Глава 13
Почти каждый день Еве хочется нырять. Научившись расслабляться под водой, она обращает внимание на морскую жизнь вокруг: на красновато-коричневые водоросли, на крошечных кузовков, которые будто проглотили кубик льда, на раков, прячущихся в каменистых расселинах. При погружении море окутывает тело, звуки отражаются эхом – заниматься фридайвингом приятно, даже когда вода не слишком прозрачная. Только здесь ее мысли приходят в порядок.
Ева выбирается на мелководье, стягивает ласты и маску; с волос капает соленая вода. Взяв в хижине полотенце, она идет в уличный душ. Вода теплая; Ева моет голову шампунем, потом наносит кондиционер и промывает волосы. Вечернее небо затягивают темные облака.
Ева закрывает кран, вытирается, заходит в дом и надевает джинсы и широкий свитер. Наливает стакан воды и стоя доедает холодные макароны, оставшиеся с обеда.
За едой она перечитывает отрывок из книги, которую дал ей Сол. Жак Майоль, знаменитый ныряльщик, выразительно описывает единение человека и моря. Ева уже прочитала книгу от корки до корки: предположения Майоля насчет дельфинов и морского происхождения людей ее потрясли. Она задумалась о связи между фридайвингом и своим опытом принятия родов в воде, выписала из книги некоторые мысли.
Ева смотрит на часы и проводит пальцем под ремешком, куда попала вода. Всего семь. Еще одного вечера за переносным телевизором, который ловит только два канала – и то плохо, – ей не выдержать.
Она никак не найдет себе места. Сначала моет тарелку, потом нехотя прибирается в хижине, хотя здесь и так порядок. Берет книжку – и откладывает ее. Сейчас бы посидеть с кем-нибудь и выпить пива… Пожалуй, такое желание – хороший знак. Сол заходил к ней перед работой, и Ева предложила сходить вечером в «Таверну Уотлбун», но он сказал, что работает допоздна. Это почему-то расстроило Еву, как будто она заранее знала, что Сол откажется.
«Ну и ладно», – думает Ева и решает пойти одна. Пока настроение не пропало, она переодевается в светло-серую кофточку, берет кошелек и пешком идет в паб.
«Таверна Уотлбун» расположилась в низеньком бетонном здании, стены которого выкрашены в полынно-зеленый цвет. У заднего входа красуется лицензия на продажу спиртного, прямо как поясной кошелек на фоне нелепого наряда. Неважный внешний вид компенсируется расположением на канале Дантри: на закате широкие окна паба заливает золотистый солнечный свет.
Внутри стоит гул, люди пьют и болтают, устроившись за темными столиками. Пахнет только что приготовленной картошкой фри и солодом. Почти под потолком висит телевизор с плоским экраном, показывают матч по крикету – несколько человек смотрят, вывернув шеи. Напротив барной стойки – игровая зона, где мужчины в рабочих ботинках и дырявых футболках собрались у игровых автоматов.
В ожидании бармена Ева оглядывается. Удивительно, что здесь так много молодежи – она-то думала, что все сбегают в Хобарт или даже в континентальную Австралию, как только исполнится восемнадцать. Но нет, эти ребята в узких джинсах и скейтерских ботинках собрались тут.
Ева заказывает пиво и садится у бара с краю. Приятно выбраться из хижины, понаблюдать за обычной жизнью Уотлбуна. Джексон наверняка захотел бы привести ее сюда: ему нравилось сидеть где-нибудь по вечерам, общаться. Прошлым летом они были на свадьбе, и бармены ушли в полночь, оставив при этом целый холодильник алкоголя, заказанного молодоженами. Джексон закатал рукава, обвязал галстук вокруг головы, как рок-звезда восьмидесятых, перепрыгнул через стойку и занял место бармена. Из оставшегося алкоголя и содовой он готовил потрясающие коктейли и развлекал гостей, подбрасывая бутылки водки и рома и ловя их за спиной.
Ева смеялась до упаду над его ярким представлением. Когда очередь разошлась, Джексон подал ей коктейль со словами:
– Для вас, мадам, – для самой красивой девушки в зале.
– Кроме невесты, – с улыбкой поправила Ева.
Он наклонился к ней и прошептал:
– Включая невесту.
По залу прокатывается взрыв хохота, от которого по телу Евы пробегает дрожь. Этот низкий, глубокий тембр ей знаком. Она резко поднимается и поворачивается, пытаясь разглядеть в толпе Джексона.
Смех раздается снова, и Ева идет на звук к компании парней в углу паба. Спиной к ней сидит широкоплечий мужчина – это он смеялся.
Сол.
Внутри все сжимается от обиды. Он ведь сказал, что будет работать…
Всего лишь предлог, чтобы никуда с ней не идти. Ева краснеет от злости. Она-то думала, что подружилась с Солом, а он, наверное, просто жалел ее: потеряла мужа и ребенка, как же ее выгнать…
Ева прижимает к себе сумку и, опустив голову, уверенно идет к выходу.
Он замечает стройную загорелую фигуру, темные волосы. Поднимает взгляд – из таверны выходит Ева.
Вот черт.
Схватив телефон и ключи от пикапа, Сол извиняется перед друзьями и спешит за ней; она прошла через стоянку и идет вниз по тропе.
Сол бежит следом, в кармане звенит мелочь.
– Ева! – кричит он. – Стой!
Она оборачивается: щеки пылают.
– Ты была в таверне?
Шумно выдыхая, Ева отвечает:
– Я решила пойти одна, раз ты задерживаешься на работе.
– Да, прости, – говорит Сол, потирая шею. – Я закончил раньше… – Ложь комом встает в горле.
Они стоят на обочине; мимо проезжает пикап с байдаркой на крыше. Одна крепежная веревка развязалась – она цепляется за колесо, потом подскакивает вверх.
– Ты мог просто отказаться. Я ведь понимаю, что у тебя здесь своя жизнь.
Что-то давит на виски; Сол молча потирает лоб.
– Жалеешь, что я не уехала с Кейли, да?
– Нет, мне… – Сол не знает, что сказать. Да, жаль, что она не уехала. Нет, он хочет, чтобы Ева осталась. – Мне приятно, что ты здесь, правда, но… – Он опять замолкает.
Все это так трудно: ну как объяснить, почему он соврал?
– Тогда в чем дело, Сол? Почему ты не хотел, чтобы я там появлялась? Ты ведь уже наметил встречу с друзьями, когда я предложила сходить в паб? – Ева качает головой, прищуривается. – Джексон предупреждал, что тебе нельзя доверять.
Ее слова бьют больно, словно хлыстом.
– Что?
Ева уверенно поднимает подбородок. Сол заметил это движение еще в первый день, когда она только приехала на Уотлбун. Есть в Еве какая-то искра, и, несмотря на все, через что ей пришлось пройти, этот огонек до сих пор не погас.
– Я знаю про вашу ссору. Знаю, из-за чего вы перестали общаться.
Сол внимательно смотрит на нее, сердце бешено стучит.
– И?
– И мне известно, что случилось на дне рождения Джексона четыре года назад: ты заявился на барбекю, нарочно отбил у него девушку. И ушел с ней.
Рядом с ухом жужжит комар. Сол даже не пытается отогнать его.
– Как можно поступить так с собственным братом?
– Ева, это была моя девушка, – едва слышно отвечает Сол.
– Это Джексон отбил ее у меня.
Ева качает головой: надо же так нагло врать.
– Не вешай мне лапшу.
Сол также смотрит ей в глаза.
– Серьезно, с той девушкой встречался я.
Сол врал Дирку по телефону, врал, что работает допоздна, врал Джексону.
– Неужели? – Она обходит Сола и идет дальше по обочине.
Не успела Ева отойти метров на пятнадцать, как Сол кричит вслед:
– У Джексона день рождения пятнадцатого июля.
«И что?» – мысленно удивляется Ева.
– Здесь это середина зимы. Он сказал тебе, что позвал всех на барбекю – но кто станет разводить костер на пляже посреди зимы?
Ева останавливается.
– Барбекю устроили на мой день рождения, – выкрикивает Сол. – Седьмого марта, когда у нас лето. – Теперь она оборачивается. – Это была моя девушка.
Ева прикусывает губу, вспоминая слова Джексона: «Он предатель, ему нельзя доверять».
Сол догоняет Еву, становится вплотную к ней.
– Я не вру.
Она качает головой. Нет, верить нельзя.
– Поэтому я и уехал на несколько месяцев из Тасмании в Южную Америку. Не мог видеть их вместе.
– В Южную Америку? – изумляется Ева.
Сол кивает.
– Туда ездил Джексон, а не ты!
– Джексон? Он первый раз побывал заграницей, только когда поехал в Англию.
Ева шумно выдыхает. Какое-то безумие, зачем Сол это говорит? Она собирается возразить, как вдруг вспоминает, что Дирк назвал Сола вечным путешественником, а Джексона домоседом. Но в тот момент их отец был пьян, и Ева подумала, что он все напутал. А вдруг так и есть?
Она потирает лоб и размышляет.
– Ева, – спокойно и осторожно обращается к ней Сол, пытаясь поймать ее взгляд, – ты должна мне доверять.
Опять это слово – «доверять». Верит она Джексону, своему мужу, которого любила и с которым намеревалась провести остаток жизни. И которого потеряла.
– Зачем ты так, Сол? Я все знаю про его поездку в Южную Америку – в Чили, пустыню Атакама, Перу, Бразилию.
– Он туда не ездил.
– А ты, значит, ездил?
– Да.
Из бара вываливается компания парней. Рычит двигатель, в машине грохочут басы, хлопает дверь.
– Сначала полетел в Чили, путешествовал там вдоль побережья, занимался серфингом. Потом поехал в Перу через Атакаму, нашел работу в национальном заповеднике – прорубал просеки.
Слушая его, Ева стискивает кулаки. Именно так Джексон описывал свою поездку. Непонятно, зачем Сол отбирает у нее воспоминания о муже.
– В Перу я первым делом поехал на острова Чинча, – продолжает Сол. – Хотел забраться на Мачу-Пикчу – это и была цель моего путешествия.
Нет, это Джексон хотел побывать на Мачу-Пикчу!
– Затем полетел в Бразилию, встретился там с другом.
Сол рассказывает, как работал в бразильском хостеле, но Ева уже слышала эту историю – как и все остальные. Джексон купил у хозяина хостела старый разбитый мотоцикл и ездил на нем по густо заросшим тропам влажных джунглей.
Хочется сказать ему: «Хватит! Перестань уже!», однако Сол продолжает рассказывать, выдавая воспоминания ее мужа за свои. Мелодичный акцент Сола, так похожий на Джексона, причиняет невыносимую боль.
Ева закрывает уши руками – и все равно слышит его. Тогда она убирает правую руку, замахивается. Ладонь касается лица Сола…
И становится тихо.
