Глава 17

Мельбурн высится мощными угловатыми небоскребами, мрачными под темнеющим небом. Такси несется по улицам города, и Ева бездумно смотрит в окно на переполненные трамваи.

– Улица Борралонг, правильно? – переспрашивает через плечо водитель. – Какой дом?

– Апартаменты Парксайд, – отвечает Ева.

Они едут дальше. Ева смотрит на обручальное кольцо и на другое, подаренное в честь помолвки. Платина потемнела от солнцезащитного крема и соленой воды. Кольца не сразу поддаются, когда она начинает их снимать.

Она медленно крутит обручальное кольцо, смотрит на гравировку – «Отныне и навсегда», качает головой. Какая ирония. Носить их она не будет – ведь есть другая женщина, которая уже пообещала «навсегда» принадлежать Джексону.

Ева приоткрывает окно, впуская загазованный городской воздух и шум машин, и, не раздумывая, выбрасывает оба кольца. Звякнув о крыло такси, они исчезают под колесами автомобилей. Ева закрывает окно и откидывается на сиденье, рассматривает бледную кожу, не загоревшую под кольцами.

Наконец такси останавливается у престижного на вид многоквартирного дома с модными изогнутыми балконами и сверкающими тонированными окнами. Кейли, в строгих брюках и кремовой рубашке с открытым воротом, ждет на ступеньках, на нее падают лучи вечернего солнца. Наверное, приехала прямо из студии. Ева даже не в курсе, какой сегодня день; несколько часов назад она ловила кальмаров в Тасмании, а теперь она в Мельбурне. Надо расплатиться с водителем… Подходит Кейли, и Ева бросается в объятия подруги. От Кейли пахнет духами и мятными конфетами, она крепко прижимает к себе Еву; на запястьях позвякивают браслеты. Потом берет ее за руку и ведет в дом.

Наверх они поднимаются в лифте с зеркальными стенами. Ева опускает взгляд, чтобы не видеть свое отражение. На фоне блестящего пола ее сандалии кажутся старыми и изношенными. На ноге пятно от чернил – как грязь.

Кейли открывает дверь и вводит гостью в красивую просторную квартиру. Ева идет за подругой на кухню: там на мраморной столешнице стоят два бокала. Кейли достает из холодильника белое вино и наполняет бокалы до краев.

Дрожащей рукой Ева подносит вино к губам. Глотая прохладный напиток, она опирается о кухонный стол, затем медленно выдыхает. Ева позвонила Кейли по дороге в аэропорт Хобарта: все еще находясь в состоянии шока, она не могла поверить собственным словам, но теперь Ева понемногу осознает правду. Такое чувство, что ее разрывает изнутри.

– Расскажи мне, что конкретно произошло, – просит Кейли.

Отставив бокал и сжимая пальцами столешницу, Ева рассказывает о беседе Флаера и Сола.

– Я потрясена. Просто потрясена, – качает головой Кейли. – Как же так? Джексон… Поверить не могу, что он так с тобой поступил. Он любил тебя. Зачем все это?

В висках нарастает давление, Ева потирает голову.

– Понятия не имею.

Три лестничных пролета металлических ступеней приводят их на террасу на крыше. Хорошо, что сегодня никого из соседей здесь нет. Кейли и Ева, устроившись в низких креслах, любуются видом на город. Ночное небо освещает лазерный луч из ночного клуба.

Ева подбирает под себя ноги, обхватывает бокал обеими руками. Жесткие от соленой воды волосы, сандалии и джинсовые шорты – ее будто выбросило на берег после кораблекрушения. Заметив, что у подруги дрожат руки, Кейли спрашивает:

– Милая, тебе не холодно?

– Нормально.

– У тебя есть другие вещи?

Ева качает головой.

– Я поехала в аэропорт прямо с пристани. Наверное, надо было заехать на Уотлбун, даже не подумала. У меня с собой только сумочка.

– Я найду тебе все необходимое – если не хочешь, можешь не возвращаться.

Ева откидывается в кресле, смотрит в небо.

– Неужели мы поспешили, Кейл? – вздыхает она.

– Вы с Джексоном?

– Я и не думала влюбляться, не настолько быстро. Просто так… случилось. Знаю, все считали, что мы спешим.

Кейли молча сжимает губы. Из чьего-то окна льется музыка, снизу несется гул машин.

– Тебе нравился Джексон? Я имею в виду – по-настоящему? Мне почему-то казалось, что вы так и не сдружились.

– Правда? – удивляется Кейли. Проводит пальцем по основанию бокала, раздумывая над вопросом подруги. – Джексон нравился мне, правда нравился, просто… Наверное, не такого мужчину я представляла рядом с тобой.

Джексон прямо-таки ворвался в жизнь Евы. Не прошло и трех месяцев, как они вместе сняли квартиру в Лондоне, а по выходным Джексон возил ее то в Париж, то в Уэльс, то в Оксфорд, то в Корнуолл. Все произошло быстро и неожиданно; совершенно не похоже на Еву, которая в отношениях всегда держала дистанцию.

Когда Ева, за неделю до знакомства с Джексоном, приехала к Кейли в Дубай, то пожаловалась подруге, что жизнь в Дорсете превратилась в рутину и она подумывает переехать в Лондон. Может, боялась, что все снова будет, как в детстве, чересчур размеренно… И тогда появился Джексон со своей взрывной энергией и обещаниями сделать ее жизнь яркой.

– У тебя были сомнения?

– Я не сомневалась, что он любил тебя. Никогда, – искренне отвечает Кейли.

– Но? – настаивает Ева.

– Но… не знаю… трудно объяснить. Может, я просто волновалась, сумеет ли он заботиться о тебе.

– В каком смысле?

Кейли помнит, как легко Джексон тратил деньги, никогда не откладывал на будущее, а когда они вместе ходили по барам и клубам, Джексон рвался гулять на всю катушку, даже если Ева была уставшая после долгой смены.

– Наверное, в том смысле, что себя он всегда ставил на первое место – как бы сильно при этом тебя ни любил.

Ева обхватывает плечи руками, и в этот момент Кейли замечает, что подруга сняла оба кольца.

Они просидели на террасе почти час, когда у Евы вдруг завибрировал мобильный. Она достает телефон из сумки, смотрит на имя, высветившееся на экране, но не отвечает.

– Кто там? – спрашивает Кейли.

– Сол. – Ева выключает мобильник и засовывает обратно в сумку, а сумку пинком отбрасывает под стол. – Он столько раз мог рассказать мне про Джексона!

– Может, он не хотел причинять тебе боль.

Неужели этим утром она еще была на лодке Сола? Он осторожно поддерживал ее ногу, наклеивая пластырь, и его губы были такими невероятно нежными…

– Я целовалась с Солом, – тихо говорит Ева.

– Что? Когда? – изумляется Кейли.

– Сегодня. Еще до Флаера…

– Господи, Ева, как это произошло?

– Мы были на лодке, и… не знаю… так вышло.

По лицу Кейли понятно, что они с Евой думают об одном и том же: «Брат Джексона». Ева берет бокал, делает большой глоток. От стыда слегка горят щеки.

– Зачем я это сделала?..

– Ты пережила такую потерю, а Сол связывает тебя с Джексоном. С его помощью ты словно сближаешься с мужем, – осторожно предполагает Кейли.

Ева кивает, сжав губы. Да, ей и правда приятно иногда слышать нотки Джексона в голосе Сола, узнавать смех.

– Это просто поцелуй, милая. Не изводи себя.

В объятиях Сола Ева впервые за много месяцев почувствовала какую-то легкость, однако об этом подруге не рассказывает. Пусть это и был всего лишь поцелуй, но в нем чувствовался вкус надежды.

Сол бросает телефон на стол, выходит на террасу и стоит там, взявшись за деревянные перила. Низкие облака скрывают звезды; ночь буквально давит. У Евы в хижине до сих пор не горит свет. Видимо, сегодня она не вернется: уехала куда-нибудь в Хобарт или к Кейли в Мельбурн. Неважно, лишь бы с ней все было хорошо.

Господи, какой же он идиот. Следовало рассказать всю правду о Джексоне, как только Ева приехала на Уотлбун, но он молчал, а потом оказалось, что Ева беременна, и не хотелось в такой момент причинять ей боль.

А может, все это чушь собачья. Может, иногда просто легче соврать.

Прямо над головой проносится летучая мышь, разрезая крыльями воздух, потом резко снижается и исчезает среди деревьев.

Сол проводит рукой по щетине. На руках порезы после сегодняшней маркировки кальмаров. Было приятно наблюдать за Евой на лодке – как сосредоточенно она ловила моллюсков, с каким серьезным видом доставала их из воды. И совместное погружение, это тоже было потрясающе: нырять среди ламинарии, вместе любоваться красотой морского дракона. И тот поцелуй, просто необыкновенный… Теперь, когда Сол все испортил, не стоит и вспоминать.

Нельзя было возить Еву на восточное побережье. Пускать ее в хижину – и то глупость, но так она хотя бы не бродила по Хобарту в поисках давних друзей Джексона.

Вспоминается их разговор с Евой после ухода Флаера. Она согнулась пополам, словно от удара в живот; увидев ее страдания, Сол почувствовал себя отвратительно. Один вопрос все крутится в голове: «Почему Джексон так поступил?»

Ужасно уставшая, Ева ложится в постель уже после полуночи, но мысли о прошедшем дне долго не дают уснуть.

Когда она наконец засыпает, то видит тревожный и неприятный сон. Как будто она идет по темному коридору на звук множества голосов, но на зов никто не откликается, лишь эхо летает меж тонких стен. Она доходит до конца коридора, и там, спиной к Еве, за кухонным столом сидит Жанетт – что-то бормочет, а потом встает, убирает тарелку. Рядом с ней кто-то еще.

Лицом к Еве за столом сидит Джексон, он ест хлопья с молоком. Ева обращается к нему, однако Джексон даже не смотрит на нее. Никто не смотрит.

Ева неуверенным шагом заходит на кухню.

– Джексон? Как же… я не понимаю… ты умер. Ты ведь должен быть мертв!

Жанетт моет тарелку. Джексон продолжает есть хлопья.

– Почему вы делаете вид, что не слышите меня? – срывается на крик Ева.

Их лица пусты, никто не откликается.

И тогда становится понятно: они не видят и не слышат ее, потому что Ева мертва.

Она просыпается, задыхаясь, вспотевшая, волосы прилипли ко лбу. Отбрасывает одеяло, нащупывает лампу и включает свет. Это сон, всего лишь сон.

Пошатываясь, Ева встает с кровати и идет к окну, открывает его и вдыхает прохладный и тяжелый городской воздух. По щекам текут слезы, в горле стоит ком.

Почему Джексон, мужчина, который давал обещание любить и почитать ее, так поступил? Все воспоминания вырваны с корнем, будто деревья после урагана.

Надо успокоиться – вспомнить технику, которую она использовала во время фридайвинга. Через несколько минут дыхание выравнивается. Ева вытирает лицо, смотрит на часы: половина четвертого утра. Уснуть не получится, ведь постель еще хранит воспоминания о кошмаре. В горле пересохло, по затылку постепенно распространяется головная боль.

Ева осторожно выходит из комнаты и крадется по коридору в сторону кухни. Она и забыла, что в городских квартирах даже ночью не бывает по-настоящему темно. Свет от соседних домов, офисов и уличных фонарей просачивается в окна, и Ева легко находит у раковины стакан, наливает воды и пьет, избавляясь от сухости в горле. Затем идет через гостиную к балкону, открывает двери. Почему-то она ожидала услышать шум залива, но вместо этого раздаются голоса, гудки машин, какой-то электрический гул. На Еве только просторная футболка Кейли, прикрывающая бедра; ноги потихоньку коченеют. Балкон выходит на юг, в сторону побережья. Где-то там вдали, за проливом Басса, остров Тасмания, и на этом острове живет женщина, которая тоже считает Джексона своим мужем. Какая она, эта Жанетт? Красивая? Молодая? Когда они поженились? Как отметили свадьбу? Был ли на торжестве Дирк? А Сол?

Ева вспоминает свое бракосочетание. С первыми аккордами органа в животе у нее запорхали бабочки. Она медленно прошла к алтарю под руку с матерью, не отрывая глаз от Джексона. Он тоже внимательно смотрел на Еву. На лбу у него собрались капельки пота, от тела шел жар. Джексон явно нервничал, но разве жених не должен волноваться в день свадьбы?

Мать подала Джексону руку Евы; его ладонь оказалась влажной и горячей. Орган доиграл мелодию, однако Джексон по-прежнему не отводил от нее взгляд. Капля пота скатилась по лбу к брови.

– Все в порядке? – шепотом спросила Ева.

– С тобой я становлюсь лучше, Ева, – напряженно ответил он. – Мы ведь созданы друг для друга, правда?

– Правда, – согласилась Ева, дважды сжав его руку.

Джексон улыбнулся, выражение его лица стало спокойным и более привычным. Он повернулся к священнику, полный готовности произнести клятвы, оказавшиеся пустыми.