19
«Чуляндра»
В мюзик-холле не было ни души, но я по привычке просканировала окрестности. Страж плотно затворил за нами дверь. Я уселась на краешек сцены и подтянула колено к груди.
– Ты уверен, что Люсида не двойной агент?
– С чего такие вопросы? – удивился Страж, задвигая засов.
– Она же Саргас!
– Разве ты во всем согласна с отцом, Пейдж? Или с братом?
– Нет, но семья Махоуни – не тираны, мы людей не зомбируем.
Его губы дрогнули в усмешке.
– Люсида давно отреклась от Саргасов, она не стала бы целый век голодать просто так.
– А остальные? – спросила я, постепенно успокаиваясь. – Та же Тирабелл, к примеру?
– Я доверяю им полностью, но достичь плодотворного союза будет не просто. У Тирабелл сильное предубеждение против людей.
– Причина?
– Из книг по истории человечества я твердо усвоил одно: многие традиции возникают без причины. То же самое с рефаитами.
Да, точнее и не скажешь.
Страж сел чуть поодаль от меня и сцепил кисти. Какое-то время мы молча разглядывали резные колонны и высокие потолки. Обстановка вокруг хранила следы вопиющей жестокости. В отличие от Тирабелл, ни одна мелочь не ускользнула от внимания Стража. Его взгляд задержался на пулевых отверстиях в стене, потом скользнул к почерневшим и изорванным кулисам.
– Прости за мое поведение в ночлежке, – глухо проговорил он. – Просто хотел подготовить тебя к встрече с рефаитами. Их нетерпимость к людям непостоянна, как прибой.
– Ага, и ты решил, что лучший способ – вести себя как настоящий…
– Рефаит, – заключил Страж. – Мы такие, какие есть, Пейдж.
Я буркнула что-то невнятное.
В колонии наши отношения строились на страхе. Меня пугала его власть, его – мое возможное предательство. Теперь мы впервые пытались достичь взаимопонимания.
Но понимание и страх – во многом родственные чувства. В обоих случаях взамен привычному приходит опасное знание. Сложно сказать, насколько я продвинулась в своем понимании, но странным образом жаждала этого всей душой.
– Не хочу, чтобы история с колонией повторилась, – вырвалось у меня.
– Мы этого не допустим, – пообещал Страж и, помолчав, добавил: – Спрашивай.
– План «тихо устранить Наширу» как-то связан с тобой?
Он ответил не сразу.
– Да. Я стал ее женихом, и появился шанс разделаться с ней раз и навсегда.
– Когда вы обручились?
– Незадолго до нашего прихода сюда.
– Двести лет назад, – присвистнула я. – Солидный срок.
– По нашим меркам – нет. Века – лишь крупинки в неиссякаемых песочных часах рефаитского существования. К счастью, нам так и не довелось по-настоящему сблизиться. Нашира хотела подождать до двухсотлетнего юбилея, когда ее власть над колонией станет безоговорочной.
– В смысле, вы ни разу не…
– Спали? Нет.
– Ясно.
Щеки у меня вспыхнули. Страж с недоумением покосился на меня.
Прекращай говорить о сексе. Прекращай!
– Смотрю, ты решил избавиться от перчаток, – брякнула я невпопад.
– Бунтую потихоньку.
– А ты отчаянный. Что следующее? Пальто?
На его лице заиграла улыбка, суровые черты смягчились.
– По-твоему, разумно дразнить наставника перед тренировкой?
– Зачем нарушать традицию?
– Хм.
Мы надолго замолчали. Неловкость постепенно отступала, напряжение стало не таким гнетущим.
– Ладно, начнем. – Страж поднялся. – Ты уже переселялась в кого-нибудь в Лондоне?
– Да, в птицу. Джексон это видел. И еще в легионершу. Заставила ее говорить в рацию.
– Ну и как она это перенесла?
– Кровь у нее хлестала изо всех щелей.
– Кровь – не боль. Не бойся своего дара, Пейдж. Твой дух жаждет странствий. Ты способна на большее, нежели просто вырубить противника, и сама это знаешь. – Не дождавшись ответа, Страж обернулся. – Главное в переселении – не навредить объекту, если, конечно, он того не заслуживает. Чем больше у тебя практики, тем меньше риск травмировать другого.
– Мне лично по душе сиюминутные прыжки, – призналась я. – Очень тяжело переключаться с тела на фантом.
– Мало тренируешься, – резюмировал Страж.
Я сбросила куртку:
– Скорее, предпочитаю держаться в тени.
– Отлично. Так у Наширы будет меньше шансов тебя вычислить. – Страж принялся ходить взад-вперед. – Каждый призрачный странник сталкивается с двумя ключевыми проблемами. Первая – остановка дыхания. Второе – потеря контроля над собственным телом. Если первую можно решить с помощью кислородной маски, то вторая куда сложнее.
Да, это мой главный недостаток, а в битве за власть он станет роковым. После прыжка мое тело мертвым грузом осядет на «Арене розы». Один удар ножом, и назад мне не вернуться.
– Хорошо, что ты предлагаешь? – вздохнула я.
– Во время наших тренировок на лугу твой переход от плоти к духу был, мягко скажем, так себе. Но ведь ты уже не новичок.
На покрытом пылью фортепьяно громоздился допотопный проигрыватель. Страж поднял крышку.
– Хочу, чтобы ты двигалась грациозно. Чтобы легко погружалась в эфир и бабочкой порхала среди лабиринтов. – Он включил проигрыватель.
– Где ты его взял? – спросила я, с трудом сдерживая улыбку.
– Там, где и остальные пожитки.
Проигрыватель сильно уступал тому, что в башне, но тоже был по-своему хорош: деревянную панель украшал резной орнамент из цветущего амаранта.
– И для чего это? – допытывалась я.
– Для тебя.
Из динамиков полились звуки альта.
– Мария Тэнасе, румынская певица и актриса двадцатого столетия. – Страж поклонился, не спуская с меня глаз. – Посмотрим, умеют ли странники танцевать.
Проникновенный чарующий голос запел что-то на незнакомом языке. Мы закружились в безмолвном танце точь-в-точь как там, на лугу. Только тогда я дрожала в нелепой тунике, растерянная, обозленная и напуганная. Страх навеки укоренился в моем сердце, как и выжженное клеймо на плече.
– Что это за песня?
– «Чуляндра». – Страж сделал выпад, но мне удалось увернуться. – Нельзя уворачиваться в танце. Кружись.
При очередном выпаде я метнулась влево, ловко избежав удара.
– Неплохо. Надеюсь, в цитадели найдутся свежие пластинки, а то недолго и умом тронуться.
Я снова крутнулась, на сей раз вправо.
– Могу раздобыть парочку на черном рынке.
– Очень любезно с твоей стороны. – Страж повторял мои движения, а может, это я повторяла за ним. – Твоя задача – удержаться на ногах в момент атаки. Когда фантом покидает тело, ты падаешь, но это поправимо. Попробуй сохранить частичку сознания в лабиринте, просто чтобы устоять. – При виде моей вытянувшейся от удивления физиономии он горячо добавил: – Я не льстил, Пейдж, когда говорил, что у тебя огромный потенциал.
– Мне никак не выдержать! После прыжка весь организм отключается.
– При твоей нынешней подготовке – да, но нет ничего невозможного. – Он внезапно отступил на шаг, нарушив привычный ритм. – Давай немного поборемся. Попробуй предугадать мой маневр.
– Как?
– Сосредоточься. Используй свои навыки.
Вспомнился старый трюк, которому Джекс обучил меня в самом начале наших тренировок. Я представила шесть сосудов, по одному на каждый орган чувств; во всех на донышке плескалось вино. Мысленно перелила из пяти в шестой, с маркировкой «Эфир», и когда тот наполнился до краев, резко открыла глаза.
Все вокруг утопало в серой дымке, насквозь пропитанной призрачной энергией. Вокруг Стража, на месте ауры, образовалось неровное световое поле.
Он чуть подался вправо. Стоп! Сперва туда качнулась его аура, а уж после он сам… Огромный кулак просвистел в миллиметре от уха. Я едва успела увернуться и попыталась стряхнуть наваждение, но Страж уже предпринял новую попытку. На сей раз, когда его аура метнулась влево, мне хватило ума рвануть в противоположную сторону.
– Неплохо, – одобрил он. – Вот почему зрячим, включая рефаитов, проще одержать верх в бою. Они предвидят действия противника по ауре. В твоем случае можно обойтись предчувствием. – Песня заиграла снова, ускоряя темп. – Теперь при первой возможности атакуй меня фантомом. И отделись от тела, как будто хочешь переселиться.
Прыжок последовал незамедлительно. Дух и плоть трещали по швам. Кое-как мне удалось прорваться сквозь все зоны лабиринта и вылететь в эфир.
Полет был недолгим. Серебряная пуповина натянулась проволокой и потащила меня назад.
– Поднимайся, – велел Страж.
Пошатываясь, я встала.
– Ничего не понимаю… Почему не сработало?
– Нет адреналина. Ты больше не боишься меня, инстинкт самосохранения притупился.
– Значит, мне все время нужно бояться?
– Не исключено, – нехотя признал Страж. – Но по-хорошему – ты должна управлять своим даром, а не страх.
– Обязательно приму к сведению. – Шаг, поворот, снова шаг. – Давай представим, что ты у нас один такой одаренный.
– Лучше не представлять. – Страж схватил меня за руку и крутанул так, что мои волосы веером разлетелись по его груди. – Давай, почувствуй эфир. Прыгай.
Мой фантом легко вырвался на свободу, перемахнул через барьер… и в следующий миг пулей срикошетил от непробиваемого лабиринта. Я очнулась от боли в затылке, которым приложилась об пол.
– Маловато скорости, – заметил Страж.
Он стоял не шелохнувшись, руки сложены за спиной.
– Это у вас такой юмор? – Превозмогая головокружение, я встала. – Schadenfreude?
– Вовсе нет.
– Никогда не задумывался, какой ты подонок?
– Было пару раз, – сверкнул глазами Страж.
Я повторила попытку и даже смогла продержаться долю секунды, прежде чем рухнула на колени.
– Не используй гнев, Пейдж. Представь, что фантом – это бумеранг. Запускаешь – и он сразу возвращается. – Страж помог мне подняться. – Не забывай, чему я тебя учил. Попробуй коснуться моего лабиринта и возвращайся назад до того, как упадешь. И главное – танцуй и падай.
– Танцуй и падай? Это как?
– Элементарно. Вспомни Лисс.
При упоминании о Лисс у меня защемило сердце. Но он прав. Юная акробатка взбиралась по разноцветным шелкам, заворачиваясь в них, как в кокон, а после устремлялась вниз, к сцене.
– Твое тело якорем тянет тебя к земле. Чем больше внимания уделяешь ему, тем сложнее духу отделиться. Вот почему раны так мешают тебе при странствиях. – Страж взял меня за подбородок. – Вставай.
Его большой палец коснулся моей щеки. Ладонь крепче сжала подбородок, заставляя пульс биться быстрее.
Это продолжалось секунду, после чего Страж отстранился. Стряхнув оцепенение, я вся отдалась шестому чувству. Представила, как лечу сквозь эфир, на ходу освобождаясь от бренного тела.
Мир снова померк. Мой вес полностью перенесся на носки. Живот напрягся, спина выпрямилась, грудная клетка раскрылась. Я опять ринулась в атаку, удерживаясь на земле лишь кончиками пальцев.
– Пробуй, – подначивал Страж, – лови ритм. Раз-два-три!
Я крутнулась вокруг своей оси и выпустила фантом.
Тот легко и стремительно помчался к лабиринту. Ощущение, словно бросаешь не водолазную капсулу, как обычно, а мелкую монетку. Моему взору предстал внутренний лабиринт. Там, где раньше лежал пепел, теперь горел ослепительный свет. Сосредоточие существа Стража, он манил меня, искушал завладеть сознанием… Не колеблясь, я рванула назад, к своей телесной оболочке.
Мои ладони уперлись в цемент. Руки и ноги дрожали, но я не упала.
Выстояла!
Песня вдруг оборвалась, и я рухнула как подкошенная, но вместо привычной боли мною овладел безудержный смех. Придерживая меня за локти, Страж помог встать.
– Это лучшая музыка на свете, – улыбнулся он. – Когда ты последний раз смеялась?
– А ты вообще умеешь смеяться, Арктур Мезартим?
– У принца-консорта Наширы мало поводов для радости.
Заиграла новая песня, но я ничего не слышала. Мы стояли совсем рядом, его ладони по-прежнему на моих руках.
– Рефаиты наиболее уязвимы при близком соприкосновении с материальным миром. Удар по ступне или колену причинит больше вреда, чем выстрел в сердце.
– Учту на будущее.
Мягкий свет в его глазах согревал меня, словно огонек свечи. Я потянулась и погладила Стража по щеке.
Его ладонь скользнула по моей обнаженной руке выше, к плечам, шее, и ласково легла на затылок.
Повторить «Гилдхолл» казалось так просто. Нас больше не подстерегала Нашира, и Джексон не томился в соседней комнате. В такие секунды ничто на свете не могло заставить меня пуститься в странствия. Или в бега. Всеми органами чувств я ощущала его прикосновение, наши губы были так близко, ауры сплелись в одно, точно нити на ткацком станке. Моя ладонь легла ему на сердце. Его пальцы ерошили мне волосы, горячее дыхание обжигало щеку.
– У вас принято называть старую любовь остывшей золой. – От взгляда Стража повеяло холодом, в лице не осталось ничего человеческого. – Разжечь в рефаите пламя очень непросто, но, если такое случается, погасить его уже нельзя.
Так вот к чему он клонит!
– Но я не вечна, – вырвалось у меня. – Рано или поздно все равно погасну.
Повисла долгая пауза.
– Вот именно, – мягко произнес Страж. – Погаснешь.
Он отстранился, и на душе сразу стало черно.
– Давай не будем говорить загадками. – Мое сердце вмиг закрылось на замок. – Все и так ясно. Не знаю, что на меня нашло там, в «Гилдхолле». О чем я только думала! Было страшно, а ты меня пожалел. Будь ты человеком…
– Но я не человек, – отрезал он, буравя меня взглядом. – Твоя тяга к статус-кво не перестает изумлять.
Я растерянно уставилась на него.
– Пойми наконец, я рефаит и смотрю на ваш мир иначе, – по обыкновению тихо заговорил он. – Со мной тебе постоянно угрожает опасность. Если все откроется, ты можешь лишиться не только поддержки Рантанов, но и жизни. Учти это раз и навсегда, Пейдж.
Наша любовь была обречена, и мы оба это знали. Арктур Мезартим принадлежал к другому миру; дитя улиц вроде меня ему не пара. Если Рантаны уличат нас в близости, наш и без того шаткий союз рухнет окончательно. Но каждой клеточкой тела я остро ощущала присутствие Стража, пульсацию его духа, манящий изгиб лабиринта, окутанное дымом пламя… Нет, никакие преграды меня не остановят. По-прежнему хотелось быть рядом с ним, как тогда, на платформе.
– Опасности меня не пугают, а за деньги приказы выполняют только холуи. Не мой случай. Тирабелл платит за помощь в уничтожении Сайена и всего, что с ним связано. Это не дает ей право вертеть мной как вздумается.
Страж всматривался в мое лицо, словно пытался заглянуть в самую душу. После чего достал из кофра перчатки. Внутри у меня все помертвело.
– На то есть причина.
Рука в перчатке нырнула в кофр и извлекла цветок. Анемон корончатый с идеальной формы алыми лепестками. Цветок, чье прикосновение оставляет на коже рефаитов страшные ожоги.
– Это тебе, для битвы. Если не ошибаюсь, там до сих пор в ходу викторианский язык цветов.
Я молча взяла протянутое.
– Пейдж, – еле слышно произнес он, – проблема не в том, что я не желаю тебя. Наоборот, желаю слишком сильно. И навсегда.
Во мне что-то екнуло.
– Нельзя желать чего-то слишком сильно. Этим нам и закрывают рот. Одни уверяли, что лучше быть в колонии, чем в эфире. Другие – что лучше умереть от «азотика», чем на виселице. Нам талдычат, что лучше жить рабами, чем умереть. Якобы нельзя хотеть больше, чем дают, ибо и так дают слишком много. – Я натянула куртку. – Ты больше не пленник, Арктур.
Он промолчал. Я ушла, а рефаит так и остался в разрушенном зале, окруженный звуками проигрывателя.
Дверь в логово была по-прежнему заперта. Судя по всему, его обитатели не стали дожидаться моего возвращения с «задания». На воротах красовался засов и тяжелая цепь. Да, Джексон взялся за дело основательно.
Я вскарабкалась по стене в комнату, быстро вынула линзы и потерла усталые глаза. На тумбочке лежала записка черными чернилами.
Надеюсь, тебе понравилась прогулка. Скажи, милая, ты у нас странница или гуляка, которую хлебом не корми – дай пошляться по ночам? На твое счастье, меня вызвали на совет. Поговорим о твоем поведении утром. Мое терпение подходит к концу.
Надин все-таки донесла. Я смяла записку и выбросила в мусорное ведро. Пусть Джексон засунет свое терпение в… бутылку. Не раздеваясь, я рухнула на постель и уставилась в темноту.
Страж прав. Рефаит смертному не товарищ.
Интересно, что скажет Ник, узнай он о моих чувствах. Хотя чего там интересного? Сказать он может только одно: что в неволе у меня выработалась нездоровая привязанность к Стражу. Словом, блажь и глупость.
Джексон сказал бы, что чувства – штука капризная, их нужно вытравлять. Что привязанность, даже незначительная, делает меня уязвимой, а для подельницы это неприемлемо.
Но Страж искренне хотел, чтобы я смеялась. Жила, наконец. В отличие от остальных, он видел меня настоящую.
А это что-то да значит.
Не может не значить.
Внутри у меня щелкнуло, и в голове наступила полная ясность.
Ступая босыми ногами, я прокралась в кабинет Джексона и под аккомпанемент «Пляски смерти» достала из шкафа стопку бумаги и свечу. Потом уселась в кресло главаря мимов и стала сочинять заявку на битву.
Перед рассветом я отправилась в Ковент-Гарден. Мой путь лежал к самой большой цветочной палатке. В ожидании открытия там уже толпились ясновидцы, не успевшие приобрести букет для заявки. Каждый цветок был снабжен ярлычком с расшифровкой символики.
Особой популярностью пользовались гладиолусы – символ воина. Кедр – сила. Бегония – признак беспощадности в бою. Но все это меня не интересовало. После долгих размышлений я выбрала ирландский колокольчик – на удачу и пурпурную веточку паслена.
«Истина», – гласил ярлычок.
Я перевязала букет черной ленточкой. Удача, истина и погибель рефаитов – цветок, низвергающий великанов. Рассвет застал меня у тайника, куда я положила послание вместе с запиской.
Как бы ни сложились обстоятельства, теперь мне недолго оставаться Бледной Странницей.