11
Скорбь

Мне не спалось. Голова трещала, в левый висок словно воткнули иголку. Свернувшись калачиком под одеялом, я наблюдала, как тает свеча.

Страж отпустил меня не сразу, сперва предложил еды и питья. Отказаться было невозможно – после тренировки меня мучила сильная жажда. Потом куратор устроился в кресле перед камином и стал смотреть на огонь. Мне понадобилось добрых десять минут, чтобы набраться смелости и попросить разрешения удалиться. Ответом было краткое «да».

Наверху царил лютый холод. Вдобавок страшно сквозило из окна. Тонюсенькое одеяло совсем не грело. Все-таки удалось задремать, но и во сне меня преследовали слова стража: «У тебя убийственный взгляд. Мертвый и холодный». То и дело возникали образы, посланные номером двенадцать. Впрочем, мне не привыкать. Однажды Ник явил картину, как я падаю с покатой крыши и ломаю лодыжку. Спустя неделю так и случилось. С тех пор я никогда не сомневалась в его прогнозах погоды.

Вот и Двенадцатый через фотку попросил встретиться с ним в полночь. Почему бы и нет?

Когда я проснулась, часы пробили одиннадцать. Наспех собравшись, я спустилась в покои стража. Никого. Из расшторенных окон в комнату лился лунный свет. Впервые за все время адресованная мне записка лежала не на постели, а на столе.

Выясни все, что сможешь, про эмитов.

Меня бросило в дрожь. Если велено разузнать про жужунов, значит грядет схватка. А еще это значит, что мне никто не мешает встретиться с Двенадцатым. Можно сказать, все ради дела, ведь оракул уже прошел испытание и наверняка расскажет много интересного. При условии, что его не сожрали живьем.

Ближе к полуночи я спустилась. Ночной портье даже не поздоровалась. Мою просьбу дать нумы выполнила, но нехотя. И презрительно вздернула нос. Видимо, до сих пор злится за инцидент с сиренами.

На улице было прохладно, пахло дождем. Добравшись до Трущоб, я позавтракала баландой в бумажном стаканчике, за которую заплатила парой иголок. Влив в себя несколько глотков мерзкого пойла, я поспешила в «Хоксмур» – так арлекины прозвали постройку, охраняющую библиотеку и прилегающий к ней двор.

Оракул ждал меня за колонной, облаченный в новенькую алую тунику. Всю щеку новобранца пересекал огромный рубец. Заметив у меня стаканчик, Двенадцатый удивился:

– Ты ешь эту гадость?

Я глотнула баланды.

– А ты нет?

– Меня кормит куратор.

– Не всем повезло стать собирателем костей. Кстати, прими мои поздравления.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Дэвид.

– Пейдж.

– Пейдж… – Темный глаз оракула уставился на меня, пока второй отстраненно кружил. – Если дама свободна, позвольте немножко выгулять вас.

– Выгулять? Как собаку?

Дэвид засмеялся, не разжимая губ.

– Идем. Если кто спросит, ты помогаешь в расследовании важного дела.

Узкими улочками мы продвигались по направлению к резиденции «Сюзерен». Дэвид был на голову выше меня, долговязый, с мощным торсом. Сразу видно, человек не голодает, в отличие от арлекинов.

– Ты не слишком рискуешь? – спросила я.

– В смысле?

– Тебе ведь нельзя общаться со мной. Не по статусу.

– Не знал, что ты такая наивная, – улыбнулся он. – Ан нет, купилась все-таки.

– А поточней?

– Обособление, номер сорок. И только оно. Вот ты считаешь, раз я получил алую тунику, то не могу общаться с тобой. А почему? Куратор тебе запретил?

– Нет, это и так понятно.

– Неужели тебе не ясно, что на этом и держится Шиол? Зомбирование, промывка мозгов. Нам старательно внушают, какие мы жалкие и ничтожные. Почему, думаешь, людей в Тауэре держат по стольку лет?

Видя мою растерянность, Дэвид покачал головой:

– Ну ты даешь! Сама прикинь, бесконечные пытки, одиночная камера, недоедание. После такого любая перспектива покажется раем.

В принципе, логично.

– Ты бы слышала надсмотрщика! Он искренне преклоняется перед рефаитами, говорит, они должны встать во главе государства.

– Но почему?

– Внушение, номер сорок. Ему основательно промыли мозги.

– Сколько он уже здесь?

– Не сказать что долго, с Девятнадцатого Сезона, но рефаитам предан как пес. Старается раздобыть им лучших ясновидцев из Синдиката.

– Выходит, он поставщик?

– Да, но не бог весть какой. Нашира не прочь его заменить на более достойного, кто смог бы острее ощущать эфир.

С языка у меня был готов сорваться очередной вопрос, как вдруг в серой дымке проступили очертания массивного округлого здания под большим куполом. Громадина стояла особняком на пустынной площади. Прямо напротив возвышалась резиденция «Сюзерен». Из окон под куполом сочился тусклый свет.

– Что это?

– Арлекины называют его «Цехом». Но выяснить, что внутри, мне не удалось. Все молчат как партизаны, и людей туда не пускают.

Дэвид прошествовал мимо здания, не удостоив его даже взглядом. Я едва поспевала за своим провожатым.

– Слушай, а зачем надсмотрщик выкуривает ясновидцев из Синдиката?

– Не задавай лишних вопросов, номер сорок.

– Разве ты не для этого меня сюда привел? Чтобы поговорить?

– Может, да… а может, и нет. Что, если мне просто нравится смотреть на тебя? Все, пришли.

Мы очутились перед старинной церквушкой. Должно быть, раньше она выглядела великолепно, но превратилась в руины. Окна без стекол, полуразрушенный шпиль, южное крыльцо заколочено досками.

– Уверен, что это хорошая идея? – усомнилась я.

– Не переживай, я тут не впервой. – Дэвид протиснулся между досок. – А кроме того, по словам надсмотрщика, ты у нас большой спец в паркуре. – Внезапно он обернулся. – Шухер! Серый куратор.

Я юркнула в щель. И вовремя! Мимо как раз проходил Граффиас, следом плелись трое измученных невидцев.

Потолок церкви большей частью обрушился. Пол усеян обломками, скамьи утонули в горах мусора.

– Что здесь случилось? – спросила я, спотыкаясь в проходе.

Дэвид не ответил.

– До крыши сто двадцать четыре ступени. Осилишь?

Не успела я раскрыть рот, как мой спутник исчез во мраке лестничного пролета.

Высокий подъем меня не страшил, с моим-то опытом покорения небоскребов в когорте I.

Кстати, ступени сохранились на удивление хорошо, и буквально через минуту мы оказались на крыше. Свежий ветер ударил в лицо, взъерошил волосы. Отчетливо пахло гарью. Дэвид облокотился на каменную балюстраду.

– Люблю сюда приходить. – Он достал из кармана самокрутку и закурил. – Поближе к небесам.

Мы замерли в тени шпиля. Часть балюстрады лежала в руинах. Знак неподалеку гласил: «Опасная зона». Над головой ослепительно сияли звезды.

– Ты прошел второе испытание, – начала я. – Если хочешь поговорить, расскажи про эмитов.

Блаженно щурясь, Дэвид выпустил кольцо дыма. Пальцы, держащие самокрутку, были в характерных пятнах.

– Что ты хочешь знать?

– Какие они?

– Без понятия.

– Но хоть одного ты наверняка видел.

– Практически нет. В лесах темно. Скажу только, что они сильно смахивают на людей – две руки, две ноги, – но повадки звериные. Вонь от них, как от выгребной ямы. И звук такой же.

– И как звучит выгребная яма?

– Как полчище навозных мух. З-з-з…

З-з-з… Жужуны!

– А что с аурой? – допытывалась я. – Она у них есть?

– Я не учуял. Зато эфир вокруг них мертвый, словно черная дыра.

Да уж, противник – врагу не пожелаешь.

– Ты убил жужуна?

– Пытался. – Дэвид снова затянулся синей астрой. – Короче, дело было так. Вывозят нас в лес, делят на две группы, в командиры дают парочку «алых туник», номера тридцать и двадцать пять. Те вручают каждому по ножу и велят выслеживать жужунов. Тридцатый прямо заявил, что ножи – это так, для виду, толку от них нет, а искать тварь лучше через эфир. Прутомант из наших сделал расклад на прутьях. Спасибо, Тридцатый выдал нам склянку с кровью парнишки, которому эмит откусил руку. Смазываем мы кровью прутья, а прутомант их кидает. Сперва они указывают на запад. Идем. Снова кидаем, а направление уже поменялось – жужун ведь не стоит на месте. В общем, ищем мы, ищем, но ничего не находим. Тогда Двадцатый говорит: давайте ловить на живца. Разжигаем костер и устраиваем сеанс, чтобы вызвать духов леса.

– И много таких?

– До фига. Похоже, охотников побегать по минному полю было предостаточно.

Я невольно содрогнулась.

– Короче, сидим, ждем. Духи исчезли, и тут началось! Налетают полчища мух, а потом, откуда ни возьмись, эта тварь! Прыг к Девятнадцатой – и за волосы, чуть скальп не сняла. Девчонка заорала и спугнула эмита. Прическу он ей, конечно, потрепал, а после переключился на Первого.

– На Карла?

– Насчет имени не в курсе, но визжал он как свинья. Ножом машет, а толку нуль. – Дэвид уставился на тлеющий кончик сигареты. – Костер почти догорел, но еще светит. Тут вступаю я. Швыряю в эмита образ – не сработало. Тогда пробую ослепить его белой вспышкой… В итоге чуть не сдох, а эфир – как после утечки нефти. Черный, безжизненный. Призраки – сразу бежать. Из наших Двадцатый и Четырнадцатый тоже бросаются наутек. Тридцатый им орет: «Трусы! Ходить вам в желтых туниках!» Но у ребят только пятки сверкают. Десятый кидает нож и попадает в Пятого, тот валится. Жужун – на него. Костер гаснет. Темнотища, хоть глаз выколи. Пятый вопит: «На помощь! Спасите!» Тычемся, как слепые котята. Вариант один: бить через эфир. Жужун жрет Пятого, тот уже не орет. Я хватаю тварь за шею – и на себя. Только не рассчитал чутка – выскочила, сволочь! Помню жуткие белые зенки, потом провал и – бац! Уже валяюсь на земле весь в кровище. – Дэвид оттянул ворот туники и чуть сдвинул бинты, демонстрируя четыре глубокие раны.

Кожа вокруг была мучнисто-серой, сплошь в сетке лопнувших сосудов.

– Похоже на след от полтергейста, – заметила я.

– Не знаю, не сталкивался. – Дэвид поправил повязку. – Ну а потом валяюсь я на земле, шевельнуться не могу. Тварь на подходе, слюна так и капает. А тут Десятый сообразил, что Пятому уже не помочь, и кинулся мне на помощь. У него при себе остался ангел-хранитель – единственный, кто не сбежал. И летит этот ангел прямиком в жужуна. Я, не будь дураком, шлю следом образ. Тварь как завизжит! Серьезно! И ползком, ползком обратно в лес. И труп Пятого за собой волочит. Двадцать Первый не растерялся, поджег ветку и бросил в жужуна. Паленым завоняло – жуть. Тут меня вырубило. Очнулся только в «Ориеле», перебинтованный.

– Выходит, вы справились?

– Кроме Двадцатого и Четырнадцатого. Им выдали желтые туники и заставили убирать останки Пятого.

Повисла пауза. Все мои мысли были о несчастном, съеденном заживо в мрачном лесу. Не знаю, как его звали, но надеюсь, кому-то хватило ума прочесть над ним заупокойную. Поистине ужасная смерть!

Вдалеке мелькнул огонек, на вид не больше пламени свечи.

– Что это?

– Погребальный костер.

– Кого сжигают?

– Трупы жужунов или людей. В зависимости от того, кто победил. – Дэвид бросил окурок. – А кости потом сгодятся для прорицаний.

В воздухе закружились серые хлопья. Пепел. Значит, прорицания… Прорицатели действуют на эфир через предметы окружающего мира: тела людей и животных, растения, стихии. Джекс всегда считал этих ясновидцев низшей кастой.

– Может, их привлекает огонь? – предположила я. – Не зря же говорят, что город служит маяком.

– Эфирным маяком, номер сорок. Ясновидцы, духи, рефаиты – все вместе так и манит. Вспомни, как работает эфир.

– Откуда у тебя такие познания? Ты ведь даже не из Синдиката! Кто ты?

– Никто. Как и ты.

Я обиженно замолчала.

– Есть еще вопросы? – ухмыльнулся Дэвид. – Не устала задавать?

– Начинай.

– В смысле?

– Начинай уже отвечать! – вырвалось у меня. – Хватит ходить вокруг да около. Я должна знать, что это за место, где придется коротать остаток жизни. Неужели не ясно?

Не сговариваясь, мы устремили взгляд на «Цех». Я старалась не облокачиваться на балюстраду, грозившую вот-вот доразвалиться. Наконец мне удалось взять себя в руки.

– Так ты ответишь?

– Я привел тебя сюда не играть в «вопрос – ответ», а понять, странница ты или нет.

– Она самая, во плоти.

– Не совсем так. Иногда бываешь и вне плоти. – Дэвид осмотрел меня сверху донизу. – Ты была в Центральной когорте, в сердце Синдиката. Как же так? Где просчиталась?

– Нигде, просто не повезло. А что им за дело до Синдиката?

– О, там же самые сливки! Сборщики, странники, оракулы – сплошь высшие касты, те, кого мечтает заполучить Нашира. Вот в это все и упирается, поэтому и будет подписан акт.

– Что за акт?

– Нашире нужны качественные ясновидцы, но все они находятся под защитой группировок. Свергнуть главарей мимов в Лондоне рефаим не может, а потому вынужден расширять территории. В течение двух лет акт гарантирует создание Второго Шиола, а Париж станет главной цитаделью-поставщиком. – Дэвид коснулся ран на груди. – И никто не посмеет им помешать, пока существует угроза эмима.

Меня охватило радостное возбуждение. Значит, Нашира боится Синдиката. Это что-то новенькое! По мне, главари мимов – никчемные прожигатели жизни, законченные эгоисты, по крайней мере в центральных секторах. Потусторонний совет не собирался невесть сколько лет. Главари шаек вольготно чувствовали себя в своих районах, творили что хотели, пока Гектор отдыхал со шлюхами и просаживал деньги за карточным столом. И вдруг выясняется, что могущественные рефаиты опасаются этой швали!

– Ты же теперь их преданный сторонник. – Я выразительно покосилась на алую тунику. – Ну, какие планы? Будешь им помогать?

– Всегда говорил и говорю, что преданности во мне кот наплакал. Кстати, номер сорок, – Дэвид вдруг сменил тему, – ты хоть раз видела кровь рефаитов? – Не дождавшись ответа, он продолжал: – На самом деле это эктоплазма. К слову, предел мечтаний нашего драгоценного Бабая. Рефаиты, по сути, ходячий эфир, а их кровь – его жидкий аналог. Видишь эктоплазму – видишь эфир. Выпьешь ее – станешь эфиром. Как они.

– Но тогда и невидцы смогут ощущать эфир. Достаточно глотнуть эктоплазмы…

– В яблочко. Теоретически эктоплазма способна создавать искусственную ауру. Правда, ненадолго, минут на пятнадцать. Но если постараться, то уже через пару лет на рынке появятся таблетки для краткосрочного ясновидения. – Дэвид говорил, устремив взгляд на ночной город. – Поверь, номер сорок, однажды это случится. Тогда мы будем ставить опыты над гадами, а не наоборот.

Похоже, рефаиты совсем идиоты, если приняли Дэвида в «алые туники». От оракула так и веяло ненавистью и презрением.

– Давай последний вопрос.

– Ладно. – Что бы еще спросить? И тут мне вспомнилась Лисс. – Что тебе известно о Восемнадцатом Сезоне?

– Я ждал чего-то подобного, – усмехнулся Дэвид и сдвинул балку на окне. – Идем, покажу.

Мы очутились в зале, где витали духи. Штук восемь-девять, не меньше. В спертом воздухе разливался приторный запах увядших цветов. В углу стоял самодельный алтарь в окружении скромных подношений. Огарки свечей, обломки курительных палочек, высохшая веточка тимьяна, таблички с именами, а посередине букет лютиков и лилий. Он и источал сильный запах.

Дэвид вынул из кармана фонарик.

– Смотри внимательно. Перед тобой обломки надежды.

На металлическом овале, служившем алтарем, было высечено:

– Две тысячи тридцать девятый, – проговорила я. – Восемнадцатый Сезон костей.

За год до моего рождения.

– Восстание случилось в канун Ноябрьфеста. – Дэвид посветил на импровизированное надгробие. – Кучка рефаитов воспротивилась правлению Саргасов и задумала свергнуть Наширу, а людей вернуть в Лондон.

– Кто именно из рефаитов решился на такое?

– Это никому не известно.

– И что произошло?

– Их предали. Предал человек, восемнадцать тридцать девять семь. Одно слабое звено, и вся цепь пропала. Нашира подвергла рефаитов-бунтарей чудовищным пыткам. Обезобразила их. Людей перебили эмиты. Но ходит слух, что двоим удалось спастись. Не считая Бабая, разумеется. Кроме него, спаслись предатель и ребенок.

– Ребенок?

– Бабай мне все рассказал. Рефаиты его не тронули, посчитали, что такой трус не способен на мятеж. Он на коленях вымолил пощаду. Так вот, по его словам, в тот год сюда привезли девочку лет четырех-пяти.

У меня в горле встал комок.

– За каким чертом понадобился младенец? Воевать с эмимом? Бред!

– Наверняка не скажу, но Бабай уверен, что это был своего рода эксперимент. Хотели посмотреть, выживет ли кроха.

– Конечно нет! В четыре-то года!

– Вот-вот.

У меня на глаза навернулись слезы.

– Девочка умерла?

– Бабай клянется и божится, что тело так и не нашли. Ему собственноручно пришлось собирать трупы, чтобы расплатиться за милость господ. Девочку он якобы не обнаружил, но взгляни!

Луч фонаря выхватил из темноты грязного плюшевого медвежонка с пуговичными глазками. На шее игрушки висел жетончик-ладанка: «XVIII-39-0. Любая жизнь прожита не зря».

Вдалеке зазвонил колокол, нарушив гробовую тишину.

– Кто это сделал? – сдавленным голосом спросила я. – Кто сложил алтарь?

– Арлекины и меченые. Таинственные рефаиты, восставшие против Наширы.

– Они еще живы?

– Сомневаюсь. Вряд ли Нашира позволила бы предателям разгуливать на свободе.

У меня задрожали руки, пришлось спрятать их под тунику.

– Все, я насмотрелась. Идем отсюда.

Дэвид проводил меня до «Магдален». До рассвета оставалась пара часов, но мне никого не хотелось видеть.

Когда впереди показалась башня, я повернулась к спутнику:

– Спасибо.

– За что?

– За то, что показал алтарь.

– Всегда пожалуйста, – кивнул Дэвид. – Давай еще вопрос, покороче.

Я задумалась. Вопросов накопилось море, но особенно тревожил один.

– Почему Сезон именно костей?

Оракул улыбнулся:

– Не знаю, в курсе ты или нет, но название пошло от французского «bonne», что означает «благодатный, урожайный». В таком контексте слово употребляется до сих пор. Правда, редко. «Урожайный сезон» для рефаитов звучит вполне логично – у них это время собирать плоды сотрудничества с Сайеном. Разумеется, у людей иное восприятие. Кости есть кости, со всеми вытекающими – смерть, голод, страдания. Потому нас кличут «собирателями костей». Мол, мы ведем народ на верную гибель.

Я стучала зубами от холода. Если и было желание еще поболтать, то теперь оно начисто испарилось.

– Откуда у тебя такие познания? Не от рефаитов же?

– Больше никаких вопросов, – покачал головой Дэвид. – И так наговорил лишнего.

– Может, ты врешь?

– Нет.

– Но ведь я могу донести рефаитам! – упорствовала я. – Что, если пойду и сдам тебя с потрохами?

– Тогда ты сдашь и себя, – с ухмылкой побил мою карту собеседник. – Кстати, за информацию с тебя причитается, и если расплатишься прямо сейчас, возражать не стану.

– Чего же ты хочешь?

Вместо ответа Дэвид придвинулся вплотную и стиснул мое бедро.

– Нет, так не пойдет! – выпалила я, обмерев от страха.

– Да ладно тебе. – Его рука скользнула выше к талии, губы были в миллиметре от моего лица. – Продала таблеточку, милая?

– Твоя какая забота? Платы захотел? – Я решительно оттолкнула его. – Проваливай, козел!

Дэвид не сводил с меня глаз.

– Нашел кое-что в «Мертоне», – проговорил наконец он. – Глядишь, пригодится. Ты умнее, чем кажешься, детка. – С этими словами он вложил мне в руку конверт. – Спокойной ночи, номер сорок.

И ушел.

Я постояла еще немного, не в силах стронуться с места, а после в изнеможении прислонилась к стене. Угораздило же вляпаться! Взять и пойти неизвестно куда с незнакомым мужчиной! Где были мои инстинкты? Спали?

С другой стороны, информация того стоила. Лисс ни словом не обмолвилась, что рефаиты – рефаиты! – инициировали бунт. Умолчала – или действительно не знала?

Меченые. Нужно разыскать их. Только они способны помочь нам выбраться отсюда. Или, наоборот, нужно смириться с новой жизнью и сидеть тише воды ниже травы. Так проще. И безопасней.

Но мне не хватало Ника, Джексона, моей прежней жизни. Пусть там я была преступницей, но со мной были друзья, близкие по духу люди. Статус подельницы защищал от похотливых козлов вроде Дэвида. Никто не смел тронуть меня на моей территории.

Но здесь не моя территория. Здесь у меня нет никакой власти. Впервые захотелось укрыться за надежными стенами «Магдален». Пускай меня воротит от стража, но пока он гарант моей безопасности. Лучше, чем ничего.

Сунув конверт в карман, я направилась к двери, уверенная, что в башне Основателей сейчас никого нет. Но меня ожидал неприятный сюрприз. Повсюду, куда ни глянь, была кровь. Кровь рефаита.