Глава 19
Непростое решение
Сентябрь 2007 года
Спустя неделю после похорон Светланы Денис в сопровождении своей охраны приехал на Киевский вокзал встречать отца, возвращавшегося с гастролей.
Вокзалов Дэн никогда особенно не любил. Вот аэропорты — другое дело. Там как-то чище, организованнее, приличнее. А тут вечно грязь, бомжи, суета и неразбериха.
Да еще они опоздали к поезду. Вроде бы и выехали заранее, а все равно застряли в пробках, простояли неизвестно сколько, а за это время поезд уже подошел. Вот ведь как странно все бывает в жизни! Когда ты прибываешь вовремя, поезд или самолет обязательно опаздывает. А стоит тебе задержаться на встречу — он, пожалуйста, тут как тут, минута в минуту.
Хорошо еще, что отец у него — человек вменяемый. Все понял, когда Денис позвонил ему со стоянки на мобильный, не стал выражать недовольства и обещал спокойно дождаться в купе.
С трудом пробираясь сквозь людской поток, Дэн шагал по перрону и вдруг увидел идущую ему навстречу Таню. Он сразу ее узнал, издалека, да это было и несложно — девушка выглядела точь-в-точь так же, как полгода назад в аэропорту. Та же курточка, тот же громоздкий старый чемодан, волосы так же небрежно сколоты заколкой, и даже, кажется, заколка та же самая. Только в приложении к чемодану теперь еще и чехол со скрипкой.
То, что произошло дальше, получилось как-то само собой. Денис действовал так быстро, что даже не успел подумать, зачем он это делает и нужно ли так поступать. Он просто бросил своим ребятам: «Подождите здесь!», и устремился к девушке, окликая ее по имени.
К счастью, на этот раз у нее не было в ушах этих проклятых наушников. Она услышала, остановилась, завертела головой. Увидев его, сначала побледнела, потом покраснела. И вдруг вся засветилась улыбкой.
— Денис… Какой ты красивый. Ты уезжаешь или приехал?
— Ни то, ни другое. Встречаю кое-кого, — ответил он. И запоздало изумился ее реакции. Неужели после того, как он некрасиво поступил с ней летом, сорвавшись и уехав без всяких объяснений, она до сих пор рада его видеть? Никаких обид, никаких претензий. Просто радостная улыбка.
— Таня, я… Ты извини, что так вышло. Мне позвонили, пришлось срочно уехать, я тебя даже предупредить не успел, — забормотал он, сам чувствуя, насколько жалким и нелепым выглядит его вранье.
— Конечно, я так и подумала, — кивнула она. — Это мама подняла панику, хотела объявить тебя в розыск… Но я ей не позволила. И вещи твои не дала трогать. Они в целости и сохранности, ждут тебя в Кузьминках. Ты можешь забрать их в любой момент. Когда тебе удобно?
— Да хоть сейчас. Подождешь меня пару минут, хорошо?
— Конечно.
Не слишком хорошо понимая, что он делает, а главное — зачем, Дэн вернулся к охране и попросил встретить отца без него. Мол, возникли непредвиденные трудности, срочно надо ехать в офис. Авось батя поймет, не обидится. Таня, как и обещала, ждала в назначенном месте, посреди оплывавших ее с обеих сторон людских потоков.
— Пойдем! — Денис подхватил ее чемодан.
— А ты куда? Метро в другой стороне.
— Мы поедем на такси.
— Но это так дорого… Тут вокзал, и водители заламывают такие цены…
— Ничего, я не разорюсь.
— Ты нашел хорошую работу, да? Я так рада за тебя! Он был уверен — ее слова были абсолютно искренни.
Она действительно рада. И не тому, что у него теперь водятся бабки, которыми можно поживиться, а тому, что все устроилось, и ему теперь хорошо.
«А я-то ей не верил… — пронеслось в голове. — Дурак».
— Да, я теперь что-то вроде начальника и зарабатываю прилично.
— Это здорово. А работа тебе нравится?
— Нравится.
— Ну, это самое главное. А то когда работа не по душе, то никакие деньги этого не компенсируют…
На стоянке за поездку от Киевского в Кузьминки действительно запросили втридорога, но Денису было все равно.
— А как твои дела? — спросил он, когда они уселись в машину, оба на заднее сиденье, но далеко друг от друга.
— Спасибо, хорошо. Вот, на гастролях были…
— А в личной жизни как?
Она грустно улыбнулась и отвернулась к окну.
— Да никак… Знаешь, ты, наверное, был прав. Не было никакой любви, я сама себе все придумала-. Потому что мне так казалось интереснее жить. А это неправильно. Жить надо реальной жизнью, а не своими фантазиями.
— Рад, что ты это наконец поняла. Ну а что же все-таки он? Знаешь, мне до сих пор интересно, кто он. Он из твоего театра, да? Какой-нибудь заслуженный тенор-солист?
— Какая теперь разница?
— А я, может, ревную?
— Ты? Не надо так шутить Денис, это жестоко… — Она замолчала.
— Извини, — пробормотал он, хотя и не понял, при чем тут жестокость.
До Кузьминок доехали молча и на удивление быстро. Когда заходили в подъезд, поднимались по лестнице и входили в квартиру, Дэн вновь почувствовал что-то вроде дежавю. Все в точности как весной.
— Мама на даче? — на всякий случай поинтересовался он.
— Конечно, иначе я бы не привезла тебя сюда, — усмехнулась Таня.
— Она злится на меня?
— Не то слово… Я даже твой чемодан подальше спрятала, чтобы он ей о тебе не напоминал. Чаю хочешь?
— Очень хочу. Аж в горле пересохло.
На самом деле пить он совсем не хотел. Но просто так взять свои вещи, развернуться и навсегда уйти из этого дома хотелось еще меньше.
— Тань, я вот о чем хотел тебя спросить, — начал он, усевшись на знакомую шаткую табуретку. — Помнишь наш последний разговор?
— Да, помню. — Она наполнила чайник водой, поставила на плиту и зажгла газ.
— Скажи, когда ты говорила о Золушках и о вечерних платьях днем… Что ты имела в виду?
— Да то и имела. Что свадьба — это праздник, но сразу за ней начинаются будни, к которым люди еще не готовы психологически… Вот и начинаются конфликты, разочарования и разводы…
— А ты не хотела сказать, что мечтаешь о красивой жизни, а я, нищий гастарбайтер, не смогу ее тебе обеспечить?
Таня вытаращила глаза.
— Ты что! У меня и в мыслях не было ничего подобного. Ты еще скажи, что мое отношение к тебе переменилось из-за того, что ты теперь нашел хорошую работу.
— То есть как не нужен я тебе был безработным, так не нужен и теперь, в костюме и при галстуке? — уточнил он.
— Да совсем наоборот! — торопливо выпалила Таня и, сама испугавшись своих слов, замолчала.
— Ну-ка, ну-ка… С этого места, пожалуйста, подробнее.
— Перестань, я не хочу об этом говорить…
— А я хочу! — Денис встал, шагнул к ней. — Хватит с меня уже этих аллегорий и хождений вокруг да около. Объясни все толком, да так, чтобы на этот раз я все понял.
— Дэн, пусти, у меня чайник кипит…
— И черт с ним! — не сходя с места, он протянул руку и выключил конфорку, благо размеры кухни это позволяли. — Не пущу, пока не объяснишь.
Поняв, что деваться некуда, Таня сделалась совершенно пунцовой и залепетала:
— Денис, я всегда хорошо относилась к тебе, правда… Даже слишком хорошо… Еще с первой встречи, в самолете… Только не сразу это поняла… А когда ты сказал: «Выходи за меня замуж», я… я испугалась, Денис. И огорчилась… Оттого и начала городить этот огород про вечерние платья, потому что растерялась, не знала, что говорить.
— Но почему? — интересно, он хоть когда-нибудь научится ее понимать? — Почему ты огорчилась?
— Потому что была уверена, что ты шутишь. Я сердцем чувствовала — в этом какой-то подвох. Не в том смысле, о котором говорила мама, что у тебя ко мне какой-то интерес… А что-то другое. Признайся, ведь было так, да?
— Да, — ответил Денис, не выдержав ее взгляда. — Это было… Это было пари. Мы с другом поспорили в аэропорту, что можно вот так быстро познакомиться с девушкой и жениться на ней…
Он замолчал, подбирая слова. Как объяснить ей всю историю с этим проклятым пари, с чего начать? Но Таня не стала дожидаться продолжения:
— Ну вот, ты сам виноват, что тогда убежал, — грустно улыбнулась она. — А то бы выиграл спор. Или он еще в силе?
— Что? А, нет, конечно. Мы быстро разобрались, какой идиотизм — спорить на такие вещи… Но почему ты сказала, что я бы выиграл спор?
— Денис, разве ты не понимаешь? — на ее глаза навернулись слезы. — Я ведь так хотела за тебя замуж… А ты убежал и исчез.
— Конечно, ты ведь сказала, что любишь другого, — не удержался он.
— Дура была! — в сердцах выпалила Таня. — Я ведь тогда уже любила тебя… Только сама этого не понимала. А когда поняла — было уже поздно. Ладно, что сейчас об этом говорить…
— А по-моему, — самое время, — улыбнулся он. — Потому что…
Тут в кармане завибрировал сотовый, и Денис тихо выругался. Ну почему его хоть ненадолго не могут оставить в покое? Это наверняка секретарь из офиса. Или отец, который хочет сообщить, что добрался без приключений. Как будто нельзя это сделать потом. Но на дисплее высветилось имя Белла.
— Привет! Можешь говорить?
И он понял — надо действовать сейчас. Прямо сию минуту.
— Да, могу, — слова давались почему-то очень тяжело.
— Тогда как насчет того, чтобы встретиться через пару часов.
— Увы, никак не получится.
— Очень жаль, — похоже, она и вправду огорчилась. — Ну что ж, тогда в следующий раз.
И он решился:
— Нет, Белла. Прости. Следующего раза не будет. Спасибо тебе за все, но мы больше не увидимся. Я женюсь.
— Ну что же… — в трубке вдруг раздался странный звук.
«Нет, этого не может быть! — с ужасом подумал Денис. — Мне показалось. Это глюк. Такие женщины, как Белла, не плачут!»
— Желаю тебе счастья, Дэн, — очень спокойно сказала она, и он вздохнул с облегчением. Разумеется, померещилось.
Он спрятал телефон в карман и встретился со взглядом совершенно круглых от удивления глаз Тани…
* * *
Прежняя квартира Алки, точнее, ее родителей, ему нравилась гораздо больше. Тоже хрущевка, как и у Танечки, только на «Академической». И кухня такая же маленькая, метр на метр, развернуться невозможно. Но как там было уютно! В студенческие времена они допоздна засиживались тут небольшой компашкой с бутылочкой дешевого портвейна. И говорили, говорили. Темы были пустяшные, но им, молодым и горячим, казалось — только при их участии мир будет жить правильно. К середине ночи все разбредались по домам, а они с Алкой оставались. И целовались до утра. Ее предки быстро привыкли к их отношениям и делали вид, что ничего не замечают.
Позже он приходил сюда, чтобы поделиться новостями. Или разделить с ней радость. И даже поплакаться в жилетку — этого он не позволял себе больше нигде и ни с кем. Алка сочувствовала, и понимала, и помогала.
А потом она переехала. Стала хорошо зарабатывать в своей риелторской компании и купила себе очень приличную квартирку на «Соколе». Успела еще до дефолта, по приемлемым ценам. Обставила ее, и все такое. Но новая квартира Дэну не нравилась. Не было в ней прежнего уюта. И приятных воспоминаний она тоже не навевала, несмотря на то, что они много раз занимались здесь любовью.
— Ты проходи, Дениска, я сейчас.
Алка чмокнула его в щеку и упорхнула в комнату. Он вошел следом и он обнаружил, что она поспешно убирает с журнального столика романтический натюрморт — пепельницу, два бокала на тонких ножках, недопитую бутылку хорошего вина и витую свечу в нарядном подсвечнике. Ваза с фруктами и распечатанные дорогие конфеты остались на столе.
— Что, прячешь следы вчерашнего интимного ужина? — спросил он.
— Да, вот…
Наверное, он попал в точку. Она смутилась и обрадовалась. Ей была приятна его ревность. Пусть даже такая — игрушечная. Дэн все это видел.
Иногда он и правда немного ее ревновал. Но сейчас ему почему-то было безразлично, более того, он радовался такому повороту событий. Это будет просто чудесно, если Алка кого-нибудь найдет. Отмеренное им время кончилось. Не тогда, двадцать лет назад, когда она, расставшись с ним, вышла замуж. Тогда все только начиналось… А кончилось сейчас, сию секунду, в этой так и не ставшей родной квартире.
Несколько мгновений она смотрела на него. Пристально так, изучающее. И, кажется, тоже поняла — на этот раз все как-то по-другому.
— Алусик, я женюсь, — он сказал это и сам немного испугался.
— Да ты что! — Она глянула растерянно и как-то забито. Денис и не ждал, что Алка запрыгает от радости — не такой уж он наивный. Но и подобного выражения лица он тоже не ждал. Ну да, они бывшие любовники, но ведь прежде всего друзья. Ей он может все сказать, разве этого мало?
— Да. Она чудесная девочка. Я обязательно вас познакомлю.
— А говорил, на мне женишься. Лет в шестьдесят, — она произнесла это спокойно, даже весело. Но Дэн понял: Алла говорит серьезно.
— Но ты ведь соглашалась, а сама принимаешь у себя чужих мужиков, — он кивнул в сторону кухни, куда она унесла два хрустальных бокала, один со следами помады, другой без. Глупо, но он все еще пытался превратить этот тяжелый разговор в шутку.
— Да, ты прав. Он совсем чужой, — заговорила она быстро. — Ты даже не представляешь себе, насколько. Не поверишь, как я с ним познакомилась. По объявлению в Интернете. Что ты так смотришь? Я искала себе мужика. Чтоб всегда был со мной. Чтоб его не нужно было ждать. И не нужно было трястись, когда в радиусе метра появляется существо в юбке. Я ведь еще в институте поняла, что ты бабник. И поняла, что тебя не переделать. Я гордилась, что у меня достаточно мозгов, чтобы не влипнуть в эти отношения по макушку. Но не хватило, чтобы понять: ты не изменишься вообще никогда. Я ведь думала, что самая умная. Что пройдет много-много времени. Произойдет много событий. А я всегда буду рядом. И всегда буду самая лучшая. Она помолчала.
— Ты думаешь, я очень самонадеянная? Но ведь я из твоей юности. Я твоя первая любовь. Это все что-то значит. Не может не значить, правда?
— Но ты и правда всегда была для меня самая лучшая, — сказал он, понимая, что это совсем не то, что ей хочется услышать.
— Не перебивай. Ты ведь совсем меня не понимаешь. Я не отказалась от всего в ожидании тебя. У меня была своя жизнь. И мужики были. И замуж меня звали. И семейной жизнью я сыта. Но ты… — она всхлипнула. — …ты, Дениска, через всю мою жизнь прошел. Смешно, но я о тебе думала даже в свою первую брачную ночь. Без надрыва, а здраво так и с удовольствием. Мол, побуду я сейчас счастливой с Петром, лет пять, потом разведусь и выйду за Дениску. Мы оба будем повзрослевшие, помудревшие. Он поймет, что я единственная его любовь и судьба. Я понимала, что ты несерьезно говоришь про «женюсь на тебе лет в шестьдесят». Но была уверена, что потом заговоришь серьезно… Скажи, ну чем, чем она лучше меня?
— Ну что ты сразу — лучше, хуже… Просто на самом деле ты любишь не меня. Вернее, меня прошлого, а не меня нынешнего. Я изменился, Алка, а ты не хочешь этого понять.
— А она, что, понимает?
— Понимает.
— Я не верю! Ей твои деньги нужны, а не ты!
Она все-таки заплакала. Так жалобно, что вместо досады он испытал острую жалость.
— Ну, Алка, ну что ты. Мне же еще нет шестидесяти. Может, я к тому времени уже сто раз разведусь и буду ползать перед тобой на коленях, вымаливая руку и сердце.
Он неуклюже пытался ее утешить.
— Нет, Дениска, нет, — она покачала головой. — Я сама с собой сыграла шутку. Я слишком понимающая, слишком откровенная. Я твой друг. Только и всего. Я уже давно подозревала. Ты пришел и сказал, что женишься. И я поняла, что проиграла.
Алка отошла к окну, закурила. Он словно увидел ее впервые. Немолодая, родная, преданная. Алка, Алка, прости меня, дурака. Может, я и плюнул бы и на пари, и на свое счастье. И искупил бы все грехи перед тобой. Но что-то такое произошло в моей жизни. Что-то неожиданное и необъяснимое. Он хотел сказать ей что-нибудь хорошее, ободряющее, но нужные слова никак не шли на ум. А молчать было неловко.
— Не называй меня Дениской, — произнес он неожиданно грубо. — Мне это никогда не нравилось.
Алла не ответила.
Дэн молча вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Часть обратной дороги он решил пройтись пешком. Чтобы хоть как-то развеять отвратительное настроение и справиться с неприятными мыслями.
И сейчас впервые у него возникла мысль, что все его прошлое — пирровы победы. Иллюзия легкости, за которой стоят женские слезы и тщательно скрываемые страдания.
«И что со всем этим делать? — думал он. — Мы лучше и честнее их, потому что не создаем проблем там, где их нет, и ничего из себя не строим? Или это они выше нас? Со своими чуткостями, ранимостями, верностями? Как искать общий язык, да и нужно ли это?»
Его мысли постоянно возвращались к Тане. Именно с нее все началось. Эти рассуждения о женщинах, о жизни, о себе. С того момента, как он первый раз попытался сделать ей предложение, а потом сбежал. Но тогда просто спор хотелось выиграть, а теперь все изменилось.
Теперь, когда отсеклось все лишнее в его жизни — пусть жестко, подчас болезненно, но отсеклось, — он действительно был почти счастлив с Таней. И квартира в Кузьминках превратилась в тот самый шалаш, в котором может быть рай. Особенно, когда знаешь, что, кроме шалаша, у тебя еще имеется дворец, где играют свирели, и терем с балконом на море.
— Ну, что, когда мы идем в ЗАГС? — спросил, вернувшись домой и прямо с порога обнимая и целуя Таню.
— Только надо будет сказать маме… — прошептала она в ответ.
— Без вопросов, — Дэн был так счастлив, что даже образ грозной тещи не мог испортить его настроения. — Давай позвоним ей прямо сейчас.
— Ей нельзя позвонить.
— Разве у нее нет мобильного?
— Не-а. Она их принципиально не признает. Не умеет пользоваться и считает очень вредными для здоровья. Надо ехать на дачу.
— Ну что ж, делать нечего, поехали, — ради Тани он был готов даже на это. — Только завтра с утра, сейчас у меня совсем другие планы.
— Хочешь кушать? Ужин готов. Пошли на кухню?
— У меня есть идея поинтереснее. Пошли лучше в спальню…
* * *
Полная луна светила прямо в узкое высокое окно. Зажигать свет Денис не стал. Стоял в полумраке посреди холла второго этажа своего загородного дома и соображал, что делать дальше.
Конечно, он готовился к встрече с будущей тещей, купил шикарный букет, конфеты и шампанское. Но всего этого оказалось недостаточно. Услышав, что он сватается к ее дочери, Элеонора Виссарионовна подняла такой крик, что Дэн даже удивился, почему не прибежала охрана из их с отцом дома, находящегося прямо через забор. Бедная Танечка не знала, как ее утихомирить.
Мадам заявила, что скорее умрет, чем отдаст дочь замуж за нищего гастарбайтера, которого интересует лишь столичная жилплощадь. И не желала слышать никакие аргументы Дениса. Тем более что российский паспорт, со столичной пропиской, он, как назло, не захватил, а ни загранпаспорт, ни даже кредитка, Элеонору не убеждали.
— Да москвич я, москвич! — пытался втолковать он. — Я и родился в Москве, и квартира у меня есть.
— А вот и врешь! — упиралась не желающая стать тещей.
— Да не вру…
— Метрику покажи — тогда поверю.
— Да хоть завтра! — выпалил в сердцах Денис и озадачился. Он вспомнил, что его свидетельство о рождении, вместе с другими, не слишком важными документами, хранится не у него дома, а в кабинете у отца, тут же, в Раздорах. Объясняться с отцом, что он тут делает «пешком и без охраны», как попал сюда и для чего нужна метрика, не слишком хотелось.
— Ну вот завтра и поговорим! — заявила Элеонора. Правда, хоть остаться ночевать разрешила, и на том спасибо. Время было уже позднее, ведь они с Таней приехали на дачу под вечер.
Как ни странно, Денис быстро уснул и проспал несколько часов. А потом проснулся, и тут его осенило — надо прямо сейчас, когда отец уже, наверное, спит, пойти к себе в дом и взять метрику.
Осуществить это оказалось не так уж сложно. Вышколенная охрана не стала задавать вопросов, отчего это хозяин приперся во втором часу ночи и где его автомобиль. Дэн без препятствий попал на участок, поднялся на крыльцо, вошел в дом, поднялся на второй этаж… И задумался.
Отец, похоже, еще не спал. Судя по шуму воды в ванной, он принимал душ. Сталкиваться с ним, конечно, не хотелось, но другого выхода уже не было. Нужно было идти в кабинет и искать в столе метрику. Может, он успеет, и отец не услышит…
Денис сделал несколько поспешных шагов, после чего остановился и даже вскрикнул от неожиданности. Потому что дверь кабинета распахнулась, и из него вышел его папа. В длинном махровом халате и с каким-то толстым томом под мышкой. Георгий Борисович выглядел довольным и веселым и даже поздний визит сына его не напугал. Хоть и удивил.
— Дениска? Ты что здесь делаешь? И почему ты вопишь?
— А ты разве не в ванной?
— Нет, как видишь.
— А кто же тогда…
Договорить Дэн не успел. За его спиной раздался испуганный женский голос, показавшийся удивительно знакомым.
— Жорик, что случилось?
Дэн обернулся. Нет, этого не может быть, это галлюцинация… Он во все глаза смотрел на полную даму, застывшую посреди коридора. Босая, в розовой купальной шапочке, закутанная в слишком маленькое для таких богатых форм банное полотенце. Элеонора Виссарионовна!
— Он вор, да? — агрессивно двинулась в его сторону будущая теща. — Я всегда это знала. Не работает, делать ничего не умеет. Ни прописки, ни жилплощади. Паразит! А я-то думала, хуже гастарбайтера для Таньки никого не может быть. И вот, пожалуйста. Пригрели преступника!
— Эленька, а что случилось? — Георгий Борисович близоруко прищурился.
— Он соблазнил мою дочь!
— Правда? Танечку? Боже, какое счастье! И что, удачно соблазнил?
Дэн стоял ни живой, ни мертвый, пытаясь хоть как-то уяснить, что происходит.
— А что вы здесь делаете, Элеонора Виссарионовна? — спросил он совершенно искренне, вызвав тем самым бурю негодования.
— Наглец! Подонок! Маргинал! Я здесь живу. А по тебе тюрьма плачет.
— И давно вы здесь живете? — опешил он. Вот тебе и раз! Ничего себе у папы личная жизнь!
— Давно, — отчеканила женщина с достоинством. — А ты, стало быть, решил обчистить домик по соседству? Смотри на него, Жорик, он даже не растерялся. Вот поколение! Им плюй в глаза — скажут, божья роса. А ведь он мог тебя убить… Мерзавец! Жорик, держи его. Я сейчас в милицию позвоню!
— Подожди, Эленька, я что-то ничего не понимаю. Зачем тебе милиция? И почему ты все время оскорбляешь моего сына?
— Что-о-о?
Еще минут десять события напоминали пьесу в театре абсурда. И только потом картина стала постепенно проясняться. Выяснилось, что старый ловелас Георгий Борисович Вербовский наконец-то встретил свою настоящую любовь. Возраст его к тому времени был уже солидным, победы на любовном фронте давались все тяжелее, хотя со стороны это и не было заметно. Коллеги все, как одна, были влюблены в повелителя театрального оркестра. Он отвечал им взаимностью. Случались короткие романы, приятный флирт, бодрящее кокетство, но азарта в погоне за очередной юбкой Георгий Борисович уже не испытывал. Он давно для себя понял: ему лень. Когда-то ему казалось, что увлекательнейшая игра в любовь никогда не наскучит, но он ошибся. Под старость захотелось чего-то нового.
Настоящей близости, родства душ, спокойных вечеров с женщиной, которая знает тебя от и до. И насколько крепкий ты любишь чай, и какие передачи смотришь по телевизору, и какое лекарство пьешь, когда расшалится сердце — не в романтическом, а самом что ни на есть прозаическом смысле.
И судьба, представьте, послала ему такую замечательную женщину. Два года назад он зашел к соседке по даче поговорить, не продаст ли она ему свой участок, и вскоре понял — это она. Та самая женщина, которую он искал всю жизнь. Такая контрастная и непредсказуемая. Добрый ангел и неистовая амазонка в одном лице.
Когда состоялось объяснение, перед поздними любовниками встал вопрос, как жить дальше, ведь у каждого из них есть дети. Допустим, с Денисом проблем бы не возникло, он бы, конечно, все понял. А вот с Танечкой все казалось сложнее. Элеонора Виссарионозна очень жалела дочь. У нее совершенно не было личной жизни, она плакала по ночам и все больше замыкалась в себе. Если бы можно было уступить ей свое счастье, Нора непременно сделала бы это.
Они с Георгием любили друг друга и, конечно, не стали отказываться от этого позднего подарка судьбы, но решили держать все в тайне. И встречались потихоньку, когда Тани не было на даче. Или по ночам.
— Я так надеялась, что Танечка все-таки встретит хорошего человека, — всхлипывала дама, вытирая глаза краешком полотенца. — Я уж думала, пусть хоть гастарбайтер, только чтоб любил мою девочку.
— Я люблю, — заверил Денис. — Да уж, папа, роковой ты персонаж, ничего не скажешь… Элеонора Виссарионовна, а можно вас спросить, почему вы кидаетесь ботвой через наш забор? Та опустила глаза:
— Это знак.
— Какой еще знак? — не понял он.
— Ну, что я приехала, Тани нет дома. Чтобы Жорик мог ко мне прийти. Не побегу ж я к нему через охрану…
— По-моему, теперь твоя очередь рассказывать, сынок… — намекнул Георгий Борисович.
И Денис, как мог, все объяснил. Про пари умолчал, наплел, что увидел Таню в аэропорту, и она ему сразу очень понравилась. Но, поскольку он устал от того, что девушек интересуют только его деньги, а не он сам, решил до поры до времени скрыть, кто он такой, и посмотреть, как будут развиваться события дальше.
