26
Перемены

Сила воспоминаний вырубила меня всерьез и надолго. Той ночью прошлое вернулось ко мне во всей красе, заставив снова испить горькую чашу до дна. Когда я очнулась, за окнами царила кромешная тьма. Утро, ночь – непонятно. Из проигрывателя лился мелодичный мотив песни «Врать грешно».

У меня в загашнике хранилась уйма воспоминаний. Мэллоуновские восстания, потеря отца, бесконечные унижения от одноклассниц. Однако из всего многообразия я предпочла показать стражу тот жуткий вечер, когда меня отверг любимый человек. Вроде бы мелочь, эпизод, но это было моим единственным нормальным, «живым» воспоминанием. Первый секс в подворотне со случайным знакомым. Первый и последний раз, когда мне разбили сердце.

Никогда не верила в романтическую чушь про сердца. Моя вера зиждилась на духах и лабиринтах. На них строились реальность и мой заработок. Но в ту ночь сердечной боли мне хватило сполна. Впервые пришлось признать, что у меня все же есть сердце и оно может болеть. Причинять немыслимые страдания.

Теперь я стала старше, повзрослела, а с возрастом люди меняются, становятся мудрей. Наверное. Но той наивной девчушки, отчаянно тянущейся к крепкому мужскому плечу, больше нет. Я давно превратилась в оружие, марионетку в чужой игре. До сих пор не знаю, что хуже.

В камине еще горел огонь. Отблески пламени освещали темный силуэт у окна.

– С возвращением.

Я промолчала.

Страж обернулся.

– Ну давай. Тебе наверняка есть что сказать, – вырвалось у меня.

– Нет, Пейдж. – После короткой паузы он продолжил: – Ты думаешь, что поступила глупо. Полностью согласен.

Я потупилась:

– Мне просто хотелось, чтобы… чтобы…

– Чтобы тебя заметили, – кивнул он, глядя на огонь. – Теперь мне ясно, почему это воспоминание так тебя тревожит. В нем кроется твой главный страх – страх, что у тебя за душой нет ничего, кроме дара странницы. Единственная часть тебя, которая по-настоящему ценится. Другие части ты утратила еще в Ирландии. Потому и тянешься к Джексону Холлу, хотя тот обращается с тобой как с вещью. Для него ты лишь телесная оболочка с уникальным содержимым. Бесценный дар в человеческом обличье. Но Ник Найгард открыл тебе глаза. В ту ночь, когда тебя отвергли, ты взглянула в лицо своему главному страху – что тебя никогда не оценят как человека, как совокупность качеств. Только как диковинку. Тебе не оставили иного выбора, как отдаться первому встречному, который знать не знает о странниках и прочем. Вот и все.

– Не вздумай меня жалеть, – прошипела я.

– Я не жалею, но очень хорошо понимаю, каково это – хотеть, чтобы тебя принимали как есть.

– Такое больше не повторится.

– Разве одиночество спасло тебя? Уберегло от ошибок?

Я отвернулась, не в силах скрыть злость. Моя ненависть к рефаиту лишь окрепла. Вывернул мне душу наизнанку и еще смеет учить жизни!

Страж опустился рядом на кровать:

– Сознание невидца подобно воде. Пресное, однотонное и прозрачное, оно ограничено минимальными функциями жизнедеятельности. Сознание же ясновидца сродни маслу, густое и насыщенное. А вода с маслом не смешивается.

– Намекаешь, поскольку он невидец…

– Вот именно.

Мне сразу полегчало. Не фригидная, и ладно. После той ночи обратиться к врачу не рискнула: сайенские медики в таких вопросах отличались крайней нетерпимостью.

Внезапно появилась новая мысль.

– Если у нас в мозгах масло, тогда… что у вас?

Рефаит медлил с ответом, но затем бархатным тоном произнес единственное слово:

– Огонь.

Меня бросило в дрожь. Огонь и масло вместе дают взрыв. Нет, нельзя думать о нем в таком духе. Он вообще не человек. Пусть понимает меня сколько влезет – плевать. Ничего не изменилось. Он по-прежнему мой куратор и рефаит в придачу.

Страж посмотрел на меня в упор:

– Пейдж, под конец у тебя промелькнуло еще одно воспоминание.

– Какое?

– Кровь. Много крови.

Я устало отмахнулась:

– Наверное это как-то связано с полтергейстом на маковом поле. У них всегда кровавые думы.

– Нет, то воспоминание уже было. Это совсем другое, и крови очень много, ты буквально захлебываешься ею.

– Понятия не имею, о чем ты, – искренне ответила я.

Рефаит долго вглядывался мне в лицо и наконец кивнул:

– Постарайся выспаться как следует. Завтра, как проснешься, подумай о приятном.

– О чем, например?

– О том, как сбежать из города. Когда предоставится возможность, нужно быть наготове.

– Значит, ты мне поможешь?

Пауза. У меня вдруг лопнуло терпение.

– Слушай, ты изучил меня вдоль и поперек: сны, подсознание и прочее, а мне до сих пор неясны твои мотивы. Чего добиваешься?

– Пока Нашира держит нас обоих под колпаком, меньше знаешь – крепче спишь. Если тебя вновь начнут допрашивать, честно скажешь, что не в курсе дела.

– Какого дела?

– А ты настойчивая.

– И поэтому до сих пор живая.

– Нет, просто у тебя иммунитет к опасности. – Он хлопнул себя по коленям. – В курс дела тебя не введу, но если хочешь, могу рассказать про алый цветок.

Предложение застало меня врасплох.

– Валяй.

– Знаешь историю Адониса?

– В сайенских школах классике не учат.

– Извини, запамятовал.

– Хотя погоди… – Мне вспомнились краденые тома в логове Джекса. Босс обожал мифологию, которую называл запретным плодом. – Адонис, случаем, не бог?

– Возлюбленный Афродиты. Он был прекрасным молодым охотником и смертным. Очарованная им Афродита предпочла его общество богам. Легенда гласит, что ее муж, бог войны Арес, в пылу ревности обернулся диким вепрем и убил соперника. Адонис умер на руках у Афродиты, и его кровь запятнала землю. Склонившись над телом возлюбленного, богиня окропила его чудодейственным нектаром, и на том месте родился анемон – нежный цветок, алый, как сама кровь. Дух же Адониса отправился в загробный мир. Однако Зевс внял мольбам Афродиты и разрешил юноше полгода проводить среди живых, а вторую половину – среди мертвых. – Страж взглянул на меня. – Поразмысли над этим, Пейдж. Монстров не существует, но за покровами мифов часто скрывается истина.

– Только не говори, что вы боги. Не переживу, если Нашира ко всему прочему окажется еще и святой.

– Мы многоликие сущности, но точно не святые. – Он осекся. – Хватит, и без того сказано много лишнего. Тебе нужно отдохнуть.

– Я совсем не устала.

– Все равно поспи. Завтра ночью покажу тебе кое-что.

Я откинулась на подушку и внезапно поняла, как сильно утомлена. Но тут же спохватилась:

– И не воображай, что заслужил мое доверие. Если только чуть-чуть.

– Спасибо и на этом. – Страж поправил одеяло. – Спи, юная странница.

Дважды просить не пришлось, но и во сне меня преследовали алые цветы и боги.

Проснулась я от стука. Небо за окном уже окрасилось в багрово-алые тона. Страж стоял у камина, затравленно глядя на дверь.

– Прячься, Пейдж. Живо.

Я соскочила с кровати и бросилась за дверь, скрытую портьерой, но створку прикрыла неплотно, оставив щелку для подглядывания.

Лязгнул замок, и на пороге возникла Нашира. Похоже, у нее был свой ключ от покоев. Страж опустился на колени, но ритуал не закончил. Нашира провела ладонью по простыне:

– Где она?

– Спит.

– У себя в комнате?

– Да.

– Врешь. Она спит здесь. Вся постель провоняла ею. – Голой рукой Нашира схватила возлюбленного за подбородок. – Снова решил испытать судьбу?

– Не понимаю, о чем ты. Все мои помыслы только о тебе.

– Хорошо, если так. – Ее хватка усилилась. – Но учти, Арктур, цепи еще висят. Не надейся, что я пожалею тебя и снова не отправлю в «Павильон». Не надейся повторить Восемнадцатый Сезон. В противном случае я не пощажу никого, включая тебя. На сей раз не жди снисхождения. Тебе ясно?

Не дождавшись ответа, она с силой ударила стража по щеке, заставив меня содрогнуться.

– Отвечай.

– Двадцать лет мне пришлось расплачиваться за свой проступок. Ты права. Людям нельзя доверять.

После короткой паузы Нашира удовлетворенно кивнула:

– Рада слышать. – Ее голос смягчился. – Все будет в порядке. Скоро башня достанется нам. Ты еще вкусишь сладкие плоды нашего союза.

Она точно больная. Сначала бьет, потом говорит о любви.

– Если я правильно понял, время Сороковой истекло? – осторожно осведомился страж.

Я вся обратилась в слух.

– Она готова. Мне известно о подчинении Двенадцатого в цитадели. Твоя сестра доложила мне. – Нашира погладила его по лицу. – Ты хорошо отшлифовал ее дар, любимый.

– Все для тебя, правительница, – поклонился рефаит. – Каков твой план? Задействуешь ее втихую или открыто явишь Сайену свою мощь?

– Оба варианта хороши. Главное, у меня появится дар странника, способность подчинять и властвовать. И все благодаря тебе, мой дорогой Арктур. – Она поставила на каминную полку склянку, и тон ее вновь посуровел. – Это твоя последняя порция амаранта вплоть до торжества. Пора тебе вспомнить шрамы. Вспомнить, что лучше смотреть в будущее и забыть о прошлом.

– Ради тебя перенесу любые муки, – пообещал страж.

– Долго мучиться тебе не придется. Совсем скоро на нас снизойдет благодать. – Она направилась к выходу, но на пороге обернулась. – Позаботься о ней, Арктур.

Хлопнула дверь.

Страж не шелохнулся, а после вдруг треснул кулаком по стеклянной урне, отчего та разлетелась вдребезги. В гробовой тишине я вернулась в постель и вытянулась под одеялом.

Он мне не враг. Все обстоит совсем иначе. Нашира сказала, что вернет его в «Павильон». Значит, он и впрямь участвовал в бунте. Выступил против своих. Вот что имел в виду Тубан, когда угрожал Тирабелл. Они пытались нам помочь и понесли суровую кару. Поставили не на ту лошадку, примкнули к слабым.

Я ворочалась в кровати, не переставая думать о подслушанном разговоре. О пощечине, о покорной позе рефаита. И о том, что Нашира планирует скоро, очень скоро избавиться от меня. Пусть медленно, но наконец дошло: страж на моей стороне.

Вспомнились шрамы на спине Тирабелл, о которых с таким злорадством говорил Тубан Саргас. Он и его семья оставили эти шрамы. Тирабелл и страж были мечеными. Что-то ужасное случилось в «Павильоне» после Ноябрьфеста 2039 года. Я не знала Тирабелл, но она спасла мне жизнь; с меня теперь причитается. Причитается и стражу за его доброту и человеческое отношение.

Черт! Ненавижу быть обязанной. Но если страж снова захочет со мной поговорить, выслушаю непременно. Я рывком села на кровати. Нет, никаких «если». Мне самой нужно поговорить с ним – сейчас. Он мой единственный шанс на спасение, единственный шанс выбраться из этой дыры. Необходимо понять истинные мотивы Арктура Мезартима. Узнать, поможет он мне или нет.

Я слезла с кровати и спустилась в покои. Никого. По подоконнику барабанил дождь. В небе сгустились грозовые тучи. Напольные часы пробили четыре утра. На письменном столе лежала записка:

К дьяволу сон. Хватит глупых игр и бесконечных пикировок. Я натянула сапоги и вышла из башни.

Снаружи завывал ветер. По галерее бродил охранник. Улучив момент, я побежала. Гроза и мрак служили надежным укрытием, позволив проскользнуть незамеченной. К вою ветра прибавился новый звук – музыка. Наконец за очередным поворотом показалась распахнутая дверь, ведущая в небольшую часовенку, отделенную от основного массива резной каменной оградой. В темноте подрагивало пламя свечи. Наверху кто-то играл на органе. Надрывная мелодия эхом отдавалась у меня в ушах.

Посередине ограды виднелся проход. За ним тянулась винтовая лестница. На верхней площадке стоял орган. Страж сидел за инструментом спиной ко мне. Звук, исходя из многочисленных труб, поднимался под каменные своды и оттуда рвался наружу, наполняя сердце невыносимой тоской. Чувствовалось, что музыкант вкладывает в игру всю душу.

Музыка резко оборвалась. Страж повернулся ко мне, но не сказал ни слова. Я присела рядом. Лишь пламя свечи и его взгляд пронизывали кромешный мрак.

Страж первым нарушил молчание:

– Тебе положено спать.

– Спасибо, выспалась. – Я коснулась клавиш. – Не думала, что рефаиты умеют играть.

– За столько лет мы сполна постигли искусство мимикрии.

– Это не мимикрия, а ты сам.

Повисла долгая пауза.

– Ты пришла просить о свободе, – констатировал он. – Это твое заветное желание.

– Да.

– Само собой. Можешь не верить, но именно свободы я желаю больше всего на свете. Этот город разжег во мне тягу к странствиям. Меня влечет к твоему огню, влечет к местам, где ты бывала. Минуло двести лет после моего заточения. Вечный узник под маской короля.

Да, бедняге можно только посочувствовать.

– Однажды меня предали. В канун Ноябрьфеста, незадолго до начала восстания, один человек донес на нас. В обмен на собственную свободу пожертвовал всеми от мала до велика. – Страж посмотрел на меня. – Теперь ты понимаешь, почему Нашира не боится второго восстания. В ее представлении, люди слишком эгоистичны, чтобы рисковать собой ради общего блага.

Не понять было трудно. Ради нас рисковали жизнью, а мы вместо благодарности укусили кормящую руку. Неудивительно, что рефаит не доверял мне, что относился с такой холодностью.

– Но с тобой, Пейдж, все иначе. Нашира боится тебя. Ей известно, что ты та самая Бледная Странница из «Семи печатей». Тебе под силу внедрить сюда дух Синдиката, а Нашира опасается этого духа.

– Нашла кого опасаться. Там сплошь мелкое жулье и стукачи.

– Все зависит от лидера. При грамотном руководстве сброд можно превратить в грозное оружие.

– Синдикат существует за счет Сайена, а Сайен – за счет рефаитов. Вы сами создали себе врага, – хмыкнула я.

– Мне понятна ирония. Нашире тоже. – Страж обратил ко мне пылающий взор. – Участники Восемнадцатого Сезона восстали, потому что привыкли к организованности. Вместе они были сила и единство. Наша задача – возродить эту силу. И на сей раз у нас нет права на ошибку. – Он отвернулся к окну. – Особенно у меня.

Я хотела дотронуться до руки, покоящейся всего в сантиметре от меня на клавишах, но не рискнула.

– Мне необходимо вырваться отсюда. Моя задача – просто вернуться в цитадель, прихватив с собой как можно больше народу.

– Тогда наши задачи разнятся. Но мы можем помочь друг другу, если объединимся.

– Чего ты добиваешься?

– Свержения Саргасов. Пусть узнают, что такое страх.

Я подумала о Джулиане. О Финне. О Лисс, плавно превращающейся в невидца.

– Что ты планируешь предпринять?

– Без понятия. – Страж посмотрел на меня в упор. – Хочу кое-что показать, если ты не против.

У меня отнялся язык. Ярко-желтые глаза вдруг засияли нежным светом, согревая меня своим теплом.

– Могу я рассчитывать на твое доверие? – спросил он.

– Безусловно.

– Тогда идем.

– Куда?

– К Майклу. – Рефаит поднялся. – Неподалеку от главного квадрата есть заброшенное здание. Охрана не должна нас видеть.

Звучало заманчиво. Я кивнула и направилась вслед за ним к выходу из часовни.

Убедившись, что охраны нет поблизости, страж сделал замысловатый жест. В тот же миг от стены отделился призрак и кинулся тушить факелы. Вскоре все вокруг погрузилось во мрак. Взяв меня за руку, рефаит устремился вперед. Мне едва удавалось поспевать за его широким шагом. Из арки мы вышли на гравиевую дорожку.

Заброшенное здание выглядело устрашающе, под стать прочим постройкам. В предрассветных сумерках виднелись арки, решетчатые окна и фронтон, украшенный изображением кольца.

Страж юркнул под мрачные своды, достал из рукава ключ и отворил трухлявую дверь.

– Что это за место?

– Убежище.

Он шагнул внутрь, я следом, плотно затворив за собой дверь. Страж задвинул засов. В убежище царила кромешная тьма. Только глаза моего спутника сияли приглушенным светом.

– Раньше здесь были винные погреба. У меня ушли годы, чтобы расчистить завалы. Благодаря моему высокому положению для посторонних сюда нет доступа. Лишь единицы вхожи в убежище. В их числе Майкл.

– А кто еще?

– Уверен, ты знаешь.

Меченые.

Меня охватила дрожь. Так вот где собирались заговорщики!

Страж распахнул узкую дверцу в стене:

– Полезай.

– Что там?

– Тот, кто поможет тебе.

– Разве мой помощник не ты?

– Смертные в этом городе никогда не доверятся рефаиту. Решат, что это очередная ловушка. Ты возглавишь восстание.

– В прошлый раз тебе доверились, – возразила я.

Он не ответил и повторил:

– Полезай. Майкл ждет.

Его лицо омрачилось. Представляю, каково это – вложить столько труда, чтобы потом все пошло прахом.

– Теперь будет иначе, – заверила я.

Страж хранил молчание. Его глаза потухли, кожа потускнела – сказывалась нехватка амаранта.

Смирившись с неизбежным, я нырнула в холодный темный туннель. Рефаит плотно прикрыл дверцу и пополз следом.

– Вперед.

В конце туннеля тонкая рука стиснула мою кисть, помогая выбраться. В тусклом свете свечи я узнала Майкла.

– Покажи ей, Майкл, – велел страж, появляясь из туннеля. – Это ведь твоя работа.

Слуга кивнул и жестом поманил меня за собой. Щелкнул выключатель, и с потолка полился яркий свет, озаряя огромное подвальное помещение. Мною овладела странная тревога. Что-то тут не так… Внезапно меня осенило.

– Электричество. – (Невероятно!) – Но ведь здесь нет тока. Как тебе?..

Майкл победоносно ухмыльнулся:

– Официально электричество есть лишь в одной резиденции – в «Баллиоле», чтобы архонт мог координировать «алых» перед очередным Сезоном, – пояснил рефаит. – «Баллиол» оснащен современной электрической проводкой. К счастью, «Магдален» тоже.

Майкл поманил в угол, где под бархатным покровом проступали контуры широкого прямоугольного предмета. Когда покровы пали, у меня вырвался протяжный свист. Компьютер! Правда, допотопный, может, 2030 года выпуска, но самый настоящий компьютер. Связующее звено с внешним миром.

– Он украл его в «Баллиоле», – чуть улыбнулся страж. – Сумел наладить проводку и подключиться к спутниковой системе слежения Сайена.

– Майкл, ты гений! – восхитилась я, усаживаясь перед монитором.

Юноша смущенно потупился.

– Для чего вам компьютер?

– В целях безопасности мы редко им пользуемся, но за отбором в Двадцатый Сезон следили очень внимательно.

– Можно взглянуть?

Майкл открыл файл, озаглавленный «Махоуни, Пейдж-Ева, 7.03.59». Пошли кадры, снятые с вертолета.

Камера дала крупным планом мое лицо. Я мчалась по крышам прямиком к пропасти. Расстояние выглядело непреодолимым (у меня даже дух захватило), но фигурка на экране лихо прыгнула. Послышался крик пилота: «“Флюидом” в нее!»

Я рухнула с высоты пятьдесят футов, но рюкзаком зацепилась за бельевую веревку и безвольно повисла.

«Клянусь бакенбардами инквизитора! – заржал оператор. – Это самая везучая сучка из всех, что я видел!»

Запись оборвалась.

– Прелестно, – хмыкнула я.

Майкл успокаивающе потрепал меня по плечу.

– Мы весьма огорчились, что тебе не удалось сбежать, но порадовались, что ты выжила, – сообщил страж.

– Мы? Устраиваешь тут коллективные просмотры для своих?

– Можно сказать и так. – Он поднялся и стал мерить шагами подвал.

– Что от меня требуется? – не выдержала я.

– Вызови подмогу. – Заметив мое недоумение, рефаит добавил: – «Семь печатей».

– Ни за что! Нашира их схватит. Ей нужен Джекс. Ему нельзя появляться здесь.

Майкл помрачнел.

– Хотя бы дай им знать, где находишься, – убеждал страж. – На случай, если сорвется.

– Что сорвется? – растерялась я.

– Твой побег.

– Мой побег?

– Да. – Он повернулся ко мне. – Ты спрашивала про поезд. В канун празднования юбилея он привезет сюда группу высших сайенских руководителей из цитадели. И отвезет их обратно в Лондон.

Я медленно переваривала услышанное.

– Выходит, мы сможем вернуться домой… Когда?

– В ночь на первое сентября. – Страж уселся на бочку. – Если не хочешь задействовать банду, думай сама. Комната в твоем распоряжении. Предлагай варианты. Надеюсь, они окажутся лучше моих. Вспомни уроки Синдиката. – Он взглянул на меня в упор. – Двадцать лет назад мы допустили ошибку. Хотели ударить по Саргасам днем, когда город спит. С помощью предателя они успели подготовиться, но, даже не будь его, нас наверняка засекли бы через пустой эфир. Атаковать нужно при повышенной активности эфира, она отвлечет рефаитов, позволит застать их врасплох. Лучшего момента, чем двухсотлетний юбилей, не придумаешь.

Неожиданно для себя я кивнула:

– Так мы сумеем припугнуть парочку сайенских чинуш.

– Точно. – Страж не сводил с меня глаз. – Воспользуйся убежищем, Пейдж. В компьютере хранятся подробные карты города. Разработай маршрут побега из центра. Если успеешь попасть на луг вовремя, вернешься на поезде в Лондон.

– Во сколько отправление?

– Пока неизвестно. Я не могу спрашивать об этом, не вызывая подозрений. Но у нас есть Майкл и его потрясающие способности шпиона. Уверен, к нужному сроку все станет ясно.

– Ты говорил, наши цели разнятся. Чего добиваешься лично ты?

– Сайен свято верит в нашу неуязвимость. Хочу доказать ему обратное.

– Как?

– Я давно подозревал, что Нашира попытается убить тебя прямо на торжестве, чтобы овладеть твоим даром. Существует простой и действенный способ унизить ее. – Страж взял меня за подбородок. – Помешай ей.

Его глаза зажглись мягким светом.

– Если соглашусь, ты окажешь мне услугу, – медленно проговорила я.

– Слушаю.

– Лисс. Она умирает. У меня есть новая колода, но нет гарантии, что это сработает. Мне… – Слова давались с трудом. – Мне понадобится твоя помощь.

– Твоя подруга слишком давно страдает от эфирного голодания. Вернуть ее к жизни сможет лишь амарант.

– Знаю.

– Тебе же известно, что Нашира сняла меня с довольствия.

Я выдержала его взгляд.

– У тебя осталась последняя доза.

Страж сел рядом со мной. Конечно, моя просьба была вершиной нахальства, учитывая, что рефаит прочно зависел от амаранта.

– Как интересно, Пейдж… – Он побарабанил пальцами по ноге. – Ты не хочешь рисковать своими друзьями и звать их сюда. Допустим, я предложу тебе свободу, но при условии, что Лисс останется здесь. Согласишься?

– Ты это серьезно?

– Не исключено.

Смысл предложения угадывался легко. Страж испытывал меня, хотел узнать, хватит ли мне малодушия бросить родного человека в беде.

– В моем случае риск слишком велик. Если Саргасы пронюхают, меня сурово накажут за помощь смертному. Но если ты решишь повременить с побегом, рискнуть ради меня и твоих близких, тогда я помогу ей. Услуга за услугу, Пейдж.

Мною овладело искушение. Может, действительно выбрать свободу и бросить Лисс? В тот же миг в душе поднялся стыд.

– Нет, – выдавила я. – Помоги ей.

– Хорошо, – отозвался страж, вставая. – Тогда помогу.

В холодном бараке толпилась горстка арлекинов. Пятеро, включая Сирила и Джулиана, стояли с опущенной головой, молитвенно сложив руки. Сквозь тряпки, которыми затыкали щели, сочились капли дождя.

Все понимали, что Лисс обречена, и молча несли вахту у ее изголовья. Даже оправься она от эфирного голодания, ей уже не стать прежней. Но если Лисс умрет, друзья будут готовы прочесть заупокойную молитву и тем самым помешать врагу поработить душу покойной.

Уличные артисты знали, что при любом раскладе потеряют всеобщую любимицу. Лисс Реймор, девушку, которая никогда не падает.

Когда в бараке появился страж в компании со мной и Майклом, арлекины испуганно попятились. Поднялся тревожный ропот. Сирил забился в угол. Остальные затравленно взирали на рефаита. Что делает в Трущобах сам принц-консорт, правая рука Наширы? Зачем явился на скорбную церемонию?

Только Джулиан не шелохнулся.

– Пейдж?

Я приложила палец к губам.

Лисс лежала на подстилке, укутанная в грязную простыню. В волосы юной акробатки вплели шелковые ленточки, на удачу. Джулиан крепко сжал ее руку, не отрывая глаз от незваного гостя.

Страж опустился на колени рядом с Лисс. У него на скулах играли желваки, но он ничем не выдал своей боли и велел:

– Пейдж, подай амарант.

Я протянула ему склянку с последней порцией амаранта.

– Теперь карты, – сказал он, не поднимая головы.

Колода легла ему на ладонь.

– И нож.

Майкл вручил мне кинжал с черной рукояткой. Я вынула его из ножен и отдала стражу. Арлекины вновь зашептались. Обнимая Лисс за плечи, Джулиан в упор посмотрел на меня.

– Джулс, доверься мне.

Тот нервно сглотнул.

Откупорив флакончик, страж плеснул немного темной жидкости себе на ладонь и смазал акробатке губы и носовую впадину. При этом Джулиан сжимал безжизненную руку девушки. Страж принялся натирать ей виски. Покончив с этим, тщательно завинтил крышку и передал мне флакон. Затем взял нож за лезвие и протянул Джулиану:

– Порежь ей пальцы.

– Что?!

– Мне нужна ее кровь.

Джулиан покосился на меня. Я кивнула.

Трясущимися руками он стиснул рукоять.

– Прости, Лисс.

Острие прошлось по кончикам пальцев. Выступила кровь.

– Пейдж, Майкл, разложите карты, – скомандовал рефаит.

Мы повиновались, расстелив колоду полукругом. Страж провел рукой Лисс по картам, смазывая картинки кровью.

Потом протер нож чистой тряпицей, снял левую перчатку и сжал лезвие в кулаке. По бараку пронесся изумленный вздох. Рефаиты никогда не снимали перчаток, заставляя думать, что у них вовсе нет рук. Однако они были. Мы как завороженные смотрели на длинные крепкие пальцы, сплошь покрытые шрамами. У нас снова вырвалось дружное «ах!», когда рефаит прокрутил лезвие в кулаке и раскрыл ладонь, обнажая длинную рану с сочащейся эктоплазмой. На каждую карту пришлось по нескольку капель. Страж орошал своей кровью колоду, как когда-то Афродита поливала нектаром кровь Адониса. В каморке начали собираться фантомы; их влекли карты, Лисс и рефаит. Вскоре в эфире образовался призрачный треугольник. Потусторонняя дверь наконец отворилась.

Страж натянул перчатку, собрал карты в колоду, сунул ее Лисс в декольте, чтобы те касались кожи, и прижал сверху рукой.

– А из крови Адониса явилась жизнь, – проговорил он.

Лисс открыла глаза.