Из-за пробок Дмитрий немного опоздал и, войдя в зал, сразу отыскал взглядом своего супервизора, который уже сидел за столиком.

— Прошу прощения, — извинился Дима. — Давно ждете?

— Только пришел, — отвечал Ник-Ник, приподнимаясь, чтобы пожать ему руку. — Садись и рассказывай, что у тебя стряслось. Вид у тебя такой, будто ты привидение увидел. Какие-то неприятности?

— Да, можно сказать и так… — пробормотал Дмитрий, опускаясь за столик. А про себя подумал, что Ник-Ник, сам того не желая, попал прямо-таки в точку своим шутливым замечанием. Фраза из письма насчет обращения с того света не шла у него из головы.

— С работой что-нибудь? На телевидении? — видя, что собеседнику трудно самому начать разговор, Ник-Ник постарался ему помочь.

— Нет, с работой все нормально, тьфу-тьфу-тьфу, — Дима постучал костяшками пальцев по столешнице. — Скорее в личной жизни.

— Ясно, — понимающе кивнул Ник-Ник. — Что-то с Викой.

Дима поморщился.

— С Викой мы расстались, но сейчас речь не о том. Дело не в Вике, а… А в тех письмах из прошлого. Помните, я вам о них рассказывал?

— Помню, конечно. — Ник-Ник повернулся к подошедшей официантке. — Мне, пожалуйста, зеленый чай с медом. А ты, Дима, что будешь?

— Я бы с удовольствием напился, — мрачно отвечал Дмитрий. — Да Заратустра не позволяет… Давайте и мне зеленый чай, что ли… Спасибо, пока больше ничего.

— Так что с этими письмами? — поинтересовался Ник-Ник, когда они вновь остались вдвоем.

— Видите ли, тут такое дело… — Дима все еще не знал, как начать. — В этих письмах слишком много… Странного. Слишком много того, что никто не может обо мне знать.

— Так уж и никто? — покачал головой супервизор, доставая сигареты. — Ты не против?

— Что? А. Нет, конечно, курите… Я имею в виду — никто из телезрительниц… Да что там телезрительниц! В этих письмах присутствуют намеки на такие вещи, которые могли бы знать обо мне только близкие люди. Очень близкие люди, понимаете? Притом те, кто знает меня давным-давно.

— Думаешь, тебя разыгрывает кто-то из старых друзей?

— Это исключено. Тех вещей, которые упомянуты в письмах, никто из друзей знать не может. Не из старых, не из новых.

— А из подруг? — супервизор щелкнул стильной зажигалкой.

— Тем более.

На некоторое время за столиком повисла пауза.

— Слушай, а ты уверен, что тебе это не кажется? — Ник-Ник, похоже, все еще не осознавал всей серьезности этого разговора. — Может быть, ты сам приписал этим письмам то, чего в них на самом деле нет. Как в той китайской притче о топоре. Помнишь ее?

— Нет, — хмуро ответил Дима. Ему было крайне неприятно, что разговор скатывается не в то русло, но задать нужный тон отчего-то никак не получалось.

— Ну как же, я тебе сто раз ее рассказывал, — Ник-Ник с удовольствием затянулся сигаретой и откинулся на спинку кресла. — У одного китайского крестьянина пропал топор, и он решил, что его украл сосед. Стал присматриваться к соседу… И точно — тот ведет себя ну очень подозрительно. И разговаривает именно так, как укравший топор, и мимика у него такая, и даже походка изменилась, ходит точь-в-точь, как должен ходить человек, который стырил топор. Словом, совсем уж собрался китаец пристукнуть соседа, чтоб воровать неповадно было — как вдруг неожиданно топор нашелся. Выяснилось, что он сам положил его в другое место и благополучно забыл об этом.

— И к чему вы это? — неохотно поинтересовался Дмитрий.

— К тому, что в этих твоих письмах, весьма вероятно, и нет никаких намеков. Но ты сам их придумал, поскольку письма спровоцировали некий подсознательный страх.

— Нет, Николай Николаевич, это не так! — решительно возразил Дима. Он уже успел несколько раз пожалеть, что вообще затеял этот разговор. Однако он понимал, раз первый шаг сделан, то пути назад нет.

Пока официантка расставляла перед ними чайнички, чашки и вазочки с медом, Дима обдумывал свои дальнейшие слова и в конце концов пришел к выводу, что дальше тянуть кота за хвост не имеет никакого смысла.

— Вот что, Николай Николаевич, — проговорил он, наконец. — Вы ведь тоже многого обо мне не знаете. Я скрывал эту страницу своей жизни даже от вас. Но теперь, похоже, настало время исповедоваться.

И Дмитрий рассказал супервизору всю свою историю. О случайной женитьбе на Наде, о незапланированном появлении Кристинки, о длительном романе с Полиной. О поездке на Черное море, о ночном дожде, об аварии. О больнице, о том, как Полина его выхаживала, о смерти Нади и Кристины, и о том ужасном состоянии, в котором он долго пребывал, когда узнал, что потерял жену и дочь. Ник-Ник слушал очень внимательно, не перебивая, только изредка задавая уточняющие вопросы. И когда взволнованное повествование Димы подошло к финалу, собеседник закурил уже неизвестно какую по счету сигарету и проговорил, покачав головой:

— Да уж… История. Ничего не скажешь… Прямо сюжет для фильма. В Голливуде бы у тебя его с руками оторвали. А что было дальше?

— Дальше уже ничего особенного, — пожал плечами Дмитрий. После рассказа он чувствовал себя таким уставшим, будто отработал в больнице три смены подряд, без передышки. — Я расстался с Полиной, приехал в Москву, поступил на факультет… Все, что было со мной потом, вы уже знаете.

— А Полина? Она искала тебя?

— Если и искала, то не нашла. — Дима отхлебнул из чашки. Чай давно остыл и казался совершенно безвкусным, точно заваренный в кипятке веник. — С тех пор она никак о себе не заявляла.

— До того, как к тебе начали приходить эти письма, — кивнул Ник-Ник. — Дима, а что конкретно в них сказано?

— Там… — Он не без труда подбирал слова для формулировки. — Там такие вещи, которые могла знать только Надя. Допустим, то, что я курил трубку и она вечно гоняла меня на балкон, было известно многим. Но какие-то другие, интимные моменты… Например, собираясь в отпуск, они с Кристинкой в шутку купили мне плавки с черепами — об этом я уж точно никому не говорил! Или взять ситуацию, когда Надя угостила меня бутербродом с копченой рыбой… Этого никто не видел, мы были тогда одни! А о том, что это был ее последний бутерброд, еда на весь день, мне до этой минуты даже в голову не приходило… А ведь это точно было так!

— Ну-у, — протянул Ник-Ник, — это вообще не серьезно. Надя могла рассказать об этом любой из подруг.

— Да не было у Нади подруг! — Дима сам не заметил, что повысил голос. — Думал я об этом уже сто раз. Последние годы Надя ни с кем настолько доверительно не общалась, чтобы рассказывать про плавки. Но пусть даже и рассказала… Зачем этой неведомой подруге столько лет помнить такую фигню и молчать, а потом вдруг взяться писать мне эти идиотские письма?

— Да уж, мотивации тут никакой… — не стал спорить Ник-Ник. — Скажи, а почерк? Почерк, которым написаны письма? Ты его, случайно, не узнаешь? Он не похож на почерк… кого-то из твоих знакомых?

Дмитрий вновь пожал плечами.

— И об этом я тоже думал… Нет, я его не узнаю. Хотя, конечно, не могу похвастаться тем, что у меня прям уж такая великолепная память на почерк. И еще стиль, манера письма… Тоже не похоже ни на Надю, ни на Полину. Скорее уж напоминает Вику… Но зачем бы Вике… Да и откуда… — Он даже не закончил фразу. — Нет, это полный бред.

Довольно долгое время оба молчали, обдумывая загадку писем из прошлого, искали логичное объяснение им, но никак не могли найти. А потом супервизор проговорил после долгой паузы:

— Слушай, Дима, я сейчас, возможно, задам совершенно нелепый вопрос, но… Ты стопроцентно уверен, что твоя жена умерла?

— Конечно, — пожал он плечами. — Я был на ее могиле, видел фотографии, надпись… Ее и Кристинки.

— Тогда… — Ник-Ник опять потянулся за сигаретами, но передумал и в последний момент вернул пачку в карман. — Тогда остается только одна кандидатура.

— Полина. — Это имя прозвучало скорее как утверждение, а не как вопрос. Но Ник-Ник кивнул в ответ.

— Да тоже очень странно… — Дима развел руками. — Для чего? После стольких лет… Какую цель она преследует, что хочет мне этим сказать?

— По твоему рассказу у меня сложилось впечатление о ней, как о не вполне адекватной личности, — пояснил супервизор. — Многое говорит о том, что у нее паранойя, маниакальная одержимость тобой, жажда прибрать тебя себе в собственность во что бы то ни стало. То, что она сразу приехала к тебе в больницу, как выхаживала тебя там и в своем неврологическом центре… Где, совсем не исключено, еще напичкала тебя всякой химией… Неудивительно, что этот центр до сих пор снится тебе. Та женщина со шприцем из твоих кошмарных сновидений — это ведь Полина, да?

— Да, — вынужден был признаться Дима, в который раз поражаясь сообразительности наставника. Хотя, если рассуждать логически, не так уж трудно было об этом догадаться…

— Напрасно ты столько времени скрывал этот эпизод от меня, — покачал головой супервизор. — Если бы я изначально знал все подробности, то мог бы…

— Погодите, Николай Николаевич, — бесцеремонно перебил его Дмитрий. — То, что Полина способна быть автором этих писем, я теоретически допускаю. Хотя и совершенно не могу вообразить, зачем ей это нужно. Понимаю, если бы она приехала сама, или позвонила, или связалась со мной по Интернету… Но дело даже не в этом. Я хорошо помню, что никогда не делился с Полиной подробностями своей семейной жизни. Ни про плавки, ни про бутерброд с рыбой ей совершенно неоткуда было узнать. По-моему, она даже не была в курсе, что жена называла меня не Димой, а Митей…

— Ты так в этом уверен? — усмехнулся Ник-Ник. — Думаешь, когда она обрабатывала тебя в своем неврологическом центре, она не могла использовать гипноз? Так, чтобы потом весь сеанс благополучно стерся у тебя из памяти? Да и после аварии ты, когда был в отключке, тоже мог многое наболтать в бреду.

— Да, это верно, — вынужден был согласиться Дима.

Супервизор бросил взгляд на часы, и это не ускользнуло от внимания его собеседника.

— Простите, я отнял у вас столько времени… — запоздало извинился Дмитрий.

— По крайней мере, надеюсь, что сумел оказаться тебе хоть чем-то полезным, — отвечал Ник-Ник. — Но теперь мне действительно нужно ехать. Если ты не против, конечно.

— Нет, что вы! Не смею вас больше задерживать. Вы и так очень мне помогли.

Дмитрий подозвал официантку, расплатился по счету и, простившись у дверей кафе с супервизором, уселся в черный «Ягуар». Состоявшимся разговором Дима был в общем и целом доволен. Ник-Ник помог ему привести в порядок как мысли, так и чувства. К тому моменту, когда Дима вернулся домой и поднялся на лифте в свою квартиру, у него уже не осталось сомнений в том, что автор писем — именно Полина.

Сначала он думал просто с этого момента перестать обращать внимание на ее письма, отправить ее в игнор, как выражалась в подобных ситуациях Вика, которая постоянно использовала интернет-жаргон в разговорной речи. Но чем больше Дима размышлял об этом, тем сильнее крепло в нем желание закрыть вопрос раз и навсегда. Что, если разыскать Полину и поговорить с ней? Выяснить, для чего вдруг ей понадобилось устраивать подобную нелепую мистификацию? Неужели она после стольких лет хочет восстановить отношения? Так надо дать ей понять, что это невозможно, и разом все прекратить… Ну а если Ник-Ник прав, и Полина действительно с годами стала психически неадекватна? Вспоминая прошлое, в подобный исход событий не так уж трудно поверить. «Что ж, тогда тем более неплохо было бы убедиться в этом», — решил Дима, присаживаясь на диван и открывая ноутбук.

Возможно, в другое время он и не стал бы столь серьезно относиться к истории со странными письмами, а благополучно отправился бы спать, поскольку час был уже поздний, а завтрашнего раннего вставания никто не отменял. Но сейчас Дмитрий понимал, что ему просто необходимо на что-то переключиться и отвлечься от мыслей о Вике. Из-за которых он все равно не смог бы уснуть. Притворяться перед самим собой не имело никакого смыла — как бы он ни делал вид, что ему все равно, на самом деле то, что случилось сегодня, сильно задело Дмитрия. Поступок Вики стал для него ударом, и ударом весьма болезненным, поскольку затрагивал самолюбие. За всю свою не такую уж короткую жизнь Дима успел привыкнуть к тому, что нравится женщинам… И вдруг, в один миг, он превратился из цели в средство. Его просто грубо использовали, обманули, обвели вокруг пальца, развели, как лоха. Его, лучшего психолога Москвы! И кто? Сопливая девчонка, которую, как ему казалось, он видел насквозь и мог просчитать каждый ее следующий шаг и каждое слово на несколько часов вперед… Черт знает что! А ведь он уже успел привязаться к Вике, считал ее близким человеком… Хоть и недалеким. Недалеким, но близким. Да, вот такой забавный каламбур получился. Можно бы посмеяться, но сейчас ему совсем не до веселья. Нет уж, хватит думать о Вике! Лучше заняться поисками Полины.

Открыв интернет-страницу справочной системы, Дмитрий набрал в поисковой строке «неврологический центр Лесная поляна», но не нашел ничего подходящего. Удивляться, впрочем, не стал — столько лет прошло, возможно, центр уже давно не существует. Он сделал новый запрос, написав имя и фамилию Полины, и получил огромный список ссылок на страницы в социальных сетях. На просторах русскоязычного Интернета нашлись десятки, если не сотни, Полин Захаровых, полных тезок его бывшей любовницы — и совсем девочки, и молодые девушки, и женщины постарше. Поняв, что может утонуть в этом океане, Дима добавил к имени слово «психиатр» и только после этого его поиски, наконец, увенчались каким-то успехом. На одном из специализированных сайтов обнаружилась статья об измененных состояниях сознания, подписанная кандидатом медицинских наук П.А. Крюковой (Захаровой).

То, что Полина защитилась, Диму нисколько не удивило. А вот вторая, точнее, теперь уже первая фамилия заставила призадуматься. Получается, Полина вышла замуж второй раз? Но тогда зачем женщине, у которой жизнь в порядке, затевать эту нелепую мистическую игру? Хотя, если подумать как следует, замужество совсем не гарантирует того, что у Полины все в порядке. Может, она несчастлива в браке. Или как раз недавно развелась. К тому же не исключено, что новая фамилия — это вообще ее псевдоним, которым Полина почему-либо решила подписывать свои статьи.

Дима сделал новый запрос «Полина Крюкова» и довольно быстро установил нынешнее место работы своей бывшей любовницы. Им оказался элитный реабилитационный центр для лечащихся от алкогольной и наркотической зависимости. И располагался этот центр не где-нибудь, а в ближнем Подмосковье, причем к Юго-Западу от столицы. Что, возможно, не было случайным совпадением… Поскольку могло стать объяснением того, как письма попадают к нему в ящик, минуя почту. При благоприятных условиях, то есть без пробок, от его дома до этого центра можно было бы доехать на автомобиле меньше чем за полчаса.

В списке сотрудников центра нашлась и фотография Полины. Судя по снимку, выглядела она просто замечательно — моложавая (ни за что не скажешь, что этой женщине уже сороковник!), ухоженная, со стильной короткой стрижкой. Под расстегнутым воротом халата на шее изящная и явно совсем недешевая подвеска, а на безымянном пальце правой руки — обручальное кольцо. Словом, вид у Полины был преуспевающий. Что ж, она всегда умела хорошо устроиться…

Сначала у Димы мелькнула мысль связаться с Полиной по электронной почте, но найти ее адреса не удалось. И тогда он принял решение встретиться лично. С утра, когда выдалась свободная минута, он позвонил в центр и узнал, что врача Полину Крюкову можно застать в любой будний день с девяти до половины седьмого. И как только закончились съемки очередного блока передач «Задушевный разговор», на следующий же день отправился на поиски Полины.

За МКАДом, оказывается, еще было полно снега. Удивительный все-таки в этом году апрель — только что, всего каких-то пару недель назад, еще трещали морозы и валил снег, а теперь тротуары уже сухие, и девушки щеголяют в туфельках, коротких курточках и в мини-юбках. Однако, как выяснилось, весна вступила в свои права только в городе, а Подмосковье оставалось во власти зимы. Пока еще чистые белоснежные сугробы и зелень соснового леса составляли очень выгодный фон кирпичному зданию реабилитационного центра, нового и современного, но слегка стилизованного под старину. Окруженный высоким забором центр располагался в живописном месте и внешне ничем не напоминал лечебное учреждение, скорее просторный жилой дом состоятельного человека.

Остановив машину у ворот, Дмитрий сказал бдительному охраннику, что приехал к доктору Крюковой. Нет, ему не назначено, но когда Полине Аркадьевне сообщат, кто приехал, она обязательно захочет его увидеть. Да, конечно, он готов подождать. Дима вышел из машины, намереваясь немного размяться, но охранник, уже успевший куда-то позвонить, сразу позвал его и сказал, что он может въехать на территорию центра.

В сопровождении сначала охраны, а потом очаровательной молодой брюнетки в медицинской форме Дмитрий прошел в здание и после долгого путешествия по этажам и коридорам оказался, наконец, у нужного кабинета.

— Полина Аркадьевна, к вам Корсунский, — доложила, заглянув внутрь, брюнетка.

— Да, я его жду, — откликнулся женский голос, который Дима столько раз слышал в ночных кошмарах. Он и сейчас вздрогнул и почувствовал напряжение во всех мышцах.

Впрочем, наяву Полина не могла быть женщиной из кошмаров. В реальности она выглядела еще лучше, чем на снимке, который Дмитрий видел на сайте реабилитационного центра. Пожалуй, Полина стала еще интереснее, ее можно было бы даже назвать красивой. Но все-таки при взгляде на нее в душе Дмитрия ровным счетом ничего не шевельнулось. Эта женщина навсегда стала для него чужой. Впрочем, по-другому никогда и не было. Он смотрел на нее совершенно отстраненно, с тем ленивым любопытством, с которым обычно разглядывал актрис на экране. Разве что интрига, которую Дмитрий сейчас собирался раскрыть, была позаковыристее, чем в кино… Во всяком случае, подобной нелепости Дима не видел ни в одном фильме.

Отпустив медсестричку, Полина пригласила гостя в свой обставленный со вкусом кабинет, в котором, по всей видимости, проводила немало времени. Она указала Диме на кресло, сама села напротив и принялась с любопытством его рассматривать.

— Не буду говорить, что ты совсем не изменился, — она первая прервала затянувшееся молчание. — Ты изменился, и очень сильно. Но скорее в лучшую сторону, чем в худшую.

— Что ж, о тебе можно сказать то же самое, — вежливо откликнулся Дима.

Чем больше он смотрел на Полину, тем больше в его голове возникало вопросов: неужели абсурдные «письма из прошлого» ему и впрямь пишет эта эффектная, успешная, уверенная в себе женщина? Поверить в подобное было нелегко. Да и зачем ей это? Но других идей у него просто не возникло. Кто же тогда, если не она?

— Значит, ты теперь работаешь здесь? — поинтересовался Дмитрий, не решаясь сразу заговорить о цели своего визита.

— Да. Уже пятый год, — кивнула Полина. — С тех пор как вышла замуж.

— «А кто у нас муж?» — процитировал Дмитрий фильм «Обыкновенное чудо». Когда-то они очень любили его и часто использовали в своих разговорах фразы из диалогов.

Полина слегка улыбнулась.

— Бизнесмен, — без особой охоты ответила она. — Занимается цветными металлами. У нас дом тут неподалеку, в Ильинском. Муж целыми днями в Москве или вообще в разъездах, а я устроилась сюда. Ты же меня знаешь, я без работы не могу. — Она снова еле заметно улыбнулась и тут же сменила тон на деловой: — Однако, как я понимаю, ты приехал не для того, чтобы расспрашивать, как я живу, или вспоминать прошлое? Ты теперь человек известный, занятой, и наверняка тебя привело ко мне какое-то дело. Что ж, я тебя слушаю.

— Видишь ли, Полина, ты ошибаешься. Я как раз приехал вспоминать прошлое, — возразил Дмитрий. — Точнее, не совсем так. Я хочу приостановить поток воспоминаний. Которые не нужны ни мне, ни тебе.

— О чем ты говоришь? Я тебя не понимаю, — идеальные брови Полины удивленно приподнялись.

Вместо ответа Дима вынул из нагрудного кармана письма и молча протянул Полине.

— Что это? — Она взглянула на листки в клеточку с таким изумлением, что у Димы почти не осталось сомнений — она видит их впервые. А может, все-таки это и впрямь не она? Хотя… Хотя лицедейкой Полина всегда была неплохой, уж в этом-то он имел возможность не раз убедиться…

Его собеседница тем временем быстро изучала содержимое листков.

— Ничего не понимаю! — воскликнула она. — Какая-то Жанна, с которой ты спал, какие-то плавки с черепами, какие-то бутерброды с рыбой… При чем тут я? Что это вообще за записки?

Стараясь не слишком затягивать повествование, Дима пересказал ей всю историю писем из прошлого, начиная со своего телеинтервью и выдумки про утонувшую любимую девушку Жанну. Дослушав его до конца, Полина хмыкнула:

— Надеюсь, тебе не пришло в голову, что это я пишу такие письма? — язвительно поинтересовалась она.

— Признаюсь, у меня была подобная мысль, — не стал скрывать Дмитрий. — Но теперь, когда я поговорил с тобой, я уже начал в этом сомневаться.

— Ну что же, спасибо и на этом, — усмехнулась собеседница. Помолчала некоторое время, еще раз внимательно пересмотрела листки и добавила:

— К сожалению, придется тебя разочаровать. Я тут ни при чем. Впрочем, возмущаться и кричать: «Ах, как ты мог так подумать?» — я не буду. Вынуждена признать, основания для таких подозрений у тебя были… Уверена, для тебя не новость, что в свое время я была готова на все, лишь бы только быть с тобой. И многое из этого «всего» я тогда и сделала. Что именно, я не хочу вспоминать. Да ты, я думаю, и сам все знаешь, недаром ты тогда сбежал от меня… Но оправдываться сейчас перед тобой я тоже не буду, этого ты от меня не дождешься.

— Мне сейчас меньше всего нужны твои оправдания, — парировал Дмитрий. — Я всего лишь хочу знать, кто и зачем присылает мне эти письма.

— Тут я, к сожалению, ничем не могу тебе помочь, — покачала головой Полина. — Не скрою, я была зла на тебя, когда ты неожиданно исчез. И долго еще вынашивала планы мести… Но не позволила ни одному из них воплотиться в жизнь. Да, когда-то я помнила о тебе, искала тебя, собирала информацию, издали наблюдала за тобой. И до сих пор смотрю иногда твои передачи, если есть такая возможность. Но у меня давно исчезло желание присутствовать в твоей жизни, Дима. Мы идем разными дорогами. И если бы ты не приехал сегодня сам, мы, возможно, так никогда бы и не встретились больше.

— Понимаю… — кивнул Дмитрий.

Некоторое время он молчал, глядя в окно на освещенные ярким весенним солнцем верхушки сосен. Молчала и Полина, тактично не намекая ему, что он отнимает ее время, хотя — Дима это чувствовал — дело обстояло именно так. По-хорошему, ему уже пора было откланяться, но оставался еще один, очень важный вопрос, выяснить который было просто необходимо.

Наконец, Дмитрий все-таки решился.

— Полина, скажи мне вот о чем… То, что ты тогда сообщила мне о смерти Нади и Кристины, действительно было правдой? Потому что если с Кристиной мне все более или менее ясно, то с Надей сплошной туман. Я ведь не видел ни заключения патологоанатома, ни даже свидетельства о ее смерти. Она на самом деле умерла в той больнице? Или все было как-то по-другому?

Некоторое время Полина ничего не отвечала ему. А потом вдруг поднялась с места и заходила по комнате, обняв себя руками за плечи, точно хотела свернуться калачиком и спрятаться от всех неприятностей. Дима вспомнил, что она всегда делала так в минуты особенно сильного душевного волнения, и на миг, впервые за все время их встречи, что-то кольнуло его в сердце. Он только сейчас подумал о том, что когда-то и впрямь был сильно привязан к этой женщине, недаром они были вместе столько лет…

Внезапно Полина остановилась и обернулась к нему.

— Ты действительно хочешь об этом знать? — спросила она.

— Да, — кивнул Дмитрий, не колеблясь ни минуты.

— Тогда я могу сообщить тебе только то, что Надя умерла не от травмы. — Она говорила, стараясь не смотреть в его сторону.

— Нет? А от чего же тогда?

— Мне неприятно сообщать тебе об этом, Дима, но она… она покончила с собой. Там в больнице. Об этом тогда говорили все — и пациенты, и персонал. Больница просто гудела, как потревоженный улей. Хорошо, что до тебя не дошли слухи, но ты тогда был без сознания.

— Покончила с собой?! — изумленно повторил ошарашенный Дима. — Но как? Почему?

— Она пробралась в комнату медсестер, опустошила шкафчик с лекарствами и приняла разом все таблетки, которые сумела найти. — Видно было, что и Полине, даже после стольких лет, нелегко дается этот рассказ. — А вот почему она это сделала, никто не знает. Она не оставила никакой записки. Мне кажется, это, по-видимому, была реакция на шок после аварии. Она не перенесла сообщения о смерти Кристины… Ведь это произошло за несколько дней до того, как ты очнулся.

Некоторое время Дмитрий молчал, пытаясь осмыслить услышанное.

— Но почему?.. Почему ты не сказала мне раньше? — воскликнул он, наконец.

Полина горько усмехнулась.

— Дима, ты даже представить себе не можешь, в каком ты был тогда состоянии… Тебе и так хорошо досталось. Долгое время я всерьез опасалась за твой рассудок. Эта идиотка, врачиха из той больницы, заколола тебя транквилизаторами, доведя чуть ли не до состояния овоща. Я пыталась вмешаться, но меня не стали слушать, ведь я в той больнице была никто, добровольная сиделка, которой разрешили ухаживать за пациентом. Единственное, что я могла сделать, — это поскорее забрать тебя к себе в «Лесную поляну» и постараться вернуть к жизни. Как ты думаешь, могла я сказать тебе о самоубийстве Нади во время реабилитационного курса? Ты бы сделал это на моем месте?

— Я бы сообщил пациенту позже, — начал было Дима, но, еще не договорив, понял всю нелепость своих слов.

— Когда «позже»? — возмутилась Полина, чувствовалось, что эта тема до сих пор остается болезненной для нее. — Когда ты сбежал от меня? После всего, что я для тебя сделала?

Она снова отвернулась к окну, и на миг Диме показалось, что Полина плачет. Нет, к счастью, только показалось.

— Полина… — Он подошел к ней, протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но не сделал этого, так и стоял с поднятой рукой, чувствуя себя последним идиотом. — Прости меня. Прости за все.

— Да ладно. — Полина поморщилась, видно, силилась улыбнуться, да не вышло. — Как говорится, кто старое помянет… Все это уже в прошлом.

Она машинально поправила волосы, вернулась к своему столу, опустилась в кресло.

— Так что извини, Дима, но помочь тебе с этими письмами я не смогу, — по-деловому произнесла она. — Поищи автора среди других своих брошенных пассий. Хотя я понимаю, что это непросто, учитывая их количество… Это все, о чем ты хотел со мной поговорить? А то мне нужно идти.

— Да, конечно. Извини, что отнял у тебя столько времени. Всего тебе хорошего.

Дмитрий торопливо направился к двери. Давно он не чувствовал себя так отвратительно.

Он уже взялся за ручку, когда Полина окликнула его.

— Погоди минуту! Дай-ка мне еще раз взглянуть на письма.

Она снова пересмотрела листки и пробормотала себе под нос:

— Такое чувство, что я уже видела где-то этот почерк… Нет, никак не могу вспомнить…