Книга: Амальгама счастья
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

– Ну, Даш, ты даешь! – Катерина смотрела на коллегу по отделу во все глаза, пораженная той деловой прытью, которую демонстрировала сегодня весь день обычно дисциплинированная, но не слишком рвущаяся к деятельности Даша. Переделав к четырем часам дня количество дел, вполне соизмеримое с четырьмя днями обычной работы, полностью закончив подготовку к открытию частной художественной галереи (банк спонсировал эту затею, и торжественное открытие должно было состояться нынче вечером), организовав все нужные, напоминающие о мероприятии звонки и заручившись согласием всех приглашенных быть непременно, подготовив информацию для газет и убедившись, что журналисты собираются выполнить свое обещание поставить ее на завтрашние полосы, – словом, сотворив все эти профессиональные чудеса, Даша оставалась такой же спокойной и свежей, какой она вошла утром в банковские двери. А Катя, уже изнемогающая от усталости под грузом ежедневных обязанностей, с легкой завистью наблюдала за невиданной непринужденностью, с которой, казалось, давались приятельнице ее неожиданные успехи, и за той таинственной радостью, которой почему-то в этот день так и веяло от соседки по отделу…
– Поделись секретиком, – с нарочито ноющей интонацией продолжала Катюша, демонстративно потирая спину, которая, впрочем, еще никогда у нее не болела, – как это ты сегодня все успеваешь и при этом летаешь, как на крыльях? Может, тебе зарплату прибавили после интервью в журнале? Нехорошо скрывать от народа, обмыть надо… Или повышение по службе Клонов обещал? А может, дело вообще не в работе, и ты просто-напросто влюбилась?..
Дашин смех рассыпался по комнате россыпью хрустальных колокольчиков, и она ответила, не отрываясь от просмотра каких-то бумаг:
– Именно влюбилась. Вот попробуй сама – только всерьез, по-настоящему – и тогда увидишь, как начнешь порхать и сиять, а с делами будешь справляться одним движением мизинца.
– Ну да, – не поверила Катя. – Когда я влюблена, я вообще о работе думать не способна, а ты вон шустрая стала, как электровеник… Не морщись, не морщись, я знаю, что ты не одобряешь мою манеру выражаться.
– Не твою лично, – резонно заметила в ответ Даша, – а вообще такую манеру выражаться. Очень уж плоски и однотипны все эти модные крутые выраженьица. Но вообще-то, конечно, каждый выбирает по себе…
– Не учи меня жить, – начала было Катя известную всем цитату («И в самом деле, – подумала Даша, – почему я ее всегда поучаю? Потому только, что она меня младше?»), но в этот самый момент дверь в их кабинет распахнулась и в ее проеме материализовался лично Никита Юрьевич Клонов. Появление начальника здесь вместо обычного приглашения к себе через секретаршу показалось девушкам настолько необычным и настораживающим, что они не смогли удержаться от короткого обмена едва заметными обеспокоенными взглядами. Но на то Клонов и был гением коммуникабельности, чтобы примечать все, даже такой молниеносный выплеск служебного испуга. И тут же успокаивающе замахал перед носом сотрудниц короткими ручками:
– Все в порядке, девушки, не волнуйтесь, ничего не случилось. Я просто хотел вам напомнить… – он приостановился, бросил пристальный задумчивый взор на Катюшу и поправился так, чтобы его оговорка не осталась незамеченной: —…напомнить вам, Дарья Александровна (он с нажимом произнес это «вам», намеренно переведенное им из множественного числа в единственное), что вы должны сегодня быть на открытии галереи.
«Ох, и умеет же любимый начальник стравливать подчиненных», – с досадой подумала Даша, глядя на огорченную приятельницу. Ей самой эта длинная скучная тусовка первых лиц банка и художественного бомонда, с непременной пьянкой и мало предсказуемыми результатами, вовсе не была ни нужна, ни интересна. Но Катя еще так молода, ей так хочется приобщения к выдуманной «красивой жизни», она так наивно и трепетно верит, что их банковская верхушка проводит досуг с размахом и подлинным шиком, недоступным простым смертным, что отлучение ее от корпоративной вечеринки, на которую с такой неоправданно подчеркнутой любезностью была приглашена коллега, явно не могло улучшить их взаимоотношений. И, почувствовав себя без вины виноватой, Даша опустила голову и тихо ответила:
– У меня были другие планы на вечер. Но если вы считаете, что в мои должностные обязанности входит не только организация открытия галереи, но и присутствие на нем…
– Непременно, непременно, – благодушно замурлыкал Клонов, и девушка, обеспокоенная новыми, совсем недавно появившимися интонациями по отношению к ней, с излишней прямотой, в упор, посмотрела на собеседника. Однако тот уже вылетал из кабинета с обычной для него торопливостью, не сказав больше ни слова и не изволив попрощаться с Катей.
Тишина, воцарившаяся после его ухода, не продлилась долго. Посмотрев на Катюшу, едва сдерживающую слезы из-за нарочитого пренебрежения к ней, выказанного начальником, Даша собралась с духом и начала:
– Послушай, если ты считаешь, что…
– Ничего я не считаю, – перебила Катя, прерывисто вздохнув и вставая из-за стола. – Все я понимаю, все ясно. Меня, конечно, в глянцевых журналах не прославляют, да и работаю я еще совсем недавно…
Невольно и искренне страдая из-за детского разочарования этой глупышки, но не в силах постичь пока всей силы обуревавших Катюшу чувств, Даша почти вплотную подошла к ней и принялась горячо объяснять:
– Понимаешь, на эту тусовку он берет меня совсем не потому, что я Даша Смольникова и представляю для банка какую-то особую ценность, а потому что сегодня я – кадр, которым можно похвастаться и о котором случайно написали в прессе. Ну, нечто вроде переходящего знамени, попавшего к нам на очень короткое время; завтра ведь «самой обаятельной и привлекательной» назначат кого-нибудь другого, и Клонову надо успеть продемонстрировать меня окружающим, пока сенсация еще не остыла. А мне лично мелькать на открытии этой галереи и поддакивать начальству за бокалом шампанского совсем неинтересно, уж ты мне поверь. И тебе бы там тоже было скучно, в этом тоже поверь мне на слово, такие вечера ведь совсем не то, что ты себе представляешь…
– О господи, да нравится он мне, понимаешь? – простонала Катя, уже не скрывая от коллеги подлинной причины своих эмоций.
– Кто? – совершенно неприлично вытаращила на нее глаза Даша. – Кто нравится? Клонов?!
– Ну да. – И девушка всхлипнула. – Я, кстати, думала, что и сама… что он тоже обратил на меня внимание. Говорят, с Аллой-то – ну, с секретаршей – у него почти все, она, по слухам, даже менять работу собралась. Ну, я и надеялась… А он вот так, по мордасам, в твоем присутствии… Думаешь, приятно?
Даша молчала, не зная теперь, что сказать. Представить, что хорошенькой смуглой Кате, явно не обделенной вниманием мужской половины человечества и то и дело ускользающей по вечерам на свидания, нравится неуклюжий полноватый мужичок с постоянно хитрым выражением лица и что она способна завидовать сомнительной участи и еще более сомнительной репутации секретарши Аллочки, любимым занятием которой было хвастаться среди сотрудников новыми подарками начальственного любовника, – представить все это было выше Дашиных сил. Ну конечно, от него исходит весьма ощутимая эманация власти и он обладает в банке определенным влиянием… но – нравиться? Впрочем, подумала Даша, может быть, расстраиваться по такому поводу все же лучше, нежели всхлипывать из-за того, что на рекламную акцию начальство пригласило не тебя…
Она продолжала думать об этом и позже, когда мчалась в блестящей машине рядом с начальником на Тверскую, где в одном из крохотных особнячков известного всем москвичам переулка должна была открыться новая художественная галерея. И потом, пока слушала, как разливалась соловьем красивая худощавая хозяйка галереи, затянутая, как змея, в платье из переливающейся чешуи и рассказывающая, что ее цель – помощь обедневшим московским художникам и пропаганда настоящего искусства. И когда бродила вдоль выставленных на аукцион полотен, многие из которых действительно были по-настоящему хороши.

 

И во время фуршета, слушая подобострастные тосты в честь руководителей банка, так активно, если верить выступающим, поддерживающих творческие начинания москвичей… Практически каждое из этих выступлений и весь сценарий открытия выставки были подготовлены и написаны ею, Дашей, это была ее работа, и, наблюдая за течением вечера, она неожиданно для себя самой снова и снова возвращалась мыслями к изумившей ее маленькой Катиной тайне и размышляла о том, как неисповедимы пути господни, какими причудливыми путями движутся человеческие эмоции и сколь разными создала нас судьба, если человек, кажущийся ей, Даше, почти отвратительным, смог вызвать интерес и восхищение у такой юной, прелестной девочки, как Катя.
Мимоходом оглядывая гостей, Даша отметила про себя, что «спецсобытие», как они именовали его в кругу сотрудников отдела, получилось не столь представительным, каким должно было быть по замыслу Клонова. Парочка чиновников на уровне замминистра, известный режиссер с молодой красавицей-женой, журналисты из московских газет второго ряда (телевидение не явилось), несколько человек из окружения известного олигарха, претендующего на роль мецената и покровителя искусств, – вот, пожалуй, и весь «улов»… Не густо. К тому же в этот раз гости что-то очень уж быстро позабыли о живописи как главенствующем поводе собрания: картинами на стенах давно уже никто не интересовался, намеченный аукцион попросту провалился, и происходящее в зале все больше начинало напоминать не вечеринку, а оргию. В общем-то, Даша давно уже была привычной наблюдательницей подобных метаморфоз, но сегодня все ее чувства были обострены до предела, и дискомфорт, ощущаемый ею в залах новой галереи, слишком уж контрастировал со свободой и искренностью ощущений, которые она совсем недавно испытывала в Зазеркалье. Скучно на этом свете, господа, подумала она – и улыбнулась…
Время приближалось к полуночи, она уже очень устала и, ловя на себе заинтересованные взгляды, машинально парируя особенно откровенные намеки гостей, почувствовала, что больше не в силах скрывать зевоту. Возможным решением проблемы могла стать попытка взять тайм-аут и передохнуть, скрывшись ненадолго в каком-нибудь безлюдном помещении галереи. Собственно, все, что могла, Даша уже сделала и имела право покинуть вечер, плавно катившийся к своему логическому завершению, но она нигде не видела Клонова, а исчезнуть, не предупредив его, было бы, пожалуй, неосмотрительно. Еще раз окинув сочувственным взглядом нескольких молодых артистов известного московского театра, которым было хорошо заплачено (опять же по замыслу Никиты Юрьевича), ради того чтобы они в русских костюмах разносили угощение гостям, и которые весь вечер явно чувствовали себя не в своей тарелке, играя невыгодную для себя роль, девушка выскользнула из огромного зала и, пройдя по длинному коридору, быстро нашла то, что искала. Полутемная комната, судя по всему, служила устроителям галереи чем-то вроде офиса; она была совершенно безлюдной, уютной, и в самом дальнем ее углу утопало в полумраке огромное мягкое кресло, развернутое сиденьем к компьютеру, а высокой спинкой – ко входу. Нетерпеливо опустившись в это кресло, скрытая от всех любопытных глаз, Даша с облегчением вздохнула, отпила глоток шампанского из высокого бокала, который прихватила с собой, и замерла, отдыхая от шума и беготни минувшего дня.
* * *
Она почти задремала, расслабившись в удобной позе, хотя понимала, конечно, что засыпать здесь нельзя и через пару минут нужно будет вернуться к гостям. Балансируя на зыбкой грани сна и бодрствования, то проваливаясь в усталое забытье, то резко вскидываясь и возвращаясь в реальность, девушка ощутила вдруг сквозь пелену полуприкрытых ресниц чье-то присутствие в комнате, почувствовала рядом с собой другого человека и, услышав звучание голоса, не сразу поняла, кому он принадлежит, хотя тембр и интонации показались ей знакомыми.
– Да, я здесь один. Нет, меня уверяли, что это невозможно… Конечно, я могу разговаривать. Завтра? Нет, это нужно решить прямо сейчас, Иван Алексеич… Да говорю же, один, в пустой комнате и даже с закрытой дверью, – и, словно в доказательство сказанного, громко хлопнула дверь, и в помещении стало еще темнее, чем раньше.
По прозвучавшему имени-отчеству было ясно, что кто-то говорит с президентом банка. Но его ведь не было на открытии галереи… И почему так отрывочны фразы, почему звучит монолог, думала Даша, машинально отключаясь от смысла произносимых слов и быстро стряхивая с себя остатки расслабленной дремоты. Ах да, сообразила она вдруг, это же разговор по мобильному, потому и ответов не слышно… И она приготовилась встать, обнаруживая свое присутствие. Но следующая невольно подслушанная фраза, содержавшая ее собственную фамилию, заставила ее замереть.
– Его интересует именно Смольникова. Да нет, ничего особенного, симпатичная мордочка, стройные ножки и повышенный гонор интеллектуалки… По мне – так хуже таких женщин ничего нет, с ними одни хлопоты. Да и приятель мне как-то говорил, что у нее тяжелый характер… уж он-то точно знает. Но ничего не поделаешь, этой девочке сделали паблисити в красивом журнале (уверяет, кстати, что сама она здесь ни при чем), и наш с вами общий друг заинтересовался ею еще до нынешнего вечера. Кстати, он и попросил, чтобы она была сегодня непременно на этом открытии…
Модуляции голоса по-прежнему невидимого для Даши человека сделались интимно-игривыми, и она наконец поняла, кому они принадлежат. Не узнать интонаций Никиты Клонова она могла только спросонья, застигнутая врасплох, теперь же это было практически невозможно. И, конечно же, самым правильным было бы немедленно выйти из своего кожаного укрытия, волей случая превратившегося для нее в ловушку. Но Даша отчего-то чувствовала себя почти парализованной, ее воля и психика словно окостенели – так, вероятно, ощущает себя кролик перед удавом, и, надо сказать, ощущения эти, с которыми она не могла справиться, девушке совсем не понравились.
Она аккуратно выглянула из-за спинки кресла и увидела действительно собственного начальника, который стоял спиной к ней, широко расставив ноги, перед наглухо закрытой дверью в комнату и, говоря по мобильнику, внимательно разглядывал свое отражение в большом зеркале, украшавшем вход в офис. Если б он не строил так увлеченно гримасы, поглаживая и похлопывая себя по щекам и изучая свое лицо почти с маниакальным самолюбованием, то, скорее всего, заметил бы Дашу или по крайней мере инстинктивно уловил в кабинете человеческое присутствие. Однако его нарциссизм помешал ему быть собранным и внимательным. А может быть, просто все зеркала в мире стали теперь Дашиными сторонниками и помогали ей в трудных ситуациях, как могли и умели, со всею доступной им заботливостью…
А разговор тем временем продолжался.
– Ну да, – говорил начальник, – разумеется. Если его благосклонность можно купить таким стандартным способом, то нам с вами это только на руку. Что? Смольникова?.. Что значит – не захочет?! Ну, слава богу, ей не семнадцать лет… Сколько на самом деле? По-моему, двадцать семь. Конечно, старовата, но о вкусах не спорят, и выглядит она моложе. Такая, если помните, сексапильная блондиночка… – Он гадко хихикнул, и Даша невольно поежилась, чувствуя, как в темноте запылали от унижения ее щеки и как просится на уста немедленная отповедь, которой хотелось бы ответить наглецу… Как глупо она попалась!
А Клонов уже завершал переговоры:
– Значит, я сам скажу ей об этом. Прямо сегодня и отправим их… помолясь. Вы ж понимаете, одно его слово – и обслуживание этих счетов у нас, считайте, в кармане. Ну, вы сами понимаете: крупная государственная служба, выплата пособий, дотации, расходы на переобучение. Это ж какая уйма денег! Мы уже столько лет бьемся над тем, чтобы заполучить их в свои клиенты! Упускать такую возможность было бы безумием, а одни только бабки он не хочет. К тому же, если подложить ему Смольникову, то он не только будет нам обязанным за… ну, скажем, исполнение своего каприза, но и окажется у нас под колпаком. Что? Вы думаете, она заартачится?.. Ну, Иван Алексеевич, вы что, не знаете человеческую породу? Пусть только попробует. Выпру с такими рекомендациями, что больше ее ни одна приличная фирма на работу не возьмет. Что значит «рекомендации в России не имеют значения»?.. Обижаете, товарищ. Или у меня мало знакомств по Москве, или не умею работать с персоналом?.. В общем, если она не совсем глупа, спорить не станет. Значит, благословляете?.. Тогда с богом. До связи.
Он быстро закашлялся, телефон пискнул, отключаясь, раздался звук льющейся жидкости – Даша, как и все в их отделе, знала привычку начальника всегда носить с собой дорогую кожаную флягу с отменным коньяком, – потом где-то совсем рядом с ней раздались шаги, и девушка испуганным движением вжалась в кресло, точно желая стать совсем невидимой. Однако темный угол, напичканный оргтехникой, явно не привлек внимания Клонова, и вскоре в комнате опять хлопнула дверь, а Даша смогла наконец расслабиться и перевести дух.
Она сидела, откинувшись на высокую мягкую спинку, сжав виски руками и пытаясь сконцентрироваться, чтобы заставить сознание работать четко и логично. Пожалуй, в такой ситуации, в подобном месиве цинизма и расчетливой подлости, ей бывать еще не приходилось. Дождались! Приехали!.. Нет, разумеется, Даша не собиралась делать вид, что она впервые в жизни слышит о методах подкупа чиновников, о продажной любви и способах сбора компромата, но до сих пор все эти вещи существовали как бы параллельно ее собственной жизни и к ней, Даше Смольниковой, никак не имели прямого отношения. Девочки, шеренгами дежурящие вдоль Тверской; пленка, запечатлевшая человека, похожего на генерального прокурора России; повсеместно распространенные способы добывания кредитов, заказов и формы оплаты чиновничьей благосклонности – и Дашин личный мирок, Дашины книги, картины и музыка, нежная привязанность к бабушке и маме Лене, отношения с мужчинами, любившими ее (девушку передернуло, когда она вспомнила слова Клонова о «приятеле, говорившем о ее тяжелом характере»)… словом, эти две реальности никак не пересекались, не сочетались, не складывались вместе, и она твердо знала, что и не позволит смешать их в единое целое. Даже если какие-то мгновения ее жизни и были ошибкой или иллюзией, все равно их нельзя было сложить в одну мозаику с подкупом, проституцией или мошенничеством. Это были звенья другой цепи, и таковыми они и должны были оставаться.
Немного успокоившись, Даша встала и быстро, решительными шагами вышла из комнаты. Нельзя сказать, чтобы она была растеряна и не знала, что теперь делать: напротив, схема действий была предельно проста, даже примитивна. Потихоньку спуститься вниз, в гардеробную, забрать свои вещи – и исчезнуть по-английски, не ставя в известность никого, и меньше всего Никиту Клонова. А вот что делать завтра?.. Если ей не удастся скрыть истинные причины своего исчезновения и собственную осведомленность о телефонном разговоре, да если еще вдобавок при этом за два-три дня ее неожиданный поклонник с высокой должностью не перебесится и не охладеет к Даше – тогда… что ж, тогда придется искать другую работу. А жаль!.. Конечно, какое-то время она сумеет продержаться с помощью нового заказа на ее дизайнерские услуги, но вот потом… И девушка вздохнула, мысленно распрощавшись с не слишком любимой, но такой привычной и, в общем-то, необременительной для ее способностей должностью.
Размышляя обо всем этом, она автоматически нащупала в сумочке маленький изящный номерок – хозяйка новоиспеченной галереи, как видно, хорошо усвоила истину о том, что все начинается с вешалки, – и тихо, ловко обошла основной зал галереи, где презентация была в полном разгаре. Потом быстро сбежала вниз, получила у хмурого гардеробщика свою легкую шубку из светло-кофейного каракуля, которую сегодня надела первый раз за осень и которая так хорошо гармонировала с ее волосами, быстро накинула ее и, обернувшись к сумочке, которую оставила на высокой стойке гардероба, вдруг натолкнулась взглядом на Клонова.
Тот спокойно и терпеливо курил чуть поодаль, в стороне, время от времени сбрасывая пепел на тщательно натертый пол, и, явно никуда не торопясь, дожидался, пока его заметят. Увидев ее испуганные глаза и руку, замершую на полпути к сумочке, он усмехнулся, бросил сигарету, потом так же неторопливо, почти с издевательской медлительностью, отвинтил пробку от своей знаменитой фляжки и сделал большой, звонкий глоток. Девушку почти затошнило от вида его пухлой волосатой руки, вцепившейся в металлическое горлышко, от его кадыка, ходившего по бледному горлу, и от маслянистого бульканья жидкости во фляжке… А начальник, оторвавшись от коньяка, небрежно вытер губы и, глядя на Дашу почти ласково, но с каким-то странным, лукаво-бесстыдным выражением глаз, произнес:
– Куда же вы, Дарья Александровна? Вечер еще не закончен, и мне нужно с вами поговорить. Вы же не можете бросить нас тут одних, правда?
Даша молча смотрела на Клонова, пытаясь сконцентрироваться и быстро найти приемлемую отговорку. «Он не знает, что я слышала разговор, – вихрем пронеслось у нее в голове, – можно попробовать отвертеться. Если блефовать умело, то, быть может, и получится…»
Она запахнула на груди уже надетую, но еще не застегнутую шубку и мягким голосом произнесла:
– Уже очень поздно, Никита Юрьевич. Собственно говоря, все, что входило в мои обязанности, давно сделано – речи сказаны, гости собраны, и им явно хорошо и без меня. А завтра…
– Завтра выходной, – жестким, непререкаемым тоном завершил ее фразу начальник. – У вас будет возможность отдохнуть. А на сегодня ваша работа еще не закончена. Надеюсь, мне не нужно объяснять вам, что у сотрудников нашего отдела рабочий день ненормированный?
– У меня болит голова, – беспомощно протянула Даша. Начальник только усмехнулся на ее наивную жалобу и обратился к гардеробщику:
– Примите у госпожи Смольниковой шубку, пожалуйста.
Тот, быстро разобравшись в истинной подоплеке этой мизансцены, уже давно стоял около девушки, нагнувшись с угодливой предупредительностью и протянув руки к ее плечам. Даше ничего не оставалось, как только снова раздеться и, вздохнув, взять наконец в руки злосчастную сумочку. Впрочем, ее все еще не покидала надежда выпутаться из этой ситуации с наименьшими потерями.
– Я поднимусь к гостям, – обратилась она к Клонову, намеренно придав голосу покорные интонации.
– Ни в коем случае, – живо откликнулся тот. Вся его нарочитая, неспешная медлительность, похожая на гипнотическое раскачивание кобры перед обреченным кроликом, куда-то испарилась, и он снова обрел привычные для его подчиненных суетливость и сумбурность в движениях, быстроту реакции и ироничность взгляда. – В этом вы как раз правы: гости вполне обойдутся без вас. А у нас с вами, милостивая Дарья Александровна, есть дела поважнее, чем развлекать эту свору гуляющих идиотов. Пройдите со мной, пожалуйста…
Даша снова вздохнула и поплелась за начальником по широкой лестнице наверх, к основным залам галереи. «Бьюсь об заклад, я знаю, куда он меня ведет, – с мрачным юмором думала она. – Наверняка в ту самую тихую комнатку, в которой я так удачно пристроилась отдохнуть». Она угадала: Клонов широко распахнул дверь в полутемный офис, небрежным движением руки пригласил Дашу войти туда и щелкнул кнопкой выключателя. Теперь кабинет не казался больше ни скромным, ни уютным, ни милым; залитый безжалостным электрическим светом, он мигом стал небольшим, скучным служебным помещением, напичканным разнообразной техникой и начисто лишенным всяческой индивидуальности, которая бывает свойственна человеческому жилищу.
– Вы хотели поговорить со мной. Я вас слушаю, – сухо и невыразительно сказала Даша, не присаживаясь. Теперь, когда ей не нужно было больше изображать беспомощность и усталость, взывающие к сочувствию, она приняла тот самый официальный тон, которым обычно и разговаривала с властями предержащими.
– Отчего же так неласково? – игриво скосил голову набок Никита Юрьевич. – Разговор у нас с вами будет, надеюсь, недолгий, но интересный, Я уверен, что мы… хм, поймем друг друга. Но в ногах правды нет, что ж вы стоите?
Даша нехотя опустилась на кожаный диван рядом с письменным столом и вдруг почувствовала, что не в силах больше ломать комедию. Казалось, и Клонов больше не склонен был ерничать и кокетничать; его взгляд сделался ястребиным, деловым, и, снова глотнув коньяка, он присел рядом с Дашей.
– Я не стану тянуть и размазывать. Дело-то, Смольникова, в общем, выеденного яйца не стоит. Нам нужно, чтобы вы познакомились – прямо сейчас, там, наверху – с одним весьма симпатичным пожилым господином и постарались доставить ему побольше приятных впечатлений.
Даша поморщилась.
– Не трудитесь объяснять дальше, – как ни старалась она сделать свой голос спокойным и холодным, он слегка задрожал от гадливости, которую она сейчас испытывала к нему. Собственно, она еще до конца не могла поверить, что начальник может делать своей подчиненной подобные беззастенчивые предложения, но ни времени, ни возможности для прекраснодушных сомнений больше не оставалось. – Я… осведомлена о ваших планах по поводу меня. Это произошло случайно…
– Ну вот и прекрасно, – быстро перебил ее Никита Юрьевич. – Я не знаю и знать не хочу, каким образом вы уже обо всем проведали… – Его лицо снова приняло омерзительно-шаловливое выражение, и он по-детски погрозил Даше пальчиком. – Но если больше вопросов нет, то – удачи вам, дорогая! То есть всем нам удачи, потому что – не буду скрывать от вас – мы очень, оч-чень заинтересованы в ваших… переговорах с этим человеком.
Девушка не верила своим ушам. У него, казалось, не было ни капли сомнения в том, что его предложение принято, и при этом родной начальник явно не собирался затруднять себя выражением смущения на лице или хоть каким-нибудь благопристойным флером типа «я понимаю, это непросто, но интересы банка…». Все было кратко, четко и по-солдатски прямолинейно: он дал задание, подчиненный ответил «есть!»… И Клонов уже поднимался с дивана, привычно шаря в карманах в поисках портсигара или фляжки, когда в ушах у него вдруг прозвучал негромкий, но звенящий от уверенной решимости голос Даши:
– Я надеюсь, вы не обманываете себя по поводу моего возможного согласия, Никита Юрьевич? Я уверена, что такой умный человек, как вы, не может не понимать всей непристойности данного предложения, и если вы и решились на него, то, должно быть, от полной безнадежности?.. Мне жаль, что не в моих силах помочь банку. Я могу быть свободной?
Клонов застыл перед ней с недоуменным выражением, и фигура его была отчего-то столь комична, что даже напряженность ситуации не помешала Даше сначала тихонько прыснуть, а затем и негромко рассмеяться прямо в глаза начальнику. Может быть, этот легкий смех был ее ошибкой, потому что мужчина дернулся, словно его хлестнули кнутом, и сквозь самоуверенную, отлакированную деньгами оболочку проглянул истинный Никита Клонов – маленький, некрасивый мальчик, нелюбимый женщинами мужчина, унижающий подчиненных начальник – ведь никакой иной власти над людьми, кроме должностной, у него не было…
– Ах ты, дрянь, сука, – прошипел он, и Даша отшатнулась от него: такого выражения грозной, презрительной ненависти она, пожалуй, не видала никогда раньше на благостных лицах банковского начальственного бомонда. – Издеваться вздумала?! Чистенькую из себя изображаешь?.. Можно подумать, первый раз. Пошла вон, наверх, куда сказано – и сделаешь все как надо! Потому что если нет…
Девушка опрометью бросилась из комнаты, не в силах удержать слезы, оскорбленная и испуганная. Господи, да неужели она еще пять минут назад надеялась удержать его интеллигентной насмешкой, остановить холодным взглядом, пристыдить речами, полными внутреннего достоинства! Неужели рассчитывала повлиять на натуру, которая давно сложилась, обросла собственным, непререкаемым жизненным опытом и которой постыдные предложения кажутся не более чем удачной торговой сделкой! Какая наивность и какая глупость!..
– Стой! – вдруг врезался ей в спину повелительный оклик начальника. И она была столь выбита из колеи, что неожиданно для себя самой послушалась, остановилась, крепко вцепившись руками в спасительную дверь, оказавшуюся уже совсем рядом. А Клонов неожиданно задумчивым, спокойным голосом, словно это не он только что угрожал ей в злобной истерике, произнес: – Лица твоего не вижу, но подозреваю, что выглядишь ты сейчас, как драная полуголодная кошка. Наверняка уже зареванная, психованая и никакого шарма в очах… Нет, Смольникова, сейчас тебе не соблазнить даже прыщавого сексуально озабоченного подростка – не то что старенького господинчика. Брысь домой, и завтра чтоб была на работе в лучшем виде! А миленка твоего будущего я сегодня на себя возьму, уж придумаю что-нибудь… Сама после спасибо скажешь.
Эта трогательная забота о ее внешности и соблазнительности показалась Даше во сто раз хуже прямых оскорблений, и, зажмурив от обиды глаза, не вытирая отчаянных слез, она снова рванулась к выходу. Хотя за последние недели в ней и выработался изрядный иммунитет к человеческой нечистоплотности, но эмоции перехлестывали через край.
Домой, скорее домой, думала она: там она сможет защелкнуть дверь на новенький, надежный, только утром поставленный замок, там она вновь почувствует себя в тепле и безопасности, и там девушку ждет ее собственное отражение в зеркале – настоящая Даша, знающая лишь любовь и правду, искренность и нежность, красоту и доверие…
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10