8
Шарлотта, конечно, надеялась завоевать Альфреда,
Но надежду ее омрачали сомнения.
Ощущение собственной силы сменялось горьким унынием,
И она надолго впадала в депрессию,
Не веря, что кто-то питает к ней искренний интерес.
Альфред, несомненно, поймет, как она заурядна,
Это вполне очевидно.
Устремит на нее свой проницательный взгляд,
Раскроет обман и со смехом уйдет навсегда.
Ей хотелось спрятаться под одеяло.
Надежды внезапно сменялись страхами.
Ее ужасала сама перспектива их будущей встречи.
Как страшно его увидать – и не оправдать ожиданий.
Конечно, он бросит ее. Это предрешено.
И тогда ее ждут страданья.
Как больно!
Неужто все это – любовь?
Пришедший Альфред застал ее в хмуром молчании,
Скованной, замкнутой.
Ты словно за крепостной стеной, сказал он Шарлотте
И, пытаясь ее рассмешить,
Стал рассказывать ей истории – курьезные, дикие, небывалые.
Шарлотта встречала их слабой улыбкой,
Вот и первая брешь в ее обороне:
Давно уж никто не пытался ее развлекать.
Много лет атмосфера в доме – мрачней не бывает.
Каждый вечер отец неумело пытался скрыть унижения дня,
А Паула делала вид, будто мечтает о сцене и о карьере,
О тех временах, когда снова поедет в турне.
В этом смысле Альфред был на них не похож:
Он вернулся из ада, из небытия, —
Кто б поверил, что он еще смеет дышать —
В тридцать восьмом году?!
И опять он назначил ей встречу в том самом кафе.
Значит, им предстояло вторично нарушить запрет —
Ведь евреям нельзя посещать кафе, но это не важно,
Здесь их заповедное место.
Под столами шныряли коты, множество разных котов,
Они терлись о ноги клиентов.
Обстановка – словно во сне наяву,
В клубах дыма сигар посетителей.
Я знаю всех этих котов, сказал Шарлотте Альфред,
Я присвоил им всем имена композиторов.
Этот, щупленький, – Малер, тот, дородный, естественно, Бах.
Слышишь, это мурлычет Вивальди.
И конечно, вон там – мой любимец,
Его имя – Бетховен.
Ты увидишь, он глух как тетеря.
Позови его и посули молока – он даже не обернется.
Смущаясь, Шарлотта подозвала к себе кота,
Но тот вообще на нее не взглянул,
Только сонно щурил глаза.
Альфред продолжал очеловечивать кошек
И по этому поводу вспомнил о Шуберте.
«Смерть и Девушка»… Снова этот квартет.
Он не сходил у них с языка, не давал им обоим покоя.
И Альфред завел длинный рассказ о создателе этой музыки.
Знаешь, Шуберту не везло в отношениях с женщинами,
Он был маломерок, при этом весьма неуклюжий.
Столько насочинял, а вот с сексом был не в ладу,
Так и скончался практически девственным.
Кое-где в его музыке это легко уловить:
Начать хоть с венгерских мелодий, – их словно писал
непорочный юнец,
Да и вся его музыка как-то бесплотна.
Однажды он переспал с проституткой,
И она заразила его смертельной болезнью.
Его агония растянулась на годы.
Бедняга, тебе его жаль?
Но теперь здесь хотя бы имеется кот, носящий то же имя.
Как-никак это форма посмертной славы.
Шарлотта в смятении слушала рассужденья Альфреда.
Конечно, она размышляла о Шуберте,
Но ей не терпелось при этом разрешить более личный вопрос.
А ты?
Что – я?
А у тебя, Альфред, много ли было женщин?
Ах, женщины…
Да, я знавал нескольких…
Именно так он ей и ответил,
Довольно уклончиво.
Потом, встрепенувшись, добавил:
Да, женщин я знал.
Сколько точно – сказать не могу.
Но все они, все до одной, были важны для меня.
Ведь это не может пройти бесследно —
Когда рядом с тобой обнаженная женщина —
Женщина в ожидании поцелуя.
Я благоговел перед каждой из них,
Даже будь это бабочка-однодневка.
