашей на Сырной неделе, когда я, недостойный, дерзал напомянуть о крайнем желании моем, чего душевно жажду, услышал от Святительских уст Ваших в ответ, что не у прииде тому время. С тех пор непрестанно ожидая милостивого призрения на меня нижайшего, часто унываю духом, понеже смертен, и не знаю, когда приидет оное время? Человеколюбивый Спаситель жаждущих на духовную воду поощряет приходить безотложно, но мне не у прииде время. Увы мне, грешному, паче всех! Преосвященнейший Владыко, осмеливаюсь паки со умилением припасть к Святительским стопам Вашим и слезно просить: уделите свое снисхождение ко мне недостойному, и желание души моей исполнить соблаговолите. Сие едино теперь прошу и то усердно взыскиваю, чтобы возобновить обветшалость моего монашеского образа внушением мне обетов вторым вопросом. Ободрите меня, унылого, возложением нового знака к вящему смирению моему, дабы Господу содействующу совершеннее отвратить очи мои, еже не видети мне более суеты мирской, и не принимать не лепая на сердце мое…» (Конца нет)
Так заботился о. Моисей постоянно и усердно о своем собственном сердце и его очищении; а владыка Филарет предполагал воспользоваться его способностями, дарованиями и ревностью о благочестии для пользы всего братства и духовного благоустройства не только скита, но и всей обители. Ввиду этого преосвященный предложил о. Моисею принять сан священства, но услышал в ответ решительный отказ пустынника. Препирательство между архиереем и пустыннолюбцем продолжалось шесть недель, и о. Моисей тогда только решился уступить, когда услышал от владыки Филарета: «Если ты не согласишься, то буду судиться с тобою на Страшном Суде Господнем». После этих слов архипастыря о. Моисей умолк и 22 декабря 1822 года был рукоположен в иеродиакона, а 25 декабря того же года в иеромонаха и в то же время определен общим духовником Оптиной пустыни.
Не оскудевала, а возрастала ревность о. Моисея в порученном ему деле устройства скита, и Господь благословлял и подкреплял его в этом деле видимыми знаками Своей помощи и благоволения. Кроме вещественных неожиданных пособий от благодетелей, в это время пожертвованы были в скит и две иконы, местно чтимые чудотворными, составляющие и поныне украшение и святыню скитского храма: Знамения Пресвятой Богородицы и св. Иоанна Предтечи и Крестителя Господня. Постепенно возникали по сторонам церкви отдельные домики братских келлий. «Теперь мы занимаемся сажанием и сеянием», ― писал о. Моисей весною 1822 года своим родным в Москву. Эти занятия их не пропали понапрасну. Насажденные ими плодовые деревья и ягодные кустарники мало-помалу покрыли все пространство скита между церковью и келлиями, а кедровые орехи, посаженные в то время собственноручно о. Моисеем и превратившиеся теперь в красивые деревья, ровно через двадцать пять лет после посадки в первый раз принесли плод таких же прекрасных орехов. На восточной стороне скита на малом протоке выкопаны были два пруда. Словом, начаты были, а частию и докончены тогда же все существующие ныне принадлежности скитского общежития.
Продолжавшееся строение вовлекло о. Моисея в долги, и потому с надеждою на Бога, посылающего помощь рабам Своим, он вторично отправился в 1825 году в Москву за сбором подаяния.
Но едва успел прибыть туда, как получил из обители от о. игумена Даниила письмо с извещением о избрании его в настоятеля Оптиной пустыни и с просьбою оставить все дела и немедленно поспешить возвратиться в обитель для получения прощального благословения от отъезжающего архипастыря, а равно и для принятия, по воле владыки, в свое управление обители.