Солнце уже село, и очертания каменных журавлей на сером вечернем небе казались живыми птичьими силуэтами. Медсестра давно уже распрощалась и ушла, а Дима с Полиной все сидели на лавочке, молчали и смотрели вниз на город, который постепенно окутывало одеялом вечерней мглы. В темноте то и дело вспыхивали то тут, то там яркие золотые пятнышки фонарей, горящих окон, освещенных витрин и рекламных огней. Дмитрий снова и снова прокручивал в голове услышанное и пытался собрать мысли воедино, но сделать это было невероятно трудно.

— Это правда? — наконец, спросил он, прервав не в меру затянувшееся молчание.

— Ты о чем? — нейтральным, даже каким-то механическим тоном поинтересовалась Полина, доставая из пачки последнюю сигарету, неизвестно уже какую по счету за сегодняшний вечер.

Дима поморщился, только сейчас, с некоторым опозданием, осознав всю нелепость собственного вопроса. Конечно, эта медсестра рассказала им сегодня столько всего, что понять, о чем именно он спрашивает, просто невозможно. Истинная причина появления Полины на месте аварии, ее поведение в то время, пока он был без сознания, попытка самоубийства Нади, ее дальнейший побег, слухи, мгновенно разлетевшиеся по больнице, — все это, безусловно, было важно и заслуживало осмысления и обсуждения. Но не сейчас. Сейчас его волновало совсем другое, то, что казалось наиболее значимым во всей этой истории. И, скорее всего, ее первопричиной.

И он решил снова обратиться к Полине с вопросом, тем более что, в отличие от многих других, на этот вопрос она, скорее всего, знала ответ.

— Скажи, я действительно вел машину пьяным? — уточнил он. — Эта женщина ничего не перепутала? Ты говорила со мной об этом, когда я был без сознания, ведь так?

— Господи, да какая теперь-то разница! — Полина встала со скамейки, машинально отряхнула юбку, чуть подвигалась, чтобы размяться после слишком долгого сидения на жесткой поверхности. — Пойдем. Смотри, как небо тучами затянуло — как бы дождь не начался.

Только сейчас Дима понял, что быстро сгустившая мгла и впрямь говорит не только о приближающемся вечере, но и о том, что погода стремительно портится. После изнуряющей дневной жары прохладный ветер казался слишком резким, шум ветвей становился сильнее, от реки ощутимо тянуло холодом. Однако сейчас Дмитрию было не до этого.

— Погоди минуту, — попросил он. — Просто ответь мне на вопрос. Да или нет?

— А ты сам как думаешь? — Полина, не глядя на него, затушила сигарету о край мусорки.

— Я не помню, — честно признался он. — Совершенно ничего не помню! То есть какие-то подробности аварии припоминаю, но далеко не все… Вроде было темно… Плохая видимость… Кто-то пытался обогнать меня на узкой дороге, я принял вправо и не справился с управлением… Но это все не то! Я не помню главного. Неужели я действительно сел за руль пьяным? А я ведь мог. Я часто выпивал тогда…

— Ну вот! — воскликнула Полина, поднимая голову и глядя на небо. — Дождались, уже капает. Сейчас польет! Бежим скорее под дерево!

Дима торопливо устремился за ней, боковым зрением отметив, что на смотровой площадке кроме них и нескольких влюбленных парочек, никого не осталось. Очевидно, все успели разойтись до дождя.

Спеша укрыться от первых тяжелых капель, Дима и Полина быстро сбежали вниз по лестнице и укрылись под ближайшим деревом. Дождь тем временем уже хлестал в полную силу. Дмитрий прислонился спиной к стволу, сам не зная зачем, закрыл глаза. Шум дождя в листве успокаивал, убаюкивал и настраивал на воспоминания… И вдруг он со всей отчетливостью, будто кто-то переключил в его мозгу рычаг, вспомнил ту аварию. Сначала дождь, ливший сплошной стеной, участок дороги, где не было вообще никакого освещения, лучи фар идущего на обгон автомобиля… А потом собственные ощущения — рассеянное внимание, головную боль, усталость, слипающиеся глаза… Да, ему жутко хотелось спать в тот момент. Хотелось, потому что незадолго до этого он выпил коньяк, который купил в придорожном магазинчике. Ему тогда очень хотелось пива, но пива не было, и он взял у толстой продавщицы стограммовую бутылку коньяка, он уговаривал себя, что от небольшой дозы ничего не будет. Однако эта «небольшая доза» стоила жизни его дочери. И Надя… Надя, возможно, догадалась об этом. Не зря она так подозрительно принюхивалась к нему тогда, на лавочке.

— Полина… — тихо проговорил Дима, сам не замечая, как хрипло звучит его голос. — Я вспомнил!.. Это я во всем виноват. Та авария произошла из-за меня.

В ответ она успокаивающим жестом положила ладонь на его руку.

— Как бы оно ни было, все это уже в прошлом, Дима. — Полина, напротив, старалась говорить громче, чтобы перекричать шум ливня. — И все это давно позади…

Но Дмитрий только молча покачал головой. Он не сомневался, что подобные вещи никогда не остаются позади. Они не желают тихо умирать в прошлом, они постоянно вырываются наружу — из минувшего, из памяти, из забвения — и дают о себе знать в самую неподходящую минуту.

В тот момент он еще не знал, что дома, в почтовом ящике его уже ожидает очередное письмо из прошлого. Все так же без адреса, с одной только надписью «Дмитрию Щеголеву» на пустом конверте. Письмо, в котором сказано следующее:

«Здравствуй, Митя! Извини, что долго не писала тебе, но ты же знаешь, что летом обычно всегда столько забот. Вот недавно, одиннадцатого июля, я справила свой день рождения. Интересно, ты еще помнишь, когда у меня день рождения? Мне было бы приятно, если б в этот день ты вспомнил обо мне. Обычно в таких случаях добавляют «и поднял бокал за мое здоровье», но я этого говорить не буду. Ты же знаешь, я всегда очень переживала из-за твоей любви к спиртному и просто ненавидела, когда от тебя пахло алкоголем. Ты пытался перебить запах мятной жвачкой, «Антиполицаем» и еще какой-то гадостью, но он все равно ощущался. И я страдала. Как будто чувствовала, что это твое пагубное пристрастие приведет к трагедии. Ведь если бы ты не выпил тогда, по дороге к морю, когда вел машину, аварии бы не случилось. И все было бы хорошо…

Прощай.

Твоя Жанна».

— Значит, ты уверен, что Надя хочет, чтобы ты ее разыскал? — поинтересовалась Полина.

В этот вечер они, как обычно, встретились в ресторане «Russian style». По возвращении в Москву это стало у них чем-то вроде традиции — такие вот посиделки раз или два в неделю, с обсуждением преимущественно одной и той же темы, мучительного поиска решения задачи, для которой по-прежнему не было никаких ответов.

Дмитрий пожал плечами:

— Во всяком случае, я не могу придумать никаких других логичных объяснений ее поступкам. Зачем еще она может писать эти письма? Какая может быть мотивация к этому?

— Ну-у… — задумчиво протянула Полина, — например, Надежда решила таким образом отомстить тебе. Не дать затянуться твоей ране, постоянно напоминать о твоей вине, чтобы ты испытывал муки совести, страдал… Может, ей кажется, что если ты будешь страдать так же сильно, как страдала все это время она, ей самой станет легче. Ты же знаешь, как это бывает, наверняка сталкивался с подобной картиной в своей лечебной практике.

— В практике — да, — согласился Дима. — Но не в своей семейной жизни. Надя никогда не сделала бы ничего подобного.

Полина некоторое время испытующе глядела на него, точно решая, стоит ли говорить вслух то, что у нее на уме, или нет.

— Видишь ли, Дима, — осторожно произнесла она, наконец. — Судя по всему, авария не прошла для Надежды бесследно. Возможно, она с тех пор не совсем здорова… Ты понимаешь, что я имею в виду психическое здоровье. И не мне тебе рассказывать, какие личностные изменения могут произойти с человеком в подобных случаях…

— Нет, — упрямо помотал головой Дмитрий. — Я не могу в это поверить. То есть ты, разумеется, права, и я многократно наблюдал поразительные изменения в личности своих пациентов… Но с Надей все по-другому. Я чувствую это… Интуитивно, что ли.

— То есть ты уверен, что Надя полностью отдает себе отчет в своих поступках? — уточнила Полина. — Но неужели тебе не кажется странным ее поведение? Человек инсценирует собственную смерть, вплоть до того, что ставит себе памятник на могилу… Явно же, что она сделала это сама! Ну, или, по крайней мере, это произошло с ее ведома.

— Это вполне можно объяснить, — возразил Дима. — В тот момент ей очень хотелось убедить меня в том, что ее уже нет на свете. Можно предположить, что при помощи этого шага она сама как бы прощалась со старой жизнью… Совершила что-то вроде ритуального умирания…

— И это, согласись, уже не очень соотносится с критериями нормы, — усмехнулась Полина. — Впрочем, ладно, делаем скидку на фрустрацию и тогдашнее состояние Нади. Так или иначе, она приняла решение и действительно исчезла на десять лет. И вдруг ни с того ни с сего начала присылать тебе эти странные письма. Зачем? Какова ее мотивация?

— Она хочет, чтобы я нашел ее. Да, не сомневаюсь, что это так. — Дима отодвинул от себя пустую тарелку.

— Тогда почему в письмах нет вообще никаких подсказок? — в который уже раз Полина задала этот вопрос. — Ни обратного адреса, ни даже почтового штемпеля? Никаких указаний в тексте на то, где она может быть? Согласись, если мы с тобой за это время перебрались из Челябинска в Москву, значит, то же самое могло произойти и с Надеждой. И она может оказаться где угодно, в любом городе и даже в любой стране.

— Вот я и рассматриваю все варианты, — кивнул Дмитрий. — И, как мне кажется, начинать поиски надо с того момента, как она сбежала из больницы. Наверняка у нее была тогда какая-то цель. Не могла же она уйти просто так, в никуда!

— Теоретически не могла, — согласилась Полина. — Но мало ли… Я не исключаю варианта, что Надя была в таком состоянии, что отправилась просто так скитаться по белу свету. Без адреса и цели.

— Не буду спорить, такое возможно, — вынужден был признать Дима. — Но эту версию, как самую бесперспективную и трудную для разработки, я оставил на потом. Сначала мне все-таки хочется отсечь все другие версии — что какая-то цель у Нади все-таки была. Куда же она могла направиться? Не домой, в челябинскую квартиру, там она точно не появлялась. Но и не к родственникам, не к матери в деревню. Если бы она появилась там, ее племянница была бы в курсе, что Надя осталась жива.

— Хотя с матерью она, скорее всего, как-то связалась, — предположила Полина. — Иначе та вряд ли стала бы заказывать памятник на могилу, в которой не было дочери. Мать определенно знала о том, что Надя не умерла.

— Да, это верно, — кивнул Дмитрий. — Но так или иначе, у матери она не осталась. А другой родни у нее не было.

— Ну а подруги? — Полина подняла на него задумчивый взгляд. — Женщины часто в трудную минуту идут за помощью именно к подругам. Впрочем, как и мужчины к друзьям.

Дима покачал головой.

— Дело в том, что у Нади практически не было подруг, — объяснил он. — Так, приятельницы. Она в последнее время мало с кем общалась. Соседки, мамы Кристинкиных одноклассников, парочка жен моих друзей — собственно, и все. Ни с кем из них Надя не была настолько близка, чтобы отправиться к ним. Я уж не говорю о том, что, вернувшись в Челябинск, встречался или разговаривал с ними со всеми. Никто из них ничего не знал о Наде, все думали, что она умерла.

— Что ж, получается, мы в очередной раз зашли в тупик, — вздохнула Полина, промокая салфеткой губы.

— Получается так, — согласился Дмитрий и подозвал официанта: — Будьте добры, счет, пожалуйста.

В тот вечер он вернулся домой раньше обычного и решил посвятить неожиданно появившийся свободный час работе над собой. Аутотренинг, релаксацию, различные тренировочные техники — все это Дмитрий и раньше использовал для того, чтобы поддерживать себя в форме, а после событий последних месяцев восстановление формы стало для него просто потребностью. Он сам не понимал, что с ним творится. Казалось бы, осознание того, что он явился причиной аварии, трагедии, произошедшей с Надей, и, что самое главное, гибели Кристинки, должно было стать для него шоком, вызвать жуткие муки совести… Но ничего подобного с ним не случилось. У него было такое чувство, будто ужасное открытие поступило к нему исключительно в мозг и записалось там абстрактно, знаково, как записываются единицы и нули в память компьютера, но дальше, на уровень эмоций, ощущений, переживаний, не проникло. В сознании будто бы стоял некий блок, непроходимая граница, отделяющая сферу разума от сферы души. К удивлению Дмитрия, эмоциональный отклик в нем рождали только отдельные, в большинстве своем не столь уж важные детали. Например, в глубине души он злился на Полину, которая, оказывается, тайком потащилась следом за ним на юг. Такой вот пустяк отчего-то будил в нем и досаду, и негодование — но при этом мысль, что виновником всей трагедии стал он сам, не вызывала никакой реакции.

«То, что произошло, ужасно, — говорил себе Дима. — Но Кристинку, как это ни печально, уже не вернуть. А вот Надя… Необходимо понять, что она хочет сказать этим своим возвращением из небытия. Если открыть мне всю правду и заставить мучиться чувством вины, то почему она молчала столько лет? А может… Может, все наоборот? Может, она простила меня и пытается дать знать об этом? Нет, надо ее разыскать, это просто необходимо! А раз так — пора за работу».

И Дима занялся упражнениями, среди которых был и метод погружения в собственное подсознание посредством ассоциаций. В качестве отправной точки он выбрал недавно увиденный мемориал «Журавли». Еще тогда, в Саратове, Диме показалось, что с этим образом или словом у него связано какое-то воспоминание, но что именно это было, он так и не понял. Он только помнил, это как-то связано с Надей. А раз так, необходимо было обязательно проверить этот след, даже если он вновь ни к чему не приведет.

Приняв удобную позу и расслабившись, Дима закрыл глаза и мысленно увидел перед собой каменную стелу и укрепленные на ней фигуры летящих птиц. Сразу же за этим образом потянулась цепь свежих ассоциаций — медсестра Светлана, ее рассказ, его собственные переживания во время ее монолога. Заставив себя абстрагироваться от зрительного воспоминания, Дима открыл глаза, сфокусировал взгляд на гладком фоне стены и несколько раз произнес вслух: «Журавли».

Это тотчас направило мысли и чувства в другое русло. Почему-то вдруг стало зябко, точно от мороза, затем появилось странное ощущение холода в ладонях, точно он лепил снежок голыми руками. Вспомнился скрип снега под ногами, чей-то юный веселый смех, треск весело горящих в печи поленьев… А потом перед глазами внезапно возник образ кудрявой девичьей головки. Девушка смеялась, обнажая крупные ровные зубы, в ее волосах блестели снежинки, и Дима почти сразу же вспомнил, кто пришел ему на ум — Лариса Широкова, его сокурсница. Точно, Ларка! А почему журавли? Да потому что у Ларки была дача в поселке с таким названием. Именно там, на этой даче, они и переспали первый раз с Надей, после чего Надя забеременела Кристинкой. И как раз Лара сообщила ему, Дмитрию, об этом, без нее он бы ничего так и не узнал, сама Надя молчала, как партизан… А Лара пришла на выручку подруге. Тогда, в студенческие годы, они с Надюшкой были очень дружны… А потом? Потом их пути разошлись. Интересно, почему? Они не ссорились, это точно… Ах, ну да, конечно! Лара же вышла замуж и переехала в другой город. Надюшка еще моталась к ней на свадьбу, а он с ней не поехал, потому что у него как раз в эти дни шла подготовка к международной конференции… Ну, и плюс завелась очередная новая пассия. Про которую Надя, конечно, не знала, но все равно на него обиделась.

Интересно, а могла ли Надя поехать из больницы к Ларке? Этот вопрос так заинтересовал Диму, он никак не мог найти на него ответ. Не исключено, что и могла… А раз так, нужно было разыскать Лару, и чем скорее, тем лучше.

Дмитрий рывком подскочил с кресла, зажег свет, отыскал свой ноутбук, включил его, вышел в Интернет, торопливо, путая буквы, набрал в поисковой строке имя и фамилию Лары. И, как это нередко случается, поиски вскоре привели его в социальные сети — этот своеобразный Рим современного человека, гораздо чаще путешествующего по Интернету, чем по настоящим, реальным дорогам. Диме повезло — Лариса оказалась активным пользователем популярной социальной сети, причем посещала свою страницу совсем недавно.

«Привет! Это Дима Щеголев, помнишь меня?» — написал он в поле для сообщений и нажал кнопку «Отправить». Ответ пришел очень быстро, меньше, чем через десять минут. «Привет, — писала Лариса. — Да, конечно, я помню тебя. Как дела? Я что-то за это время ничего о тебе не слышала. Говорили, что ты вообще за границу уехал».

Еще некоторое время они продолжали обмениваться коротенькими сообщениями, вкратце рассказывая друг другу основную информацию о себе. Дима написал, что переехал в Москву, получил второе образование, работает по специальности и в целом доволен жизнью. Лара оказалась более словоохотливой, она поведала, что живет в Магнитогорске, что замужем за журналистом, что почти сменила профессию, выучилась, следом за мужем, писать статьи и теперь ведет рубрики на нескольких медицинских и фармакологических сайтах, работает дома, что очень удобно, и неплохо зарабатывает. У нее двое детей, девочка и мальчик, дочка с четырех лет занимается фигурным катанием, а мальчика ничего в этой жизни не интересует, кроме новейших технологий, но зато в компьютерах и разных современных гаджетах он просто ас… Дима проглядывал эти сообщения наскоро, по диагонали, и отвечал на них только из вежливости, ему было интересно совсем другое. Наконец, он решил, что уже можно будет задать столь беспокоящий его вопрос, и напечатал:

«Ты знаешь что-нибудь о Наде?»

«В каком смысле?» — откликнулась Ларка.

«В прямом. Я ничего не слышал о ней с мая 2003 года».

Ответ пришел незамедлительно:

«Ты серьезно? Я в шоке. Нет, ты правда ничего не знаешь?»

Это сообщение очень разозлило Диму. Да что ж за народ такой эти женщины, почему они никогда ничего не могут сказать толком!

«Не знаю, но хотел бы знать», — написал он.

И вскоре увидел на экране новое сообщение:

«Знаешь, что? Дай мне тогда свой номер скайпа или мобильника. Это серьезный разговор».

— Ну? И что же она тебе сказала? — торопила его Полина.

— Погоди… — Дима помотал головой. — Дай мне немного собраться с мыслями. Я до сих пор не могу прийти в себя…

На этот раз они встретились не в ресторане, а просто на шоссе, неподалеку от него. «Russian Style» был еще закрыт по причине раннего времени — едва минуло восемь часов утра, но ни Дмитрий, ни Полина не захотели дожидаться дня. Накануне Дима говорил с Ларкой по скайпу почти до половины второго, а расставшись с ней, сразу отправил эсэмэску Полине. Та перезвонила мгновенно, несмотря на глубокую ночь, и договорилась с ним о встрече перед работой.

«Я сейчас, к сожалению, не могу долго разговаривать, — звучал в трубке ее голос. — Муж дома и не поймет. Давай пересечемся завтра, прямо с раннего утра».

И вот теперь, остановившись прямо на обочине дороги, Дмитрий делился с ней полученными новостями.

— В общем, ты была права. Почти во всем, — говорить Диме было трудно, он все еще никак не мог опомниться. — Тогда, в две тысячи третьем, Надя действительно поехала из больницы прямо к подруге. К Ларисе, в Магнитогорск. Свалилась как снег на голову.

— Что она ей рассказала? — Полина полезла в сумочку за сигаретами.

— Что мы попали в аварию. Что Кристинка погибла, а меня она больше не хочет видеть. Про то, что авария произошла по моей вине, она, похоже, не говорила. А может, Лара ее не поняла. Что вполне вероятно, если учитывать, в каком Надя была состоянии…

— И что же было дальше? — нетерпеливо осведомилась Полина, щелкая зажигалкой.

— Дальше она какое-то время жила у Ларисы. Пару раз съездила к матери в деревню, ненадолго, на день, не больше. А так большей частью просто сидела дома и смотрела в окно. — Дмитрий кашлянул, говорить было все тяжелее и тяжелее. — Сначала Лариса надеялась, что это последствия шока и со временем все пройдет. Но время шло, а лучше Наде не становилось, она впадала в состояние ступора все чаще и оставалась в нем все дольше. Лара забеспокоилась. Она пыталась связаться со мной, искала меня через общих знакомых, звонила и писала на старую квартиру, туда, на Кировку… Но ей ответили, что квартиру я продал и уехал, не оставив адреса, и друзья тоже не знали, где я…

— И тогда Надю положили в клинику… — пробормотала себе под нос Полина.

— Да, именно так. Поставили диагноз резистентная депрессия, возможно, что-то еще, Лариса не очень хорошо помнит. Периодически наступали улучшения, и тогда Лара забирала ее к себе, но не проходило и нескольких месяцев, как все начиналось снова.

— И когда Надя умерла? — Полина щелчком отбросила окурок на обочину.

— Пять лет назад, в две тысячи восьмом. Кажется, в марте. — Дима говорил это почти механически, он чувствовал себя таким усталым, будто из него выкачали все жизненные соки.

— Ужасно… Как же все это ужасно… — Полина полезла было за новой сигаретой, но внезапно остановилась, рука так и замерла в воздухе. — Погоди, но если Надя столько времени мертва… то кто же тогда пишет тебе те письма из прошлого?

— Что? — встрепенулся Дима. — Ах, черт… Ты не поверишь, но я совсем забыл об этих письмах…

— Немудрено, — горько усмехнулась Полина.

— Но это никак не могла быть Ларка. — Дима покачал головой точно в такт своим раздумьям. — Она не смогла бы так ловко притворяться… Да и зачем ей? К тому же она понятия не имела, где я и что со мной. И телевизор она не смотрит, по-моему, у них его дома даже и нет, вся жизнь семьи проходит в компьютере… Про мою передачу она даже не слышала. Нет, это точно не она!

— Да, может быть, и не она… Но кто тогда?

Полина быстро преодолела разделявшее их расстояние в несколько шагов, подошла вплотную, оперлась одной рукой о капот его «Ягуара», а другую положила Дмитрию на плечо. Но он, похоже, даже не заметил ее жеста.

— Знаешь, а я вот сейчас что подумал, — тихо проговорил он. — Так ли уж важно, кто писал эти письма? Да черт с ним, в конце концов! Важно, что Надя действительно умерла. И Надя, и Кристина… Обеих не стало, и обеих по моей вине.

— Не думай об этом, — попросила Полина, сама не веря в то, что ее слова могут произвести какой-то эффект.

— Я не могу… — возразил Дмитрий, не глядя на нее.

— И что ты будешь делать дальше? — осведомилась она после паузы.

— Не знаю… Наверное, поеду в Магнитогорск. Схожу на кладбище. Хочу увидеть могилу Нади. Настоящую могилу, — отвечал Дмитрий.

— Ну что ж… — неопределенно проговорила Полина.

Некоторое время они помолчали, каждый был занят своими мыслями. Они думали о разном, но груз их размышлений был одинаково тяжел.

— Ладно, мне пора ехать, — прервал затянувшуюся паузу Дима.

— Погоди немного, — попросила Полина. — Мне нужно кое о чем тебя спросить… Не по поводу Нади, это чисто деловой вопрос.

Через минуту или две Дима сел в свой автомобиль и уехал. А Полина еще долго стояла на обочине дороги, глядя в ту сторону, где скрылся из виду черный «Ягуар». Мимо с шумом проносились автомобили, с каждой минутой их становилось все больше. Новый день начинался и бесцеремонно вступал в свои права. Жизнь продолжалась.