Глава 20
Взрослая понарошку
1967–2007 годы
На вопрос: «Как вас зовут?» — бывшая жена Олега всегда отвечала: «Оля». Не Ольга, не Ольга Александровна, а просто Оля. Несолидно, конечно, и несерьезно как-то. Но что было делать? Ну не чувствовала она себя Александровной. И даже Ольгой не чувствовала.
При этом Оля Игнатенко, в девичестве Большакова, не имела отношения к той породе, про которую меткая пословица говорит: «маленькая собачка — до старости щенок». И женщиной-подростком — невысокой, с узким тазом, плоской грудью и мальчишеской стрижкой она тоже не была. Рост метр шестьдесят пять, бюст третьего размера. К тому же за последние несколько лет она прибавила несколько килограммов. Какой уж тут узкий таз!
Но, несмотря на годы и килограммы, ей никак не давался переход из одной возрастной категории в другую.
Одна из ее институтских приятельниц, Ритуля Комарова, сказала как-то, что ощутила себя Маргаритой Сергеевной, когда вышла замуж. Когда до этого памятного события ее называли по имени-отчеству или на «вы», ей это казалось ужасно забавным и не верилось, что человек может произносить это всерьез. Но замужняя дама — совсем другое дело. Правда, Ритин муж через два года ушел, а отчество Сергеевна осталось. Вместе с фамилией бывшего супруга. Другая знакомая, Юля, призналась, что почувствовала себя Михайловной после того, как ее повысили в должности и сделали завканцелярией. Когда ты начальник, сам бог велел, чтобы подчиненные обращались к тебе по имени-отчеству.
Однако Оля Игнатенко пока никакой перемены в себе не ощущала и, когда приходилось представляться «по полной форме», чувствовала себя неуютно. Ей было уже почти сорок, но казалось, что нет еще и двадцати пяти. А может, даже пятнадцати.
Оля была поздним ребенком. К моменту ее появления на свет родители уже смирились с тем, что у них не будет детей, и не пытались их завести. Возраст уже солидный, за тридцать, можно попросту не успеть вырастить свое чадо.
Здоровье ухудшается, да и силы уже ни те… Однако у судьбы, как известно, свои планы. Внезапно наступившая беременность оказалась, мягко говоря, неожиданной, но, несмотря на это, вопрос об аборте даже не поднимался. Такие уж были представления у Ирины и Александра Большаковых: ребенок — всегда счастье. Но они даже не могли предположить, каким счастьем станет для их дружного семейства эта крошечная долгожданная девочка. Олю с самого младенчества баловали и обожали абсолютно все. Родители, бабушки и дедушки, дяди и тети, двоюродные братья и сестры. Ей уделялось такое количество внимания, которое, должно быть, не всегда получает единственный наследник в королевской семье.
Наверное, она могла бы вырасти невероятно избалованной и уверенной в себе женщиной, но этого не произошло. Вернее, произошло иначе. Оля просто «не выросла». Шли годы, а она оставалась все той же маленькой девочкой, какой была в родительском доме. Послушной, милой, инфантильной и совершенно не приспособленной к жизни.
С малых лет Оля ничего не делала сама. Лет до шести она не умела завязывать шнурки и застегивать пуговицы. Она не желала есть сама, потому что привыкла, что ее кормят с ложечки, не засыпала одна, только с кем-нибудь из взрослых и только под чтение любимой книжки. Оля не умела играть, ей сразу становилось скучно, неинтересно, и, забросив дорогущую куклу, она отправлялась на поиски бабушки, с которой можно было порисовать, полепить, попеть песни или заняться еще чем-нибудь интересным. Справедливости ради надо сказать, что Олюшка никогда не тянула одеяло на себя и была рада любому занятию, которое ей предложат. Только чтобы взрослые были рядом.
Помогать по дому девочке не давали. Никому и в голову не приходило сказать: «Давай я буду мыть посуду, а ты вытирай». Все дела тут же откладывались на потом или делались урывками. Главное было — «заниматься ребенком». А уж о том, чтобы поручить ей самой вынести мусор или сходить за хлебом, не было и речи. Даже комнатные цветы, которые она очень любила, и те бабушка поливала сама.
Девочка росла ласковой, неконфликтной и совершенно некапризной. Хотя насчет последнего судить было сложно. Ей просто незачем было капризничать — все желания исполнялись сразу и полностью. Довольно долго Оля полагала, что так и надо. Откуда маленькому ребенку было знать, что в жизни бывает по-другому? Ведь со сверстниками она почти не общалась.
В детский сад она, разумеется, не ходила. Зачем? Ребенку лучше дома, с родными. Во дворе девочка не обращала на других детей особого внимания. Ей было с ними неинтересно. Зачем они, когда рядом бабушка, которая качает на качелях, плетет венок из одуванчиков, учит ловить мяч и даже делает вместе с любимой внучкой куличики, сидя на корточках в песочнице?
Но и эти будни с бабушкой казались серым пятном на фоне выходных, когда дома собиралась вся семья и начинался настоящий праздник.
— Олюшка просыпается, — шептал кто-нибудь из взрослых, с умилением глядя в ее кроватку.
И все семейство скапливалось в дверях маленькой комнаты, с нежностью наблюдая, как потягивается их любимица.
— Олюшка, а пойдем сегодня в зоопарк? — предлагала мама.
— Купим мороженое и игрушек, — обещал папа.
— Что-то ты бледненькая, не заболела ли? — волновался дедушка.
— Дайте ребенку проснуться! — сердилась бабушка. — Оленька, иди оладушков поешь, пока горяченькие.
Семья усаживалась завтракать за круглый стол, и за едой только и разговоров было, что про Олюшку. В понедельник Оленька впервые попробовала красную рыбу, и ей понравилось. А во вторник сказала такую забавность, что дедушка хохотал целый час. А в среду у нее начал качаться молочный зубик, и это катастрофа, потому что девочке неудобно.
Дошкольные годы Оли Большаковой казались сплошной сказкой. Умненькая, развитая девочка не только знала буквы и цифры, но уже умела читать, писать, считать до тысячи, прекрасно рисовала и с удовольствием пела. И при всем этом продолжала есть с ложечки, а выходя на улицу, покорно разрешала бабушке застегивать пуговицы на пальто, надевать ей шапку, ботики и завязывать шарф.
Отправляясь «первый раз в первый класс», Оля уже прочитала множество книг — ну, не сама прочитала, правда, а прослушала чтение взрослых. Она была знакома и с Буратино, и с Чиполлино, и с Маугли, и с Волшебником Изумрудного города. Но при этом понятия не имела о тех вещах, которые знали все ее одноклассники, даже те, кто еще не умел ни читать, ни писать. Оля не представляла, что в жизни не всегда все происходит так, как этого хочется ей, что иногда за желаемое нужно бороться, а иногда — смириться и принять все как есть. Ей было невдомек, что взрослые люди бывают не только добрыми, как родители и дедушки с бабушками, но и злыми. Что даже человек в возрасте не всегда оказывается прав, а некоторыми вещами лучше не делиться ни с кем. Что к семи годам уже хорошо бы уметь обзаводиться приятелями и постоять за себя, если вдруг понадобится.
Маленькая Оля всего этого не знала, и первого сентября испытала настоящий шок. Ее никто не обидел, наоборот, вокруг было много цветов, улыбок и поздравлений. Учительница оказалась ласковой, соседка по парте симпатичной, а дома ждал праздничный обед и гора подарков. Но рядом не было ни мамы, ни бабушки, ни даже папы с дедушкой, и все показалось пугающе чужим и непонятным. Чужое помещение, чужие люди, все не так, как дома. Непривычно и оттого ужасно. Нельзя выбежать из-за стола и броситься к маме с папой за утешением. Нельзя заниматься тем, чем хочется, нужно делать то, что говорит учительница. И главное — так будет и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, и еще десять лет. Какая страшная цифра!
Расписание первоклашек в первый день было до смешного щадящим, всего-то два урока. Но и этого оказалось достаточно.
Придя домой, девочка рыдала так, что бабушке пришлось пить сердечные капли.
— Мамочка, папочка, я больше туда не пойду, не отдавайте меня, ну, пожалуйста, — причитала Оля, приходя в отчаяние от невозможности убедить родителей, которые всегда и во всем шли ей навстречу. Только тут взрослые Большаковы поняли свою ошибку, но было поздно.
Первая четверть далась очень тяжело. Девочка переживала настолько сильно, что начисто позабыла все, что умела. Четыре урока тянулись бесконечно, а все перемены она проводила в одиночестве. Сторонилась других детей, ни с кем не играла, не бегала и даже почти не знала, как кого зовут.
Странно, но учительница не вызывала у нее такого страха, как дети. Ей даже нравилось, когда Мария Андреевна подходила сзади, и, нежно положив руки ей на плечи, ласково говорила:
— Ну что же ты опять одна стоишь, Оленька, пойдем поболтаем.
И она начинала говорить. О родителях, о своих игрушках, о том, как они с бабушкой рисовали красками, обо всем, что было ей дорого и чего так не хватало в холодных школьных стенах. Мария Андреевна никогда не перебивала, ей, казалось, все это интересно и важно. Иногда она задавала уточняющие вопросы, например:
— Какой цвет больше всего любит твоя мама?
И тогда маленькая ученица раскрывалась еще больше. О родных она могла говорить бесконечно, и молодая, но мудрая учительница пыталась таким образом помочь девчушке привыкнуть к школе. Эта тактика со временем принесла свои плоды. Оля начала чувствовать себя увереннее, заново освоила чтение и счет, иногда даже стала поднимать на уроке руку. Но вот все попытки ввести Олю в коллектив оказывались напрасными.
Дети хотели дружить на равных, это было непривычно и тяжело. Оленька еще могла понять, почему нужно делиться конфетами, а не есть все самой, но были задачи посложнее, которые оказывались ей не под силу. Например, она начинала говорить о себе, а новоявленная подружка, вежливо послушав несколько секунд, говорила: «А вот у меня дома…» — и начинала рассказывать свою историю.
Оля сначала терялась, затем пыталась вернуть беседу в нужное русло и после нескольких неудачных попыток теряла интерес к общению. Еще ей было непонятно, почему, например, девочка, с которой они ходят вместе на перемене, не берется ее опекать? Стоит себе, болтает, и дела ей нет, что Оленька так близко подошла к окну, а ведь от окна дует! И про то, что лестница скользкая, не предупреждает, а вдруг бы она побежала и упала?! А та история с собакой! Когда на школьный двор, где они занимались физкультурой, забежала невесть откуда большая дворняга, все бросились врассыпную, и никто не закрыл собой Олю и не прогнал собаку, пока не подошла учительница.
В общем, насколько безоблачны и приятны были первые годы ее жизни, настолько же тяжело и непривычно оказалось в начальной школе.
Только она чуть-чуть адаптировалась, как грянул четвертый класс. Разные учителя, с разными характерами и требованиями. Другие дети быстро подстраивались под каждого, а Оля не умела. Она по-прежнему существовала в мирке своей семьи. Возможно, большом и интересном для нее, но слишком маленьком по сравнению с остальным миром. Все, что было за границами их квартиры, казалось враждебным и неправильным. Зато в семье все было в порядке.
Школа находилась в соседнем дворе, но Олю все равно не отпускали туда одну. Утром ее провожали мама или папа, помогали снять пальто, переобуться в сменную обувь. А после уроков обычно встречал дедушка. Другие ребята и девчонки давно ходили одни и после школы домой не спешили, бежали гулять, особенно в погожие дни. А Оля шагала с дедушкой домой, где хлопотала бабушка.
— Олюшка, садись кушать, суп уже на столе, — звала бабушка с порога.
— Давай я повешу твою форму, — раздавалось через пять минут. — И бананчик скушай, я сегодня купила по случаю.
— Как прошел день в школе? — беспокоилась по телефону мама.
— Оленька, что тебе сегодня задали, чем помочь? — интересовался папа, едва вернувшись с работы.
В классе Олю не слишком любили. К счастью, она не стала изгоем и не пережила всех тех ужасов, с которыми сталкиваются дети, которых сверстники по тем или иным причинам решают затравить. Большакова просто держалась особняком. Ни с кем не дружила, но ни с кем и не ссорилась. И к ней относились соответственно.
В седьмом классе девчонки начали интересоваться мальчиками. Некоторым нравились старшеклассники, но большинству Дениска Вербовский. Оля, как ни старалась, понять этого не могла. Спору нет, у Дэна отличное чувство юмора, он обаятельный, даже красивый, но влюбиться в такого? Да он же несерьезный! Сегодня одна девчонка, завтра другая. Должно быть, с ним весело, но разве этого достаточно? Мальчик должен заботиться о девочке, защищать ее, оберегать. А Дениска на это неспособен. Да и старшеклассники, которые кажутся девчонкам такими взрослыми и недоступными, тоже неспособны. Нет, сказочный принц виделся Оленьке Большаковой совсем в другом образе. Чем-то был похож на лучшего папиного друга дядю Валеру. Возможно, она бы и влюбилась в него, если б у того не было семьи. Но Олю с детства приучили: семья — это святое.
А в восьмом классе она как-то неожиданно для себя самой обратила внимание на Олега Игнатенко. Обратила и забыла. А потом присмотрелась внимательнее. А потом еще внимательнее — и вдруг влюбилась. Может, потому, что он был чем-то похож и на дядю Валеру, и на ее папу одновременно, а может, оттого, что он казался старше своих лет. Не то чтобы он был намного умнее других, скорее спокойнее и рассудительнее. И еще Оля чувствовала, что очень ему нравится.
Первый раз они поцеловались на спор. Это было немного обидно, потому как не слишком романтично, но она не особо переживала. Знала, что если ждать романтического случая, можно прождать до выпускного. А так между ними все сразу стало ясно.
Они поженились сразу после школы. Олег поступил в архитектурный, а Ольга дальше учиться не хотела, никак не могла выбрать себе занятие по душе. В глубине души ей хотелось сидеть дома и встречать мужа с работы, а детей из школы, печь пироги, рисовать, петь и ежедневно общаться с родными. Но домохозяйками в ту пору были лишь жены дипломатов.
В конце концов она поступила в институт культуры на факультет библиотечного дела. Критерий выбора был прост — там нужно учиться всего четыре года, а не пять. Да и специальность по ней — сиди себе в тихом зале и читай книжки. Общаться ни с кем не надо, кроме редких посетителей, а в обеденный перерыв можно сбегать домой, попить чайку. Нужно только подыскать местечко рядом с домом.
Так оно и вышло. Оля окончила институт, устроилась в районную детскую библиотеку. Там она аккуратно отсиживала положенное время в ожидании не слишком частых посетителей, читая книжку или рисуя в тоненькой тетрадке.
К приходу мужа она обычно уже была дома, но пирогами не пахло. Не умела она делать пироги. Готовила она вообще неважно, не научилась толком. Как и другим домашним делам. Порядок поддерживала охотно, но все остальные хозяйственные заботы взял на себя Олег. Впрочем, жили они счастливо. Действительно, в любви, действительно, в согласии. С деньгами особых проблем не было. Олег занялся проектированием и быстро достиг успеха. Он обожал жену. Казалось, ему доставляет удовольствие ее баловать.
Частенько она вела себя как маленькая девочка. Конечно, с ложечки ее уже никто не кормил, но лучшие куски по-прежнему оказывались в ее тарелке.
— Олежек, я это не буду, тут шкурка и кости, — кривилась она при виде куриной ножки.
И он ощипывал голень, выискивая белое мясо.
— Милый, мне завтра к зубному, я боюсь одна. И он отменял встречу с заказчиком.
— Любимый, мне сказали позвонить в отдел кадров, узнать насчет отпуска, а я как-то стесняюсь.
И он вел за жену нужные переговоры.
Примерно через год после того как Оля окончила институт и устроилась на работу, посыпались настойчивые вопросы родных о предполагаемых детях.
Девушка растерялась. Ей и самой всегда казалось, что семья без детей — не семья, что обязательно должен быть наследник, а лучше несколько. Она любила детей, с удовольствием общалась с маленькими дочками и сыновьями знакомых и всегда считала, что будет замечательной матерью, а когда-нибудь и бабушкой. Но только сейчас она поняла, что никогда не мечтала именно об этом. Вот о любви да, и о свадьбе, и о жизни с мужем. И мысли эти доставляли ей явное удовольствие. А вот о детях…
Открытие это было мимолетным, и Оля как-то не обратила на него внимания. Она и дальше радовалась жизни, отвечала на вопросы родных шутками, хотя это было все трудней, и иногда вскользь вспоминала — она замужем, наверное, скоро будут дети.
Потом Олежкины дела пошли в гору, и он предложил ей оставить работу. Денег в семье достаточно, значит, можно позволить себе такую роскошь. Это ее обрадовало. В библиотеке было хорошо, но дома лучше. Она обставила квартиру, куда они переехали, по своему вкусу, развела комнатные цветы. Получилось замечательно, но родительский дом ей все-таки нравился больше. Только там она могла чувствовать себя, как раньше — маленькая девочка в своем маленьком раю.
Впрочем, в собственной квартире с мужем тоже было неплохо. Хозяйством она по-прежнему не занималась (теперь все делала приходящая домработница, Оля сама только цветы поливала), зато пристрастилась к рисованию. Это занятие она всегда любила, еще с детства. Рисовала Оля исключительно детские картинки — забавных зверушек, персонажей из сказок, героев мультфильмов. Портреты и всякие там пейзажи с натюрмортами у нее не получались, да ей и не хотелось ими заниматься. А вот какие-нибудь Золушка с принцем или три поросенка выходили так здорово, что Олег только ахал:
— Олька, да ты у меня талантище! Тебе нужно быть профессиональным художником.
Однажды он показал ее рисунки своему клиенту, владельцу издательства, выпускавшего учебники и книги для детей. Тому понравилось, и он предложил Оле работать на него. Так она стала гордо именоваться иллюстратором детских изданий.
Занятие это было ей по душе. И какое-то время она чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
— Когда у нас родится ребенок, — говорила она Олегу, — я буду сама рисовать ему бумажных кукол и разную одежду к ним. Я так любила в детстве таких кукол!
— А если будет мальчик? — смеялся он. — Думаешь, он будет играть в куклы? Ему нужно будет рисовать малинки и самолеты.
— Ты узко мыслишь, Олежка. Мальчику можно будет рисовать рыцарей, солдатиков, индейцев, пиратов…
Он соглашался и снова убеждался — она у него самая лучшая.
Но время шло, а ребенок все не появлялся. И настал день, когда Оля всерьез задумалась, почему у них нет наследников.
Расспросы родственников становились все менее тактичными и более навязчивыми.
— Вот ведь дочь мы с тобой вырастили, мать, — любил со вздохом рассуждать папа непременно в Олином присутствии. — Думали, будем внуков нянчить. И что? Где они, внуки?
— Ох, Олюшка, ты поторопись, а то я так и не увижу твоих деток, — подпевала бабушка.
— А может, я боюсь, что вы станете меня меньше любить, — шутила Оля, целуя бабушку в морщинистую щеку. — Я пока младшенькая, а потому самая любимая. Успею еще побыть старшей.
Говоря это, она и сама не подозревала, что и вправду так думает. Подсознательно Оля Большакова, взрослая, умная двадцатисемилетняя женщина, ужасно боялась, что маленький человечек оттянет на себя львиную долю внимания, времени и любви всех ее родных. Конечно, для малыша ничего не жалко, она и сама готова любить его всем сердцем, но… Но ведь это так привычно — быть центром вселенной.
Где окажется она, любимая дочка и внучка, если место на троне займет внук и правнук? В стороне? В числе свиты, которая будет прыгать вокруг малыша, так же как когда-то все суетились вокруг нее? Ну уж, нет. Пока она к этому не готова…
Если бы кто-то осмелился высказать вслух то, о чем тихонько шептал ее внутренний голос, Оля наверняка бы очень возмутилась. Притом совершенно искренне. Она прошла тщательное медицинское обследование, ходила по бабкам и колдунам, два года лечилась у гомеопата и даже занялась йогой. Короче, делала все, чтобы забеременеть. И чем больше она прилагала усилий, тем дальше оказывалась от цели. Посыпались неопасные, но многочисленные болячки, нервы совсем сдали, а некогда счастливая семейная жизнь превратилась в ад.
Олег проявлял себя с самой лучшей стороны. Уговаривал, утешал и безостановочно клялся в любви и верности. Но в итоге они развелись. После девятнадцати лет совместной жизни. По ее инициативе. Предложила она, а Олежка сразу согласился. Оля этого не ожидала. Она страшно боялась остаться одна, в вакууме, твердя себе каждый день, что, мол, конечно, кому нужна бездетная баба. Опять же, в глубине души она понимала, что дело не в ребенке, вернее, его отсутствии, а в ней самой. Что муж устал от ее страданий, сомнений, вечного недовольства жизнью. Но обвинять себя было тяжело. Гораздо легче чувствовать себя жертвой.
Муж, теперь уже бывший, собирался уехать и оставить ей квартиру. Но Оля этого не захотела. Всего лишь мысль о возможности жить одной приводила ее в ужас. И она с радостью вернулась в родительский дом, где все было почти как раньше. Только мама с папой постарели, а бабушка и дедушка уже умерли.
Прожив два года разведенной женщиной, Оля стопроцентно убедилась: таких мужчин, как ее бывший муж, на свете просто не бывает. Порядочный, терпеливый, добрый, верный и еще пунктов сто. Одни достоинства — и никаких недостатков. Экс-супруг все это время поддерживал с ней отношения, иногда даже казалось: Олег не против вернуться к разоренному очагу, но недавно все круто переменилось.
То, что ее ждут плохие новости, Оля поняла сразу, как только увидела на определителе номер бывшей свекрови. Старушка звонила редко и почему-то всегда с дурными новостями.
— Ну как твои дела, Олюнчик, деточка? — Антонина Алексеевна, как всегда, начала издалека.
— Спасибо, все в порядке. А как ваше здоровье?
— Здоровье? Ужасно. Катаракту надо удалять, ноги отекают, должно быть, сердце. И хожу с палочкой. Представляешь, какой кошмар! То хоть Олежка помогал, а теперь ему, конечно, не до матери будет.
— Почему? — Оля похолодела. Такая постановка вопроса могла означать только одно: у Олега кто-то появился. Наверняка бывшего супруга прибрала к рукам какая-нибудь молоденькая свиристелка. Учитывая его наивность и выгодное материальное положение, это вполне закономерный исход. Удивительно, как этого не произошло сразу после их развода…
Но действительность оказалась еще мрачнее.
— А ты разве ничего не знаешь? — удивилась бывшая свекровь. — Он же женился! С ребенком взял, представляешь? Девочке лет пять, папой его зовет. Я сама лично слышала, когда Олежка мне звонил. Представляешь, он со мной говорит, и тут я слышу: «Папа, у меня воланчик на крышу попал!» Я еще спросила: «Это тебя там зовут?» — свекровь взяла паузу.
— А он? — У Оли упало сердце.
— Сказал: «Да, мама, мне нужно идти, я тебе позже позвоню».
— Но как же… Как же так? Он мне ничего не говорил… Откуда она вообще взялась-то, эта женщина?
— Кажется, они в Барселоне познакомились… Дальше Оля не слушала. Тоска, ностальгия, крушение надежд — все перемешалось в ее душе. Но главным было чувство, что ее предали. Как же так? В Барселоне! Там, где они были так счастливы! Там, где они последний раз были счастливы. Он что же, не думал о ней, Оле, когда ходил по тем же улицам, когда смотрел на собор, спускался на набережную, видел гусей святой Евлалии?
Оля плакала несколько дней, так тяжела оказалась для нее новость. Да еще ребенок! Девочка. Какая-то маленькая девочка, которая всего-то знакома с Олегом, с ее Олегом, без году неделя, а уже по какому-то праву называет его папой… Странно, но она гораздо сильнее ревновала Олега к ребенку, чем к женщине. Тем более что эта Светлана вскоре умерла. А ее дочка осталась.
* * *
И вот, пожалуйста — только Оля пришла в себя после месяца мучений, только перестала ненавидеть незнакомую девчонку, как ее ждал сюрприз…
Она только что приняла ванну и, закутавшись в теплый махровый халат, сушила перед зеркалом волосы. Из-за жужжания фена даже не сразу услышала звонок мобильного, а когда взглянула на его экран, забыла обо всем на свете. Потому что звонил Олег.
— Оля, ты сейчас дома? — спросил он. — Можно к тебе зайти? Я тут, неподалеку.
— Конечно, можно! — закричала она, даже не успев ни о чем подумать.
Они появились через четверть часа. Вместе. Бывший муж и маленькая большеглазая девочка, белокурая, в голубой курточке.
— Привет, — Олег был немного смущен, видно, понял по ее лицу, что их визит не в радость.
— Привет, — процедила Оля сквозь зубы, — чай будете?
— Будем, — поспешно согласилась девочка. — Мы торт принесли. А меня зовут Олеся.
«Ну, сюда, предположим, тебя никто не звал», — про себя парировала Оля и тут же устыдилась. Ну чем малышка-то перед ней виновата?
Часа через два, после чаепития с Олиным любимым тортом и игры в «дурака», напряжение немного спало. Девочка казалась веселой, совершенно не капризной, и, похоже, очень смышленой. Внимание на себя не тянула, взрослых не перебивала, наоборот, вела себя уважительно и, похоже, немного стеснялась. Однако была настолько приветлива и доброжелательна, что Ольге постоянно становилось совестно.
Она включила для девочки компакт с отечественными мультфильмами и вышла с Олегом в другую комнату.
— И зачем вы пришли? — спросила она, стараясь выглядеть беззаботной. Но тут же заметила, что голос ее звучит напряженно и зло.
— Познакомиться.
— Зачем?
— Потому что ты мне не чужая, а эта девочка теперь — моя семья.
— Я тебе абсолютно чужая! — отчеканила она. — Мы развелись два года назад. И ты не очень рвался со мной общаться.
— Неправда. Я общался с тобой постоянно. И постоянно вспоминал тебя. Олюша, брось. Мы прожили вместе почти двадцать лет и развелись только потому, что ты сделала нашу жизнь невыносимой. Ну, признайся!
— И что теперь? Что ты от меня хочешь? Ищешь мамочку для своей дочки?
— Да, — сказал он просто, — я хочу семью. С ней и с тобой. Ты мне нужна. Выходи за меня замуж. Давай начнем сначала. Втроем.
У Оли подкосились ноги, но она не подала виду.
— Ты хоть понимаешь, о чем просишь, Олег? Что ты мне предлагаешь! Может, тебе все равно, твой ребенок рядом или нет, а мне она чужая. Чужая! Она даже не твоя дочь, а дочь каких-то неизвестных мне людей, которых я ни разу в жизни не видела!
— Олюша, я понимаю, это странно, это дико, даже противоестественно, но постарайся понять — эта девочка мне не посторонняя. Она теперь моя дочь, а я ее отец.
— Замолчи! — она все-таки расплакалась. — Как у тебя все просто! Я, как идиотка, лечилась девять лет, спрашивается, зачем? Если можно пойти и найти себе ребенка, выбрать, как игрушку в магазине. Ты пять лет не знал о ее существовании, первый раз увидел меньше года назад, а уже весь в отцовских чувствах! Не верю! Она тебе никто. Никто!
Олег обнял бывшую жену.
— Олюша, прошу тебя, давай попробуем. Вот увидишь, она необыкновенная. И очень добрая. Все уладится, я тебя уверяю. Я люблю только тебя и не смогу жить ни с какой другой женщиной. А она будет нашим с тобой ребенком. Вспомни, ты же сама говорила, что дети приходят разными путями.
Он шептал что-то еще, долго и настойчиво. И вдруг она почувствовала, что почти успокоилась. Олег был рядом. Ее Олег. Верный, любящий. Он вернулся. А все остальное было не так уж важно.
— Олежка, а ты не перестанешь брать меня на коленки?
— Нет, — засмеялся он. — Даже на плечах буду носить.
— А разделывать мне курицу? Я не могу есть серое мясо!
— Не беспокойся, все будет как раньше, только еще лучше, — заверил он Олю, целуя ее в макушку. — Знаешь, а твои волосы по-прежнему пахнут акварелью.
