24
Видение
Я мчалась по крышам, оттуда – через улицу к «Магдален». У стен резиденции сильная рука схватила меня и втащила в окно.
Страж. Похоже, ждал. Не говоря ни слова, он подтолкнул меня к двери. Молча мы миновали восточный дворик, пустые проходы, галерею. Очутившись в башне, я опустилась на пол у камина. От моих ладоней на ковре остались темные следы. Пыльца.
Не мешкая, страж повернул ключ в замке, выключил проигрыватель и задвинул все шторы. Задержавшись у окна, выглянул в щелку на улицу. Я сбросила рюкзак. Плечи уже болели от лямок.
– Я убила его.
Страж обернулся:
– Кого?
– Краза. Я его застрелила. – Меня всю трясло. – Убила Саргаса. Теперь Нашира меня прикончит. Ты прикончишь…
– Нет.
– Почему?
– Смерть Саргаса для меня небольшая потеря. – Он снова повернулся к окну. – Уверена, что он мертв?
– Абсолютно. Я же выстрелила ему в лицо.
– Пулей нас не убить. Ты наверняка воспользовалась пыльцой.
– Да. – Я пыталась успокоиться и дышать ровно. – Да, воспользовалась.
Повисла пауза. Мне не хватало воздуха, сердце останавливалось при мысли, что сижу сейчас вместе с кучей улик.
– Если Саргас пал от руки человека, Нашира уж точно не захочет, чтобы информация об этом просочилась в город, – произнес наконец рефаит. – Никто не должен усомниться в нашей неуязвимости.
– Хочешь сказать, вы не бессмертны?
– Мы не неуязвимы, – с нажимом проговорил он, опускаясь рядом со мной на корточки. – Тебя кто-нибудь видел?
– Нет… Постой… Да. Тирабелл.
– Тирабелл сохранит твою тайну. Если других свидетелей нет, нам опасаться нечего.
– Там еще был Тубан. И взрыв. – Спохватившись, я посмотрела на него. – Твоих рук дело?
– Тебе угрожала опасность. В «Павильоне» был мой союзник. Он придумал отвлекающий маневр. Нашире доложат, что произошла утечка газа, а рядом по нелепой случайности оказалась свечка, только и всего.
Новость послужила слабым утешением. Теперь на моей совести три жизни, не считая тех, кого по моей милости не удастся спасти.
– У тебя кровь, – заметил страж.
Сквозь приоткрытую дверь в зеркале ванной отразилось мое лицо с длинным порезом через щеку. Из неглубокой раны выступила кровь.
– Да.
– Он тебя ранил?
– Нет, стеклом порезалась. – Я потерла ноющую ссадину. – Дурную весть Нашире доставишь ты?
Он кивнул, не спуская глаз с моей щеки. Меня поразил его взгляд: тревожный, сосредоточенный. Похоже, что-то томило рефаита. Он избегал смотреть на меня; его словно заворожил порез.
– Если не залечить, останется шрам. – Пальцы в перчатке взяли меня за подбородок. – Сейчас принесу что-нибудь подходящее.
– А заодно узнаешь про Краза?
Наши взгляды на секунду встретились.
– Да.
На лбу у меня залегла складка, с губ готов был сорваться вопрос. Но я промолчала.
– Скоро вернусь, – заявил рефаит, поднимаясь. – А тебе советую принять ванну. Чистая одежда там. – Он кивнул на шкаф.
Я покосилась на униформу: жилетка была сплошь в пыльце, верный признак моей причастности к убийству.
– Хорошо.
– И промой рану.
С этими словами он исчез.
Я встала и подошла к зеркалу. На бледной коже выделялась алая борозда. Неужели стражу больно видеть меня в таком состоянии, даже после травм, нанесенных Джексоном? Или, глядя на меня, он вспоминает собственные шрамы, надежно спрятанные под одеждой?
От моих волос исходил тошнотворный аромат. Пыльца. Закрывшись в ванной, я сбросила униформу и пустила горячую воду. Ноги подкашивались. На коленке красовалась ссадина. Шагнув под обжигающие струи, я принялась мыть голову. От воды старые раны заныли, им вторили новые. Через пару секунд по телу разлилось умиротворяющее тепло, мускулы окрепли. Я терла каждую клеточку, каждую впадинку, смывая кровь, пот и пыльцу. Да, вид у меня – краше в гроб кладут, но в свете недавних событий все эти синяки и шишки подозрений не вызовут. Вместе с грязью меня покидала и тревога.
Главный вопрос – стоит ли рассказывать про поезд стражу? Вдруг он вознамерится мне помешать, как тогда, в цитадели? С другой стороны, нужно выяснить, охраняют ли состав и где именно находится вход в туннель. Понятно, что на лугу, но во время тренировок глаз не зацепился ни за что, похожее на дверь. Наверняка вход прячут.
В зеркальном шкафу обнаружилась чистая униформа. Кто-то очистил ковер от пыльцы. Я рухнула на кушетку. Краз Саргас, наследный преемник, пал от выстрела в голову. Вот уж не думала, что рефаита так легко убить. Скорее всего, дело в пыльце, а пуля лишь довершила начатое ею. Никогда не забуду, как труп начал разлагаться прямо у меня на глазах, и все из-за какого-то порошка.
Звук открывающейся двери заставил меня содрогнуться. На пороге стоял страж, величественный, как сама смерть. Без лишних слов он сел рядом, смочил тампон в янтарной жидкости и промокнул мне щеку.
– Краз мертв, – сообщил он без тени эмоций.
Щеку словно обожгло.
– Краз был наследным преемником, – монотонно продолжал рефаит. – За его убийство грозит публичная казнь. Пропажу медикаментов уже обнаружили, но с тобой никак не связывают. За дневного портье не волнуйся – его подвергли астразии.
– Меня точно не подозревают?
– Если и подозревают, то молча. К счастью, тебе хватило ума не использовать фантома и не выдать себя.
Моя дрожь усилилась. Вечно со мной так: убью какую-нибудь важную шишку, а узнаю об этом только постфактум. Если Нашира разнюхает, висеть мне у нее на стене посмертной маской.
Я затрясла головой, отгоняя мрачные мысли.
– Почему пыльца так подействовала на Краза? Его лицо… Это было ужасно!
– Мы не те, чем кажемся, Пейдж, – ответил рефаит, глядя на меня в упор. – Сколько времени прошло от применения пыльцы до выстрела?
Выстрел. Занятный синоним убийства. Страж говорит так, будто меня это совсем не касается.
– Секунд десять.
– Что ты видела в эти десять секунд?
Я задумалась. В башне стояла мгла от испарений, и потом, меня здорово шарахнули об стену.
– Его лицо… Оно словно гнило заживо. Глаза выцвели, побелели… Как у покойника. Мертвые глаза.
– Тогда ты должна все понимать, – кивнул страж.
Спасибо, объяснил. Мертвые глаза. Что бы это значило?
Огонь весело трещал в камине, в комнате стало тепло. Даже слишком. Страж повернул меня щекой к свету.
– Нашира заметит порез, – вырвалось у меня. – И сразу догадается.
– Такие раны лечатся.
– Как?
В ответ тишина. Давно обратила внимание, что на вопросы «как» и «почему» страж предпочитает отмалчиваться. Вот и на сей раз он просто поднялся, подошел к столу и достал металлический цилиндр, очень маленький – такой легко поместится в кармане. На боку красная надпись: «Скорая сайенская помощь». К цилиндру добавились три полоски пластыря. Я стояла столбом, пока рефаит врачевал рану.
– Болеть будет?
– Нет.
Когда он закончил, я осторожно коснулась пластыря и, помедлив, сказала:
– В «Павильоне» была карта. Где-то в окрестностях «Порт-Мидоу» спрятан пассажирский состав. Меня интересует вход в туннель.
– Почему он тебя интересует?
– А потому, что я хочу смыться отсюда. Пока Нашира меня не прикончила.
– Ясно. – Страж вернулся в свое кресло. – Считаешь, я тебя отпущу?
– Считаю, отпустишь. – Я высоко подняла шкатулку. – В противном случае твоя вещица попадет к Нашире.
Отблески пламени осветили узор на крышке.
Страж барабанил пальцами по подлокотнику и молчал, даже не пытаясь торговаться.
– На поезде тебе не выбраться, – мягко проговорил он.
– Попробуй помешать!
– Дело не в этом. Состав включается лишь по указанию архонта. Даты отправления и прибытия запрограммированы на определенный срок, нельзя изменить настройки.
– Разве еду сюда доставляют не поездом?
– Нет. Он предназначен исключительно для транспортировки людей. Еду привозят курьеры.
– Выходит, состав не тронется вплоть до… до следующего Сезона костей?
То есть не раньше 2069 года. Мои мечты о легком бегстве обратились в прах. Единственный вариант – минное поле.
Страж словно прочел мои мысли.
– На своих двоих бежать не советую. В лесах охотятся эмиты. От целой стаи твой дар не спасет.
– Но медлить нельзя. – Я стиснула подлокотники так, что побелели пальцы. – Мне нужно выбраться отсюда во что бы то ни стало. Ты ведь знаешь, что Нашира хочет меня убить.
– Конечно хочет. Особенно теперь, когда твой дар окончательно созрел. Она жаждет его и уже скоро попытается заполучить.
Я насторожилась.
– В каком смысле «созрел»?
– Там, в цитадели, ты подчинила Двенадцатого. Этого от тебя и ждали.
– Ты рассказал ей?
– Рано или поздно она узнает, но не от меня. Все наши с тобой разговоры не выйдут из этих стен.
– С чего бы?
– Считай это знаком доверия.
– Ты рылся в моих воспоминаниях. С какой радости я должна тебе доверять?
– Тебе никто не мешал посмотреть мой лабиринт. Разве нет?
– Ага, холодный пустой лабиринт. Много там насмотришься. У тебя вообще есть что-то внутри или одна оболочка?
Рефаит порывисто вскочил, снял с книжной полки увесистый том и, не дав мне раскрыть рот, вынул спрятанный между страниц буклет и швырнул на стол. У меня перехватило дыхание. На столе лежал мой экземпляр «Категорий паранормального», наглядное доказательство моей причастности к Синдикату. Выходит, памфлет все это время был у стража.
– Может, мой лабиринт поистрепался за столько лет, но в отличие от автора памфлета я не делю людей на касты. И потом, тут нет ни онейромантов, ни рефаитов. – Он посмотрел на меня в упор. – За несколько месяцев, что мы провели под одной крышей, я многое узнал о тебе, пусть и против твоей воли. Прости, что вторгся в личное пространство, но другой возможности понять тебя не было. Это очень много значит для меня, не хотелось обращаться с тобой как с простой смертной – ничтожной и недостойной.
Неожиданное признание.
– Но почему? Откуда такая забота?
– На то есть причины.
Я схватила памфлет и прижала к груди, радуясь, как ребенок новой игрушке. Страж пристально наблюдал за мной.
– Тебе очень дорог главарь мимов. Ты мечтаешь вернуться к прежней жизни. В Синдикат.
– Зря ты судишь о Джексоне по памфлету. Он по-настоящему уникальный человек.
– Уверен, так и есть.
Страж присел рядом со мной на кушетку. Воцарилась тишина. Рефаит и человек – разные словно день и ночь – вместе оказались под стеклянным колпаком, как тот увядший цветок. Страж достал из шкатулки флакончик с амарантом и высыпал содержимое в кубок.
– Тебе одиноко, Пейдж. Я чувствую твое одиночество.
– Мне очень одиноко, – глухо повторила я.
– Ты скучаешь по Нику.
– Он мой лучший друг. Конечно, мне его не хватает.
– Он больше, чем друг. Твои воспоминания о нем на редкость яркие, подробные. Ты обожала его.
– Это было по молодости, – отрезала я.
Однако рефаит явно вознамерился пройтись по больному.
– Ты и сейчас молода, – продолжал он развивать запретную тему. – Но все же в твоих воспоминаниях чего-то недостает. Интересно, чего.
– Недостает, и ладно, – буркнула я. – Подумаешь, проблема.
– Для меня – да.
– Слушай, у всех есть неприятные воспоминания. Какое тебе дело до моих?
– Воспоминания – мой источник энергии. Мой путь к эфиру. У тебя это лабиринты, у меня память. – Пальцем в перчатке он дотронулся до моего лба. – Ты просила меня открыть лабиринт. Взамен открой свою память.
От его прикосновения кровь стыла в жилах. Я в ужасе отпрянула. Страж окинул меня задумчивым взором, потом встал и позвонил в колокольчик.
– Что ты делаешь?
– Тебе нужно поесть.
Он запустил проигрыватель и снова уставился в окно.
Майкл был тут как тут. Идеальный официант – даже звать его не нужно. Невидец внимательно выслушал распоряжения хозяина и выскользнул из комнаты, а всего через десять минут возвратился и опустил мне на колени поднос. Еды как раз чтобы заморить червячка: чай с молоком и сахаром, томатный суп, теплый хлеб.
– Спасибо, Майкл.
Он улыбнулся и, повернувшись к рефаиту, выдал серию замысловатых жестов. Тот молча кивнул. Майкл поклонился и вышел.
Страж выжидающе посмотрел на меня: буду есть или нет.
Я отхлебнула чай. Его вкус напомнил о бабушке – она всегда поила меня в детстве чаем, свято веря в его целебные свойства. Потом я пожевала хлеб. Рефаит по-прежнему не спускал с меня глаз. Изучает, считывает эмоции? Может, видит воспоминание о бабушке, видит, как оно успокаивает меня?
Когда с едой было покончено, он переставил поднос на кофейный столик и снова устроился рядом.
Я откашлялась:
– Что сказал тебе Майкл?
– Нашира собрала всех Саргасов в резиденции. Майкл у меня настоящий шпион. – В голосе рефаита зазвучали веселые нотки. – Часто приносит ценную информацию из резиденции «Сюзерен». Думая, что он обычный невидец, Нашира не воспринимает его всерьез. Очень удобно.
Выходит, Майкл любитель пошпионить. Учтем.
– Наверняка они обсуждают смерть Краза. – Я потерла виски. – У меня и в мыслях не было его убивать. Но…
– Но иначе он убил бы тебя. Краз жутко ненавидел людей. Когда мы только явились в ваш мир, он планировал заманить детей в наши поселения. У него была тяга к маленьким косточкам. Для клеромантии.
Меня едва не стошнило. Клероманты гадают на жребиях: бросают их, чтобы получить образы и символы. Жребии самые разные: иглы, игральные кости, ключики. Остеоманты предпочитают человеческие кости, но берут только старые скелеты и обращаются с ними почтительно, отдавая дань усопшим. Если Краз воровал детские кости, тогда поделом этому гаду.
– Признаться, я рад, что ты убила его, – произнес страж. – Такой мерзавец не должен поганить землю.
Я промолчала.
– Тебя мучает совесть, – констатировал он.
– Нет, страх.
– Боишься? Чего?
– Себя. Того, что продолжаю… продолжаю убивать. Не хочу быть орудием смерти.
– Твой дар на редкость неустойчив, но лишь благодаря ему ты еще жива. Это своего рода щит.
– Нет, не щит, – возразила я. – Скорее пистолет, у которого так просто спустить курок. – Я упорно рассматривала узоры на ковре. – Причинять людям боль – вот мой истинный дар.
– Ты делала это неосознанно, сама толком не понимала что и как.
У меня вырвался горький смешок.
– Ошибаешься. Про «как» согласна, но я всегда сознавала «что». Что вызывает головную боль и кровотечение? Стоило кому-нибудь покоситься на меня или обмолвиться про Мэллоуновские восстания – и вот вам, пожалуйста, кровь из носа. Хватало мысленного толчка. И знаешь, мне даже нравилось наказывать таких людей. Когда я была совсем ребенком, радовалась, что у меня в запасе столь мощное оружие.
Страж слушал не перебивая.
– В отличие от медиумов и сенсоров, мне нет нужды вызывать духов для защиты и прочего. Я сама дух. Ясно тебе? Могу умереть, когда пожелаю, стать фантомом в любой момент. Поэтому люди боятся меня, а я – их.
– Ты не похожа на них, но это не повод бояться.
– Поверь, еще какой повод. Мой фантом очень опасен.
– Опасность тебя не страшит, Пейдж. Напротив, ты питаешься ею. Поэтому и согласилась работать на Джексона Холла – ради адреналина, чтобы постоянно чувствовать угрозу разоблачения.
– Мне нужны были деньги, – пролепетала я.
– Неправда. Твой отец хорошо получает в Сайене. Дело не в деньгах, Пейдж. Сомневаюсь, чтобы ты хоть раз к ним притронулась. Опасность подстегивает тебя, приближает к эфиру, – медленно проговорил страж. – И Джексон дал тебе уйму острых ощущений.
Меня охватил гнев.
– Не надо пудрить мне мозги, как школьнице. Я хотела почувствовать себя нужной, значимой. Неужели не понимаешь?
– Это косвенные причины. По-настоящему в Синдикате тебя привлекал вполне конкретный человек.
У меня задрожали губы.
– Не смей.
– Тебя привлекал Ник, – безжалостно закончил страж. – Ты любила его. Ради него готова была пойти хоть на край света.
– Давай закроем тему, – взмолилась я.
– Почему?
– Это мое личное пространство. Или онейромантам такое понятие незнакомо?
– Ты слишком долго хранила свою тайну. – Рефаит не дотрагивался до меня, но его взгляд обволакивал, рождая ощущение физического контакта. – Мне не под силу заглянуть в твои воспоминания, пока ты бодрствуешь. Но как только уснешь, я смогу прочесть их и воплотить в грезы. В этом заключается дар онейроманта – создавать обоюдный сон.
– Похоже, скучать тебе некогда, – фыркнула я. – Так любишь копаться в чужом грязном белье?
Он проигнорировал издевку.
– Ты, конечно, в принципе способна ставить между нами барьер, но для этого нужно знать меня как саму себя. К сожалению, мой дух слишком древний и постичь его непросто. Впрочем, – страж выдержал паузу, – есть способ полегче. Пусти меня в свое сознание.
– И какой от этого прок?
– Какое-то воспоминание тревожит тебя, не дает спать спокойно. И скрывается оно в самых недрах лабиринта. Выпусти его, и обретешь покой. Снимешь груз с души.
Заманчивое предложение, но стоит ли соглашаться?
Заметив мои колебания, рефаит добавил:
– С моей помощью ты справишься. – Он достал из шкатулки пригоршню сухих листьев. – Их добавляют в пилюли. Если приготовлю настой, выпьешь?
Я пожала плечами:
– Одна порция погоды не сделает.
– Вот и хорошо, – кивнул страж и вышел за дверь.
Должно быть, отправился вниз, на кухню, где трудится Майкл.
Я откинулась на подушки. В груди разливался мертвенный холод. Я ненавидела стража, ненавидела всем телом и душой саму его сущность и его стремление понять меня. И вот теперь пускаю рефаита в святая святых, сама точно не зная, что там, в недрах лабиринта. Ничего, скоро я все увижу.
Когда страж вернулся, мое решение полностью окрепло, и я смело взяла бокал с золотисто-медовой жидкостью. Сверху плавали три сухих листика.
– Горчит, – предупредил рефаит, – но так воспоминания будут отчетливей.
– А что ты видел прежде?
– Только фрагменты, множество темных пятен. Все зависит от глубины твоего восприятия момента.
Я задумчиво покосилась на бокал:
– Тогда твое зелье не понадобится.
– Так тебе будет проще вспомнить.
Может, он и прав. У меня задрожали руки при одной мысли о встрече лицом к лицу с больным воспоминанием. Ощущение, как будто все придется пережить заново. Я поднесла бокал к губам.
– Пейдж, постой. Ты вправе отказаться, пусть и в ущерб себе. Я уважаю твое личное пространство и не буду настаивать.
– С моей стороны это было бы свинством, – хмыкнула я. – Нет ничего хуже, чем история без развязки.
И залпом осушила бокал.
Страж солгал. Зелье не просто горчило, от него хотелось блевать. Ничего противней в жизни не пробовала. Вкус как у металлических опилок. Скорее выпью отбеливатель, чем еще раз прикоснусь к настою из шалфея.
Страж взял мое лицо в ладони:
– Пейдж, глотай. Глотай!
Я честно пыталась, но малая часть все-таки вырвалась наружу.
– Что теперь?
– Ждем.
Долго ждать не пришлось. После парочки рвотных спазмов свет перед глазами померк.
И я провалилась в сон.
