ИНТЕРАКТИВНАЯ ПРОГРАММА

Свободный серфинг и подводные камни

1. Британский рулет и русская рулетка. Игра на выживание. Определение жанра

Каждый день в Москве в 19 «с копейками» после новостей я начинаю программу «Телефонное право» на «Маяке-24». Это безумно простая по своей идее программа. Всех дел: ведущий, гость, три эксперта, тема типа «Ну зачем мы даем гаишникам взятки, если знаем, что это гадко?» и телефонный номер, по которому любой желающий, включая гаишника толстопятого, может дозвониться и потрясти мир своим красноречием. Программа «Телефонное право» была запущена весной 92-го, прожила к сему дню большую и бурную жизнь, однако по-прежнему остается одной из всего лишь трех или из четырех программ подобного типа, идущих в российском эфире. Который — на минуточку! — в Москве или Петербурге забит радиостанциями, как консервная банка шпротами. В каждом городе их около тридцати.

Очень условно я называю эту программу интерактивной. По одной простой причине: в России не существует жанра, который в Великобритании называется phone-in programme или line-in programme. Это «великий туманный сосед» с утра до вечера во всех радиоэфирах, от LBC до Radio 5 Live, обсуждает со своими радиослушателями ту или иную тему, начиная с роста беременностей среди британских школьниц и заканчивая тем, знал ли Тони Блэр, что у Хусейна оружия массового поражения нет, а если знал, то следовало ли вводить войска? «Что вы думаете по этому поводу?» Звучит точка зрения — «Спасибо»; тут же второй звонок типа: «А я вот с сэром категорически не согласен» — «Спасибо и вам».

Но хочу подчеркнуть разницу. В стране Великобритании все замечательно. Там изобрел радио Маркони. Там мягкий климат с переменчивой влажной погодой, поэтому всегда есть повод поговорить хотя бы об этом. Там умение изъясняться публично — непременное требование к политику, и ни один политик без этого не имеет ни малейшего шанса быть действительно политиком, а не сотрудником аппарата. Это Британия.

У нас немножко другая ситуация. У нас дикий холод, у нас вечная уязвленность за изобретателя Попова, который изобрел либо не то, либо не тогда. У нас вякнуть на уроке — значит получить по балде от учителя, и эта привычка остается на всю жизнь. У нас изо всех чиновников и министров умеет говорить один Починок, а остальные несут на ухоженных лицах молчаливую ленинградскую грусть — и на устах их всех печать.

Но, несмотря на эти принципиальные различия, интерактивная программа в России вполне может родиться. Хотя я свою изначально полностью, стопроцентно украл в Великобритании. К сожалению, полный формат в российский дверной проем целиком не пролез, но все равно имело смысл попробовать. Потому что интерактивная программа имеет фантастические преимущества, которых не дает ни одна другая программа, где роль радиослушателя можно описать тремя действиями. Первое — позвонить на радиостанцию и передать привет; второе — позвонить и заказать песню; и третье (это, конечно, верх либерализма и практикуется на «Эхе Москвы») — позвонить и задать вопрос гостю в студии. На этом — все, больше не звоните, слушайте Ваню. А интерактив — это возможность для слушателя высказаться. Это не программа «вопрос-ответ». Это не обращение к небожителям, дающим советы. Это свободное обсуждение, работа ума, это сеанс одновременной игры без правил.

Что дает интерактив?

Правильно спозиционированный интерактив дает возможность привлечь суперплатежеспособную часть аудитории. И здесь мы явно опережаем Британию. Там нация выросла на радио, как наша — на манной каше. Поэтому средний звонящий в английский интерактив — это домохозяйка. А у меня, в силу того, что FM-приемники слушают почти исключительно в машинах, — это мужчина в возрасте от 30 до 50 лет. И звонит он по сотовому телефону, как правило, из иномарки, и имеет доход от тысячи долларов в месяц. И грамотный программинг позволяет привлечь именно этих людей, которых достало, что их на радио считают недоумками. Они не хотят передавать привет, они не хотят задавать вопрос гостю. Они считают, что им есть что сказать. Они хотят открыть истину, пусть даже сводящуюся к тому, что все предыдущие звонившие — дураки. Так дайте им эту возможность! Это первое большое преимущество интерактива.

Второе: радиостанция, которая заводит себе головную боль в виде интерактива, невольно позиционируется на рынке как станция, которая добилась успеха, ее улов из обычной эфирной сетки не устраивает, она желает чего-то большего. Радиостанция, которая ставит в сетку интерактивное шоу, как минимум заявляет о том, что она в состоянии купить звезду. Так себя позиционировала некогда «Европа плюс», которая купила Романа Трахтенберга и поставила в сетку программу «Роман без конца». Трахтенберг был одним из самых дорогих шоуменов: каждое его частное выступление стоило еще дешевле, чем выступление Пугачевой, но уже дороже, чем выступление Киркорова. А Трахтенберг вел передачи на «Европе» каждый будний день. Так себя позиционировал «Серебряный дождь», который позволял себе содержать Александра Володарского, голос которого вы не раз слышали, если смотрели американские фильмы с его гнусавым переводом: «Я нннадеру тебе зааадницу, мммать твою!» Он вел два раза в неделю программу на «Серебряном дожде». И на той же станции шло знаменитое интерактивное шоу «Соловьиные трели» с Владимиром Соловьевым, крайне недешевым ведущим, блистательно остроумным, который обсуждал исключительно жизнь богатых: часы за 3000 долларов, костюмы за 2000, ну и т.д., всякие вкусные и приятные вещи. Ему, по-моему, богатые люди звонили с одной целью — понять, Соловьев их пошлет сразу или даст «квакнуть» что-нибудь за десять секунд. Но эта программа в силу личности ведущего пользовалась совершенно колоссальным успехом. А «Серебряный дождь» воспринималась как радиостанция успешных продвинутых горожан.

Третий, очень интересный момент. Интерактивное шоу, прямое общение со слушателями, дает возможность понять особенности аудитории. Мы свою программу довольно долгое время оттачивали, и она заметно отличается от того, что было вначале.

2. Родство и противоположность интерактива и ток-шоу

Эти три преимущества крайне привлекательны. Но возникает большая проблема. Когда радиостанция говорит: «Oкей, мы начинаем разговор со слушателями в прямом эфире», она в большинстве случаев начинает идти по пути создания ток-шоу, что, как правило, завершается неудачей.

И поэтому первый момент, на который я хотел бы обратить ваше внимание, — интерактив и ток-шоу — принципиально разные явления.

Успех ток-шоу зависит от следующего, в порядке убывания.

Первое — от актуальности гостя. Вы можете привести в студию, как однажды Жириновский выразился, «глухонемого мальчика Колю Баскова», но если это произойдет именно в тот момент, когда золотой голос России станет человеком № 2 в партии Геннадия Селезнева, будет совершенно неважно, какого качества его золото. Все будут слушать. В тот день, когда сажают Ходорковского, неважно, что скажет его адвокат Дрель — он подписку дал о неразглашении и много точно не скажет, — но его будут слушать все. Так что первый и основной фактор популярности ток-шоу — то, насколько ваш гость у всех на слуху.

Однако мы понимаем, что Ходорковского не каждый день сажают, а выходить в эфир нужно, к сожалению, ежедневно. Так что второй фактор — это умение гостя говорить. Любимый мной Александр Петрович Починок в этом смысле гость совершенно дивный, потому что он, как Толстой с Герценом, не может молчать, он начинает кричать: «Я с вами не согласен!», прыгать, скакать на стуле и т.д. Такие люди в студии всегда ну просто супер!

Третье, что влияет на успех ток-шоу, — подготовленность ведущего, владение предметом разговора.

На четвертом месте — и только на четвертом! — личность ведущего. Скажем, тетя-презентер, которая голосом партийного работника будет занудно повторять: «Товарищ гость, ответьте все-таки на вопрос, заданный товарищем радиослушателем», она может быть как личность никакая, но если у нее в студии интересный гость и ей подготовили качественные вопросы, то все будет в порядке и ее будут слушать.

Лишь на пятое место я ставлю такую вещь, как скорость реакции ведущего на происходящее.

И на шестом, на последнем месте — форма программы. Когда я был молодым и глупым, мне казалось, что можно сделать классную «обложку», какие-то там отбивки, заставки, внутренние лайнеры, а вот без этого это будет что-то не то. Теперь я понимаю, что для нормального ток-шоу нужно два стула и микрофон. Можно вообще без заставок выходить и на ура работать. Это на самом последнем месте: все эти заставочки и т.д.

Теперь о том, что влияет на успех интерактива.

Первое — это выбор ведущего. Я искренне советую: если у вас нет ведущего, не пытайтесь делать интерактив. Человек, который привык работать на ток-шоу по заготовленным вопросам, может быть безумно популярен в этом качестве, но он не сможет вести интерактив. Это абсолютно разные профессии.

Второе — это выбор темы.

Третье — это выбор гостей и экспертов.

Четвертое — выбор времени в сетке. Идеальное время — пробочное. А пробки, по-моему, уже есть везде и всегда, и в этом наше счастье.

Пятое — это отбор звонков в эфире

Шестое — это анонсирование программы.

И, наконец, на последнем месте — «форма одежды», упаковка программы. Должна, с моей точки зрения, быть в каждой программе какая-то своя «мулечка» типа небрежного росчерка мастера. Такой какой-то сбоку бантик. Когда я вел ток-шоу Persona Grata на «Радио России», у меня был в конце блиц-опрос, когда гость видел, что время на исходе, отвечать надо было кратко и сразу. И там за вопросом «Что для вас по жизни главная головная боль?» без передыха шел вопрос: «А что от нее является аспирином?» Вот этот «бантик», который нам обычно очень дорог, — он на последнем месте.

Теперь обо всем этом немного подробнее.

2.1. Проблема выбора ведущего

Почему я говорю о личности ведущего? Потому что справиться с десятком людей по телефону может только безумец, с которым ничего невозможно поделать. Убивать его жалко — остается выпускать в эфир. Причем повторюсь: совсем не факт, что классный интервьюер сможет вести интерактив. Человек, который способен стрелять на звук в дуэли-кукушке, — вот ваш человек. Человек, который привык рассчитывать ходы, комбинации, — не ваш. Первый принцип, по которому я бы рекомендовал подбирать людей, которые вовсе не обязательно должны быть журналистами, — это непохожесть на остальных людей, непредсказуемость. Я всегда говорю на своих эфирах вещи, которые многих бесят. Я говорю, например, что образование — это инструмент для зарабатывания денег и поэтому, если ты идешь получать второе, третье, четвертое образование, то ты дурак и попросту не умеешь пользоваться теми рубанками, которые у тебя уже есть. И это сразу провоцирует на звонки людей, которые считают, например, что умение зарабатывать деньги с образованием вообще не связано, и что оно нужно лишь для того, чтобы со вкусом их тратить.

Второе. Ведущий интерактивного шоу должен быть личностью, неважно с каким обаянием, но с обаянием. Обаяние Александра Невзорова — абсолютно отрицательное. Обаяние Владимира Соловьева, с моей точки зрения, отрицательное. Мое обаяние, я считаю, — тоже. Моя жена говорит: «Зачем ты пытаешься быть хорошим? У тебя ничего не получается, у тебя получается всех злить». Человек должен вызывать шквал эмоций. Либо бабушки должны из Сибири приезжать к кумиру с пирожками, завернутыми в десять газет, чтобы по пути не простыли. Либо дедушки должны писать в Кремль Путину, чтобы Путин отправил негодяя-ведущего из эфира в Сибирь. Но что-то должно из этих двух крайностей быть. Даже занудой ведущий интерактива может быть, но незабываемым занудой!

Третий очень важный момент. Я лично очень плохо отношусь к энциклопедистам, родившимся после Монтеня и Дидро, полагая, что столбовой путь прогресса — это путь узкой специализации. Но Господь не соглашается со мной и продолжает в ограниченном количестве производить энциклопедистов. Это такие «ботаники», поверившие сдуру в школе, что нужно хорошо учиться. В итоге они могут с ходу объяснить, как устроена пищеварительная система кита и почему у него отсутствует нижняя челюсть. Интерактив — тот редкий случай, когда энциклопедизм необходим. Ведя интерактивную программу, понимаешь, что дураков в стране больше, чем людей, со всей неоспоримостью этого медицинского факта. Но ты должен уметь грамотно развенчать каждую персональную глупость. И если в эфире начинают нести глупости про особенности инициации у племен Полинезии, я вынужден их опровергать. Ярко, красочно и в деталях.

Еще одна чрезвычайно важная вещь — это быстрота реакции. Приведу пример почти классический. Дмитрий Быков вел одно время на «Маяке-24» дивную интерактивную программу под названием «О чем нельзя». И вот звонит ему в эфир человек и говорит: «Быков, я сейчас в ваш огород набросаю несколько дохлых кошек». Быков невозмутимо: «Первая пошла!..» Вот это скорость реакции!

Я думаю, что вы уже пришли к правильному выводу, что главный герой интерактивной программы — это ведущий, а не гость, приходящий в студию, не эксперты, которым мы звоним по телефону, и даже не слушатели, которые звонят нам. Во всяком случае, сегодня в России ситуация такова, хотя по мере европеизации она, несомненно, изменится. Но возникают три проблемы. Первое: где найти таких гарного парня или дивчину? Второе: где найти денег на таких гарных парня или дивчину? И третье: как не израсходовать запас их личности за те 250 программ в год, которые им придется вести?

Мой совет: попробуйте вначале делать не ежедневный интерактив, а программу, которая идет один-два раза в неделю. Например, субботнее шоу. Попробуйте найти человека, который не имеет отношения к вашей команде, не работает на радио, но умеет хорошо болтать. Знаете, на филфаке или истфаке любого провинциального вуза немало скучающих молодых преподавателей. Им нужен какой-то выход, реализация. Попробуйте им предложить интерактив. Особенно если они люди модные и резкие.

Но если программа планируется ежедневная — ребята, ищите деньги, вам придется ведущему реально платить! Интерактив — это дорого, это дороже обычного ток-шоу, здесь дар уникальнее. Многие станции в Москве пытались делать интерактив, сэкономив на ведущих, и у них не получалось. Люди, способные заводить публику ежедневно, — они наперечет! Но даже если у вас есть деньги и есть гениальный ведущий, вы должны совершенно четко понимать, что его стиль, манеру вам не переделать. Если ведущего ток-шоу вы в состоянии вырастить с нуля, то на интерактивную программу берется готовая личность!

2.2. Проблема выбора темы

Теперь о втором по степени важности факторе — выборе темы. В принципе, интерактив — это ведь просто обсуждение темы со слушателями.

Когда мы программировали и отчасти перепрограммировали «Маяк-24», то исходили из того, что в Москве и Питере реально сложился middle class, средний класс. Жискар д’Эстен как-то гениально сказал, что это класс, границы которого определить невозможно, но который, несомненно, существует, — я пользуюсь этим определением и считаю его универсальным. При этом радиостанций, в эфир которых слушатель может позвонить для чего-либо, кроме как передать привет, не существует, за исключением «Эха Москвы». Но «Эхо Москвы» работает не на мидл-класс, а на интеллигентов. А интеллигенты — это люди, которым с утра надо слышать две вещи: первая — «жизнь — дерьмо», вторая — «нами правят негодяи». То есть у мидлов просто не было возможности говорить о себе в эфире! А круг их проблем был понятен: это семья, это дети, это деньги, это бизнес, это здоровье, это развлечения, это щепотка социалки и совсем немножко политики. Которую мы должны подавать не как на «Эхе», а, допустим, когда Лимонова сажают, то мы можем обсудить: «А что бы вы с Лимоновым сделали?»

В общем, выбор темы приобрел какое-то совершенно затмевающее солнце значение. А когда мы начинали программу, то взяли лист бумаги и очень легко набросали 30 тем. И этого списка нам хватило на один месяц и полторы недели. И тогда мы поняли, что производство тем нужно ставить на поток.

Я сразу хочу сказать про источники тем, потому что 250 тем в год — это даже не фантастика, а ночной кошмар. Откуда их брать? Можно, конечно, выйти на улицу и спросить: «Ребят, вот вы мидл-класс, да? Какие темы вы хотите обсудить?» — «Я хочу обсудить тему будущего моих детей…» Вот такую чушь вы услышите. Слушатель не знает, чего он хочет, он не умеет формулировать темы, которые ему интересны, и он правильно делает, потому что ему за это денег не платят. Потребитель вообще никогда толком не знает, чего он хочет, именно на этом принципе зиждется успех шопинг-моллов.

Вот что мы используем для поиска тем.

Первое — это собственные мыслительные процессы, что нас волнует, что бесит, что вокруг нас происходит, наш личный опыт. С гаишниками переругался, ребенок дверью хлопнул, сосед обещал канарейке шею свернуть — тут все в масть. Кстати, тема, которая всегда идет на ура, — это домашние животные. Гарантирую: как только начнете обсуждать, в наморднике или нет собак выгуливать, — звонков будет ураган… Да, первые 50 тем, первые 50 программ — это то, что распирает лично вас. Так мы обсуждали, почему взрослые перестают ходить по ночным клубам, почему люди доверяют брендам, не изжило ли себя понятие родни. Это очень московские мидл-классовые темы. Наверняка в Хабаровске я бы другие темы обсуждал. Обсуждал бы потребительское: «Как помыться в двух тазиках воды», «Ходите ли вы на оптовый рынок?».

Второй источник тем — это мозговой штурм. Мы его проводим регулярно раз в неделю. Приезжает замгендира, хватаем в охапку режиссеров, администраторов, всех, кто не занят, бежим в кофейню и начинаем обсуждать. Очень хорошо работает.

Третье: темами для программ становятся также события, которые произошли, новости. Не только те, о которых рассказали по телевизору. Можете зайти в автобус и послушать, о чем говорят люди. Слух о том, что бензин подорожает, — классный повод, чтобы обсудить, например, тему о том, что может заставить нас пересесть на велосипеды.

Четвертый источник тем — это, прошу прощения, воровство. Вся эфирная Москва ворует друг у друга темы. Я, допустим, точно знаю, что стоило мне придумать новенькую тему, как на следующей неделе она появлялась на НТВ у Ханги в «Принципе домино». Это, разумеется, было абсолютной случайностью и совпадением. И эта случайность меня до сих пор жутко расстраивает, ибо я сторонник интеллектуального воровства, то есть я любитель закономерностей. Я вообще считаю копирайт жуткой и отвратительной идеей, мешающей развитию человечества, и я это серьезно. Нужно воровать темы у других радиостанций, читать прессу, конечно. Вот я как «Отче наш» читаю две газеты утром: «Ведомости» и «Коммерсантъ». Потому что, в принципе, эти две газеты обсуждают мидл-классовые темы. Например: «До каких пор деньги являются стимулом для карьеры?» Эту очень интересную тему я нашел в «Ведомостях». Я вообще читаю все газеты с маркером и ножницами, я все подчеркиваю и вырезаю.

Пятый источник — Интернет. Особенно я рекомендую всяческие интернет-опросы. Как правило, любой опрос — это уже готовый вопрос. «Вас пугает будущее России после ареста Ходорковского?» Я вряд ли именно такую тему буду обсуждать, но тема страха — это интересно. «Что в собственном будущем вас больше всего пугает и связано ли оно с будущим страны?»

Шестой источник — это приходящие на эфир гости. Я всегда всех прошу помочь: «Скажите, а какую бы тему лично вы обсудили?» Человеку неудобно отказаться, он начинает думать. Например, директор кондитерской фабрики предложил обсудить, есть ли будущее у гуманитариев.

Седьмой источник — это друзья и домашние. Я говорю своему ребенку, что не дам карманных денег, пока он не придумает мне тему. Я терзаю друзей и жену. В итоге мой друг, примерный семьянин и многодетный отец, тянет в задумчивости: «Вот тут собираются создать полицию нравов… Это чтобы проституток от рэкетиров защищать?..»

И последний момент — нужно тусоваться. Я позиционирую свою программу как модную программу. Нужно тусоваться, бывать на открытиях всяческих выставок, шоу, в клубы ходить, колбаситься, плющиться и растопыриваться — такие неожиданные повороты случаются…

А вот примеры тем, из-за которых у нас обрывали все телефоны:

• «Почему в России не любят богатых?»
• «Является ли бедность пороком?»
• «Как бороться с осенней депрессией?»
• «Пытались ли вы бороться с лишним весом и кто кого победил?»
• «Почему так тяжело подобрать прислугу?»
• «Нормально ли то, что мы стали меньше читать?»
• «Нужно ли квотировать западные фильмы в российском прокате?»
• «Нужно ли ограничивать движение автомобилей в городах?»

3. Как устроено «Телефонное право»

Прежде чем продолжить разговор о факторах успеха интерактивной программы, я укрупню план, дам скелет «Телефонного права».

Для слушателя все выглядит примерно так. До эфира мы запускаем ролики, анонсирующие тему и номер телефона, по которому можно высказать точку зрения еще до программы. Тот же анонс, только сильно расширенный, я повторяю в начале программы в прямом эфире. Затем я представляю гостя, который приходит в студию живьем, и трех экспертов, которые выходят в эфир по телефону. Три для часовой программы — это оптимальное число. Два — мало. Четыре — много. Еще в работе мне помогают режиссер, поскольку у нас классическая, старорежимная студия, где пульт отделен от ведущего стеклом, и сидящий на телефоне администратор, о котором я еще скажу пару ласковых слов. В смысле правда ласковых: у меня выдающийся администратор.

И минутки три мы болтаем с гостем, пока администратор дозванивается до других гостей, которые отозвались на анонсы и мнение которых мы уже знаем. Таким образом заполняется «провисание» программы между началом обсуждения темы и звонками в прямой эфир. А потом звонки начинают валить, как французы в 1812-м: только успевай отстреливаться из своего Шевардинского редута.

3.1. Производство анонсов

По влиянию на успех программы я ставлю анонсы на пятое место, но по последовательности появления их в эфире имеет смысл рассказать о них сейчас. За три часа до эфира каждые 30 минут мы крутим один и тот же ролик. «Здравствуйте, дамы и господа, меня зовут Дмитрий Губин, и в семь вечера, после новостей, выходит моя программа “Телефонное право”. В Москве предлагают создать полицию нравов. Кого и от кого должна эта полиция защищать? Если вам есть что сказать и у вас есть нравы, нуждающиеся в защите, позвоните нам по телефону 950-61-27. Кого и от кого должна защищать полиция нравов? 950-61-27. Жду».

Это и есть мой анонс. Администратор, он же продюсер, Сережа, сидит на телефоне, записывает: имя, точка зрения, контактный телефон, умный или дурак… Сначала мы пытались реализовать схему, принятую на Би-би-си. Когда там идут анонсы, то за телефоны усаживается целая девичья бригада, и перед каждой — многоканальный телефон-«гибрид». Слушатель звонит из любой точки мира и сообщает свой телефон, ему тут же перезванивают, узнают его точку зрения, вводят в компьютер, сообщают редактору, а тот уже решает, использовать ее или нет в эфире. Именно редактор, а не ведущий, отбирает нужные точки зрения. Нужные — в смысле поддержания баланса мнений, это базовый принцип Би-би-си. Именно это формирует сценарий будущего эфира, на котором «самотека» практически нет. Мы пытались эту схему осуществить и в результате на все анонсы получили лишь два звонка. Я вышел в эфир, будучи уверен, что все, провал, интерактива не будет. А на эфире как прорвало: перегреты все телефоны, оборваны все «гибриды»…

В общем, у нас английская идея как бы предварительной записи на эфир не работает, но анонсы все равно нужны. Хотя бы потому, что это реклама программы. Тут и вправду кашу маслом не испортишь. Можно давать анонс хоть каждые 15 минут и начинать хоть за сутки, но номер телефона вашей станции лучше давать в анонсе за два часа до программы, иначе будут звонки не по теме.

Еще очень важная функция анонса — это уточнение темы. Я большой противник приблизительности, и анонс, который, по сути, очень короток, должен точно называть тему. С моей точки зрения, единственная возможная форма для анонса — это форма вопроса. Вот Познер на «Радио 7 на семи холмах» говорил: «Вы знаете, сегодня вот что произошло. Давайте это обсудим». Это очень неточно, не определяет цель, кроме того, размывается аудитория, размывается возможность четкого ответа. А когда ты задаешь вопрос: «Семья и карьера. Мешает ли семья карьере и разрушает ли карьера семью? Если у вас возник конфликт интересов, то что вы предпочтете?» И любой человек, который будет отвечать, ограничен рамками вопроса «Все-таки вы за семью или за карьеру?».

Вот еще пример анонсов. Мы хотели поговорить о глобализме, потому что у тех, кто когда-то мерз два часа в очереди в «Макдоналдс» на Пушкинской, родились детки, которые готовы «Макдо» забросать тухлыми яйцами. Отечественного производства. Конкретный анонс у меня звучал так: «Здравствуйте, дамы и господа, меня зовут Дмитрий Губин, и в семь вечера, после новостей, выходит моя программа “Телефонное право”. Я все жду, когда кто-нибудь крикнет, что в мире все зло от “Макдоналдса”. И предлагаю начать дискуссию о глобализме прямо сейчас. Пугает ли вас глобализм? Если да, то почему? И какими национальными методами вы предлагаете с ним бороться?»

Еще раз повторю: не ждите незамедлительной реакции на анонсы. Они — мина замедленного действия, и звонить будут сразу в эфир. Вот почему в эфире я анонс разворачиваю и расцвечиваю. Например, программу о глобализме я начинал с истории, которую очень люблю. Как известно, «Макдоналдс» — это лучший бесплатный туалет в мире. Вот в Минске в «Макдоналдсе» закрыли туалет, которым пользовались на халяву студенты местного университета. В ответ студенты украли пластмассового клоуна, который стоял перед входом в «Макдоналдс», и начали шантажировать менеджера, отрубая клоуну по пальцу и отсылая по почте. Погибли оба: и туалет, и клоун.

А вот начало программы, которой предшествовал анонс типа: «Эй, взрослые ребята! Чего по ночам не тусуете? Какой ночной жизни вам не хватает?»

ЗАПИСЬ

Ну что, поехали! Здравствуйте, дамы и господа. Как всегда, в это время с вами Дмитрий Губин и программа «Телефонное право». В нашей стране после 30 лет люди почему-то считают, что превращаться в дядечек и тетечек — это достойно и духовно, а нырять в клубную, а тем более в ночную клубную жизнь — это вот фи. Кроме того, несмотря на то что список московских клубов составляет, по данным журнала «Афиша», 175 единиц, а сколько в Питере, сосчитать невозможно, поскольку там аналогичного журнала пока не имеется, клуб себе «по размеру», как пиджак, подобрать непросто, впрочем, и пиджак подобрать непросто. Нет клубов с танцами под аккордеон; нет клубов, где можно все и со всеми; так и не открыта нудистская дискотека, чилаут, который должен быть заполнен специальным инертным газом, который искажает все звуки, и вообще, «Хали-гали» — один на всю страну. Нет, кстати, вечеринок, подобных тем, которые в свое время так любил устраивать в Нью-Йорке Энди Уорхолл, например когда публике в смокингах и бриллиантах связывали за спиной руки и перезревшую хурму в качестве единственного угощения хватать заставляли ртом. Нет тихих, спокойных, закрытых, с библиотеками, хорошей кухней исключительно мужских клубов, на манер английских. То есть мужские клубы есть, туда женщин действительно не пускают, но это совершенно иная тема, иной разговор. Так что мой вопрос для сегодняшней передачи такой: «Какой ночной жизни вам не хватает?» А если вы считаете, что с годами танцевать, вести ночную жизнь, оттягиваться — это несолидно, то объясните, пожалуйста, что вас к такому решению подвигло.

…М-м-м… Как-то затянул я сегодня свое вступление, по-моему, пора уже танцевать. Так вот, танцевать мы сегодня будем вместе с адвокатом Александром Добровинским и вице-спикером Государственной думы Ириной Хакамадой, но они реализуют свое собственное телефонное право чуть позже. Ну а в студии, рядом со мной, хихикает и улыбается на мои слова Федор Павлов-Андреевич, которого я представляю и в качестве редактора журнала «Молоток», и в качестве театрального режиссера, и в качестве ведущего, вместе с Людмилой Нарусовой, программы «Цена успеха» на канале «Россия». Федор, здравствуйте…

Вот типичное начало программы. Вот так долго и занудно минут пять я говорил. Ведь я зануда, правда? Какой я зануда, это просто ужасно! Но не могу прекратить. А вы почему-то не можете переключиться на другую станцию, потому что не знаете, к чему я подведу и какой еще пример приведу… И что скажет о своей ночной жизни Хакамада… Цепляет, правда?

3.2. Кого приглашать в гости

Гость, который приходит в студию, — это третий фактор, влияющий на успех. Здесь немножко другие принципы отбора, чем на ток-шоу. Приглашая гостя, надо мысленно себя спрашивать: «А может ли он закрыть собой, как Матросов, амбразуру эфира, пока я пойду покурить?» Есть такие фантастические гости типа телеведущей Елены Малышевой или кинорежиссера Ивана Дыховичного, которые прекрасно общаются со слушателями и без меня. То есть при наличии их в студии я могу спокойно уйти покурить, выпить, закусить и вернуться к концу программы, плотоядно улыбаясь и вытирая жирные губы салфеткой… Это — идеальные люди.

Но помимо умения говорить здесь есть еще один очень важный момент, касающийся слушателей. У вашей аудитории всегда есть в голове как бы два списка знаменитостей. Один — это те, кто вызывает уважение. Другой — те, кто никаким уважением не пользуется. Например, у «Эха Москвы» аудитория, для которой академик Лихачев и писатель Солженицын — совесть нации, лучшие актеры — Алиса Фрейндлих и Олег Басилашвили, а режиссер — Эльдар Рязанов. Я с этим не спорю, но у той публики, что слушает меня, лучший актер — Олег Меньшиков, а любимый кинорежиссер — Ларс фон Триер, и они скорее застрелятся, чем пойдут на рязановскую премьеру. Для них понятие «совесть нации» ничего не значит, такие вот они циничные люди и нравственные уроды. И приход Солженицына в студию был бы крупной, серьезной ошибкой, а после прихода Басилашвили программу можно было бы вообще закрывать.

Поэтому вы обязаны определиться для себя с понятием «элиты». Это не обязательно персоналии, это часто профессии, социальные позиции, которые модны, популярны в том кругу, под который ваша программа и ваша радиостанция заточены. Вот эти люди и должны приходить. У меня очень простой принцип: «Я — модная глянцевая программа для людей, которые читают модные глянцевые журналы». И поэтому мои главные гости — это редакторы глянцевых журналов, им есть что сказать, они всегда в теме, и они умеют болтать. И в первый набросок списка желанных гостей я мгновенно включил редакционного директора «Максима» Илью Безуглого, главного редактора «Мезонина» Наташу Барбье, главного редактора Men’s Health Николая Ускова, — они изначально были моими героями.

Помимо них, есть ряд людей, которые умеют блистательно болтать на любую тему, что бы ни обсуждали. Вот, скажем, уже поминавшийся Федор Павлов-Андреевич. Федя — это человек-оркестр. Надо — он поговорит о том, нужно ли тратить деньги на орбитальную станцию «Мир». Причем у него наверняка обнаружится пара знакомых космонавтов, с которыми он тусовал в «Карма-баре», а также идея собрать на Байконуре грандиозный рейв. И все будут слушать открыв рот.

Маркетологи, рекламщики, диджеи, режиссеры, адвокаты, издатели и владельцы книжных магазинов, театральные критики и кинопродюсеры — это все мои люди.

Но, повторяю, первые люди в глянцевых журналах, колумнисты глянцевых журналов — это ноу-хау нашей программы.

3.3. Как находить экспертов

В отличие от гостей эксперты не обязательно должны быть представителями элиты. Они могут вполне могут быть представителями враждебного нам лагеря изданий, напечатанных на плохой бумаге, которые раздаются на перекрестке бабушками, хорошо помнящими Гражданскую войну. В качестве экспертов нам прежде всего нужны люди, которые знают толк в предмете разговора, непосредственно посвящены в проблему.

В принципе, их можно брать все из того же мира глянца, только специализированного. В Москве издается несколько сотен профильных журналов, в последнее время теснимых аналогичными сайтами: от «Рыболова-спиннингиста» до «Швеи-вышивальщицы владимирским крестиком по глади». Специалистов пруд пруди. Вы обсуждаете легализацию оружия — есть журнал «Оружие». Его главный редактор точно знает все про эту тему, и он уж поставит на место слушателя, который будет уверять, что в Америке продают оружие кому ни попадя. Или вот была тема, начало которой вы слышали: «Ночная жизнь и ночные клубы». В принципе, можно было взять ребят из журнала «Не спать!». Но почему в качестве эксперта был приглашен все же адвокат Добровинский? Тот самый, который с прозрачным портфельчиком по заседаниям суда ходит, носит «бабочку» и курит сигары? Потому что он, я это знал, еще и великий тусовщик. Он, например, однажды ночью в гольф играл — там всем выдали светящиеся клюшки и шары, лунки осветили. С одной стороны, он известный адвокат, с другой — известный любитель и знаток тусовочной жизни. По-моему, прикольно. И куда более неожиданно, чем клубный журнал. Мы любим звать в эксперты прикольных людей.

А еще мы используем принцип остранения. Его сформулировал Виктор Шкловский, который писатель и чуть ли не первый отечественный структуралист. Так вот, писатель Шкловский был умен, но по молодости не слишком грамотен. Он правильно сообразил, что для прояснения смысла текст нужно помещать в необычный, странный контекст. Но то, что слово «остраннение», которое от слова «странный», надо в таком случае писать с двумя «н», он не знал, и оно через одно «н» так и вошло в историю русской лингвистики. Остранение — это помещение привычного текста или привычного явления в непривычный контекст. Чтобы они, как справедливо Маяковский заметил, в привычку не входили и не ветшали как платья. Остранение играет роль химчистки смыслов.

Так вот, мы любим приглашать известных людей в неизвестном качестве. Например, приглашение Павла Бородина в качестве многодетного родителя и эксперта по многодетности — это и есть типичное остранение. И Паулы Мессаны в качестве матери-одиночки при обсуждении системы социальных пособий — тоже. Потому что в остранении всегда есть некий идеологический подтекст — я имею в виду не политику, а метафизику жизни. Потому что мы знаем, что такое мать-одиночка: это несчастное существо, которое жалуется на плохую жизнь, никак ее не может устроить, зарабатывает очень маленькие деньги. И что же? Получите мать-одиночку — одного из самых высокооплачиваемых наемных медиаменеджеров, автора книг, которая может рассказать, как она застраховала свою жизнь в пользу дочек. Очаровательнейшая, обаятельнейшая, тусующаяся в ночных клубах мать-одиночка. Вот пожалуйста — типичное остранение.

У меня часто бывают спортсмены в качестве экспертов. Несмотря даже на то, что они все очень плохо говорят. Но Алина Кабаева, когда представится возможность, у меня будет не экспертом, а гостем в студии! Причем совершенно неважно, что она скажет. Потому что Алина Кабаева благодаря телеэкрану стала секс-звездой, секс-символом, секс-мечтой российского мужчины, и мы даже знаем имя этого мужчины. И что она скажет или что скажут про нее, будет интересно каждому, который слушает мою программу. Это принцип рейтинга личности. Если у вас в городе есть футбольный клуб, борьба которого за выход из третьей лиги во вторую составляет сущность жизни всех местных мужчин последние 15 лет, то главный тренер или капитан этой команды время от времени обязан бывать в вашем эфире хоть тушкой, хоть чучелом. Господин Романцев, несмотря на хорошие с ним отношения, никогда не будет героем моей программы, потому что он — человек уходящий. А вот Егор Титов будет, несмотря на то что он смущенный такой мальчик, он волнуется, смущается. Это парень, который знаменует новый, неожиданный тренд. Вот эти ребята, они зарабатывают огромные деньги ногами! Впервые в России мужики научились зарабатывать ногами те деньги, которые раньше зарабатывали ногами только женщины, и то если только танцевали на сцене Большого театра.

Но все-таки, если подсчитать количественно, большей частью эксперты используются нами именно как эксперты, потому что мой слушатель ждет не только красивой болтовни, но и точной информации. Если мы обсуждаем тему карьеры, то глава крупной рекрутинговой компании будет очень уместен: у него есть знания, статистика, он владеет материалом.

Я приведу вам несколько примеров, как мы пытались составить красивую комбинацию из гостей и экспертов.

Тема для обсуждения: «Возбуждение уголовного дела по “Гарри Поттеру”, обвиненному в разжигании религиозной розни, свидетельствует о нетерпимости нашего общества или о его стабильности?» В студию приходил Дима Емец, который написал «Таню Гроттер», наш ответ «Гарри Поттеру». Говорит он плохо, но понятно, что «Таню Гроттер» все обсуждают, там тиражи какие-то запредельные, кроме того, на него самого в суд подали в Амстердаме. В качестве эксперта взяли мы детского писателя Андрея Трушкина, автора «Краткой энциклопедии нечистой силы». Взяли также представителя издательства, издавшего «Поттера», и священника православной церкви, пусть он и далек от нашего звонящего народа.

Вот еще тема: «Нужно ли еще откладывать на год обсуждение закона об автогражданке?» Игорь Маржоретто, зам. главного редактора журнала «За рулем», сидел в студии. Игорь прекрасно говорит, и у него такой образ очень образованного, но слегка угрюмо-усталого знатока. Теперь эксперты… Поскольку тема серьезная, мы брали «папу» закона об автогражданке, депутата Госдумы Владимира Тарачева. Естественно, в пару ему — депутата Виктора Похмелкина, который с Тарачевым борется. И еще был Леонид Челяпов, это крупнейший спец по авариям, юрист, он знаменит тем, что ГАИ проиграла ему восемь дел.

А вот еще одна дивная тема: «Кто должен заниматься половым воспитанием детей: семья, школа или сами дети?» Первоначально была у нас такая идея: взять в эксперты главреда православного журнала «Семья» и главреда светского журнала «Школа», чтобы было красиво. Но не выгорело. И в итоге был такой набор. Гость — ведущая программы «Здоровье» на Первом канале Елена Малышева. Эксперты: Ваня Охлобыстин, ныне также известный как отец Иоанн (у него пятеро детей), директор Ломоносовской частной школы Марат Зиганов и автор «Вредных советов» Григорий Остер. Сумасшедшая передачка!

Телефоны всех гостей и экспертов хранятся у администратора программы, но я их в обязательном порядке заношу в личную базу данных. И должен честно сказать: когда у нас все горит, запланированное рушится, гости заболевают, у экспертов отключают телефон, тогда я тупо иду по базе данных по алфавиту. И мое начальство недоумевает, почему у меня в программе одни те, чья фамилия начинается на «А». А просто, когда мой продюсер звонит по мобильнику, а я еду в машине, приходится открывать ноутбук и читать записи не дальше чем до буквы «Б», чтобы не создавать угрозу дорожному движению.

3.4. Время в сетке

Еще о критериях успеха. Я говорю уже о времени в эфирной сетке. С моей точки зрения, есть два удобных времени: утро и вечер, когда наибольшие пробки. Владимир Соловьев не случайно всегда вел на радио именно ранний утренний эфир, хотя ему, сибариту, вставать рано явно было влом.

Потому что не так мало в Москве людей, которые не хотят слушать поутру освежающий рок-н-ролл, но хотят поболтать на тему «Испытываете ли вы страх перед смертью и что с этим делать: давить ли его в себе, давать ему волю и т.д.». Этих людей в ночи радостно осенило, что смерти нет, и они хотят с кем-то этим поделиться. Смерти и правда нет — это, между прочим, один из главных постулатов и моей программы, потому что человек равен информации о человеке, а жизнь есть способ обработки и записи информации. Таким образом, «весь я не умру», если оставлю после себя информацию, которую будут использовать другие, и если позабочусь о ее распространении и бэкапе… Так вот, если меня в ночи посетила такая счастливая мысль и утром я хочу ею поделиться, то приходится делиться ею с ведущим утреннего эфира, даже если это такой язвительный и неприятный мужчина, как Соловьев.

Конечно, утренние и вечерние праймы — это идеальный вариант. Днем замучают домохозяйки и бабушки трудной судьбы. Дело не в том, кто звонит, — а в том, что заранее известно, что скажут: «Чубайс — гад», «Нас ограбили», «Верните наши вклады в Сбербанке». Утро и вечер позволяют эту категорию частично нейтрализовать. «Телефонное право» сначала выходило в пять вечера, потом меня перебросили в сетке на семь, чего я очень боялся, но оказалось, что так даже лучше: больше народу в машинах. Москва в этом смысле — шикарный город, здесь пробки с семи утра до часу ночи, поэтому в Москве шоу с пяти вечера до полуночи возможно в любой час. Потому что первая вечерняя пробка возникает, когда люди едут с работы в кафе, театр или ресторан, а вторая — когда из театра или ресторана они едут в клуб или возвращаются домой. Вечер — это дивное пробочное время.

3.5. Как работать со слушателями

Обычно пик звонков слушателей приходится на вторую половину программы: в первой все застрявшие в пробках нервно и чутко прислушиваются и выбирают момент, чтобы вдарить. Понятно, что есть серийные сумасшедшие, но у нас есть их виртуальный список, и сидящий на телефоне администратор Сережа их телефонного права лишает. Администратор, продюсер — тот человек, который принимает и отбирает телефонные звонки, — важен принципиально. Важно не его личное мировоззрение, а то, насколько он понимает интерактив, как он потенциально оценивает интересность звонящего, как умеет создать конфликт.

Предварительных установок практически нет. Сережа знает, что не надо пускать в эфир людей старше пятидесяти. Не потому, что я принципиальный геронтофоб, хотя что-то имеется: в мире глянца старости, как известно, нет. Но, во-первых, пожилые, как правило, не умеют говорить кратко, даже когда говорят умно. А во-вторых, по опыту знаю, что пожилой голос активизирует этих самых умирающих с голоду старушек, что требуют крови Чубайса, сидя в приватизированной московской квартире ценой сто тысяч долларов. Понимаете, после этого сразу портится качество звонящих. И наоборот, чем моложе голос первого звонящего, тем качественнее аудитория потом выходит в эфир. Исключения бывают, хотя я и не уверен, что они нужны. Вот совсем недавно Сережа во время эфира мне говорит: «Слушай, звонит Никита Сергеевич, который работает в кино. Дадим, а? Прикольно!» Выводим в эфир, я спрашиваю: «Никита Сергеевич, а простите бога ради, чем вы занимаетесь?» — «Я кинематографист». Я говорю: «А фамилия ваша не Михалков?» — «Михалков». Я: «То есть вы бывший кинематографист?», он: «А почему вы так думаете?» — «Потому что фильмов ваших давно не видел, все больше про вашу борьбу с Союзом кинематографистов знаю». Это и вправду звонил Михалков, но я по телефону его сразу не узнал. И говорил он так же долго и скучно, как все люди его поколения. Хотя все почему-то считали спонтанный звонок Михалкова большим успехом. Не знаю, не знаю. Михалков — не из нашего списка элиты. Мне больше нравятся другие звонки. Например, недавно мы обсуждали тему: «Как можно обеспечить себе достойную старость?» Звонит слушатель: «Вы знаете, Дмитрий, мне 68 лет, мне не совсем удобно говорить, я сейчас в спортзале на беговой дорожке». Нормально, да? Звонит пожилой дядька из спортзала и рассказывает про личную пенсионную схему с использованием западных фондов.

Но все же это — исключение. Чем энергичнее слушатель на телефоне, чем забойнее, чем моложе, тем лучше. Идеально, чтобы первой вышла в эфир девочка с разбитым сердцем, которая уже хлебанула шампанского и конкретно и реально готова послать всех, причем принципиально. Вот после таких звонков всех прорывает почему-то. Но это нельзя подстроить, сымитировать. Это должно само случиться.

3.6. Форма

И, наконец, форма программы — это то, что я ставлю на последнее место среди факторов успеха и в ток-шоу, и в интерактивной программе. Существует старая байка о художнике, рисовавшем коллективный портрет членов политбюро. Поскольку он был хоть и социалистическим, но реалистом, то он понимал, что десять лет без права переписки — это самое радостное последствие того, как модели картину воспримут. И тогда в правом нижнем углу он нарисовал маленькую белую собачку. И когда политбюро принимало картину, оно сказало: «Ну а собачка-то зачем? Убрать». Собачку убрали, картину приняли. Я всегда в целях безопасности собачек оставляю в углу эфирной картины.

Дело в том, что в конце программы я ставлю музыку. Я стопудово знаю, что любит милый моему сердцу мидл-класс. Я знаю все про слезы на его глазах от Фредди Меркьюри, Элтона Джона, про всю его любовь к «Битлам», на которых он вырос, и именно в конце программы говорю: а теперь, средненькие вы мои, послушайте Глюкозу — и расколбасьтесь. Вот такой принцип. Для этих банальных любителей Шевчука и Гребенщикова я ставлю оркестр японских барабанщиков «Кодо». Я говорю: «Господа, я с вами прощаюсь, ухожу в отпуск, очень надеюсь, что мой отпуск музыкально будет выглядеть так, как себе представляют его эти японские ребята». А они, надо сказать, очень круто себе его представляют, со всхлипами. И ко мне прибегает замгенерального: «Что у тебя там было в эфире?!» — с такими глазами, как будто я Путина назвал земляным червяком. То есть музыка у меня должна всегда обманывать ожидания. Если мы говорим в программе об «автогражданке», я точно знаю, чего не будет в конце программы. Вот этой песни про «где-то за городом очень недорого папа купил автомобиль» — ее не будет никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах. Я должен отчебучить что-то невероятное, показать, что жизнь шире, чем тот круг, в котором мы живем. И более дикого плей-листа, чем у меня, нет, наверное, ни на одной радиостанции мира. От МС Вспышкина с его «мы с Никифоровной пошли по колбасу» до музыки Наймана к фильмам Гринуэя. От Диаманды Галлас, по сравнению с которой лесопилка звучит музыкою сфер, до «Отпетых мошенников». В конце концов, одна из главных идеологий, которую я провожу в подтексте моей программы — это то, что не нужно бояться открывать дверь, которую ты еще не открывал. Бояться не надо — все границы устанавливаем мы сами. Возьми и открой дверь! Если хочешь, я подскажу тебе, что именно ты можешь там увидеть. Но не бойся!

4. Подводные камни

Буквально несколько слов о подводных камнях и невидимых миру слезах, которые у нас текут, когда мы на них напарываемся. Такие типичные ситуации.

Первая, самая распространенная, — мы не можем придумать на новый день новую тему. Я уже говорил, что 250 тем в год — это кошмар. Действительно оригинальных тем существует штук сто, не больше. Выход один — мягкая ротация. Одна и та же тема поворачивается каждый раз под разным углом. Сначала — «За что так в России не любят богатых?». Через два месяца — «Является ли бедность пороком?». Затем — «Должны ли богатые делиться, и если да, то с кем?». Еще — «У богатых есть обязательства, а есть ли обязательства у бедных?». Wash&go. Уже четыре в одном.

Второе — нужно ли устанавливать самому себе рамки или надо ждать, когда их установит начальство? Будет очень хорошо, если вы заранее оговорите, чего делать нельзя ни при каких обстоятельствах. И дальше будете мертво биться, чтобы все остальное было можно. У меня, например, было соглашение, что я не буду поминать всуе Путина — ни положительно, ни отрицательно. Меня это устраивало, потому что мидл-класс, в отличие от интеллигенции, на политике не переклинен. Но все остальное было мое. И 9 мая я говорил о том, что выигрывает войну не тот, кто выигрывает, а кто в среднесрочной перспективе после войны получает преимущества по сравнению с довоенным положением. То есть что СССР войну проиграл, а Германия и Финляндия — выиграли. И меня за это били, но все же не ногами.

Третье — вы в эфире, тема забойная, а звонков нет. После эфира вы поймете, что в какой-то не в такой забой отправился парень молодой. Но пока звонков нет, у вас есть гость — это раз. Есть возможность анонсировать студийный телефон почаще, и это обычно срабатывает — два. А три… Когда я работал на телике, там как-то раз к Николаю Сванидзе в прямой эфир гость опаздывал. И вот у него пять минут до эфира, гостя нет, я понимаю, что у него эфир рухнет, и трясусь, как будто я сам Сванидзе, и спрашиваю его дрожащим голосом: «Николай Карлович, что д-д-делать будете, а?» На что Сванидзе невозмутимо отвечает: «Что делать буду, что делать буду… Да штаны сниму и голую задницу покажу! Да нешто ж, Дима, умный человек не найдет, чем страну в течение 20 минут занять…» Господа, в решающий момент вспомните о Сванидзе.

Четвертое. Как долго может вести свои монологи ведущий? Я вам приводил в пример пятиминутное вступление, что, по идее, вне жанра. Наш формат в эфире — короткая ехидная реплика, вопрос, удар, отскок: пусть другие бьются. Но если ведущий держит внимание… Александр Гордон на «Серебряном дожде» как-то просто стал приходить в студию и читать малоизвестные рассказы Грина. Полчаса непрерывного чтения. И ничего — все слушали, включая начальство. Которое потом по этой самой причине, я полагаю, контракт с ним не продлило.

Пятое. Еще одна типичная ситуация: звонящий говорит не по теме. Немедленно ставьте его на место, пусть даже в грубой и циничной форме. Вплоть до вышвыривания из эфира, если не понимает. Зато остальные будут знать, что радио — это публичный эфир с публичными договоренностями, которые никому, кроме ведущего, не дано нарушать.

Шестое: при подготовке мы зашиваемся, и времени не хватает. Введите стандарты и шаблоны всюду, где только можно. Введите автотекст в редактор Word с шаблонами сценария и анонса. Очень помогает.

Седьмое: ведущий растерялся. В моей практике были случаи, когда я не то чтобы терялся, я ведь не грибник в лесу, но пропускал какие-то удары. И меня спасал режиссер. Когда вы только запускаете интерактив, особенно первые недели, особенно с новичком-ведущим, гендиректор, генпродюсер должны находиться рядом, чтобы иметь возможность сказать на ухо, написать, каким угодно способом прийти на помощь.

Восьмое: проблема индивидуального стиля. Хотя это вообще не проблема, если разобраться. Интерактив — это свобода, прерии и пампасы для индивидуалиста. Соловьев умеет петь, и он на эфирах поет. Я легко запоминаю стихи и умею говорить голосом Жириновского, и потому я легко выхожу в эфир со словами (голосом Жириновского):

Я с теми, кто вышел

строить и месть

В сплошной лихорадке

буден.

Отечество славлю —

которое есть.

Но трижды —

в котором есть Губин!

(Аплодисменты.)

НЕСКОЛЬКО ОТВЕТОВ НА НЕСКОЛЬКО ВОПРОСОВ

Из зала. Сколько человек готовят программу?

Губин. Два человека: я и администратор Сережа, которого я обычно называю продюсером, потому что так ему приятнее, а зарплату можно не повышать. Еще у меня есть личный режиссер. Дело в том, что, когда программа запускалась в эфир, вокруг нас была очень агрессивная среда типа «к нам пришли чужаки». Приходишь в студию — а у тебя отключен телефон, штекер выдернут, наушников нет, и эфир на грани срыва. И вот эти проблемы решает твоя служба безопасности, которая называется твой режиссер. В принципе, идеальная схема предполагает, что есть продюсер (редактор), который готовит темы + ведущий + администратор + режиссер + музыкальный редактор. Но мы работаем втроем.

Из зала. Ваши отношения с коммерческой службой?

Губин. У меня нет интимных отношений с коммерческой службой. Мне не мешает коммерческая служба, абсолютно. Я не торгую гостями и не торгую новостями. Возможно, у коммерческой службы есть ко мне претензии, но снять меня с эфира они не могут. Рекламный блок идет перед началом программы, после новостей и в конце — после программы, перед новостями. Если они хотят добавить минуту рекламы к трехминутному выпуску новостей в середине программы — бога ради, их право. Думаю, я нашей коммерческой службе тоже не мешаю, потому что повышаю не столько количество, сколько качество аудитории: меня слушают обеспеченные люди. И в этом смысле радио «Монте-Карло», которое заявляет: «У нашей аудитории деньги есть», поступает абсолютно верно.

Из зала. Можно ли прерывать программу?

Губин. Если будет чрезвычайное, экстренное сообщение, я сам прерву программу. Смерть президента оборвет любую программу. Или случай типа «Норд-Оста». Но там захватили заложников уже после того, как я завершил «Телефонное право». Но если бы это случилось во время эфира, я бы просто очень резко сменил тему. Я все-таки человек с большим опытом злых дел. Я топил «Курск» в прямом эфире, я в прямом эфире поджигал телебашню, рушил Всемирный торговый центр. Заложников на Дубровке тоже захватывал я: только в студии уже не «Маяка-24», а «Радио России», откуда я во время всех бед народных и вел прямые эфиры.

Из зала. Как происходит оценка вашей программы?

Губин. Раз в год заказывается исследование не специально ради нас, а для оценки эффективности работы радиостанции в целом. И тогда исследуются доли аудитории по часовым блокам. В остальное время мы полагаемся на косвенные оценки аудитории: о нас пишут, о нас говорят, нам пишут.

Из зала. Возможно ли ток-шоу на музыкальной радиостанции?

Губин. «Серебряный дождь» — это музыкальная станция, так же как и «Европа плюс», и «Радио семь на семи холмах», где шоу Владимира Познера «Давайте это обсудим» можно было с некоторой натяжкой назвать интерактивом.

Из зала. У вас эксперты сидят в студии? Вы им платите или нет?

Губин. Нет, все эксперты — по телефону. В студии один ведущий и один гость. Мы экспертам не платим и у них денег не берем.

Из зала. Гость — это обязательно знакомый человек или просто приятный?

Губин. Нет, бывают люди совершенно неприятные. Вообще бывает два варианта. С одними, как с лучшими друзьями, можно идти на таран слушателя римской военной фигурой под названием «свинья». Например, с Еленой Малышевой на одной из программ мы просто сметали всех, кто считал, что разговор об использовании презервативов провоцирует разврат. А бывает другой вариант: я с гостем отчаянно спорю, поскольку у нас диаметрально противоположные точки зрения на вопрос.

Из зала. Сколько нужно времени для программы?

Губин. Час. У Соловьева «трели» идут дольше. Что же, можно и дольше. Меньше чем на час запускать шоу бессмысленно, тем более когда оно перебивается рекламой и новостями.

И ПОСЛЕДНЕЕ, ЧТО Я ВАМ ХОЧУ СКАЗАТЬ. ЭТО КАСАЕТСЯ ЛЮБОЙ ИНТЕРАКТИВНОЙ, ТО ЕСТЬ НЕПРЕДСКАЗУЕМОЙ, ПРОГРАММЫ, ДА ЕЩЕ С УДАЧНЫМ ВЕДУЩИМ, ДА ЕЩЕ С ВЕСЕЛЫМИ ШУТОЧКАМИ В АДРЕС МЕСТНОЙ АДМИНИСТРАЦИИ. ЧТО БЫ МЫ НИ ДЕЛАЛИ, ЧТО БЫ НИ ГОВОРИЛИ, КАК БЫ МЫ НИ СТАРАЛИСЬ, НАС ВСЕ РАВНО РАНО ИЛИ ПОЗДНО СНИМУТ С ЭФИРА. ПОЭТОМУ Я ЗАКОНЧУ ФРАЗОЙ МОЕГО ЛЮБИМОГО ПОЛИТИКА ЛУКАШЕНКО: «ЖИТЬ МЫ БУДЕМ ХОРОШО, НО НЕДОЛГО».

Ур-р-ра!