18
Пробуждение
Есть вещи, забыть которые невозможно. Они кроются в самых недрах сознания, во мраке абиссальной зоны. Я спала как убитая в надежде избавиться от воспоминаний о лесном кошмаре.
Сон всегда был моим спасением, блаженным оазисом среди суровых будней. Никто в шайке не понимал, как у меня получается дрыхнуть сутки напролет. Надин всегда поднимала на смех мое желание вздремнуть после нескольких часов, проведенных в эфире.
«Ты точно чокнутая, Махоуни, – хохотала она. – Дрыхнешь, дрыхнешь – и еще спать? Обойдешься, дорогуша. Не за то тебе платят!»
Надин Арнетт, воплощение сочувствия. Единственная в банде, по кому я не скучала.
Когда я очнулась, за окном сгущались сумерки. Сломанное запястье было заковано в железный «паучий» браслет. Мой взгляд двинулся вверх и уперся в бархатный полог.
Я лежала в постели стража. Но почему?
В голове каша, мысли путаются. От пережитого сохранились лишь смутные воспоминания. В точности такое же было состояние, когда Джекс угостил меня настоящим вином. Браслет сидел прочно, не давая шевельнуть кистью. Хотелось встать, выбраться из треклятой кровати, но тело будто налилось свинцом. Снотворное. Меня напичкали снотворным. Впрочем, так даже лучше. Спать, спать…
На второй раз пробуждение было менее приятным. Из глубины покоев доносился знакомый голос. Страж вернулся, и не один. Я осторожно выглянула из-за балдахина.
В камине ярко полыхал огонь. Страж стоял ко мне спиной и говорил на каком-то незнакомом, удивительно музыкальном наречии. Рядом стояла Тирабелл Шератан с кубком в руке и бурно жестикулировала другой, то и дело кивая на постель – на меня. Страж покачал головой и снова заговорил.
Что это за язык?
Недолго думая, я перехватила ближайшего призрака из сонма тех, кто жил здесь когда-то. Духи буквально танцевали под мелодичную речь рефаитов. Такое часто случалось, когда Надин играла на пианино или полиглот запевал на улице песенку. Полиглоты умели говорить на языке, известном лишь духам, но страж и Тирабелл не полиглоты, не та аура.
Тем временем оба склонили головы, рассматривая что-то.
Мой мобильник!
Тирабелл повертела сотовый в руках, коснулась клавиш, но ничего не произошло – батарейка давно сдохла.
Если телефон и рюкзак у них, то и памфлет тоже. А сейчас они что, пытаются добыть номера из списка контактов? Наверное, подозревают, что я знакома с автором памфлета. Если номер Джексона найдут, обязательно всплывет Севен-Дайлс, и тогда видение Карла сразу приобретет смысл…
В общем, сотовый нужно забрать.
Тирабелл сунула мобильник в карман рубахи, прижалась лбом ко лбу стража и вышла, плотно притворив за собой тяжелую дверь. Страж на секунду застыл, глядя в окно, потом повернулся к кровати. Ко мне.
Сдвинув полог, он уселся на край постели:
– Как себя чувствуешь?
– Иди к черту!
Его глаза вспыхнули.
– Судя по всему, намного лучше.
– Почему мой телефон у Тирабелл?
– Так он не достанется Нашире. Ты ведь не хочешь, чтобы «алые» разыскали твоих друзей в Синдикате?
– У меня нет там никаких друзей.
– Не ври мне, Пейдж.
– Я и не вру.
– Снова врешь.
– А с каких это пор ты заслуживаешь доверия? – фыркнула я. – Бросил меня на растерзание жужуну.
– Ты ведь знала, что рано или поздно это случится. И потом, я тебя предупредил.
– Предупредил? Интересно как?
– Центры переохлаждения, Пейдж. Из них и появляются эмиты.
– То есть ты целенаправленно выпустил одного?
– Да, но тебе ничто не угрожало. Ты испугалась, однако задание выполнила.
Во рту у меня пересохло.
– Выходит, все лишь для того, чтобы заставить меня подчинить Нулу? Сначала ты открыл эпицентр…
Рефаит кивнул.
– Потом выпустил жужуна.
Снова кивок.
– Напугал меня до потери сознания, а…
– Да, да и еще раз да. – Страж не испытывал ни капли смущения. – Твой дар активируют сильные эмоции: злость, ненависть, тоска, страх. Но главный двигатель – страх, тогда дар достигает своего пика. Пребывая в крайнем ужасе, ты подчинила Нулу, решив, будто это она, а не эмит гонится за тобой. Но я никогда не подверг бы тебя серьезной опасности.
– Эта тварь могла меня убить!
– Я заранее принял меры предосторожности, – убеждал рефаит. – Повторю, тебе ничто не угрожало.
– Не гони. – Я невольно перешла на уличный сленг. – Если считаешь, что навтыкать соль – это меры предосторожности, ты сильно ошибаешься. Поди понравилось, как меня гоняют по лесу, да?
– Нет, Пейдж. Я пытаюсь тебе помочь.
– Гори в аду!
– В некотором смысле я и так в аду.
– Отлично, только держись там от меня подальше.
– Нет. Мы заключили соглашение, а я условий сделки не нарушаю. – Рефаит посмотрел на меня в упор. – Жду тебя через десять минут. У нас по плану час светской беседы.
Захотелось плюнуть в него, но он лишил меня такой возможности, быстро задернул полог.
Из комнаты я отправилась на второй этаж с твердой решимостью ничего не рассказывать. Им и без того известно слишком много. Информацию о Джексе из меня точно не вытянут. Нашира уже пустила ищеек по следу банды. Если разнюхает, что мы с Джексом близкие друзья, наверняка собственноручно велит мне его арестовать. Ладно, притворюсь, будто еще не очухалась от стычки с эмитом и не могу толком говорить.
В ушах все еще стояло мерзкое жужжание, ощущалось горячее дыхание твари на щеке. Я зажмурилась, отгоняя морок.
Одежда провоняла потом и смертью. На вешалке меня дожидалась чистая униформа. В ванной я быстро разделась и полезла под душ, надеясь смыть память об ужасной ночи.
Уже вытираясь, заметила в зеркале подвеску. К черту ее! Тоже мне оберег!
Сидя в любимом кресле, страж указал на соседнее:
– Прошу.
Я буквально утонула в огромном кресле и с ходу спросила:
– Ты дал мне успокоительное?
– После схватки у тебя случился приступ. – Он вперил в меня пронзительный взгляд. – Зачем ты пыталась подчинить эмита?
– Хотела посмотреть на его лабиринт.
– Ясно. – Рефаит потянулся за бокалом. – Выпьешь?
Так и подмывало попросить какую-нибудь контрабанду, вино например, но не было сил спорить и настаивать.
– Кофе.
Страж дернул за алый шнурок, привязанный к старомодному колокольчику.
– Сейчас принесут.
– Кто? Невидец?
– Да.
– Как дворецких их гоняете?
– Называй вещи своими именами, Пейдж. Они рабы и лучшего не заслуживают, – отрезал рефаит.
– Но их кровь весьма ценится, – с нажимом возразила я.
Рефаит отпил из кубка; продолжать беседу он явно не спешил. Ничего, подождем.
Из проигрывателя звучала знакомая мелодия – «I Don’t Stand a Ghost of a Chance with You» («С тобой у меня нет даже призрачных шансов») в исполнении Синатры. Разумеется, песня была в списке запрещенных за одно лишь упоминание слова «призрачный», пусть даже в метафоричном смысле. О, как мне не хватало синатровских «Ol’ Blue Eyes»!
– Значит, сюда свозят всю запрещенную музыку? – как бы невзначай поинтересовалась я.
– Не сюда, а в «Павильон». Потом просто иду и выбираю понравившиеся записи, – пояснил рефаит.
– Любишь нашу музыку?
– Не всю. Преимущественно двадцатого века, а вот современная совсем не по душе.
– Скажи спасибо цензуре. Это по вашей милости она появилась, – поддела я.
Он выразительно поднял кубок:
– Тушé.
– Что пьешь? – не выдержала я.
– Экстракт амаранта, настоянный на вине.
– Что еще за амарант?
– Цветок, но у вас такая разновидность не водится. К слову, прекрасно залечивает раны после драк с призраками. Если регулярно принимать снадобье, рассасываются даже шрамы, оставленные полтергейстами. К тому же снижается нагрузка на мозг во время пребывания в эфире, в случае если под рукой нет системы обеспечения, – добавил он.
Ну-ну, какой тонкий намек. Нагрузку, значит, снижает. Раздобудь Джекс такую настойку, фиг поспишь после работы.
– А ты зачем это пьешь?
– Лечу старые раны. Амарант притупляет боль.
Повисла пауза. Мой черед говорить.
– Вот, возьми. – Я протянула подвеску.
Он покачал головой:
– Оставь себе.
– Не надо.
– Надо. Не спорь. От эмитов она не убережет, зато полтергейстов отгонит наверняка.
Я положила подвеску на подлокотник. Взгляд стража скользнул от нее ко мне.
В дверь тихо постучали, и на пороге возник парнишка, на вид мой ровесник. В серой тунике, с налитыми кровью глазами, юноша тем не менее поражал красотой. Казалось, он сошел прямиком с античной фрески: белокурые волосы, тонкие черты лица, бархатистая кожа с нежным румянцем. На белках, среди полопавшихся сосудов, выделялись зрачки цвета голубого китайского фарфора. Мне даже почудились отголоски ауры.
– Майкл, принеси нам кофе, – распорядился страж. – Пейдж, тебе с сахаром или без?
– Без.
Майкл почтительно поклонился и вышел.
– Смотрю, у тебя личный раб, – съязвила я.
– Подарок от наследной правительницы.
У меня вырвался смешок.
– Как романтично!
– На самом деле не очень. – Страж уставился в окно. – С Наширой трудно сладить, когда она захочет чего-то. Или кого-то.
– Могу себе представить.
– Правда? – удивился он.
– У нее пять ангелов. Чем не показатель?
Рефаит кивнул:
– Верно, пять. Но это палка о двух концах. – Он снова отпил из кубка. – Наследная правительница сильно страдает от этих липовых ангелов.
– Бедняжка, – с издевкой посочувствовала я.
– Они ее презирают, – продолжал мой собеседник.
– Да ну? Серьезно?
– Серьезно. – Страж нахмурился, по-видимому раздосадованный моим ехидным тоном. – Пейдж, мы беседуем каких-то две минуты, поэтому прибереги сарказм.
Убила бы мерзавца!
Майкл вернулся с кофейником и подносом, на котором горкой высились жареные каштаны, посыпанные корицей. Рот моментально наполнился слюной. Эти каштаны смотрелись даже аппетитней тех, которыми торговали на мосту Блэкфрайерс зимой. Подрумяненная корочка, ароматная начинка!.. Еще на подносе лежали фрукты: ломтики груши, спелая черешня, яблоки.
Майкл вопросительно поднял брови, но страж покачал головой:
– Спасибо, больше ничего не нужно.
Раб снова с поклоном удалился, чем довел меня до трясучки. Нельзя же быть настолько покорным!
– Почему ангелы липовые? – спросила я, с трудом сохраняя спокойствие.
Помедлив немного, рефаит проговорил:
– Ешь, – и добавил: – Пожалуйста.
Каштаны обжигали пальцы, а вкус напоминал о зиме.
– Уверен, тебе известно, кто такие ангелы, – души, вернувшиеся на землю, чтобы защищать того, ради кого погибли. Самый распространенный тип – это ангелы и архангелы. Знаешь, да?
Я кивнула.
– Так вот, Нашира способна управлять третьей категорией ангелов.
– В смысле?
– В смысле – может удерживать подле себя особый вид духов.
– Выходит, она сборщик? – уточнила я.
– Сборщик, но не простой. Убивая ясновидца, Нашира получает не только его душу, но и право распоряжаться ею по своему усмотрению. Однако, будучи всегда рядом, призрак воздействует на ауру, разрушая ее. Именно этот дефект позволяет Нашире сочетать сразу несколько даров.
Кофе выплеснулся мне на колени.
– Ей приходится самой убивать?
– Да, и такие души мы зовем падшими ангелами. Они обречены навеки оставаться с убийцей.
Внезапно меня прорвало.
– Ты мерзавец! – Чашка полетела на пол и разбилась. – У тебя хватает наглости требовать уважения, когда твоя невеста, возлюбленная творит такое?!
– Разве я хоть раз вызывал падшего ангела?
– Но ты убивал людей!
– Ты тоже, – усмехнулся он.
– Только при самообороне.
Выражение его лица вдруг переменилось; исчезла усмешка.
– Не знаю, к чему все приведет, но тебя в обиду не дам.
– Не нужна мне твоя защита! – бушевала я. – Сбагри кому-нибудь другому. И вообще, отстань! Хочу поменять куратора. Тубан! Пусть со мной занимается Тубан.
– Ты не хочешь куратора из семьи Саргасов, Пейдж.
– Не смей решать, чего я хочу, а чего нет! Хочу…
– Ты хочешь покоя, – бросил страж, поднимаясь. – Хочешь, чтобы к тебе относились как к остальным: избивали, унижали. Тогда у тебя будет полное право ненавидеть рефаим. За мое же хорошее отношение ты отплатила бегством. Но твои мотивы можно понять, а вот мои – нет. Ты не понимаешь, что мною движет, раз за разом спрашиваешь себя и не находишь ответа. Но это не значит, что его нет, Пейдж. Точнее, ты его пока не нащупала.
Я плюхнулась в кресло. Разлитый кофе промочил униформу насквозь.
– Тебе нужно переодеться, – заметил страж, подходя к шкафу.
Щеки у меня горели, в ушах стоял насмешливый голос Джекса: «Глупышка, вот и глазенки на мокром месте. Взбодрись, лапушка. А ты чего ждала? Сочувствия? Он не станет тебя жалеть, впрочем, как и я. Мир – это вечная борьба, дорогая моя подельница. Оружие к бою – и вперед. Пусть ему небо с овчинку покажется!»
Страж протянул мне длинную черную тунику:
– Должно подойти. Великовата, конечно, зато тепло.
Он деликатно отвернулся. Я натянула тунику; полы болтались ниже колена.
Затем позвала:
– Готово.
– Присядешь?
– Как будто у меня есть выбор, – фыркнула я.
– Есть, – кивнул рефаит.
– И что дальше?
– Дальше ты рассказываешь, кто научил тебя никому не верить. – Он снова устроился в кресле. – Но это в идеале. В реальности ты нипочем не признаешься, чтобы не выдавать друзей.
– Не понимаю, о чем ты.
– Ну разумеется.
Я скривилась:
– Ладно, к чему скрывать: у меня есть знакомые-ясновидцы. По-моему, вполне логично.
– Нет. Мощь лондонского Синдиката значительно возросла. Все, кто нам попадался, – сплошь чужаки, бродяги-одиночки, брошенные на произвол судьбы из-за неумения контролировать свою силу. Отвергнутые собственными единомышленниками, своей плотью и кровью, они рады служить нам и готовы сносить любое оскорбление за возможность прикоснуться к эфиру. У нас они снова получают столь необходимый социум, только и всего. – Рефаит кивнул на дверь. – Вот Майкл, к примеру. Он полиглот. По-вашему, если не ошибаюсь, шептун. Его родители так боялись способностей сына, что натравили на него экзорциста. В результате парнишка лишился лабиринта и теперь практически не разговаривает.
Мне и раньше доводилось слышать о крушениях лабиринта. С Зиком из нашей шайки однажды было такое. В итоге становишься полностью закрытым, нечитаемым. Для ясновидца это хуже смерти. Постепенно аура отрастает слой за слоем, как броня, исключая даже малейшую возможность призрачной атаки.
– «Алые» подобрали его пару лет назад, – продолжал рефаит. – Парнишка жил на улице впроголодь. Его посадили в Тауэр по подозрению в ясновидении, но по моему приказу досрочно привезли сюда. Да, с ним обращаются как с невидцем, но аура к нему частично вернулась. Я понемногу научил его говорить. Надеюсь, в один прекрасный день он отыщет дорогу в эфир и сможет петь как раньше. Вместе с хором призраков.
– Постой, – вклинилась я. – Ты заново научил его говорить? Зачем?
В комнате повисло напряженное молчание. Страж снова потянулся за кубком.
– Кто ты? – вырвалось у меня.
Ответа не последовало.
– Жених наследной правительницы династии Саргасов, человек, под чью дудку правительство пляшет аж с тысяча восемьсот пятьдесят девятого года, – перечисляла я. – Ты стоял у истоков трафика ясновидцев, сеял ужас в сердцах миллионов – и вдруг помогаешь людям? С какой стати?
– Боюсь, на этот вопрос я не отвечу. Ты ведь молчишь о своих друзьях, почему бы и мне не промолчать?
– А если в порядке обмена информацией?
– Не исключено.
– А Майклу ты говорил?
– Так, в общих чертах. Он мне очень предан, но полностью полагаться на него нельзя.
– А на меня можно?
– Не знаю. Мне ничего о тебе не известно, Пейдж. Но завоевать мое доверие ты можешь. Более того, – он откинулся на спинку кресла, – сегодня у тебя будет такой шанс.
– В смысле?
– Скоро поймешь.
– Дай угадаю. Ты убил предсказателя, украл его силу и теперь планируешь прочесть мое будущее.
– Не в моих правилах присваивать чужие способности, – поморщился рефаит, – но я хорошо знаю Наширу. Достаточно, чтобы предугадать ее действия.
Напольные часы пробили час.
– Наше время истекло. Можешь идти. Думаю, тебе стоит навестить подругу, ворожею.
– У Лисс эфирное голодание, – призналась я.
Страж удивленно вскинул брови.
– «Алые» сожгли ее карты. С тех пор мы не виделись.
Глаза щипало от набежавших слез.
«Попроси его о помощи, – убеждал внутренний голос. – Пусть даст новую колоду. Он не откажет, Майклу ведь не отказал».
– Печально, – вздохнул рефаит. – Как исполнитель она очень способная.
– Поможешь ей? – выдавила я через силу.
– У меня нет карт. Но ей нужна связь с эфиром. – Он посмотрел на меня в упор. – И амарант тоже понадобится.
Он выложил на кофейный столик старинную шкатулку, инкрустированную золотом и перламутром. На крышке красовалось изображение цветка с восемью лепестками – точь-в-точь как на коробке со снадобьями. Рефаит достал из ларца флакончик с голубоватой маслянистой жидкостью.
– Экстракт астры, – сообразила я.
– Молодец.
– И зачем?
– Даю в малых дозах Майклу. Звездный цветок хорошо восстанавливает лабиринты.
– Почему «звездный»?
– Так рефаиты называют астру. В переводе на наш язык – «glossolalia».
– Это на нем говорят полиглоты?
– Да. Это древний язык эфира. Майкл его порядком подзабыл, сам разговаривать не может, но все понимает. То же самое с заклинателями.
Выходит, при случае полиглоты могут подслушать и понять, о чем шепчутся рефаиты. Очень любопытно…
– Собираешься напоить его астрой? Сейчас?..
– Нет, просто хочу привести в порядок свою аптечку.
Интересно, он шутит или нет? По всей видимости, второе.
– Некоторые зелья, вроде маковой настойки, очень опасны для нас, – сказал страж. – Они не должны попасть в руки людей. Страшно подумать, что произойдет, просочись эти зелья в «Павильон». Все наши секретные приспособления будут уничтожены.
Алый цветок.
В памяти всплыли строки из обгоревшего письма.
Алый цветок. Единственный способ.
Единственный способ уничтожить рефаим?
– Да, – согласилась я. – Подумать страшно.
В Трущобах стояла тишина. После памятной стычки с Сухейлем у меня не было возможности навестить Лисс, узнать, пережила ли она потерю колоды.
Юная акробатка была в сознании, но смотрела на все отсутствующим взглядом. В губах ни кровинки, глаза ввалились и потускнели; типичные признаки эфирного голодания.
Ухаживать за ней взялись Джулиан и Сирил, тот самый арлекин в очках, с кем мы познакомились в первый день. Кормили ее, причесывали, обрабатывали ожоги и разговаривали. Лисс сутки напролет лежала на тощем матрасе, бессвязно бормоча что-то про эфир. Ее тянуло туда, в заветное царство духов. Наша же задача была подавить эту тягу.
Чуть раньше мне удалось обменять две пилюли на «Стерно», спички и банку бобов. К сожалению, карт в лавочке Бабая не оказалось: их все конфисковала Кэтрин, желавшая, чтобы Лисс страдала. Алой стерве повезло, что страж помешал нашей встрече.
Завидев меня, Джулиан поднял красные от усталости глаза. Его розовую тунику сменила потрепанная рубаха и протертые брюки.
– Привет, Пейдж. Давненько не виделись.
– Были дела, после расскажу. – Я присела на корточки рядом с Лисс. – Она ела что-нибудь?
– Вчера влил в нее немного баланды, но желудок все вернул обратно.
– А ожоги как?
– Плохо. Нужен специальный крем.
– Ладно, сейчас главное – ее покормить.
Я ласково погладила взмокшие кудри:
– Лисс?
Та не отреагировала, продолжая смотреть в потолок.
Сирил сердито забарабанил пальцами по ноге.
– Хватит валяться, Реймор. Бездельем хлеба не добудешь.
– Нет бы посочувствовать, – буркнул Джулиан.
– На сочувствие нет времени, – возразил Сирил. – Сухейль ей такое устроит – мало не покажется. У нас выступление горит.
– Они еще не в курсе?
– Нелл ее подменяет. У них одинаковое сложение, волосы – в костюме и маске не различишь. Но Нелл не хватает навыка – вечно она падает. – Сирил покосился на Лисс. – Не то что Реймор.
Джулиан поставил разогреваться фасоль. Вооружившись ложкой, я приподняла девушку за плечи, но та упрямо сжала губы.
– Не хочу…
– Нужно поесть, милая. – Джулиан крепко стиснул ледяное запястье, но ответа не получил.
Когда еда подогрелась, он запрокинул Лисс голову, а я терпеливо кормила несчастную с ложечки, но фасоль буквально вываливалась у нее изо рта. Сирил схватил полупустую банку и выскреб все до донышка. Лисс измученно опустилась на матрас.
– Так продолжаться не может.
– Но что же делать? Что? – Джулиан в отчаянии сжал кулаки. – Даже если отыщем колоду, не факт, что поможет. Это как пересадка конечности – нет гарантии, что приживется.
– Надо попытаться. – Я повернулась к Сирилу. – В городе есть еще ворожеи?
– Ага, на кладбище.
– Пейдж, – тихо обратился ко мне Джулиан, – украсть карты – не вариант. Для их владельца это будет равносильно смерти.
– Тогда украдем у рефаитов! – Вот мои криминальные таланты и пригодились. – Я проникну в «Павильон», там наверняка найдется подходящая колода.
– Жить надоело? – фыркнул Сирил.
– Если пережила стычку с жужуном, переживу и это, – заверила я.
Джулиан встрепенулся:
– Ты их видела?
– Видела, в лесу. Страж натравил одного на меня.
– Выходит, ты прошла оба испытания? – с подозрением спросил Джулиан. – Алую получила?
– По правде сказать, не знаю. Сначала думала, что да, но… – Я выразительно одернула тунику. – На алую не очень-то похоже.
– Это радует, – улыбнулся Джулиан и, помолчав, добавил: – Какие они? Ну, жужуны.
– Быстрые, кровожадные. – Настал мой черед задавать вопросы. – Тебя разве не водили на схватку?
Джулиан грустно усмехнулся:
– Алудра выперла меня за тот случай с комендантским часом. Боюсь, плясать мне теперь с арлекинами до конца дней.
– Укус жужуна смертелен, – пробормотал Сирил. – Не ходи туда больше, не надо.
– Как будто у меня есть выбор.
От моих слов Сирил поник, уткнулся в колени лбом.
Лисс затряслась в ознобе.
– Джулиан, подай простыню.
Но, даже укутанная с головой, девушка не переставала дрожать. Я растирала ей руки, пытаясь хоть как-то согреть. Худенькие пальчики покрылись волдырями.
– Пейдж, ты серьезно? Про «Павильон»? – с опаской спросил Джулиан.
– Страж сказал, там куча запретного. Если повезет, найду и мазь от ожогов.
– А вдруг в «Павильоне» полно охраны? Или страж намеренно соврал тебе, чтобы заманить в ловушку?
– Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
Джулиан вздохнул:
– Ладно, все равно тебя не переубедить. Ну и каков план?
– Проникнуть внутрь, забрать все, что может пригодиться, и свалить. Есть желающие присоединиться? Если нет, пойду одна. Я не собираюсь гнить тут до самой смерти.
– Не ходи, – запричитал Сирил. – Ты погибнешь, как и те, другие. Их всех сожрали эмиты. И тебя сожрут.
– Завязывай ныть! – прикрикнул на него Джулиан, не сводя с меня глаз. – В «Павильон» пойдешь одна. Я останусь здесь и попробую созвать войска.
– Чего?
– Да перестань! Ты ведь не надеешься уйти без боя?
Я удивленно вскинула брови:
– Какого еще боя?
– Такого. Нельзя просто так смыться отсюда и потом делать вид, будто ничего не было. Это длится целых два столетия и будет продолжаться до скончания веков. Сама посуди, что мешает Сайену вновь отыскать тебя в Сай-Лоне и притащить сюда?
В принципе, логично.
– Что ты предлагаешь?
– Массовый побег. Чтобы этим тварям не осталось ясновидцев для подпитки.
– Здесь две сотни человек – незамеченным не проскочишь. И потом, не забывай про минные поля. – Я подтянула колени к груди. – Тебе известно, что случилось в Восемнадцатом Сезоне костей. Не хочу, чтобы гибель стольких людей была на моей совести.
– Твоя совесть чиста, Пейдж. Они сами мечтают сбежать, только смелости не хватает. Пока. Нужен отвлекающий маневр, чтобы пробраться через леса. – Джулиан взял меня за руку. – Ты ведь из Синдиката, коренная ирландка. Пора преподать этим гадам урок. Сколько они еще будут паразитировать на нас! – Не дождавшись ответа, он крепко сжал мою кисть. – Покажем им, где раки зимуют. Пусть знают, что даже спустя два века безграничной власти им есть чего бояться.
Вместо Джулиана у меня перед глазами стояло лицо Финна, когда тот призывал бороться за свободу Дублина.
– Может, ты и прав, – медленно проговорила я.
– Конечно прав. – Он вымученно улыбнулся. – Ну, с кого начнем?
– С тех, кто точно ненавидит рефаитов. Поговори с арлекинами, «желтыми», невидцами. Привлеки Эллу, Феликса, Иви. Потом попытай счастья с «белыми туниками».
– Что им сказать?
– Конкретно – ничего. Позадавай вопросы. Выясни, пытался ли кто-нибудь из них сбежать.
Джулиан вопросительно глянул на Сирила. Тот покачал головой:
– Нет. – За потрескавшимися стеклами очков горел неприкрытый испуг. – Я пас, братишка. Рефаиты бессмертные, а мы – нет.
– Ничего они не бессмертные, – возразила я, глядя на огонек «Стерно». – Ранить их можно. Страж сам говорил.
– Мог и наврать, – с нажимом произнес Джулиан. – Он ведь жених Наширы, принц-консорт, ее правая рука. Уверена, что ему стоит доверять?
– Да. По-моему, он уже поднимал восстание против нее. Думаю, он из меченых.
– Кто-кто?!
– Часть рефаитов восстала во время Восемнадцатого Сезона. Их пытали. Пометили шрамами.
– Откуда знаешь? – нахмурился Джулиан.
– Собиратель костей рассказал. Номер двадцать двенадцать.
– И ты поверила собирателю?
– На слово – нет, но он показал алтарь памяти погибшим.
– Считаешь, страж меченый?
Я кивнула.
– С чего такая уверенность? Ты видела шрамы?
– Нет. Кажется, он их прячет.
– Когда кажется, крестятся, Пейдж.
Не успела я открыть рот, как в каморку пулей влетел надсмотрщик:
– Так-так! – Нарисованные брови в притворном изумлении поползли на лоб. – Незваные гости пожаловали. Если девятнадцать один тут, кто же тогда выступает?
Мы с Джулианом, не сговариваясь, вскочили на ноги.
– У нее эфирное голодание, – объяснила я, глядя прямо в глаза надсмотрщику. – В таком состоянии она не может выступать.
Тот наклонился к Лисс и пощупал лоб. От его прикосновения девушка содрогнулась.
– Кошмар, кошмар! – причитал надсмотрщик, перебирая взмокшие от пота кудри. – Только не Первая! Только не моя прима!
Лисс истошно завопила и затряслась в конвульсиях.
– Убирайся! Прочь!
Джулиан схватил надсмотрщика за плечо и отшвырнул в сторону.
– Отстань от нее!
Я подошла к Джулиану. Сирил нерешительно раскачивался взад-вперед. Поначалу надсмотрщик опешил, а после оглушительно расхохотался, потирая руки в предвкушении.
– Бунт затеяли, детишки? Два голодных волчонка решили посягнуть на мое стадо? – Он выхватил из кармана кнут, каким обычно погоняют скотину. – Не позволю пудрить мозги Первой. И вообще никому из моих подопечных. – Кнут угрожающе щелкнул в паре сантиметров от меня. – Скоро и ты запляшешь под мою дудку, номер сорок. А пока возвращайся к своему куратору.
– Нет.
– Мы никуда не уйдем, – решительно поддержал меня Джулиан. – И Лисс не бросим.
Удар бича рассек ему щеку. Хлынула кровь.
– Ты теперь в моем распоряжении, дружок. Не забывай.
Я приняла боевую стойку. Надсмотрщик ухмыльнулся:
– Не утруждайся, Сороковая. Только посмей ударить, и будешь иметь дело с ним.
– А кто говорил про «ударить»? Я просто погоню тебя, как скотину.
Снова щелкнул кнут. В следующий миг Джулиан набросился на надсмотрщика с кулаками. На сей раз собиратели не кинутся ему на выручку. Мы победим!
Во мне закипела безудержная ярость. Первый удар пришелся надсмотрщику в челюсть. Джулиан сбил его с ног. Тот обмяк, но кнут не выпустил. На мои попытки отнять его надсмотрщик злобно оскалился. Наконец кнут оказался у меня. Я замахнулась, но плеть вдруг вырвали у меня из рук. Носок сапога с размаху врезался мне живот.
Сухейль. Ну конечно. Куда бы ни отправлялся надсмотрщик, куратор следовал за ним по пятам. Все в точности как на улицах: «шестерка» и «смотрящий».
– Так и знал, что ты здесь, убожество! – Сухейль больно дернул меня за волосы. – Опять буянишь?
Я плюнула ему в лицо. В ответ рефаит врезал мне так, что из глаз посыпались искры.
– Мне плевать, кто твой куратор, дрянь. Наш герой-любовник мне не указ. С удовольствием перерезал бы тебе глотку, но наследной правительнице ты нужна живая, и немедленно.
– Вот Нашира обрадуется, когда услышит про героя-любовника, Сухейль, – парировала я. – Думаешь, стоит ей рассказать?
– Говори что хочешь. Тебе все равно не поверят.
Сухейль поволок меня к выходу. Я визжала и отбивалась, но так и не осмелилась натравить на него фантома.
Мастерским хуком надсмотрщик отправил Джулиана в нокаут. Оба моих друга оказались во власти этого чудовища, и помочь им было нельзя.
