Это было впечатляющее зрелище: многочисленные конусы, уткнувшие носы в небо, а нижними стойками упирающиеся в мягкую почву! Их белый сверхпрочный металл блестел на солнце, ослепляя любого, кто смотрел на них. Они были великолепны, олицетворяя собой всю мудрость и искусство величайшей цивилизации в Галактике.

«Не удивительно, — подумал Грин, — что я пляшу от радости и кричу, а эти люди смотрят на меня как на сумасшедшего. Эмра со слезами на глазах качает головой и что-то шепчет про себя. Что они могут понимать в этом великолепии?»

В самом деле, что?

— Эй! — закричал Грин. — Эй! Я здесь! Землянин! Может быть, я выгляжу варваром с этими длинными волосами, густой бородой и в грязной одежде, но я — Алан Грин, землянин!

Ну конечно — они не могли услышать его на таком расстоянии, даже если кто-нибудь стоит рядом с кораблями на вахте. Но он не жалел легких и не боялся охрипнуть, кричал от избытка чувств во все горло.

Наконец Эмра прервала его.

— В чем дело, Алан? Тебя что, укусила Зеленая Птица Счастья, что иногда пролетает над этими долинами? Или Белая Птица Ужаса клюнула тебя, пока ты спал ночью на открытой палубе?

Грин умолк и спокойно посмотрел на нее. Может, сказать ей правду, раз он так близок к спасению? Он не боялся, что она или кто-нибудь другой помешают ему вступить в контакт с экспедицией; теперь его ничто не остановит. Его останавливало другое: ведь придется оставить ее. Мысль, что он должен будет причинить ей боль, угнетала его.

Он начал говорить по-английски, спохватился и перешел на ее язык.

— Эти корабли перенесли моих земляков через пространство между звездами. Я прибыл в этот мир в таком же корабле, в звездоходе, можно сказать. Мой корабль разбился, и я вынужден был остаться в этом… в твоем мире. Потом я услышал, что другой корабль приземлился возле Эстории и что король Рауссмиг посадил экипаж в тюрьму и собирается принести их в жертву на празднике Глаза Солнца. У меня было слишком мало времени, чтобы успеть сюда, прежде чем это случится, поэтому я уговорил Майрена взять меня с собой. Вот почему я покинул тебя…

Он умолк. Его остановило непонятное выражение на ее лице. В нем не было ни душевной боли, как он ожидал, ни дикой ярости, к которой тоже стоило быть готовым. Ничего подобного… она смотрела на него с жалостью.

— Бедный Алан, о чем ты говоришь?

Он показал на ряд звездолетов.

— Они с Земли, с моей родной планеты.

— Я не знаю, что ты называешь своей родной планетой, — все еще с жалостью ответила она, — но это никакие не звездоходы. Это просто башни, эсторианцы построили их тысячи лет назад.

— Ч-ч-что ты имеешь в виду?

Пораженный, он посмотрел на нее. Если это не звездолеты, он согласен до конца дней своих жевать паруса яхты. Да и колеса заодно.

Под легким ветерком яхта все ближе подходила к острову, а он стоял рядом с Эмрой и чувствовал, что взорвется на мелкие кусочки, если напряжение, овладевшее им, не найдет выхода. Наконец отдушина нашлась. Слезы заполнили его глаза, он закашлялся, в груди словно застрял огненный комок.

До чего же искусными были древние строители, создавшие башни! Опорные стойки, стабилизаторы, стремительные линии корпуса: все было выполнено точно, как у настоящего звездолета, который и послужил, наверное, моделью. Иного объяснения не было: такое невозможно объяснить простым совпадением.

— Не плачь, Алан, — произнесла Эмра. — Люди подумают, что ты слабак. Капитаны не плачут.

— Другие капитаны — может быть, но не я, — ответил Грин. Потом он повернулся и пошел вдоль корабля на корму, где его никто не мог увидеть, лег грудью на борт и затрясся от рыданий. Вдруг он почувствовал на своем плече чью-то руку.

— Алан, — ласково произнесла Эмра. — Скажи мне правду… Если бы это были корабли, на которых ты мог бы покинуть этот мир и путешествовать в небесах, ты взял бы меня с собой? Или я стала бы нехороша для тебя?

— Давай оставим этот разговор, — ответил он. — Я сейчас не могу. Кроме того, здесь нас слышат слишком много людей. Поговорим позднее, когда все уснут.

— Хорошо, Алан.

Она отпустила его плечо и оставила его одного, понимая, что сейчас он хочет именно этого. Мысленно он поблагодарил ее за это, потому что знал, чего ей стоит эта сдержанность. В любое другое время в подобной ситуации она бы швырнула в него чем-нибудь.

Чуть успокоившись, он сменил Майрена у штурвала. После этого у него стало слишком мало времени, чтобы думать о своем разочаровании. Пришлось писать докладную начальнику порта, рассказывать ему историю их путешествия, и заняло это несколько часов, потому что начальник потом позвал и других послушать занимательную историю. Они расспрашивали также Майрена и Эмру. Грин с интересом вслушивался в ответы купца, побаиваясь, как бы он не выложил свои подозрения, что Грин не тот, за кого себя выдаст. Но если у Майрена и были такие подозрения, он приберег их до прибытия в саму Эсторию. Все слушатели сошлись во мнении, что пусть даже матросы и рассказывают много небылиц, они никогда не слышали более интересных. Они настаивали на том, чтобы устроить банкет в честь Майрена и Грина. В результате Грин получил долгожданную ванну, стрижку и бритье. Но пришлось еще вынести бесконечное празднество, во время которого следовало сдерживать себя, чтобы не обидеть хозяев. К тому же его заставили участвовать в соревновании кто кого перепьет с молодыми офицерами форпоста. Его Страж мог переработать огромное количество пищи и алкоголя, так что Грин показался молодым воякам каким-то сверхчеловеком.

К полуночи последний воин, пьяный насмерть, уронил голову на стол, и Грин получил свободу передвижения. К несчастью, ему пришлось тащить на себе толстого купца. За стенами банкетного зала он нашел несколько мальчишек-рикш, толпящихся вокруг костра в ожидании настолько пьяных седоков, что они не боялись бы ни воров, ни духов. Он дал одному из них монету и приказал доставить Майрена на яхту.

— А сами вы, славный господин? Разве вы не поедете?

— Позднее, — ответил Грин, глядя на холмы поверх стены форта. — Я хочу пройтись, освежить голову.

Прежде чем рикши успели сказать хоть слово, он нырнул во тьму и скорым шагом двинулся в сторону высокого холма.

Через два часа он добрался до освещенного лунным светом ветролома, прошел мимо многочисленных судов, привязанных на ночь, и взобрался на свою яхту. Взглянув на палубу, он убедился, что все спят. Он тихо прошел мимо распростертых тел, лег рядом с Эмрой, заложил руки за голову и уставился на луну.

— Алан, — прошептала Эмра, — я думала, ты захочешь поговорить со мной сегодня ночью.

Он напрягся, но не повернул головы.

— Я и впрямь собирался, но солдаты задержали нас допоздна. Майрен добрался сюда?

— Да, минут за пять до тебя.

Он приподнялся на локте и вопросительно посмотрел на нее.

— Как?

— А что тебя удивляет?

— Только то, что он был пьян как свинья и храпел на весь Ксердимур. Жирный сын иззота! Должно быть, он притворялся! И наверное…

— Что «наверное»?

Грин пожал плечами.

— Не знаю.

Он не мог сказать ей, что Майрен, скорее всего, последовал за ним на холмы. И если это так, то он, должно быть, видел то, чего ему не следовало видеть.

Он поднялся и внимательно вгляделся в тела, лежащие на палубе. Майрен спал на одеяле позади штурвала. Или притворялся, что спал. Может быть, его следовало убить? Если Майрен выдаст его властям в Эстории…

Он сел и потрогал свой кинжал.

Эмра, должно быть, догадалась, о чем он думает, потому что произнесла:

— Почему ты хочешь убить его?

— Ты знаешь почему. Он вполне может отправить меня на костер.

Она со всхлипом вздохнула.

— Алан, это неправда! Ты не можешь быть демоном!

Для него это предположение было настолько смехотворным, что он даже не стал отвечать. Но ему все-таки стоило поспешить с ответом: он хорошо знал, как серьезно воспринимают эти люди такие вещи. Но он так самозабвенно перебирал способы опередить Майрена, что совершенно забыл об Эмре. До тех пор, пока сдавленные всхлипывания не вывели его из задумчивости.

— Не беспокойся, — сказал он, — они пока не собираются сжигать меня.

— Да, пока… — отвечала она, выдавливая каждое слово. — Мне все равно, демон ты или нет. Я люблю тебя и пойду в ад за тебя или с тобой.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она и в самом деле считает его демоном, но для нее это не имеет значения. Или, вернее, она решила не принимать это во внимание. Какое самоотречение ради него! Она, как и каждый в этом мире, с детства росла в страхе и ужасе перед темными силами и готова была дать им отпор, если они вдруг появятся в человеческом облике. Какую пропасть ей пришлось преодолеть, чтобы избавиться от стереотипа в сознании! Выходит, ее подвиг был даже больше, чем преодоление пропасти между звездами.

— Эмра, — произнес он, глубоко тронутый, и наклонился, чтобы поцеловать ее.

К его удивлению, она отвернула лицо.

— Ты же знаешь, мои губы не изрыгают пламени, как говорится о демонах в легендах, — проговорил он полуобиженно-полужалостливо. — И душу твою я не высосу.

— Ты уже сделал это, — ответила она, по-прежнему не глядя ему в лицо.

— Ох, Эмра!

— Да. Именно так! Иначе почему бы я побежала за тобой, когда ты бросил меня и сбежал на «Птицу»? И почему я все еще хочу быть с тобой, хочу следовать за тобой, даже если эти башни превратятся в как-ты-там-назвал-их, и ты улетишь на небеса? Почему обыкновенная женщина должна хотеть этого? Скажи мне!

Она приподнялась на локте и повернулась к нему. Он едва узнавал ее, так искажены были черты ее лица, даже кожа казалась синевато-серой.

— Сотни раз во время этого похода я желала, чтобы ты погиб. Почему? Потому что тогда мне не надо бы было думать о времени, когда ты навеки покинешь этот мир, навеки покинешь меня! Но когда ты был в опасности, я тоже почти умирала и понимала, что на самом-то деле не хочу твоей смерти. С моей стороны это была просто оскорбленная гордость. И я не смогу перенести разлуки с тобой. Или того, что ты — представитель высшей расы, из людей, больше похожих на богов, чем на демонов! Ох, я не знаю, что и думать! Кто ты, дьявол или бог? Или просто необыкновенный человек, каких я еще не встречала? Я могу не обращать внимания на то, что твои раны заживают слишком быстро а шрамы исчезают. Но я не могла не заметить, что ты заранее знал: Эйга погибнет, если прикоснется к дьявольской стене на острове людоедов. Еще я заметила, что зубы, выбитые у тебя во время побега с острова, снова выросли. И еще: ты явно интересуешься демонами, что содержатся в тюрьме в Эстории. А…

— Не так громко, Эмра, — прервал он ее. — Ты всех разбудишь.

— Ладно, ладно. Лучше держаться тихоней и притвориться глупой. Но я не могу. Я не такой родилась. Так… так что ты собираешься делать, Алан?

— Делать? Делать?! — повторил он с отчаянием. — Боже, я должен так или иначе освободить этих двух бедных чертяк и сбежать на их корабле, чтобы вернуться домой.

— Чертяк? Так значит, они в самом деле демоны?

— О, нет! Это просто словечко такое. Я сказал «бедные чертяки», потому что они, наверное, уже испытали на себе все ужасы варварской тюрьмы. Не знаю, что хуже — попасть в руки каннибалов или испытать на себе милость священников этой гнусной планеты.

— Ты и вправду так о нас думаешь? Мы все грязные, кровожадные, вонючие дикари, да?

— О, нет. Не все, — ответил он. — Ты не из их числа, Эмра. По всем стандартам ты удивительная женщина.

— Тогда почему бы тебе?..

Она прикусила губу и снова отвернулась от него. Она не собиралась унижаться до просьбы взять ее с собой. Он сам должен предложить это. Грин не знал, что ей сказать, хотя и чувствовал, что ответ надо дать немедленно. У него просто не укладывалось в сознании, как она сможет приспособиться к земной цивилизации. Как приучить ее к тому, что, если кто-то не нравится тебе или не согласен с тобой, то не надо разрывать его на части. Или, если противник слишком могуч, чтобы самому справиться с ним, не надо посылать к нему наемного убийцу?

Как можно научить ее любить те же вещи, что и он: музыку, скульптуру, литературу чуждой для нее культуры? Она не сможет понять в ней того, что понимает он, потому что росла в совершенно другой среде. Она не поймет намеков, символов, игры слов, вплетенных в ткань повседневной жизни землян. Она будет чужой в его мире.

Конечно, на Земле хватало женщин и из колоний, которые имели свою собственную культуру. Но в этом случае была всего лишь небольшая разница во взглядах на жизнь. А все прочее совпадало, потому что они дышали одним воздухом и разговаривали на одном языке. А Эмра, желанная во всех отношениях, просто не сможет понять, как будут судить и рядить о ней те, с кем ей придется жить рядом.

Он взглянул на Эмру. Она отвернулась и, вроде бы, дышала легким сонным дыханием. Хотя Грин и сомневался, что она может так быстро уснуть, он решил принять все так, как оно выглядит. Он не станет отвечать ей сейчас, хотя и знает, что с наступлением утра глаза ее будут спрашивать о том же, пусть даже сама она будет молчать.

По крайней мере, любопытство ее было отвлечено от того, что он делал этой ночью. Одно это уже неплохо. Он хотел бы сохранить это в тайне до тех пор, пока не придет время действовать. А точнее, именно сохранение тайны обеспечивало возможность действовать. Он кое-что обнаружил этой ночью, и оно может послужить спасению, если он сумеет воспользоваться этим. «Вот в чем загвоздка», — как сказал однажды какой-то поэт. Пытаясь вспомнить, кто же именно это сказал, Грин уснул. Любимым его занятием было витать в облаках, когда окружающие оставляли его одного. Но вот в чем загвоздка — они не оставляли.