В тот день у Стефана не было никаких важных дел, он освободился рано, часов около пяти. Не стал никуда заезжать, а отправился прямиком домой и уже поворачивал на свою улицу, когда раздался звонок мобильного. На экране высветилась надпись «Sasha».

– Привет, дружище! – поздоровался Стефан. – Ты куда пропал? Я сегодня ждал твоего звонка. Как дела? Как Юля?

– Стефан. Я не мог. Не мог позвонить, – прозвучало в трубке.

Стефан слишком хорошо знал друга, чтобы не понять – тот пьян. Пьян среди бела дня, в понедельник. А это было совсем не похоже на Сашку.

– Что-то случилось? – встревоженно спросил он.

– Да.

– О господи, Саша, ты меня пугаешь… Что такое?!

– Несчастье. Большое горе. – Друг цедил слова сквозь зубы, выдавая их по одному, точно скупец, расплачиваясь, выдавал деньги по монете.

– Сашка, да скажи же, что произошло?

– Юля… Вернее, ребенок… Мой сын… Мы его потеряли… – И без того не слишком стройная речь прервалась всхлипами.

Стефан окончательно растерялся. Он толком ничего не понял, осознал только одно: случилось нечто страшное. Стало не по себе, он чувствовал, что обязательно должен сейчас что-то сказать, но понятия не имел, что именно. Какие подобрать слова? Выразить соболезнование? Но это звучит как-то очень официально, по-протокольному… И оттого совершенно бездушно. А что еще? Держись? Тоже глупое слово – за что тут держаться?

– Саш, ты где? – наконец выдавил из себя Стефан. – Сиди там, не уходи, я сейчас приеду.

С утра в тот день было солнечно, но позже ветер нагнал тучи, небо нахмурилось и ближе к вечеру разразилось дождем – долгим и холодным, точно на дворе был не май, а глубокая осень. Дождь бился о стекло большого окна ресторана, словно птица, которая залетела в комнату и не может выбраться наружу. За столиком у окна сидели двое мужчин и пили, топя в коньяке горе, с которым не в состоянии были справиться. Всего несколько недель назад эту же марку коньяка они пили за здоровье своих будущих сыновей. А теперь… Теперь одного из этих сыновей уже не было в живых. Он умер, еще не успев родиться.

– Я сам толком не понял, что там произошло… – говорил Саша сквозь слезы. – С утра поехали к врачу, все было нормально, Юля хорошо себя чувствовала. Я ее там оставил, отправился по своим делам. А днем мне звонят из клиники – срочно приезжайте. Я сразу понял – что-то случилось…

– Так что с ней? Что случилось с Юлей? Какой диагноз? – допытывался Стефан.

– Да хрен его знает, какой диагноз, – отмахнулся Саша. – Она, врачиха, сыплет терминами, как из ведра… А я понимаю в этом, что ли? Да и так ли важен этот диагноз? Важно, что ребенок умер! Понимаешь?! Мой сын умер!

– Ну конечно, диагноз важен, – пытался вразумить друга Стефан, который был еще относительно трезв. – Надо разобраться в ситуации, понять, отчего… Что стало причиной несчастья. И если окажется, что была допущена врачебная ошибка… Если то, что случилось, произошло по халатности докторов… В том смысле, что они могли помочь, но упустили момент и не помогли вовремя… То обязательно надо будет подать на них в суд.

– И что? – Сашка снова поднес к губам бокал. – Это вернет мне моего мальчика? Моего сына, которого я так ждал?

– Нет, конечно, – вздохнул Стефан. – Но, по крайней мере, виновные в его гибели будут наказаны.

– И что с того?

– Да то, что тот, кто работает непрофессионально, больше не будет лечить людей, вот что. И не произойдет повторения такой драмы с чьим-то еще ребенком…

– Знаешь, дружище, что я тебе скажу… – Саша со стуком поставил бокал на стол. – Плевать я хотел на чьих-то еще детей. На всех детей в мире! Мне нужен был мой ребенок! Понимаешь, мой! Мой сын! А его больше нет! Нам даже тело его не выдадут! Потому что по закону, раз он еще не родился – то он и не человек, и его даже похоронить по-человечески нельзя!

Стефан не выдержал его взгляда и отвел глаза.

– А как Юля? – спросил он после долгой паузы. – С ней действительно все в порядке?

– Я ее не видел. Не пустили… И даже по телефону не говорил, она не берет трубку. Врачиха говорит, что у нее состояние шока, или как там это называется по-научному… А со здоровьем Юли вроде как все в порядке. Она, врачиха эта, сказала, что нам еще повезло. Что Юля тоже могла умереть, но обошлось, они вовремя вмешались, и теперь она вне опасности. Нам повезло… Повезло – представляешь?!

– Но ведь действительно повезло… Страшно подумать… Вдруг не стало бы Юли…

– А так не стало ребенка. Моего сына. Она, врачиха, сказала, что это был именно сын, мальчик! Понимаешь, Стефан? Мальчик!!! Господи, как же я ждал этого ребенка! Сына! Именно в нем был мой смысл жизни, который я все время искал!..

– Саша, пожалуйста, успокойся, – Стефан положил другу руку на плечо. – И не шуми так. Ты же не хочешь, чтобы нас отсюда выставили?

– Мне по фигу, – буркнул Саша.

Но все-таки послушался совета и замолчал. За столиком на некоторое время воцарилась тишина, прерываемая только звоном бокалов да бульканьем разливаемого коньяка.

– Знаешь, Стефан, – проговорил Саша после долгой паузы. – Я все понял. То, что произошло, – это наказание мне свыше. За все мои прегрешения. Перед Богом, перед людьми. И прежде всего перед Юлькой. Остальные женщины… С ними я тоже не был ангелом, но Юльке досталось больше, чем кому-либо. Сколько ж я ей изменял!.. А она, бедная, все терпела и молчала. А я только и делал, что врал ей, врал, врал! Я весь пропитался этим враньем, дружище, как губка водой! Я в нем запутался, как в паутине…

– Не ты один такой, Саша, – вздохнул Стефан. – У каждого есть на душе аналогичный грех. Мы все с ног до головы опутаны этой паутиной – паутиной лжи. И я не исключение…

– Вот это ты верно сказал! – Впервые за весь вечер лицо Саши немного прояснилось. – Паутина лжи… Блин, как в том моем сне…

Он снова замолк, думая о чем-то своем, а потом поднял глаза на друга:

– Нет, Стефан, как-то не сходится… Все-таки не все. Ну я, со мной все понятно. Ты… Ты разрываешься между семьей и Микаэлой, тут тоже все понятно. Но Юлька-то не врет! Она действительно хорошая жена, любит детей и меня, живет только семьей… Ей-то это все за что? А? Ей за что такое наказание, я тебя спрашиваю?

Стефан пожал плечами, он не знал, что ответить.

– Такая судьба… – пробормотал он.

Что ж, на судьбу всегда списать проще всего.

Сашка только рукой махнул. Опрокинул в себя остатки коньяка и, увидев, что бутылка опустела, подозвал официанта.

И снова молчание. Стефан пил, стараясь не отставать от Саши. Он надеялся, что спиртное снимет напряжение, поможет поймать нужную волну, подскажет правильные слова… Но слова все не приходили. И напряжение не исчезало, наоборот, казалось, что обстановка за столом становится все более гнетущей. Наверное, дело было в том, что, разговаривая с другом, слушая его рассказ о постигшем их семью несчастье, Стефан невольно примерял ситуацию на себя. Против своей воли он то и дело представлял себя на месте Сашки, и от этих мыслей становилось так дурно, что даже мутило. Нет, только не это! Не дай бог! Он бы точно сошел с ума от горя, если бы его сын… Сашино положение, при всем его ужасе, все-таки еще не критично – у них уже есть две дочки… А у Стефана нет детей, и если вдруг что случится, Лиза вряд ли решится на ребенка второй раз… О господи, лишь бы у него, у Стефана, все прошло хорошо, лишь бы беда обошла его стороной… Конечно, очень стыдно думать о таких вещах, когда у твоего лучшего друга случилось несчастье. Но так уж устроен человек – существо эгоистичное по своей природе. Что бы ни происходило вокруг, он прежде всего беспокоится о себе…

Когда зазвонил мобильный Стефана, Саша уже уронил голову на сложенные на столе руки, уткнувшись в них лицом, и даже не прореагировал на мелодичное пиликанье. А Стефан торопливо схватил трубку. Звонила теща.

– Зятек, ну что ж это такое? – закудахтала Галина, не давая ему вставить слова. – Мы тебе весь вечер звоним, а ты все недоступен и недоступен!

Это показалось Стефану странным, он был уверен, что с телефоном у него все в порядке. Хотя и правда сегодня за вечер почему-то не было никаких звонков… Или все-таки были, но он уже забыл об этом, будучи полностью поглощен Сашиным несчастьем? Соображал он уже с некоторым трудом, отуманенное коньяком сознание давно потеряло ясность и четкость. А теща тем временем продолжала верещать:

– Пришлось нам самим в клинику ехать! Столько денег отдали за такси, просто ужас, просто ужас!

– Куда ехать? Зачем? – не понимал Стефан.

– Да в клинику, я ж тебе говорю! В эту самую Бело, Бели… Тьфу ты пропасть! В Белосону. Лизаньку я туда отвезла!

– Ничего не понимаю! Зачем? Что ей там делать вечером?

– Как что? Известно что – рожать, дурачок! Схватки у нее начались!

– То есть как это? – До него не сразу дошел смысл услышанного. – Еще же рано… Должно было быть в июле…

– Ну вот так, – хмыкнула в трубку Галина. – Должно – в июле, а началось в мае. В жизни, зятек, всякое бывает.

– О боже!

Потрясенный Стефан, не в силах усидеть на месте от волнения, вскочил и забегал с телефоном по залу.

– Что с Лизой? Как она сейчас? Почему вы не позвонили мне раньше? – почти кричал он в трубку.

– Да я же тебе говорю – недоступен ты был! С шести часов мы тебе звонили, и я, и Лизанька… Пока собирались да пока ехали – все тебе трезвонили…

– Вы не ответили, что с Лизой?! Где она?

– Да где ж ей быть? В клинике, рожает.

– Вот черт! Я еду туда! Немедленно!

Впрочем, немедленно поехать не получилось – нужно было сначала позаботиться о пьяном Саше. Друг уже плохо соображал, где находится, и Стефану пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить его ехать домой, усадить в такси и условиться с водителем, что тот доставит пассажира в целости и сохранности именно туда, куда надо.

– У него несчастье, сын сегодня умер, совсем крошечный, – объяснял Стефан всем невольным свидетелям. И люди отнеслись к ситуации с пониманием. Будь рядом Лиза, она обязательно сравнила бы швейцарцев и русских – вот, мол, какие в Европе все добрые и отзывчивые, а в России народ озлобленный, и никому ни до кого дела нет. Не то что помочь тем, кто попал в беду, у русских снега зимой – и то не допросишься. Однако Стефан такой позиции не придерживался. С его точки зрения русские были не менее доброй и сердечной нацией, чем кто-либо, – просто в Европе жизнь не в пример счастливее и благополучнее. Когда не надо постоянно справляться с собственными проблемами, то гораздо больше возможностей решать чужие.

Итак, такси увезло Сашу в сторону дома, где он снял квартиру на время пребывания семьи в Лугано. Стефан сел в другое такси – он хоть и чувствовал себя абсолютно протрезвевшим после звонка Галины, но понимал, что браться за руль, когда в животе плещется такое количество спиртного, ни в коем случае нельзя.

По дороге в Беллинцону он, как ни странно, уснул. Был уверен, что после всех этих событий, обрушившихся на него в один и тот же день, еще несколько суток глаз не сможет сомкнуть от волнения, – а вот поди ж ты, отрубился, едва оказался на заднем сиденье такси. И в клинику приехал уже почти выспавшимся.

– Здесь у вас пациентка… – взволнованно говорил он дежурной на ресепшн. – Елизавета Эггер… Это моя жена. Мне позвонили, сказали, что она рожает…

– Да, она здесь, – отвечала девушка в безупречно белом халате и туго накрахмаленной шапочке, из-под которой не выбивался ни один волосок. – Не волнуйтесь, с ней все в порядке…

– Она… Она уже родила? – Стефан аж задохнулся.

– Не могу сказать, у меня пока нет сведений… Будьте любезны, подождите, пожалуйста, вон там, – она указала на мягкие кресла, стоявшие в глубине холла.

– А сколько? Сколько ждать? – Стефан задал вопрос, который очень часто задают в подобной ситуации и мужчины, и женщины. Вроде понимают абсурдность и даже глупость такого вопроса, ответить на который не сможет ни один, самый опытный врач, а все равно задают.

– К сожалению, я не могу вам этого сказать, – привычно протараторила дежурная. – Но как только у меня появится информация, я сразу вам сообщу.

Стефан покорно опустился в белое кожаное кресло. Здесь, в этой клинике, все было белым. Белая мебель, белые стены, белые халаты и шапочки… Отчего все, связанное с рождением, люди норовят окрасить в белый цвет? Может, это цвет материнского молока? Цвет чистоты и невинности? Недаром невесты тоже, по традиции, всегда в белом… Хотя не только рождение – и смерть тоже связана с белым цветом. Где-то на Востоке, кажется, в Китае, это цвет траура. Стефан где-то читал, что подарить китайцу букет белых цветов – значит оскорбить его, дать понять, что ты желаешь его кончины. Да и в Европе, и в России покойников иногда обряжают в белое. И непременно укрывают белоснежным покрывалом… Безупречно белым, как первая пеленка новорожденного. Да, именно так, цвет смерти – белый, а совсем не черный. Черный – это цвет страха, ужаса, неизвестности. А смерть не страшна. Она тяжела, она приносит невыносимое горе и отчаяние. Но страха – в том смысле, в каком принято понимать это слово, того леденящего ужаса, который так стараются разбудить в душе создатели триллеров и прочей ерунды в стиле хоррор, в ней нет. Смерть не страшна, а грустна и трагична. Бояться мертвых, кладбищ, моргов – верх идиотизма. Нужно не пугаться покойников, а жалеть их и их близких. Тех, чья жизнь прервалась, не дав совершить что-то важное, и тех, кто остался вечно оплакивать ушедших… Как Сашка…

– Господин Эггер! – Стефан очнулся от того, что дежурная дотронулась до его руки. – Господин Эггер, вы слышите меня? Все в порядке. Госпожа Эггер родила сына.

От этих простых слов все мрачные и печальные мысли тут же выветрились из головы Стефана. Он мигом забыл и о друге, и о его горе – только так и сидел в кресле, ошалевший, и бормотал:

– Сын… Сын… Неужели… А как он? Как она? Здоровы ли?

И как сквозь сон слышал:

– Все благополучно. Ребенок родился раньше срока, семимесячным, но это не страшно. Он совершенно здоров. И госпожа Эггер тоже чувствует себя хорошо.

Вскоре ему уже разрешили повидаться с женой и показали малыша – это произошло даже раньше, чем предполагал Стефан. Лиза была бледна и выглядела несколько осунувшейся, но очень счастливой. Во время беременности у нее, как и у многих дам в таком положении, испортился характер. В первые месяцы она часто раздражалась по пустякам, стала много есть и очень нервничала из-за того, что прибавила несколько лишних килограммов. А дальше стало еще хуже. Лиза начала капризничать, сама не знала, чего хотела, и постоянно придиралась к нему. Месяце на пятом вдруг поссорилась с ним и заявила, что уйдет жить к маме. И ушла ведь, и очень долго не желала мириться – Стефан не знал, что и делать, так и жил бобылем. В конце концов отношения кое-как восстановились, но до самых родов Лиза не желала возвращаться домой, уверяя, что с мамой ей лучше, и он виделся с женой только изредка, в основном общался с ней по телефону.

Но теперь, к счастью, все это было позади. Он снова видел перед собой ту Лизу, которую он когда-то знал и любил. Она была очень мила со Стефаном, внимательна к нему и постоянно с волнением и нежностью говорила о ребенке. По ее словам, роды прошли довольно легко. Почувствовав схватки, Лиза тут же начала звонить мужу, но, как назло, он оказался недоступен, а в офисе ответили, что господин Эггер уже уехал. Лиза испугалась и позвала на помощь маму. Та вызвала такси и повезла дочку в Беллинцону. По дороге они попеременно набирали номер Стефана, но каждый раз безрезультатно. Зато в клинике уже не было никаких проблем. Ее отлично встретили, тут же отправили в родильное отделение – и через три часа Лиза уже держала сыночка на руках. Правда, его тут же у нее отобрали, потому что мальчик родился недоношенным, его держат пока в специальном инкубаторе, она не знает, как это называется… Но пусть Стефан не волнуется, это совсем не страшно, врачи говорят, что беспокоиться не о чем, с ребенком все в порядке.

Мальчика он увидел в этот же день, только через стекло специального аппарата, который Лиза назвала инкубатором. Эта картинка навсегда врезалась в его память – особый свет, гудение приборов, какие-то трубочки, тянущиеся к малышу… И новая жизнь – там за стеклом. Крохотное синевато-розовое тельце ребенка. Его ребенка.

– А ему не больно? – встревожился Стефан.

– Нет, нет, что вы! – улыбаясь, ответила по-русски врач, симпатичная полноватая женщина лет пятидесяти. – Это то же самое, что в утробе матери. По большому счету, семимесячных можно даже не помещать в кювез, у них нет острой необходимости в интенсивной терапии. Тем более у вашего сыночка, у него вес два шестьсот и рост сорок шесть сантиметров. Это вполне нормальные показатели. Но мы все равно решили подстраховаться…

«Она сказала «вашего сына». У меня родился сын… Господи, как же я теперь счастлив!» – подумал Стефан, у которого от радости даже закружилась голова.

Ожидая жену дома, подготавливая все к приезду из клиники ее и малыша, закупая подарки Лизе и приданое новорожденному, Стефан действительно чувствовал себя почти счастливым и чуть не каждую минуту благодарил Бога за то, что тот дал ему сына. Но все-таки глубоко в душе сидели две саднящие занозы, не позволяющие ему полностью отдаться радости. Одной из них, конечно, была трагедия в семье Саши. Не зная, чем помочь другу, Стефан вел себя по отношению к нему крайне малодушно – просто исчез. Не встречался с ним, не звонил, даже не сообщил о рождении сына – это, с точки зрения Стефана, в подобной ситуации было бы просто жестоко по отношению к старому другу. Они с Сашей были знакомы очень давно, кроме того, имели общий бизнес и благодаря этому, разумеется, были связаны друг с другом множеством «третьих лиц». Именно через них Саша, конечно же, уже узнал о прибавлении в семье Эггеров. А Стефан был в курсе, что друг собирается, как только Юля выпишется из клиники, покинуть Швейцарию и вернуться в Москву. Стефана подобный вариант развития событий очень устраивал. Пусть Саша с Юлей уедут подальше от мест, где они пережили такое несчастье, вернутся домой, немного успокоятся. Не зря ведь говорят, что время лечит все раны. А дальше старые товарищи вновь свяжутся и будут дружить по-прежнему…

Но если вопрос с Сашей еще можно было как-то пустить на самотек, то мысли о Микаэле буквально ставили Стефана в тупик. Он упрекал себя за связь с ней, поскольку, поступая таким образом, вел себя непорядочно по отношению к обеим женщинам. Изменял законной жене и вселял бесплодные надежды в сердце любовницы. Конечно, он ничего не обещал Микаэле, да она и не требовала от него никаких обещаний, не задавала вопросов и не строила планов на будущее, она была не из таких женщин… Но все равно она, и Стефан это понимал, в глубине души мечтала о том, что он разведется с Лизой и женится на ней. Это нормально. Наоборот, было бы странно, если б любящая женщина не хотела выйти замуж за любимого мужчину. А Микаэла его любила, он это чувствовал. И, что греха таить, сам понимал, что безумно любит Микаэлу. Хотя теперь это уже неважно. Он принял решение и обязательно порвет с ней. Отныне у него будет своя жизнь, а у нее – своя.

Лиза вместе с малышом вернулась домой солнечным утром, сияние ее глаз и улыбки почти ослепило Стефана. Да уж, воистину правы те, кто говорит, что вместе с ребенком в дом входит счастье! Бережно уложив спящего сына в купленную Стефаном колыбельку с кружевным пологом, Лиза любовалась живыми цветами, которые он расставил по всему дому, и как дитя радовалась новым вещам, разложенным по спальне, – как маленьким, так и женским. Расцеловав мужа в благодарность за все подарки, она нежно обняла его и снова потащила к колыбельке.

– Смотри, у него волосики совсем белые, прямо как у тебя на детских фотографиях. И подбородок похож… А носик такой – это в мамину родню. У бабушки Зины был точь-в-точь такой нос.

– Лизанька, а как мы его назовем? – шепотом поинтересовался Стефан, с умилением глядя на деловито сопевшего в колыбельке маленького человека.

– Да что ты шепчешься, глупенький?

– Я боюсь его разбудить.

– Ну и зря. Мне врач сказала, что пока они маленькие, то спят очень крепко. Орать, конечно, не надо, особенно шуметь тоже, но говорить в полный голос вполне можно. Так что говори нормально.

– Говорю нормально, – улыбнулся Стефан. – У тебя уже есть мысли насчет его имени?

– У меня не мысли, а твердое решение, – засмеялась Лиза. – Оно принято окончательно и не обсуждается.

– Вот как? – нахмурился он. – Ты приняла решение, даже не посоветовавшись со мной? И как же ты решила назвать нашего сына?

– Конечно, Стефан – как же еще? – проворковала Лиза. – Просто не могу себе представить, что мужчину, которого я буду любить больше всех на свете, будут звать как-то иначе. Надеюсь, ты не против?

– Ну что ты… – проговорил искренне растроганный Стефан. – Как я могу быть против? Мне очень приятно.

– Ну вот и чудесно. Тогда я пойду прилягу, пока он спит, а то я что-то устала в дороге.

– Конечно-конечно, – засуетился счастливый муж и отец. – Иди отдохни… Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, просто устала. А так со мной все в порядке, – улыбнулась Лиза. – Единственное, что меня беспокоит, – молока так до сих пор и нет. Но врач говорит, что такое бывает, оно может прийти и позже…

Впрочем, и позже молоко у Лизы так и не появилось, но эту проблему с помощью врачей из все той же клиники они решили легко – брали молоко у женщины, у которой его было в избытке. Кроме того, педиатр подобрала им искусственное питание, которое идеально подошло маленькому Стефану. В помощь Лизе наняли двух нянь, одна занималась малышом ночью, чтобы мать могла выспаться, другая ухаживала за ним днем и гуляла с коляской. Их услуги влетали в копеечку, но Стефан готов был заплатить сколько угодно, лишь бы в уходе за новорожденным Лизе помогали специалисты, а не глупая теща. Последнее время, к его великой радости, Галина бывала у них гораздо реже, но и во время этих нечастых визитов ухитрялась вывести его из себя своими идиотскими советами непременно надевать на ребенка чепчик даже дома в жаркую погоду, а вынося на улицу, обязательно закрывать личико и не показывать никому из чужих, чтобы не сглазили.

В заботах о маленьком Стефане две недели отпуска, который Стефан-старший дал сам себе, пролетели как один день. За это время он так ни разу и не поговорил с Сашей. Только узнал стороной, то Юля выписалась из клиники и Кравчуки уехали в Москву. Что ж, это было только к лучшему. А вот то, что он до сих пор не позвонил Микаэле, Стефана очень угнетало. Очень некрасиво, не по-мужски было так рвать отношения – просто исчезнуть, ничего не объяснив. Каждый вечер перед сном Стефан давал себе слово, что завтра же утром позвонит ей, попросит разрешения увидеться и при встрече все объяснит. Микаэла – умная женщина, она не станет рыдать, устраивать сцен и умолять не бросать ее. Она все поймет – утешал и подбадривал сам себя Стефан. Но вместе с наступившим днем вновь и вновь наваливались какие-то дела, и звонок опять откладывался.

А вернувшись к работе, он в первый же день пребывания в офисе узнал, что Микаэла уволилась. И сам не понял, огорчила его эта новость или обрадовала. Скорее, наверное, даже обрадовала, потому что было бы невероятно тяжело видеть ее, пусть даже изредка. А раз она ушла – значит, все знает. В этом нет ничего удивительного, слухи о том, что у босса родился сын, конечно же, разнеслись по всей компании, все его поздравляли, желали малышу расти здоровым и счастливым… Что ж, Микаэлы больше нет рядом – и это только к лучшему. Своим увольнением она сделала ему подарок, избавив от мучительного объяснения.

И Стефан с энтузиазмом погрузился в работу и занялся делами, которые за последнее время, признаться, здорово запустил. Но если из-за бизнеса особенно тревожиться не приходилось, машина была отлажена и работала без перебоев, то финансовое положение семьи его несколько удивило. Просмотрев документы, Стефан обнаружил, что за последние полгода его счет в банке несколько оскудел. Да, он прекрасно понимал, что беременность – затратный период, довольно дорогое удовольствие, но двести пятьдесят тысяч евро! Это все-таки слишком. А именно такую сумму Лиза истратила за шесть месяцев. Часть денег, он это видел, была зачислена на счета российско-швейцарской клиники, той самой, в Беллинцоне, где она рожала. Это были сто пятьдесят тысяч евро – многовато, конечно, для врачебных услуг, но вполне объяснимо. Остальные сто тысяч Лиза, как выяснилось, регулярно снимала наличными, очень размеренно, в неделю по разу.

Первым порывом Стефана было позвонить Лизе и выяснить, куда девались деньги. Но, поразмыслив, он не стал этого делать. Так ли уж велика сумма – сотня за полгода? Если сопоставить ее с ценами в бутиках, то получается, что совсем и не велика. Наверняка все вылетело на тряпки, туфельки, сумочки и косметику. Тем более что тратила деньги Лиза явно не одна, ей помогала «любимая» теща. Вспомнив о Галине, Стефан только развел руками. Безусловно, эта тетка, дорвавшаяся до швейцарских магазинов, способна была выбросить на ветер сумму и несоизмеримо большую. А раз так, то и хватит думать об этом. Денег все равно не вернешь, а в жизни есть заботы и поважнее. Надо только будет ограничить им доступ к его счету…