– Гул машин, электронасосов, – монотонно пробубнил себе под нос Юрий Новиков. – А вот где-то тут ты сидел, на… – задумчиво поморщился, – на табуреточке.

Табуретку, конечно, вынесли, да и бункерную дверь, что здесь поставил Шатун, после взрыва сменили.

– Всё тут за тобой прибрали, подремонтировали, – ухмыльнулся Юрий Новиков. – Подкрасили. Чтоб даже твоих следов не осталось.

Юрий не осуждал этих безвольных перепуганных людей. И не осуждал разбежавшуюся команду Шатуна после столь неожиданного «отъезда» босса в сторону госпиталя Косьмы и Дамиана. И дело тут даже не в верности, с этим-то Юрий давно уже не обольщался. Просто люди имеют свой предел, предел веры и безумия, на которые способны. Так к чему тут осуждать этих низколетающих? Юрий остался как последний ронин (он не представлял, что это значит, но слово, подсказанное Шатуном, ему понравилось), и в своё время он наберёт ещё таких же ронинов. Благо их немало осталось по свету, догадывающихся, что где-то в вечных водах плывёт прекрасный белый пароход «Октябрьская звезда» и его заботливый хозяин с рыжеватыми усами и добродушной лукавинкой в глазах, хозяин, чья несокрушимая воля создала мир канала.

Юрий снова ухмыльнулся: какой патетичный и одновременно ироничный строй мыслей – это новое ощущение надо будет распробовать на вкус. Давно уже он не чувствовал себя так легко. Это, конечно, незримое присутствие Шатуна вернуло его к жизни.

«Вот что значит быть Шатуном, – с ликующей лёгкостью пронеслось в голове, и тут же добавилась новая фраза. – И вот что значит быть Юрием Новиковым!» И теперь картинка дополнилась, всё встало на свои места. Как прекрасен мир, сколько в нём интересных, по-настоящему стоящих дел! Но…

«Тени должны ожить», – сказал ему Шатун.

Юрий, конечно, не осуждал этих безвольных перепуганных людей, но станцию им удалось усыпить. Великую-и-Загадочную насосную станцию «Комсомольская». Лишь монотонный гул машин. Что-то было не так, неправильно в этом расколдованном звуке, он снижал градус восторга.

«Эх, бескрылые вы мои, – всё-таки осуждающе подумал Юрий неизвестно о ком, – совсем разучились летать». И капризно поморщился – ведь станция действительно спала.

Тени должны ожить. Как? Почему? Что это значит? Кое-что Шатун всё-таки скрывает от него, а такое не годится между партнёрами.

– Эй? – тихо позвал Юрий Новиков.

Лишь гул, скучный механический звук. И никакой тайной музыки.

– Эй, парень Боб? – снова попробовал он. – Джимми-бой? Чёрный человек?!

И почувствовал себя кем-то вроде самозванца.

– Парень Боб?..

Юрий прислушивался, пытался уловить хоть какой-то знак, но тени великих молчали. Шатун что-то скрыл от него, а так не пойдёт.

– Эй, Громила! – потребовал Юрий Новиков.

«Я здесь», – тут же отозвался Шатун.

«Так-то лучше», – подумал Юрий, пытаясь утаить от Шатуна эту свою мысль. Тот молча ждал, но Юрий вдруг понял, что ничего утаить не удалось, – было в этом ожидании что-то насмешливое. И когда Шатун заговорил, Юрий Новиков понял, что не ошибся:

«Малыш, ты и вправду, как раскрытая книга. Тебе не мешает укрепиться духом. А то смотри, – смешок, – я ведь могу и передумать».

– И что?!

«Хочешь обратно? В свою берлогу лузера, и жалеть до конца жизни о том, чего не сделал?»

– А ты хочешь остаться в дурке? – огрызнулся Юрий. – В виде овоща?! – вздохнул. – Ладно, Громила, проехали.

В ответ молчание. Какое-то тяжёлое, маслянистое. Юрий Новиков обнаружил, что его рука почему-то пролезла в карман широких брюк, хотя его ничего там не интересовало.

– Эй?! Да ладно, я пошутил…

Молчание. И вдруг что-то качнулось в его голове, такое же маслянистое, выступило из тени, какое-то присутствие: мгновенная боль в висках и… голос Шатуна: «не зови меня больше Громилой».

– Что?

«Вынужден преподать тебе урок. Чтоб ты прояснил характер наших взаимоотношений. А заодно укрепился духом».

– О чём ты?

«Ты уже понял. Вытаскивай. Чёрная метка, – вновь смешок. – От меня. Будет тебе так легче».

– О чём…

Юрий Новиков обнаружил, что его рука извлекла из кармана коробок спичек. Это были огромные спички, прозванные почему-то «Охотничьими». В числе прочих ими пользовались гиды, и они, правда, были очень удобными в лесу: на сильном ветру не гасли, только лучше разгорались.

– Зачем ты, а?!

«Это будет быстро. Чем быстрее покончим, тем лучше».

– Ладно, хорош, не дури. Я всё понял.

«Левая рука. В правой придётся научиться держать оружие».

Юрий с ужасом увидел, как против воли извлекает спичку с продолговатым набалдашником зажигательной смеси.

– Не надо, перестань…

Но руки не слушались. Всего напряжения воли хватило на то, чтобы чиркнуть спичкой чуть слабее.

«Не сопротивляйся. Будет не так больно».

– Пожалуйста. Я понял.

Спичка снова пошла о наждак зажигания. Осыпались первые искры, будто в замедленной съёмке, спичка занялась и вот дала яркую вспышку.

– Нет! – завизжал Юрий Новиков.

Коробок полетел на землю. Он увидел, как правая рука поднесла к раскрытой ладони левой горящую спичку. Голубой ободок пламени, и раскалённая плазма над ним. Боль оказалась невыносимой, а в голове словно вспыхнуло множество тёмных искр. Юрий вопил, но не отводил руки. Пузыри, расходясь концентрическими кругами, лопались на глазах, оставляя запёкшуюся кожу, и вот он уже поджаривал собственное мясо. В воздухе повис густой, отвратительно сладковатый запах, а спичка всё горела и никак не хотела гаснуть.

«Барбекю…» – деловито констатировал Шатун.

– Пожалуйста, хватит, – взмолился Юрий. – Пожалуйста…

Спичка погасла. Юрий Новиков об этом даже не знал, лишь повторял:

– Пожалуйста, умоляю, хватит… Я всё понял, пожалуйста…

«Справь на руку малую нужду».

– Умоляю, пожалуйста…

«Э-э, очнись. Ну-ка, приведи себя в порядок».

В глазах Юрия стояли слёзы.

«Это там, видишь? Отхожее место. Там найдёшь мою балерину».

Рука пылала и сделалась тяжёлой.

«Ступай. Сейчас освобожу тебя от боли».

Юрий всхлипнул. Множество толстых заноз застряло в мозге и в переносице.

«Давай, там такое место… Регенерация будет быстрой. Не как в сказке, конечно, ожог не исчезнет прямо на глазах, но к вечеру ничего не останется, – задумчивый смешок. – Забудешь, что был шашлычком. Так что можно было и правую…»

Боль, эти занозы шевелятся, распухают от боли в пылающей руке. Но вот там, за дверью туалета, спасение…

Шкатулка с балериной, танцующей блюз, валялась в темноте за отхожим местом. Как же хорошо, что её не нашли, о ней забыли. Потому что как только налившиеся тяжестью пальцы Юрия Новикова сомкнулись на ней, боль начала стихать. Сердце забилось ровно, сладостная милосердная прохлада высосала из ладони остатки боли. Юрий с благодарностью прижал шкатулку к груди. Тайная музыка была здесь, вокруг. Станция ожила. Он улыбнулся фигурке балерины, и нежный свет, исходящий от неё, словно стал ответной улыбкой.

Юрий прикрыл глаза. Спасибо, что больше нет боли. И за тайную музыку, что рушит любые преграды. Шатун должен знать, что Юрий Новиков благодарен за урок. А как же ещё? Этот урок показал, какая они вместе сила и как губительны сомнения. И сейчас, когда балерина, танцующая блюз, заговорила с ним, он всё понял. И, конечно же, тени должны ожить.

«Ну что, ронин, – лёгкая издёвка, – ты готов?»

Юрий Новиков засмеялся:

– А как ты считаешь, Громила? – ухмыльнулся, подождал, озираясь по сторонам, и весело добавил: – И пошёл ты, брат, буду тебя звать, как захочу!

Шатун расхохотался в ответ: «Смотрю, тебе понравилось быть шашлычком».