Глава 34
Двенадцать фотографий

Катя и Мещерский нашли участкового Лужкова в пабе Безымянного переулка. После звонка Мещерского он ждал их там.

Сидел не за стойкой, а в углу, на кожаном диване. На столике – стакан и бутылка с минералкой. Но по румянцу на щеках и блеску в голубых глазах видно, что минералка нужна была для «запива витаминов». Впрочем, баночка с таблетками пряталась где-то в карманах куртки. А в руках Лужков держал маленький томик в истертой обложке in quarto – такой тоже бы поместился в кармане куртки.

Лужков читал сонет из шекспировской поэмы «Венера и Адонис». Поймав Катин взгляд, он совершенно серьезным тоном продекламировал: «Он выражает радость в звонком ржанье, отзывный голос подает она. Но Женщина! В ответ на обожанье она лукавит, гордости полна. И отвечает страсти столь открытой упрямыми ударами копыта».

В голубых глазах – чертики.

– Дима, мы узнали много нового в Исторической библиотеке. День наш прошел не зря, – изрек Мещерский непередаваемым тоном.

– Братан антрополог… то есть Сережа, мой день тоже прошел с пользой.

– Два клоуна. Весь вечер на манеже, – вздохнула Катя, усаживаясь за столик и бесцеремонно наливая себе минералки в стакан участкового. Ей пить хотелось, в горле пересохло.

Лужков спрятал томик сонетов в карман. И они снова зашептались между собой, словно заговорщики, делясь последними новостями, которые накопали каждый на своей оперативной делянке.

Впрочем, Лужков слушал информацию о мыловаренной фабрике купца Костомарова, «белых голубях», убийстве во время ритуала оскопления Семена Брошева и судебном процессе вроде как вполуха. Однако переспросил: купец? Выходит, все же водился тут, на этих московских просторах, какой-то купец, оставивший след в истории? Катя спросила: в какой еще истории? И Лужков поведал ей рассказ вагоновожатой двадцатого трамвая. И про особняк на углу упомянул.

– Городской фольклор, – прокомментировал Мещерский.

Катя дополнила рассказ сведениями о пропаже в 1913 году Серафимы Козловой и Адели Астаховой.

– Восемь дней их искали и не нашли? – спросил Лужков. – Так это трупы. Если на третий день не находят – однозначно, что жертвы мертвы.

– Лизу Апостолову девять дней искали и тоже считали уже мертвой, жертвой маньяка. А она объявилась, – возразил Мещерский.

– Если бы те дамы объявились, про это бы написали все газеты, – парировал Лужков. – Нет, это трупы. Только, знаете, дорогие мои друзья, мы сильно уклонились от нашей цели. Не стоит запудривать себе мозги. – И он с властностью командира перевел разговор в другое русло. Пересказал то, что узнал в пабе «Адель» от бармена.

– Выходит, Виктор Ларионов нам тоже соврал, – сказала Катя. – Не насчет времени, когда они с Мельниковым расстались, а по поводу беседы. Совсем не мирно все это протекало у них в тот вечер.

– Ссорились из-за денег, – кивнул Лужков. – И я этот момент для нас у Ларионова проясню. А то он таким агнцем прикинулся, горем убитым. А у них с Мельниковым был конфликт за полтора часа до того, как Мельникова отправили на тот свет. И мотив у Ларионова налицо – корыстный. И он нам солгал.

– Но Ларионов первым отсюда, из паба, ушел, бармен это подтверждает, а Мельников напился. И его еще час где-то носило, – сказал Мещерский. – В общем, ничего пока не понятно с вечером убийства.

– Я вот все думаю про ключи от машины Мельникова. – Лужков вертел в руках стакан. – Если он шел через Андроньевский проезд на Волочаевскую, к месту парковки, то ключи должны были быть при нем. А их у него не нашли. Мобильного тоже. Убийца забрал ключи и мобильный? Насчет мобильного – мог, чтобы мы не отследили звонки. А ключи ему на кой? Машина не угнана, на месте. И это не ограбление, потому что ни часы дорогие, ни бумажник не тронуты. Что-то тут не сходится во всем этом, какая-то странная нестыковка.

– Что будем делать? – прямо спросила Катя. – Вот мы все собрались опять в Безымянном. Дима, что вы предлагаете? Какие наши дальнейшие шаги?

– Потолкуем со свидетельницей, которая раньше от допроса уклонилась. – Лужков достал мобильный. – Я звоню секретарше Мельникова Светлане Колгановой. Наш новый подозреваемый Виктор Ларионов, добрая душа, и ее внес в список контактов Мельникова с адресом и домашним телефоном и номером мобильного, так что… Алло, это Светлана Колганова? С вами говорит участковый Дмитрий Лужков. По делу об убийстве вашего шефа Александра Мельникова. Вы где сейчас находитесь? У нас к вам неотложные вопросы. Что? Вы еще в офисе? Нет? А где? Уже дома? Домой с работы пришили? Ладно, ждите, мы идем к вам.

Он дал отбой. Глянул победно.

– Дамочка уже дома. Я так и думал. Она, между прочим, живет тут рядом. На той самой Волочаевской улице, где Мельников оставлял на парковке машину. Правда, в другом доме, здесь у меня ее адрес. Так возникает вопрос: на парковку ли в ту ночь шел Мельников? Может, к ней домой?

Они вышли из паба. Остановились.

– А сама она в тот вечер заходила вот сюда. – Мещерский кивнул на кирпичный дом, его окна светились в накатившей на переулок тьме.

– Сейчас мы все узнаем. Душу из нее вытрясем! – Лужков сделал страшные глаза. – Айда, тут недалеко.

– Мы же на машине, – напомнила ему Катя. – После дня в библиотеке у меня шаг по рублю.

И они миновали фасад кирпичного дома и направились к машине Мещерского.

Спустя пять минут троица уже подъехала к дому, где жила Светлана Колганова. Серый, старый, нависший над трамвайными путями, точно гнилой зуб. На фоне далеких новостроек Лефортова – современных жилых комплексов – он выглядел как призрак. А во времена, когда в Безымянном функционировала мыловаренная фабрика, ведь считался «образцово-показательным» домом, где получали квартиры передовики мыловаренного производства.

Внутри, в подъезде, однако, было чисто. И у старого лифта даже стояли цветы – пыльные и страшные, в глиняных горшках.

Звонить в квартиру секретарши пришлось долго-долго. Наконец дверь открыла тучная блондинка в банном халате, с полотенцем на голове. В ванной гудит и вода, и стиральная машина.

Катя подумала: так ли уж обязательно затевать баню и стирку после звонка полицейского? Или это тоже уловка?

Но затем она взглянула в лицо секретарши и прикусила язык.

Лицо Светланы Колгановой распухло от слез.

– Нашли? – спросила она с порога.

– Кого?

– Убийцу Саши моего?

Саши моего… Эти слова сразу сказали многое. А потом Катя, пройдя в комнату, заставленную старой мебелью и заваленную разным барахлом в коробках, бросила взгляд на ореховый комод.

На комоде в ряд выстроились двенадцать фотографий в розовых и белых рамочках с сердечками. На всех Светлана Колганова была запечатлена с Мельниковым. Но, рассмотрев снимки, Катя поняла: это не разные эпизоды, не разные события. Это одно событие: поездка куда-то вдвоем – в отель на природе или в загородный клуб. На всех фотографиях и Светлана, и Мельников – в одной одежде: джинсах, куртках, кроссовках, везде она так и лучится счастьем, не может оторвать от него глаз, а он обнимает ее – на одном снимке за талию, на другом за плечи, на третьем снова за талию. Вид у него добрый и покровительственный. Нет, скорее снисходительный.

– Светлана, у вас были отношения с Мельниковым? – в лоб спросила Катя.

– Да… ну да… я… мы… да.

– Я так и поняла, когда вы в обморок упали в офисе.

Катя лукавила: в офисе, когда секретарша брякнулась в обморок, она подумала: фальшивка это или нет? Участковый Лужков счел, что фальшивка, уловка. Но если обморок настоящий, то в чем его причина – в том, что секретарша узнала об убийстве своего босса, или же в том, что в офис нагрянула полиция?

– Можно я сяду? – спросила Светлана Колганова. – И вы садитесь, раз пришли.

Катя села в кресло напротив нее, плюхнувшейся на диван. Мещерский сел на стул рядом с дверью. Лужков остался стоять. Катя поняла – они делегировали ее вести «женскую молвь».

– И давно у вас эти отношения? – спросила она.

– Мы учились с Сашей в одной школе.

– Я это знаю.

– Он всегда мне нравился. Потом мы долго не виделись. И когда я попала в трудную ситуацию, меня с работы уволили, он мне помог. Взял на работу к себе. И… спустя какое-то время мы начали встречаться.

– У вас были планы пожениться?

– Нет… Я, конечно, хотела, очень… А он. Он был такой… Вы видите, какой он был. – Секретарша кивнула на снимки. – Птица высокого полета, богат и… Но я любила его, я его так любила, просто ужасно! – Она всхлипнула. – Найдите его убийцу, пожалуйста!

– Мы этим и занимаемся, – сказала Катя. – Скажите, фамилия Изотов вам что-нибудь говорит?

– Это один их продавцов недвижимости через риелтора. Пенсионер, он комнату в доме продавал, фирма наша купила. Приходил в офис вместе с риелтором.

– И встречался с Мельниковым?

– Да, они разговаривали.

– Светлана, а вы помните старое дело о похищении Лизы Апостоловой, психически больной девочки?

– Я знаю, конечно, мы все знаем. А при чем тут это? – Светлана Колганова глянула на Катю.

– Вы в курсе, что Изотова тогда подозревали в педофилии и похищении девочки?

– Нет, я этого не знала.

– Так, значит, вы не к Изотову домой ходили в тот вечер? – спросила Катя.

– В какой вечер? Куда я ходила? При чем тут вообще эта психованная Лиза? – На щеках секретарши выступили алые пятна.

Она вытерла слезы.

– В тот вечер, когда убили Мельникова, вы ходили в дом, где живет Апостолова и где в коммунальной квартире имеет комнату Изотов.

– Никуда я не ходила.

– Вас видели соседи. Нам устроить очную ставку?

Пятна на толстых щеках секретарши разгорались все ярче.

– Я не к Апостоловым ходила, – сказала она. – Какого черта я бы пошла к ним?!

– Значит, вы хотели проверить, дома ли Изотов? Вы ведь в квартиру не входили, вам дверь не открыли.

– Я… ну, хорошо, я вам расскажу. Это не то, что вы думаете. Совсем не то. В тот вечер Саша… он обещал вернуться в офис. Они с Ларионовым пошли пива выпить, какие-то дела обговорить наедине. А мне Саша сказал – посиди, подожди меня. Там еще надо финансовый отчет проверить и по электронке отослать и документы в налоговую. Я не пошла домой, сидела, ждала его. Как дура ждала. А потом уже стемнело, и я глянула в окно. Вижу, а он возле подъезда кирпичного дома. И дверь открывает. Он код домофона, небось, наизусть выучил!

– Чьего домофона? – спросила Катя.

– Да конечно же, ее! Алисы! – Секретарша сказала это так, как будто плюнула. – Он мне велел ждать. И я в офисе, как дура, допоздна торчала. А он напился и пошел к ней. Он опять пошел к ней! И я этого не стерпела.

– А что, у Мельникова были отношения и с Алисой Астаховой?

– Были.

– Близкие?

– Она им вертела как хотела.

– И как долго?

– Всю жизнь. Всю нашу жизнь! Как собака на сене. Видели кино? Так вот, точная модель их отношений. Он… он не мог ей противостоять, еще со школы. Всегда подчинялся.

– Мельников любил Алису?

– Не надо мне тут говорить про любовь! – Толстая секретарша резво вскочила с дивана, и глаза ее сверкнули огнем. – Вот только не надо мне про любовь… Потому что это не любовь, а… Любовь такая не бывает. Любовь другая.

– Ну, хорошо, хорошо, – быстро согласилась Катя. – Вы увидели его у подъезда, и что произошло дальше?

– Я подождала, пока он войдет, я была сама не своя. Я обиделась на него, ревновала и… Даже заплакала, хотела пойти домой, такое настроение – жить не хочется. Но потом я решила… В общем, схватила сумку, плащ и выскочила из офиса. Дверь заперла, потому что больше в тот вечер на работу возвращаться не собиралась. Выбежала на улицу, зашла в подъезд. Саша… он уже зашел к ней. Но я не хотела ехать на лифте, они могли лифт услышать. Я стала пешком подниматься.

– Вы хотели пойти к Алисе и устроить скандал, сцену ревности?

– Не знаю, я была как в тумане. Я хотела сначала послушать.

– Подслушать у двери? – удивленно спросила Катя.

– Ну да… Я и раньше так делала. У Алисы теперь отдельная квартира. Саша порой у нее оставался.

– А вы маячили под их дверью?

– Я не маячила! Вам этого не понять, – глаза секретарши снова недобро блеснули. – Я просто не могла оттуда вот так уйти. Как побитая собака. И я стала слушать. И… они там ругались. Я почувствовала такое облечение в тот миг!

– Они ругались? Алиса и Мельников?

– Она орала на него как сумасшедшая.

– Вы слушали под дверью квартиры?

– Ну да. А она орала на него: «Не веди себя как последний идиот! Я думала, ты повзрослел, а ты все прежний – слюнтяй и тряпка!»

– И что же, по-вашему, вызвало эту ссору? Этот взрыв со стороны Алисы?

– Я не знаю… Наверное, деньги… Да, я так и подумала: они скандалят из-за денег.

На щеках Светланы Колгановой пятна слились в багровый воспаленный румянец.

– Финансовые проблемы вашей фирмы?

– Да, много проблем. Вот она и стала орать на него, как на пацана, как в школе и…

Секретарша умолкла и сглотнула слюну.

Пауза. Она не продолжала.

– И что было потом? – спросила Катя.

– Она орала на него. Они ссорились. Не трахались, а ссорились. И я… Я испытала облегчение. Повернулась и пошла оттуда прочь.

– Вы ушли?

– Да, я спустилась по лестнице и пошла домой.

– И который был час?

– Я пришла домой в половине одиннадцатого. У нас тут недалеко от Безымянного.

– Мы предполагаем, что Мельников в тот вечер мог направляться к вам.

– Вы мне больно сделать хотите?

– Нет, просто это одна из версий. Путь к вам лежит через Андроньевский проезд. И сейчас вы меня укрепили в этом предположении. Раз ваш шеф поскандалил с Алисой, он мог попытаться найти утешение у вас, раз у вас тоже были с ним близкие отношения.

– Вы хотите сказать, что если бы я не ушла оттуда, а подождала бы, то… То он бы остался жив? Вы это хотите сказать?

– Нет, не это, – вмешался в разговор участковый Лужков.

– Я и так реву целыми днями. Я любовь свою похоронила. Саша – любовь всей моей жизни!

И тут она заплакала навзрыд, громко, по-бабьи, как плачут на похоронах. Катя начала ее успокаивать. Но секретарша не унималась.

Странное, очень странное ощущение осталось у Кати после этого допроса.

И когда во дворе у машины они обменялись впечатлениями, оказалось, что у молчавших во время беседы Лужкова и Мещерского, наблюдавших секретаршу со стороны, ощущение точно такое же.

Смазанное, расплывчатое, странное…

– Она нам сказала лишь часть правды, – заметил Лужков. – Она врет.

– О том, что вот так просто отправилась в тот вечер домой? – спросила Катя.

– Нет. В общем, не знаю. Она могла дождаться Мельникова, пойти за ним. Ревнивая баба. Шарахнула его по голове, и эти травмы в паху – они тоже вписываются в версию женской ревности. Символичная кастрация любовника.

– Она как-то странно реагирует, – сказал Мещерский. – И я никак не могу понять, с чем связана эта ее реакция. Может, она нам и правду сказала, не соврала, но да, точно не всю. Я с Димой в этом вполне согласен. Подо всем этим – ревностью, ее словами – есть что-то еще. Что-то еще подо всем этим кроется! Что не связано с изменой Мельникова и обманутой любовью. Это, скорее, похоже на страх, очень далеко запрятанный страх.

– Страх? – переспросила Катя.

– Мне так показалось.

– Братан, считаете, это страх убийцы? – спросил Лужков. – Все одной ниточкой повязано – тот ее обморок и… Это она убила Мельникова?

– Я не знаю, я только ощутил это – как дуновение. Подо всеми этими ее словами кроется что-то еще. Что не связано с ее романом и ее ревностью.

Катя глянула на черное ночное небо в желтых потеках фонарей. Сережка вот так всегда – дуновение… Этим все сказано. Хотя интуиция у него развита.

– Ладно, оставили дамочку в слезах, – подвел итог Лужков. – Сами в сомнениях. Теперь пора проявить твердость характера. И дожать ситуацию до конца. Мы возвращаемся в Безымянный. Допросим Алису Астахову. Она ведь тоже нам соврала. Сказала, что вообще в тот день с Мельниковым не встречалась. А теперь оказывается, они виделись, а через полчаса с небольшим Мельникова прикончили. И у них тоже была ссора, как и у Мельникова с Ларионовым. Я хочу услышать, что скажет сама Астахова.

– Да что она скажет. – Катя покачала головой. – У нас нет доказательств ни против кого из них.

– Пока, – заметил Мещерский. – Если мы поймем, что под всем этим кроется, то, может, и с доказательствами повезет.